Слепой сон (джен)

— Это тоже смерть.

— Это возрождение. Пока продолжаешь возрождаться, можно пару раз и умереть.

© Орсон Скотт Кард «Голос тех, кого нет»

Пробуждение было тяжелым.

Сначала пришли звуки — они были настойчивыми и смело ввинчивались в мозг, разрушая мою и без того хрупкую душевную организацию. Звук капающей воды неслабо ударял по нервам и был каким-то неестественно громким. Где-то за стенами сновали и переговаривались люди, они уже не были такими громкими, но все равно раздражали слух, словно я находилась вдали от толпы. Я не слышала каждого человека в отдельности, это был скорее слившийся в кучу гул голосов, но все равно, звучавший фоном, он был неприятен. Возможно, все дело было в моей слепоте и обострившихся чувствах, но раньше такого не случалось — звуки ощущались слишком остро и болезненно.

Потом я почувствовала слабость. Она не возникла внезапно, просто я ее не заметила, обращая внимание только на раздражающие звуки. Все тело ломило, как будто я просидела в одной позе несколько часов, как это делала при Фонге, медитируя.

Попытавшись двинуть свинцом налитой рукой, я поняла, что преуменьшила свою немощность, похоже, пара часов без движения — это слишком мало. Возможно, без сознания я провела гораздо больше времени, чем подумала изначально? Мышцы сильно затекли, руку я сдвинуть смогла, но она тут же отозвалась покалывающей болью, словно меня кусал целый рой мушек. Другой рукой я потянулась растереть и прогнать неприятные ощущения, но внезапно обнаружила, что в вену левой руки была вставлена капельница.

Я нахмурилась. Больница, значит.

Стараясь не потревожить иглу, я осторожно дотронулась правой рукой до открытых участков кожи, сначала до лица, очерчивая лоб, скулы и подбородок, потом до другой руки, потом опять до лица. Ожогов не было.

Неужели мне это только показалось? Но я же словно горела, я это отчетливо чувствовала. Разве я не должна была умереть? Или не должны были остаться хотя бы ожоги? Хоть что-нибудь кроме ноющих мышц? Или я опять умерла и попала в новое тело?

Я запаниковала и, не обращая внимания на обессилевший организм, зашарила по лицу, пытаясь определить, была ли я Зои или кем-то еще. Нет, похоже, все в порядке, выдохнула я, успокоившись. Короткие легкие, словно пух, волосы, конечно, не могли быть доказательством, но привычный бугорок родинки на правой щеке сказал мне о многом — я все еще была Зои.

Я хрипло рассмеялась, позабавленная собственной глупостью. Ведь я до сих пор не видела! Я все еще была слепа! Разве это не было лучшим доказательством того, что я не умерла и ни в ком не переродилась?

Нервный смех стих быстро, трансформировавшись в тихую истерику. Я непонятно зачем зажмурилась, словно уверяя себя в том, что все, происходившее со мной, было неправдой, зажала рот руками, чтобы не взвыть в голос. Слезы лились, не переставая. Это было так странно и глупо, но чтобы почувствовать, как дорога мне жизнь, мне вновь пришлось почти что умереть. И это «почти что» накатывало волнами облегчения, потому что я не хотела умирать, не хотела чувствовать это в очередной раз. Я не хотела потерять Гленна и Кёю и не хотела расставаться с И-Пин и Бетси. А еще мне многое предстояло сделать: я хотела стать ученицей Фонга и взять у него лучшее, что он мог мне дать, хотела закончить школу экстерном, чтобы не тратить время впустую, возможно, поступить в университет на факультет управления, чтобы уметь управлять компанией, которая, скорее всего, достанется мне по наследству, и постараться выяснить, почему меня так не любит мать и наладить отношения с отцом. У меня было много планов, и желание жить сейчас ощущалось особенно остро не потому, что я боялась смерти (нет, я уже умирала один раз, смерть не была страшной), а потому что боялась не успеть урвать от жизни все. А еще боялась не успеть сказать Гленну и Кёе, как они на самом деле мне дороги. Неужели прошлая смерть меня ничему не научила? Неужели детское сознание Зои так повлияло на меня, что я враз поглупела? Мне казалось, что я никогда не совершу подобных ошибок. Что буду ценить то, что у меня есть.

