Консультант (джен)

Сегодняшний день был черным днем для Аврората, поэтому когда клацанию когтистой лапы по мраморному полу стал вторить стук тяжелого посоха, никто не удивился — такие новости даже старого параноика выкурят из норы.

— Скримджер, — звериный рев сотряс стены отдела.

Глава мракоборцев тяжело вздохнул. В спешке организованное совещание только началось, и гость своим поведением мог поднять возмущение сотрудников на новый уровень.

— Рад тебя видеть, Грюм, жаль только повод для встречи не лучший, — он многозначно посмотрел на газету.

— Да это просто возмутительно. О чем думал министр? — возмущению Грюма вторил рой голосов других мракоборцев. — А ты куда смотрел, Руфус?

— Успокойтесь, — глава Аврората поджал тонкие губы. Глаза его горели яростью, и он весь был похож на раздраженного льва. — Вы думаете, я доволен возникшей ситуацией? Решение было принято министром единолично, и меня, как и вас, лишь поставили перед фактом.

— Да как так можно? Я… Этих тварей… Своими руками ловил… А их выпускают!

— Я понимаю, ты в гневе. Столько сил потрачено было, и столько шрамов в награду.

— Да плевать на шрамы, Руфус! Столько наших погибло: Дирборн, МакКиннон, Медоуз, Фенвик, Пруэтты, Поттеры. А Лонгботтомы, ты о них помнишь?

— Замолчи, — тот стукнул кулаком по столу. — Ты так говоришь, будто я самолично расписался под этим помилованием! Моргана… Ты понимаешь, что война кончилась, и сейчас все решают мордредовы бумажки?

Скримджер снял с носа очки в золотой оправе и устало потер переносицу.

— Аластор, я безмерно уважаю тебя и все, что ты сделал, но тут я бессилен. Единственное, что я могу посоветовать своим подчиненным: будьте настороже, — он оглядел авроров, что стояли перед ним, — напрягите свои глаза и навострите уши. Пожиратели сейчас на «испытательном сроке», и любой их прокол, нет, даже малейшее подозрение в их сторону, и мы принимаем вызов. Провоцировать их не советую, но и запретить вам я не могу, — глава мракоборцев выразительно посмотрел на командиров различных групп. — Однако не советую этим злоупотреблять. Вам ясно?

Авроры вздохнули, но вынуждены были согласиться. Все понимали: сейчас руки их связаны, но стоит мерзавцам допустить хоть малейшую ошибку, и можно будет спускать собак.

Грюм покачал головой и, плюнув на все это дело, удалился не прощаясь. Старый мракоборец прекрасно понимал, что все это так, шутиха, а не по-настоящему серьезные меры. Со злом нельзя бороться мягкими методами. Слава Мерлину, был кое-кто, кто полностью его понимал. Бросив горсть пороха в министерский камин, Аластор назвал адрес и, дождавшись подтверждения с той стороны, шагнул в зеленое пламя.

Изумрудные языки огня облизали его одежду, не причинив ни капли дискомфорта, и в следующий миг Грюм уже вступал в кабинет директора Хогвартса.

— Аластор, друг мой, — Дамблдор уже стоял рядом в своей лиловой мантии, усыпанной звездами, но все они выглядели будто потухшими, да и бубенцы в бороде не горели золотом. Великий чародей ждал его, и напускная веселость в голосе не могла скрыть его тревоги.

— Альбус, ты уже в курсе последних событий?

— К сожалению, — тот двинулся к столу, указав Грюму на кресло, — присаживайся, нам стоит многое обсудить.

Зазвенели чашки и блюдца. Альбус стал разливать душистый чай, но Грюм жестом остановил его, указав на свою фляжку. В ответ тот лишь пожал плечами, но настаивать не стал. Они знали друг друга слишком давно, и оба знали, что Аластор верен своей баклаге, как Дамблдор — лимонным долькам.

— Ума не приложу, как такое могло случиться! — возмущению мракоборца не было предела.

— Я разделяю твои чувства, Аластор. Поверить не могу, он все же на это решился. А Фадж мне казался разумным человеком.

