Взгляд Майкрофта (гет)

Камера показала Марин Парейд. Она была совершенно пустой, не считая Гермионы Грейнджер и неизвестного пока Майкрофту мужчины, неторопливо идущих от Дуврского замка по направлению к порту.

Изображения уличных камер пока были недостаточно качественными, но Майкрофт отметил время записи — мужчину нужно будет внести в базу и, по возможности, установить его личность. Навскидку: работает в Министерстве Магии, учился с Гермионой примерно в одно время, не женат, живёт с отцом или старшим родственником. Есть кошка. Отчаянно надеется произвести на Гермиону впечатление. Возможно, рассчитывает на продолжение вечера в… иной обстановке.

Майкрофт скривился и отвёл глаза. Не то чтобы ему было до этого какое-то дело… Впрочем, было бы глупым отрицать: было. Связь с Шерлоком для Гермионы была, безусловно, более предпочтительной, чем с не обременённым интеллектом посредственным чиновником.

Майкрофт покачал головой. Было нечто любопытное в том, как именно его сознание расставило акценты: связь с Шерлоком предпочтительнее для Гермионы. Не для Шерлока. Майкрофту не было дела до личной жизни Шерлока. Разумеется. А личная жизнь Гермионы в некотором роде представлялась ему вопросом, требующим внимания.

Он взял из вазочки печенье, положил в рот и пояснил самому себе: отношения Шерлока с Гермионой — важное условие для того, чтобы Шерлок отдал код. К тому же, Гермиона… вовлечена. Испытывает эмоции. Подвержена их влиянию. Шерлок в этом плане был безопасен: во всём мире он желал влиять только на одного человека, на своего драгоценного Джона Ватсона. Он не влиял на Гермиону. Этот чиновник, кем бы он ни был, мог быть опасен для взаимодействия с магами.

Съев ещё одно печенье, Майкрофт пришёл к выводу, что волноваться не о чем: Гермиона в чиновнике не была заинтересована.

На камере она вместе со своим спутником остановилась возле ограждения и взглянула через пролив. Она была сегодня одета непривычно — не в костюм и даже не в мантию, а в обычные джинсы и куртку. Напрасно. Этот подростковый наряд не шёл ей и обнажал её уязвимость.

Чиновник что-то спросил, и Гермиона обернулась к нему так, словно вовсе забыла о его существовании. Её рука механически потянулась к шее, и Майкрофт почему-то подумал, что она касается золотой цепочки.

Она что-то ответила и внезапно, без предупреждения или прощания, исчезла. Звук камера не передавала, но Майкрофту показалось, что он слышит знакомый резкий хлопок.

Чиновник остался стоять, удивлённо оглядываясь по сторонам.

Майкрофт набрал Элис и велел обратить на него особое внимание: зафиксировать все его появления на камерах, внести в базу, постараться найти знакомых ему людей и проверить контакты. На всякий случай.

— Мистер Холмс… — проговорила Элис, приняв все указания. — Сэр, вы просили сообщить, когда его доставят.

— Уже? — уточнил он спокойно.

— Только что. Вы встретитесь с ним?

— В этом нет необходимости. Просто подготовьте всё к завтрашнему визиту и убедитесь, что к нему будут иметь доступ только полностью проверенные люди.

— Да, сэр.

Элис положила трубку, а Майкрофт опёрся лбом о ладони и подумал, что ему стоит как следует поспать. Допрос Джеймса Брука a.k.a. Джима Мориарти обещал быть тяжёлым, изматывающим и очень долгим.

* * *

Майкрофт не пошёл к Мориарти. Много чести. Но это не значило, что он не следил за их с Гермионой беседой. Нельзя сказать, что это был долгий разговор.

Гермиона бросила всего две коротких фразы, глядя на Джима Мориарти со смесью отвращения и жалости, после чего направила палочку ему в лицо и произнесла чётко:

— Легиллименс.

С кривой волшебной латыни Майкрофт перевёл легко: «Читаю разум», — и внутренне содрогнулся. Сейчас становилось ясно, что в тот момент, когда она прочла его мысли и увидела его воспоминания, она действовала даже не в полсилы. Может, даже не в четверть.

От воздействия заклинания Мориарти окаменел. Его пальцы нервически, судорожно сжались, впиваясь в металлические поручни стула, на котором он сидел. Глаза распахнулись очень широко, почти вылезая из орбит. Зрачки расширились. Рот приоткрылся, на лице застыло страдальческое выражение. По лицу и шее градом потёк пот.

Гермиона стояла неподвижно, её глаза были чуть прикрыты, но Майкрофт не сомневался, что она не видит ничего вокруг себя — только сознание Мориарти.