Наверное, я себя переоценила. Внезапная смерть в автокатастрофе, моя и моих родителей, потеря близких и привычного мира, дезориентация не только из-за нового тела и непривычного окружения, но и из-за отсутствия зрения слишком сильно ударили по мне и моей психике. Я этого просто не замечала или предпочитала не замечать. К тому же подверженное стереотипам мышление сыграло со мной злую шутку: для меня слепота оказалась тяжелым испытанием, потому я решила, что вторая жизнь, особенно такая ущербная, ни к чему хорошему меня не приведет.

Немного легче было сразу после попадания в тело Зои, когда влияние детского тела и сознания было велико. Я была более живой, любознательной и подвижной (даже отсутствие зрения меня не останавливало). И после потери памяти совсем недавно, когда осознание второй жизни не давило на меня.

Кто-то что-то разбил в коридоре, послышались чужие чертыхания, вскрик, эхом отдающийся звук цоканья удаляющихся каблуков, — все эти выбивающиеся из общей картины звуки вырвали меня из размышлений, спустив с небес на землю. Как-то даже по-особому сильно заныли мышцы, и я, всхлипнув, громко высморкалась в простыню. Неприлично, конечно, но кто меня видит? Тем более после истерики, когда вода непрерывным потоком лилась не только из глаз, но и из носа, выбирать не приходилось.

В состоянии нервного веселья я подумала о том, что было бы и смешно, и грустно, если бы вторая моя жизнь тоже оборвалась из-за огня. Конечно, в первую мою смерть я не успела сгореть заживо, взрыв спас меня и родителей от мучительной смерти, но вот второй раз я имела все шансы сгореть как какая-нибудь злостная ведьма на кострах инквизиции.

А еще было забавно, что мы обе, я и Зои, пострадали от собственного пламени, не сумев с ним совладать. Вот только я сумела выкарабкаться, а Зои не повезло.

От невеселых размышлений меня отвлекли скрип двери и постепенно возвращающееся обоняние — я не знала, почему, но до этого момента я совсем не чувствовала больничных запахов. А ведь я помнила, насколько сильным был запах, когда я пришла сюда впервые: здесь пахло медикаментами, дезинфицирующими растворами и хлоркой, при чем запахи были настолько сильными, что напрочь отбивали мое обостренное обоняние. Но в этот раз все было совсем по-другому.

— Зои, — знакомая дрожащая рука мягко провела по моим волосам, будто удостоверяясь в том, что я настоящая. Я чуть не дернулась от неожиданности, напугавшись внезапного появления отца. — Доченька!

Конрад с такой силой прижал меня к себе, что я едва могла дышать. Он обдавал дыханием мою макушку и стискивал в объятиях, но возмущаться я не посмела — я могла понять его волнение, все-таки это был не первый раз, когда мне грозила серьезная опасность и когда от него ничего не зависело. Я вообще подозревала, что то происшествие, когда Зои в четыре года похитили, чтобы продать на опыты, оставило в Конраде неизгладимый след. Именно поэтому Зои, то есть я (мне казалось, или в связи с обретением памяти у меня опять начались проблемы с самоопределением?), была сослана в Японию, подальше от Лондона и семейных врагов и недоброжелателей под крылышко семьи Хибари. Конечно, это могла быть всего одна причина из тысячи, но это было похоже на правду. Именно поэтому, возможно, Конрад всегда обращался со мной так, будто я была хрупкой фарфоровой куколкой.

Сейчас я это отчетливо понимала, но «понять» для меня не значило «принять». Это отношение всегда сильно на меня давило. На меня! Уже взрослую (сколько мне там исполнилось бы? Тридцать два, кажется?) женщину! А что стало бы с бедной обделенной любовью родителей Зои, если бы она не умерла тогда и чувствовала что-то подобное по отношению к себе? Подумать страшно. Она и так была слепой, это заставило бы ее чувствовать себя еще хуже, словно она какая-то немощная, прокаженная.

Конрад вел себя неправильно, он, возможно, не понимал даже, как давил на меня, на Зои, но я правда могла понять его. Потому я неуверенно обняла его в ответ, стараясь поддержать и убедить в том, что все закончилось.

— Я в порядке, все хорошо, — мягко заверила я, погладив отца по голове. Он выдохнул с надрывом, и я впервые почувствовала что-то вроде признательности и нежности к этому мужчине, который безвозмездно любил меня и, скорее всего, не находил себе места от беспокойства. Сейчас он казался мне сломленным и очень ранимым, потому я снова обняла его и уткнулась носом свитер, позволив себе в кой-то веки расслабиться, ни о чем не думать и почувствовать себя в безопасности.