— Что значит «решился»? — опешил Грюм. — То есть, это было не простое сумасбродство, а нечто большее?

— По-видимому, так оно и есть. Министр уже как месяц предавался размышлениям на тему освобождения некоторых заключенных, но я предполагал, что это лишь простые разговоры, без реальной воли к исполнению. Но чужая воля здесь присутствовала.

— Но кому это, к Моргане, надо? Неужели вы были правы и Волдеморт не исчез окончательно?

Альбус стал расхаживать по кабинету, заложив руки за спину.

— Боюсь, все не так просто, мой друг. Если бы это был наш старый знакомый, он бы избрал путь крови и насилия. Взял бы Азкабан штурмом. Но вести переговоры с Министерством? Скорее, в духе Малфоя, но что-то мне подсказывает, в этот раз был не он.

— С чего вы решили?

— Малфой всегда пытался откреститься от любых связей с Волдемортом, в том числе и с Пожирателями, что не избежали наказания.

«Да и его единственный наследник только в прошлом году поступил сюда. Неужели дело в Гарри Поттере? Все равно как-то нелогично…»

Альбус приблизился к окну и устремил взор в лесную даль.

— Что-то назревает, Аластор.

Дамблдор не был слепцом и понимал, что сегодняшние новости — лишь первый видимый удар темных сил. Но приготовление к нему началось задолго до этого. И точкой отсчета был Квиррелл.

* * *

Волдеморт был подобен глубоководной хищной рыбе. Ослабленной, но все еще смертельно опасной. Дамблдор понимал, что Риддл не погиб, и его нужно вытащить на свет. Философский камень стал той лакомой приманкой, что мог вытянуть дух волшебника из глубин.

То, что Квиррелл одержим, было ясно с первых минут, как тот пересек порог директорского кабинета. И дело было даже не темных эманациях, что кружили вокруг — отголоски паразита мог почувствовать только по-настоящему сильный волшебник, — но в изменившейся манере поведения. Квиринус двигался как марионетка, которой управлял не очень ловкий кукловод. Да и то, как он говорил, наводило на определенные мысли: вначале неуверенно бормотал, постоянно заикаясь, затем на миг замирал, прислушиваясь к себе, отводил взгляд, будто кто-то стоял за спиной, и продолжал говорить уверенно, словно услышав подсказку суфлера.

Дамблдору было искренне жаль молодого мага — вряд ли он доживет до конца года, — но, как говорится, каждый сам делает выбор.

Оставлять Квиррелла без наблюдения было опасно, поэтому, пока не начался учебный год, Дамблдор попросил своего старого друга еще со времен Ордена проследить за ним. Однако это было делом трудным — Квиринус редко сидел на месте: и аппарировал, и обороткой не брезговал, — поэтому ему удавалось иногда ускользать от всевидящего ока. Несмотря на это, за неделю до начала учебного года Квиррелл был в школе и с завидным усердием приступил к своим обязанностям профессора.

Но несмотря на то, что теперь одержимый был в зоне влияния Дамблдора, что-то не давало покоя. Снейп тоже смотрел на Квиррелла подозрительно, но от объяснений решил воздержаться. Казалось, что его сбило с толку поведение профессора ЗОТИ.

Да, Квиринус иногда себя вел не как Квиринус. Но и Лордом он не был. Особо остро это было видно в Хэллоуин. Дамблдор любил этот праздник. Любил его шутки и забавы. Для магглорожденных это был хороший повод влиться в магический мир, а для потомственных магов — посмеяться над самими собой и над стереотипами о волшебстве. К сожалению, не все волшебники способны на самоиронию.

Одержимый Квиринус был одержим Хэллоуином. Поддержав идеи директора, он развил их до всеобщего веселья и получил поддержку других профессоров, а уж как были рады дети. Даже Альбус на день забыл обо всех своих думах. Даже помог студентам в их охоте на Снейпа — «Мерлин, надеюсь, он никогда об этом не узнает!», — хотя идея-то исходила от профессора ЗОТИ. Ему это потом еще долго припоминали в учительских кулуарах. Правда, когда директора отпустила эйфория праздника, он с ужасом осознал — ни Квиринус, ни Том не были способны на такую хоть и своеобразную, но беззлобную шутку. Первый — в силу своей боязни Снейпа, второй — в силу отсутствия юмора как такового.