Первые несколько минут она была спокойна, но потом что-то изменилось. Рука Майкрофта невольно дёрнулась к тревожной кнопке, по сигналу которой его люди должны были немедленно прервать своеобразный допрос — но он остановил себя.

Гермионе было трудно.

Что бы она ни читала в сознании Мориарти, это причиняло ей боль — возможно, даже бо́льшую, чем самому Мориарти. У неё по лицу тоже потёк пот. Тем не менее, она справлялась.

Майкрофт медленно отвёл руку от кнопки, преодолевая почти безотчётное искушение нажать её, и вцепился пальцами в рукоять зонта.

Гермиона пошатнулась и вернулась в реальный мир.

Мориарти расслабленно откинулся на спинку стула, облизал губы и сказал насмешливо:

— До скорой встречи, Гермиона. Передавай привет мистеру Снеговику.

Гермиона ничего не ответила, круто развернулась и вышла. Майкрофт переключил изображение на камеры в коридоре и в лифте, включил селектор и распорядился принести виски и два стакана и пожарче растопить камин.

Всё было готово, и он даже успел сесть за стол и хотя бы изобразить сосредоточенность на работе, прежде чем Гермиона вошла в кабинет.

Она выглядела откровенно неважно, но, пожалуй, это была простительная слабость. Майкрофт не был уверен, что сохранил бы самообладание, доведись ему прогуляться по мыслям и воспоминаниям психопата.

У Гермионы постукивали зубы. Она молчала, поэтому Майкрофт спросил:

— Впечатляет, не так ли?

Гермиона бросила на него короткий взгляд, подошла к столику, налила себе полстакана виски, тяжело опустилась в кресло у камина, и только сделав глоток, отозвалась:

— Впечатляет.

Майкрофт отложил в сторону бумаги, встал, тоже плеснул себе выпить и сел на стул, предназначавшийся для гостей.

— Очевидно, допрос не принёс результатов, — мягко проговорил он. Гермиона зажмурилась.

Майкрофт отвёл взгляд.

В целом эмоциональность он не приветствовал: она была ему неприятна. Но сейчас он действительно готов был сделать исключение. Хотя бы потому что… Потому что он знал эти симптомы. Дрожащие руки. Пот. Подёргивающиеся мускулы шеи. Отчаянное желание напиться и если не стереть воспоминания о произошедшем, то хотя бы сгладить их остроту и яркость. Даже большой дисциплины ума и воли не всегда хватало, чтобы справиться со страхом.

Гермиона справилась. После пары глотков крепкого виски она выпрямила сгорбленную спину, вскинула голову и сказала сухо, словно рапортовала:

— Его разум повреждён больше, чем я предполагала. Понадобится время и зелья, чтобы исправить наиболее существенные дефекты и получить доступ ко всей памяти, а не к её фрагментам.

Майкрофт оставил свой стакан и сказал:

— Мы можем поступить проще. Насколько мне известно, у вас есть вещества, способные, — он чуть наклонил голову, проверяя, как отреагирует Гермиона на его предложение, — принудить человека к откровенности. У нас также есть подобные разработки.

— Не выйдет, — Гермиона покачала головой, кажется, даже разочарованно. — Это всё равно, что проверять его на детекторе лжи. Он — социопат, для его сознания не существует понятия правды и лжи как моральных категорий. Что бы он ни сказал под действием веритасерума или ваших веществ, мы не сможем этому верить.

Очаровательно.

Шерлок обожал называть себя социопатом, разумеется, не являясь им. Мориарти, видимо, действительно был носителем диссоциального расстройства личности — разница была очевидна и заметна даже очень посредственному наблюдателю.

* * *

Время от времени Майкрофт был вынужден обедать с коллегами. Особенно с теми, от кого можно было бы ожидать неприятностей. И хотя Гермиона, бесспорно, относилась к числу коллег, причём тех, от кого можно ожидать неприятностей, Майкрофт едва ли мог представить себе ситуацию, в которой они окажутся в ресторане за столиком друг напротив друга. Её предложение пообедать удивило его. На самом деле.

После перемещения в пространстве слегка мутило, но Майкрофт не собирался показывать этого, отвлекаясь сначала на изучение меню, а потом на пустяковый разговор.

Гермиона была напряжена и даже подавлена. Он считывал это по лёгкому дрожанию пальцев, изгибу губ и хаотичному движению взгляда. Встреча с Мориарти далась ей непросто, вымотала, напугала. Но Гермиона едва ли собиралась отступать.

Почему-то именно сейчас (может, из-за расширенных зрачков или холода во взгляде) она показалась ему похожей на Шерлока. И, раз поймав эту ассоциацию, Майкрофт чувствовал, что не может отделаться от неё. Сходство между ними, замеченное впервые, при ближайшем рассмотрении оказалось громадным.