Кажется, совсем недавно я с досадой думала о том, что Конрад никогда для меня не станет защитником, и я никогда не почувствую себя рядом с ним, как за каменной стеной? Ха! Как там говорят? Хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих мыслях.

Конечно, Конрад никогда не станет мне настоящим отцом, и я никогда не смогу назвать его мягким и нежным «папа», это обращение принадлежит только одному уже умершему человеку, но все равно… Во мне тоже что-то сломалось сегодня. Кажется, это был воздвигнутый между нами лед?

— Как же ты меня напугала! — сжал меня напоследок Конрад и выпустил, наконец, из своих удушающих объятий, присел рядом со мной, держа за запястье. Наверное, ему казалось, что если он отпустит меня, то я опять надолго усну или вообще исчезну в тот же миг.

— Со мной все в порядке, — терпеливо повторила я, отодвигаясь, стараясь освободить побольше места. — Сколько я была без сознания?

— Ты не просыпалась два дня, — заправив мою выбившуюся прядь за ухо, со вздохом ответил Конрад. — Если ты чувствуешь себя нормально, может объяснишь, что произошло? Это как-то связано с тем, что твой репетитор был без сознания? Зои, — схватил меня за плечи Конрад, его пальцы судорожно сжимались, и я безразлично отметила, что останутся синяки, — если он что-то сделал с тобой…

— Он ничего мне не сделал. Когда я пришла, он уже был без сознания, — поспешила оправдать репетитора я. Не хватало еще, чтобы невиновного человека осудили за преступления засранца Бьякурана.

— Тогда что произошло?

Я тяжко вздохнула и потерла занывшие виски. Как можно было объяснить то, что я сама не до конца понимала? Что сделал со мной Бьякуран? И стоит ли вообще говорить правду отцу? Разве что только ее малую часть. Не надо ему знать о том, что человек из будущего залез ко мне в голову. Это даже звучит странно!

К тому же я не была уверена в своих предположениях.

— Я просто все вспомнила.

Мы помолчали. Конрад о чем-то угрюмо размышлял.

Конечно, я понимала, какие вопросы крутятся сейчас у него в голове, но надеялась на то, что он повременит с расспросами. Мне совсем не хотелось выкручиваться и придумывать что-то, возможно, он сам для себя как-то интерпретирует все, что со мной произошло? И мне не придется лгать? Уверена, у Гленна, доктора и отца уже есть какая-то версия событий и, если я уйду в несознанку, они сами мне ее выложат?

— Хорошо, — хлопнул по кровати Конрад и встал. — Вижу, что ты устала, отдыхай и набирайся сил. Мне надо кое-что уладить, потому я отлучусь из больницы ненадолго…

— Отец! — нахмурившись, перебила Конрада я. — Ты спал вообще?

— Ну, — смущенно рассмеялся он, а я в очередной раз тяжело вздохнула. Что возьмешь с этого великовозрастного ребенка? За ним нужен глаз да глаз. Вопрос только, куда смотрел Гленн?

— Сейчас ты делаешь свои дела, едешь домой и ложишься спать. И приезжаешь ко мне только после того, как хорошенько выспишься, поешь и освежишься. Пока не выполнишь этот небольшой список, можешь не приезжать, — наигранно строго произнесла я.

— Есть, мисс Лоуман! — весело хмыкнул Конрад, нежно потрепал меня за волосы и вышел из палаты. Вскоре за дверью послышался чей-то приглушенный разговор, но люди разговаривали так тихо, что даже со своим обостренным слухом я ничего услышать так и не смогла.

Я откинулась на подушку и позволила себе немного расслабиться, пока не нагрянул очередной посетитель. Что они будут, я была уверена. Наверняка объявится запропавший в очередной раз Кёя, доктор Милтон, теряющийся в догадках (хотя он вроде говорил что-то о том, что это очень опасно, когда память возвращается не постепенно) и, конечно же, Гленн. И, возможно, меня придет навестить еще и малышка И-Пин.

Вообще стоило бы, наверное, не тратить время впустую, а устроить мозговой штурм, но я чувствовала себя такой слабой и уставшей, что решила временно забыть о всех проблемах и позволить событиям течь своим чередом.

— Вы проснулись, — с заметным облегчением произнес знакомый мужской голос, я даже не заметила, как Гленн вошел.

— Гленн! — обрадовалась я и, солнечно улыбнувшись, похлопала по своей кровати. Мужчина подошел к моей койке, но сесть на постель отказался, занял стул, стоящий сбоку от кровати. — А что, отец не сообщил тебе об этом?

— Сообщил, — с заминкой произнес Гленн.

А я почувствовала себя дурой: нужно сначала думать, а потом спрашивать. Очевидно же, что одно дело услышать, а совсем другое увидеть собственными глазами. Особенно если вспомнить те странные намеки, что делал мне Говард. Возможно, все могло закончиться гораздо хуже? От нахлынувших воспоминаний я могла повредиться в уме или впасть в кому? Или заработать себе какое-нибудь расстройство психики? С учетом того, с каким облегчением что Конрад, что Гленн обнаружили проснувшуюся меня, вероятнее был вариант с комой.

— Со мной все порядке, — успокаивающе повторила в очередной раз я, потянувшись и взяв Гленна за руку. Я почувствовала, как дрогнула его рука, и мужские пальцы с силой сжали мои. Похоже, я сильно напугала своих мужчин. Если Кёя придет ко мне таким же нервным, боюсь, моя психика не выдержит этого и устроит запоздалую истерику.

— Тебе тоже стоило бы отдохнуть, — мягко произнесла я.

Я была уверена в том, что Гленн также, как и Конрад, не спал все это время. Вот только если на Конрада я могла надавить, то на Гленна это редко действовало хотя бы потому, что он знал меня как облупленную и был таким же упрямым порой, как и я. А иногда даже упрямее.

— Обо мне не волнуйтесь, я позже передохну. Сейчас важнее другое: Хибари Кёя приведет одного хорошего специалиста, который осмотрит вас и, возможно, скажет что-то новое по поводу вашего состояния и всей этой ситуации. Мы так и не смогли определить, что произошло. Нет, у нас, конечно, есть догадки…

Я почувствовала, как у меня опять заныли виски. Гленн не задавал вопросов, но они отчетливо повисли в воздухе. Наверное, стоило придумать хоть что-то, но мозг отказывался работать, периодически взрываясь головной болью.

— Я сама не совсем понимаю, что произошло. Когда я зашла в комнату для занятий, я никого не обнаружила. Я сначала подумала, что репетитор еще не пришел, но по звуку чужого дыхания определила, что он то ли спит, то ли без сознания, по крайней мере на свое имя и пощечины он никак не реагировал. Уже хотела позвать прислугу, но внезапно голове стало больно, телу горячо, а потом темнота.

За дверью послышались четкие выверенные шаги, это точно был Кёя, и чьи-то вальяжные шаркающие, наверное, это был тот самый доктор-специалист. Вообще, было довольно странно слышать, что местные врачи не справляются, все-таки недавно обновленная больница Намимори была самой большой в регионе Тюгоку (это, конечно, если не считать Хиросиму — уж там-то наверняка можно было найти больницы и побольше) и работать здесь было довольно престижно. Клан Хибари вложил много денег в эту больницу, обновив не только внешний и внутренний вид, но и закупив новое современное оборудование. Потому многие хорошие специалисты, не желающие жить в административном центре и дышать смогом, съезжались в Намимори или в ближайшие к нему города и даже префектуры, чтобы работать именно в этой больнице. Брали на работу сюда только лучших.

— Лоуман, — бесстрастно поздоровался Хибари, и я порадовалась тому, что Кёя остался все тем же убийственно спокойным Кёей, которого я знаю. — Позволь познакомить тебя с Трайдентом Шамалом, высококвалифицированным нейрохирургом, практикующим экспериментальную медицину. Его методы диагностики и лечения немного необычные, но очень эффективные. Он осмотрит тебя и, возможно, назначит лечение.

— Рада, что ты в добром здравии, Хибари. Здравствуйте, доктор. У вас необычное имя.

И фамилия тоже, но я решила не озвучивать очевидные вещи. Доктор не был японцем?

Ни Гленн, ни Хибари не ожидали того, что Трайдент Шамал окажется достаточно проворным и наглым для того, чтобы схватить меня за запястье и запечатлеть поцелуй на тыльной стороне руки. Этот жест был очень интимным, но я даже покраснеть не смогла, потому что находилась в глубоком ступоре.

— Безумно счастлив познакомиться с такой очаровательной молодой леди.