— Что заставило вас, — спросил Майкрофт спокойно, — влезть в политику?

Шерлоку никогда не было места в политике. Как и Гермионе.

— У меня не было особого выбора, — пробормотала Гермиона. Майкрофт воскресил в памяти книгу Брука. Если хотя бы часть описанных событий имела место в действительности — да, он понимал, почему выбора не было. Гермиона трактовала его реакцию иначе и вскинулась зло:

— Хотите сказать, выбор есть всегда?

— Нет, — отрезал Майкрофт. Собственно, его слишком часто нет. Гермиона нервно улыбнулась и спросила:

— Что заставило вас влезть в политику? — кажется, задав вопрос, она устыдилась его. Майкрофт пожал плечами. Он не думал о том, кем бы был, если бы не был политиком. Никогда.

— Очевидно тот факт, что я недостаточно усидчив для науки, — заметил он, а потом почувствовал, что Гермиона ему не поверила. Более того, что она нашла главную причину всех его поступков. Причину, которая, разумеется, не была достаточно серьёзной.

— Сантименты, — тихо произнес Майкрофт, — мне чужды, Гермиона, — она вздрогнула. — Даже по отношению к Шерлоку Холмсу. Не стоит приписывать мне эмоций, которые я не способен испытывать.

Не любовь двигала им. Только чувство долга. И Гермионе стоит это понять — иначе однажды обстоятельства заставят её сыграть на этой его мнимой слабости. И странное дело — Майкрофт не только не хотел, чтобы она играла. Он не желал, чтобы она потерпела болезненное поражение.

Они покончили с обедом почти в полном молчании, и только когда убрали приборы, Майкрофт сказал:

— В моей семье никогда не было принято потакать сантиментам и действовать под влиянием чувств. В отличие от вашей, я полагаю, — Гермиона посмотрела на него неприязненно и ответила:

— У нас действительно всегда была принята искренность, — это был вызов. Простой и даже глупый, но Майкрофт рассчитывал на него.

— Искренность сродни несдержанности, — заметил он, и Гермиона молча опустила голову, прекрасно понимая его намёк.

Принесли чай. Майкрофт разлил его по чашкам, добавляя Гермионе немного сливок, а себе положив сахар. Гермиона сделала глоток и продолжила разговор, словно и не было перерыва:

— В нашей школе есть четыре факультета. И только один из них считает хитрость и скрытность достоинством.

Майкрофт хмыкнул:

— Полагаю, это не ваш факультет. Вам присуще некоторое… безрассудство.

— «Гриффиндор славен тем, что учатся там храбрецы, сердца их отвагой и силой полны», — произнесла Гермиона как цитату. Даже странно, что эту строчку она считает своим девизом. Обладая долей безрассудства, Гермиона всё-таки (и снова — как похожа этим на Шерлока!) не страдала от недуга, именуемого храбростью.

— Храбрыми, — сказал Майкрофт, — называют людей в том случае, когда не хотят назвать глупыми. Эвфемизм в некотором роде. Уму присуща осторожность. А вы… вполне умны.

— Вы спрашивали, как я попала в политику, — быстро проговорила Гермиона. Слова про храбрость её задели, потому что, несомненно, она была с ними согласна, пусть и в глубине души. — Мне было двенадцать, когда передо мной встал выбор: не дать волшебнику, десять лет назад чуть не уничтожившему и магическую, и маггловскую Британию, обрести силы, или быть разумной и осторожной.

Эту историю Майкрофт помнил. Страшная история. Не та, которую стоит переживать, особенно в двенадцать лет. А смерть лучшего друга и безумие сестры — не то, что стоит переживать в шесть, верно?

— Вы похожи на моего брата, — сказал Майкрофт тихо. — Несдержанны, импульсивны, безрассудны, берёте на себя ответственность за то, за что ответственности не несёте, игнорируете советы… — он мог продолжать долго, но оборвал перечисление. Гермиона выглядела уязвлённой и растерянной, и Майкрофт какой-то особой частью сознания отметил, что залёгшие вдруг морщинки в уголках глаз будто бы возвращают её в прошлое, в ту Гермиону, которая погибла почти восемь лет назад.

— А вы похожи на василиска, — отозвалась она чуть надтреснутым голосом, — короля змей. Не испытываете эмоций, сострадания, жалости, зато способны убивать взглядом.

Это могло бы задеть и даже засчитаться как неплохой удар, если бы не тон: в нём сквозило не обвинение, не расчёт, а обида.

— Верное впечатление, — согласился Майкрофт. — Постарайтесь сохранить его в памяти…

Обед закончился.

Сантиментам конец.