Голос у Шамала был глубокий, завораживающий, с обаятельной хрипотцой. Я хлопала глазами и чувствовала, как медленно, но верно щеки опаляет жаром.

Послышался непонятный металлический звон, и я заторможено повернула голову в сторону, откуда он доносился.

— Забью до смерти! — прорычал Хибари и, видимо, достал тонфа.

— Спокойнее, Хибари-кун! Это всего лишь приветствие!

Я отстраненно похлопала себя по горячим щекам и подумала о том, что будь я обычной девочкой Зои, голос доктора не смог бы оказать на меня такое гипнотическое воздействие. Во-первых, в силу особенностей своего организма, я была из тех девушек, которым суждено было любить именно ушами. Во-вторых, я совсем не была обычной, духовно я была взрослой женщиной, у которой в прошлой жизни был фетиш на мужские баритоны и голоса с хрипотцой. Только сейчас я поняла, насколько трудно мне будет в будущем, особенно сейчас, когда я войду в пору полового созревания. А самое ужасное, что в прошлой жизни я не была девственницей и не отличалась монашеским образом жизни — все-таки жизнь в общаге накладывала свой отпечаток.

Мысленно я перекрестилась. Возможно, период полового созревания обойдет меня стороной? Вот только верилось в это с трудом, ведь в детстве я была очень шебутной и любопытной, а значит детское тело на меня имело сильное влияние. А ведь в будущем меня еще и месячные ждут…

Интересно, хихикнула я, в будущем, когда меня начнут интересовать парни в этом плане, Хибари будет продолжать и дальше вести себя как моя строгая дуэнья? Страшно представить, что Хибари, этот насквозь правильный традиционно воспитанный человек, сделает с моим первым парнем.

— Так! Хибари, уймись! — рыкнула я. А то с Кёи сталось бы избить доктора до полусмерти, а он нам еще нужен. Странно, что Гленн никак на это не отреагировал, он тоже в ступоре? — Чем раньше начнем, тем раньше закончим. Доктор, приступайте.

— О, конечно, синьорина Лоуман. Раздевайтесь!

Молчание, наступившее после этой фразы, было зловещим. Тишину нарушили только громко звякнувшие тонфа, которые Кёя опять достал из недр своего гакурана. Гленн, до этого крепко сжимающий мою руку, медленно разжал мои пальцы и встал. Что они вдвоем решили сделать с доктором, я решила не выяснять, потому поспешила вмешаться:

— Доктор Шамал, мне льстит ваше внимание, но вы должны понимать, что ходите по очень тонкому льду. Лучше бы вам попридержать свое либидо до лучших времен и до более подходящей кандидатуры, иначе можете слишком внезапно умереть. Это не угроза, конечно же, — поспешно добавила я, — это просто констатация факта.

Тут я немного преувеличила, Гленн и Кёя не убили бы доктора, конечно, но вот избили бы точно. Единственное, что спасло доктора от мгновенной расправы — его неожиданная наглость и мое заступничество. Трайдент Шамал не мог не понимать, как на поползновения в мою сторону отреагирует тот же Кёя. Он, что, мазохист?

Думал доктор недолго.

— Так категорично меня еще никогда не отшивали, — горько вздохнул доктор Шамал. — Прошу прощения за свое поведение. В любом случае, мне нужно, чтобы все посторонние освободили палату и не мешали мне работать. Обещаю, что ничего не сделаю синьорине Лоуман.

Покидали палату Гленн и Кёя очень неохотно, я кожей чувствовала эту гнетущую атмосферу. Даже меня проняло, хотя я этих двоих почти всю жизнь знаю, уверена Трайдент Шамал тоже не остался равнодушным. Теперь он сто раз подумает, прежде чем лезть ко мне.

Методы у доктора Шамала действительно были необычными. Он пояснил мне, что возьмет у меня кровь и… ну… после этого начались странности. Я думала, что он возьмет у меня анализы шприцом, но это совсем не было похоже на шприц! Это было что-то очень маленькое, и игла у него была очень и очень тонкой. А еще вокруг меня постоянно жужжали насекомые, похожие на комаров, хотя до этого их в палате не было. Что бы это значило?

Видимо, лечение доктора Шамала было крайне — крайне! — экспериментальным.

После это нехитрого и недолгого действия, Трайдент Шамал вежливо со мной раскланялся, снова поцеловал мне ручку (я даже не покраснела!) и пообещал навестить завтра рано поутру. Вообще-то, я думала, что он возьмет еще какие-нибудь анализы помимо крови, но нет. Волне возможно, что все нужные анализы уже были сделаны, пока я была без сознания.

Но тогда у меня назревал другой вопрос: разве это не было врачебной тайной? Я думала, что медицинским работникам не разрешено сообщать левым лицам информацию о диагнозах и результатах обследований. Разве это не карается законом? Хотя, если учесть, что клан Хибари в этой и еще нескольких префектурах сам по себе был законом… Хм.

— Леди Зои, вы в порядке? — обеспокоено спросил Гленн, снова хватая меня за руку. Похоже, на Гленна это происшествие тоже произвело неизгладимое впечатление. Думаю, если бы что-то подобное произошло за пределами поместья, меня бы наверняка заперли в усадьбе на Песчаных холмах до конца моих дней.

— Со мной все хорошо, Гленн. Доктор Шамал вел себя корректно, не волнуйся. Хибари, где ты его откопал?

— Места знать надо, — весело хмыкнул уже успокоившийся Кёя.

Я улыбнулась, заражаясь чужим весельем. Удивительное дело, но сейчас меня даже не обижало подобное отношение со стороны Кёи и Гленна, когда они утаивали от меня определенные факты, которые, по их мнению, мне знать не следовало. Докапываться до правды было бесполезно, это я знала, потому приняла их своеобразное заступничество как саму собой разумеющуюся вещь. Удивительно, как несколько минут (часов?) на пороге смерти меняют человека и раскрывают ему глаза.

— Кстати, Гленн, я думала, что ты придешь меня навестить вместе с И-Пин. Или она все это время была в поместье и терпеливо дожидалась моего пробуждения? Стоило ли ее оставлять одну? Она, конечно, умная девочка…

Я озадаченно умолкла. Создавалось ощущение, словно в палате сгустились тучи, настолько сильным было напряжение, которое ощущала даже я.

— Что с ней? — хрипло потребовала ответа я.

— Леди Зои, вы еще не до конца оправились...

— И без тебя знаю, Гленн, — зло перебила опекуна я. — Не молчите, вашу ж мать!

— Она пропала, — угрюмо ответил Кёя и с силой уложил меня обратно на койку, я даже не заметила, как в волнении вскочила с кровати. — Дисциплинарный комитет второй день прочесывает Намимори и окрестности, но никакого результата. Мы подозреваем два варианта: либо это как-то связано с мафией, И-Пин просто могла не успеть кого-либо предупредить, либо это какой-нибудь извращенец или маньяк. Успокойся! — прикрикнул на меня Кёя, надавливая на плечи, не давая вскочить на ноги и закатить истерику. — Многие факты говорят в пользу первого варианта, потому что пропала не только она. Пара учеников из моей школы, одна ученица Мидори, еще два ребенка помимо И-Пин. Возможно, еще кто-то, мы можем чего-то не знать.

— И ты хочешь сказать, что массовость этого явления доказывает, что это не извращенец, не маньяк и не убийца? Ты серьезно?

— Уймись, Лоуман. Я знаю, о чем говорю. В отличие от тебя, я полностью владею информацией.

— Вот именно! В этом и состоит проблема! Ты владеешь информацией! А мне предлагаешь сидеть в стороне и терзаться неизвестностью. А что, если…

— Не будет никаких «если», Лоуман, — перебил меня Хибари. — Я со всем разберусь.

— Хорошо. Раз не хочешь делиться со мной информацией, не говори. Скажи хотя бы, как зовут этих учеников, возможно, я смогу что-то добавить к тому, что знаешь ты.

Уверена, что Хибари в этом очень сомневался, но, чтобы не развивать ссору и дальше, решил пойти на компромисс.

— Хорошо. Ученики из средней Намимори Гокудера Хаято, Ямамото Такеши, Савада Тсунаеши и Сасагава Киоко, ученица Мидори Миура Хару, а также три ребенка И-Пин, Ламбо и Реборн.

— Савада тоже пропал? — удивилась я.

Хибари ничего не ответил, и в этот раз я была уверена в том, что его молчание было лишним подтверждением. Но самое удивительное, почти все эти имена я слышала раньше! Точно слышала! О Гокудере, Ямамото и о брате и сестре Сасагава мне рассказывал Савада в день фестиваля, я точно это помню. Конечно, я не сильно запомнила его монолог, потому что по большей части была погружена в собственные мысли, но имена и отдельные моменты почему-то отложились у меня в памяти. Мне незнакома была девочка Миура Хару, даже не смотря на то, что мы учились в одной школе, но я откуда-то помнила имя «Реборн». Вот только откуда? Кто мне говорил о нем? И Ламбо… кажется, о нем упоминала И-Пин? Что-то о том, что он ее первый друг и похож на брокколи? В тот раз меня это позабавило, но сейчас только больше напугало. Значило ли это, что все эти дети были друзьями и знакомыми Савады? Возможно, Миура Хару, Ламбо и этот Реборн тоже были как-то связаны с ним?

В мозгу назойливо крутилась юркая мысль-разгадка, которую я все никак не могла ухватить за хвост. Кажется, это было в больнице. Да, точно, тогда Хибари болел, и я пришла его навестить. Это было как раз на следующий день после знакомства с Савадой, он тоже был в больнице, Хибари узнал, что мы знакомы, и жутко разозлился. Вот только почему, почему он разозлился? Кажется, он говорил, что это опасно — общаться с Савадой Тсунаеши. Вот только почему?

— Кёя, — нахмурившись, тихо обратилась к Хибари я. — Кто такой Савада Тсунаеши?

Хибари тяжело вздохнул и присел ко мне на койку.

— Как знал, что ничего тебе говорить не надо. Савада Тсунаеши… скажем так, он наследник крупной корпорации. Но не такой, как «Louman Industries», они занимаются совершенно иными вещами.

— Миура Хару, Ламбо и Реборн… они тоже как-то связаны с Савадой? — мрачно поинтересовалась я. Впрочем, ответ мне не требовался, но подтвердить догадки следовало.

— Миура Хару его знакомая, Ламбо и Реборн живут с ним в одном доме.

Вот, значит, как. Мафия. Паззл окончательно сложился. Савада Тсунаеши принадлежал миру мафии, наверняка был наследником какой-нибудь большой семьи или, скорее, клана. Все-таки фамилия у него была насквозь японская, но нельзя было отбрасывать и тот вариант, что он мог быть полукровкой, потому что всего несколько недель назад Кёя говорил мне, что Намимори наводнили итальянцы.

И еще: теперь я вспомнила, что чувствовала его пламя. Раньше я этого не осознавала, но теперь поняла, что у его пламени было много общего с пламенем Бьякурана. Он тоже был Небом?

И появление Бьякурана… разве это не странное совпадение? Бьякуран появился в усадьбе и что-то со мной сделал, и в тот же день исчезла И-Пин и еще несколько детей. Не странно ли? Очевидно, он с этим как-то связан. И если говорить об этом психе, он вполне мог быть извращенцем, убийцей или маньяком, чего я подсознательно боялась больше всего.

— Они все исчезли в один день? — собрав себя в руки, деловито поинтересовалась я. Не время было паниковать.

— Нет, — чуть помолчав, ответил Хибари. — Первым исчез Реборн, в тот же день, но поздно вечером исчезли Савада Тсунаеши и Гокудера Хаято. Это было за день до исчезновения И-Пин. Ямамото Такеши, Ламбо, Миура Хару и Сасагава Киоко исчезли в один день с И-Пин, только, похоже, в разное время.

Разброс по времени был странный, и это только добавило еще больше вопросов.

Мой мозговой штурм был прерван звонком телефона. Я сильно погрузилась в мысли, и внезапный звонок чуть не стал причиной моего падения — я дернулась всем телом и чуть не навернулась с койки. Слава богу, у Хибари была отличная реакция, и он успел меня схватить.

— Прощу прощения, — пробормотал Гленн и вышел из палаты.

Я была все также погружена в свои размышления, но Хибари, похоже, настроился на серьезный разговор — он несильно сжал мое плечо, привлекая внимание. Ему нужно было что-то сказать мне, пока не было Гленна?

— Что с тобой произошло? Почему от комнаты, в которой вы постоянно занимались с репетитором, за милю несет Небесным пламенем?

Я застыла, открыв рот. Ну что, Зои, возомнила себя умнее всех? Вот тебе щелчок по носу!

— Ладно. Хорошо. Ты меня подловил. Но я и так собиралась рассказать… когда-нибудь, — я задержала дыхание, замирая, будто перед прыжком в воду и на выдохе озвучила свою догадку: — Я думаю, в этом замешан Бьякуран.

— Что? — в замешательстве переспросил Кёя, я так и представила, как он в усталом жесте трет переносицу. — Так, стоп. Бьякуран… ты недавно просила найти об этом человеке информацию. Кто это и почему ты считаешь, что он замешан в похищении детей?

Я затеребила косичку у виска, нервничая.

— В тот день, когда И-Пин исчезла, он был в нашем поместье. Это именно из-за него я провела без сознания два дня, и все вспомнила. Это его пламенем за милю несет от нашего поместья.

Хибари ничего не ответил, только встал с постели и в задумчивости заходил по комнате. Его хаотичные передвижения меня сильно нервировали, уж лучше бы он на меня накричал, чем сохранял угрюмое молчание.

— Ты встречалась с ним раньше? Когда? Он тебе что-то сообщал?

— Впервые мы встретились… когда же это было?.. а! Точно! Это было спустя неделю после того, как ты простудился и очутился в больнице. Ни тебя, ни Гленна не было в тот день в поместье. Я не знаю, как он пробрался в усадьбу (хотя не могу сказать, что она настолько хорошо защищена, но все-таки твои люди ее охраняют!), он словно соткался из воздуха. Рассказывал… много чего рассказывал. Про мафию, пламя и Омерту, сказал, что пришел из будущего и что я обречена стать его Хранителем Грозы. И он многое знал о нас: об усадьбе, о тебе и Гленне, обо мне.

— Так, — рукой хлопнул по спинке кровати Кёя. — Я не буду сейчас доказывать тебе, в чем ты была не права, уверен, ты и сама все понимаешь. Возможно, этот разговор мы оставим на более благоприятное время. Я сейчас уйду, чтобы поискать информацию об этом… Бьякуране. Фамилию точно не знаешь? — я неуверенно кивнула. — Я так и думал. Сиди здесь и не смей никуда уходить, мои люди оцепили больницу, даже мышь посторонняя не проскочит. Я постараюсь поискать информацию о нем не только в Японии, но и прошерстить свои связи в Италии и Китае, возможно, что-нибудь всплывет. Главное, никуда не уходи! Меня не будет пару часов. За это время постарайся вспомнить малейшие детали ваших двух (больше вы, надеюсь, не встречались?) встреч. Даже интонацию и жесты, все, что сможешь вспомнить. Возможно, ты права, и он действительно стоит за этими таинственными исчезновениями.

Хибари, не теряя времени и чеканя шаг, направился на выход.

— Хибари! — окликнула я его, когда он уже собирался выйти в коридор. Кёя остановился и сосредоточил свое внимание на мне. — Как ты думаешь, он действительно из будущего?

Хибари молчал, и мысленно я уже успела укорить себя в том, что задаю и в принципе трачу время на такие глупые вопросы, но он мне все-таки ответил:

— Этого варианта я не исключаю.

И, распахнув дверь, вышел из палаты.

Когда чужие шаги стихли, я обхватила себя руками и носом уткнулась в коленки. Возможно, если бы я раньше рассказала Хибари о Бьякуране и о встрече с ним, выложила все подробности, а также убедила в том, что этот человек опасен, Кёя не забросил бы мою просьбу на дальнюю полку сознания и не забыл о ней? И, возможно, он принял бы хоть какие-то меры против этого человека? И всего этого не было бы: исчезновения И-Пин, Савады и еще стольких детей, которые пропали по моей вине, по причине моей безалаберности и неверной оценки ситуации. Это все из-за меня! Если бы я не была такой самонадеянной, если бы я рассказала обо всем сразу, всего этого не было бы. Зачем Бьякуран похитил их? Что они ему сделали? В будущем перешли дорогу? Или он использует их как заложников, чтобы убедить меня стать его Хранителем?

С отчаянной злостью я вытерла капельки слез кулаком и застыла, напрягая слух. Что-то было не так. Что-то заставило меня насторожиться. Что-то странное… я нахмурилась. Точно! Кажется, скрипнула дверь?

— Кто здесь? — как можно громче крикнула я, надеясь привлечь внимание Гленна или ближайших медсестер. Теперь, прислушавшись, я отчетливо слышала чужое учащенное дыхание, но этот человек упорно молчал, и от этого мне стало еще страшнее. — Если вы не ответите, я буду кричать.

Вот только закричать я не успела. По моей голове будто стукнули мягким резиновым мячиком, все заволокло дымом, и я провалилась во тьму.