Остальные мелочи были не так существенны, но все же создавали канву. Чего только стоила попытка Квиррелла изучить подземелье, где предположительно находился камень. Как он уговаривал Хагрида вывести Пушка погулять — отличная имитация сочувствия и собаколюбия. Неожиданный ход, не лишенный некого изящества, поэтому одержимому позволили добиться своего.

Однако после Рождества все прекратилось. В прямом и переносном смысле. Квиррелл больше не быть одержим.

Такому исходу Дамблдор был немало удивлен. Неужели Квиринус провел ритуал изгнания? Вряд ли самостоятельно. Раз уж осколок души смог овладеть им в начале, то вряд ли бы согласился покинуть тело в тот миг, когда оно было слабо и измотанно. Больше всего директор боялся, что злобный дух захватит кого-то из студентов — это было бы по-настоящему ужасно. Ведь дети — самые беззащитные существа. Но, слава Мерлину, этого не произошло.

Волдеморт затаился. Может, он что-то заподозрил. В любом случае, вряд ли собирался отказываться от захвата камня. Пока Дамблдор держал руку на пульсе, ничего сверхъестественного не должно было произойти: рано или поздно Темный Лорд столкнется с Поттером в борьбе за ребис. За мальчика Альбус не волновался: пока на нем лежит защита матери, Риддл не сможет причинить ему существенного вреда.

Как и планировалось, сразу же после экзаменов директор должен был предоставить обоим беспрепятственный путь в подземелье, когда он «удалился из школы по делам». Вот только дальнейшие события выбили Дамблдора из колеи. Квиррелл в последний миг достал из рукава туза и этим тузом стал анимаг. Более того, он не побоялся вызвать в школу авроров. Явление живого Петтигрю шокировало всех. Тогда Альбус по-настоящему растерялся.

Карточный домик опасно зашатался. С одной стороны авроры — это не знакомые профессора, что умели быть избирательно слепыми, — у них отличный нюх на разные запрещенные вещи. Они ни в коем случае не должны обнаружить ловушку на мага. С другой стороны, проблема Петтигрю требовала скорейшего решения.

Счет шел на минуты, и эти минуты Дамблдор упустил. Когда мракоборцы наконец убрались из школы, а Дамблдор добрался до подземелий, все уже закончилось. Гарри сидел на ступеньках в последней комнате и крутил в руках философский камень. Хоть он и выглядел растерянно, но был жив и здоров.

— Гарри, мальчик мой, что случилось?

Услышав голос за спиной, тот дернулся, попытался спрятать камень, но стушевавшись, бросил это дело.

— Профессор Дамблдор, вы вернулись! Вы видели моих друзей, с ними все в порядке?

Директор поспешил успокоить Поттера. Как только тот узнал, что его однокурсники находятся под тщательным присмотром мадам Помфри, успокоился.

— Расскажи, пожалуйста, что же произошло в мое отсутствие?

Поттер открыл было рот, чтобы что-то сказать, но он тут же осекся и опустил голову.

— Мы пытались спасти камень, думали, за ним охотится… Ну… — Гарри окончательно умолк и протянул ребис директору. — Вот. Вы же работали с Фламелем, поэтому, наверное, вы как раз можете вернуть его.

Такое впечатление, что Поттеру было немного стыдно, отчего он прятал глаза. Дамблдор лишь слегка вздохнул.

— Ничего страшного не произошло. Главное, никто злой не завладел камнем. Ты поступил, как герой, Гарри, — Дамблдор взял ребис и нахмурился. Казалось, что камень существенно уменьшился в размере.

Поттер на мгновение поднял взгляд, наполненный удивлением, но тут же опустил его в пол.

— Но мы думали, что Снейп… Профессор Снейп… — Поттер не закончил предложение, но Альбус не обратил на это никакого внимания. Изменения ребиса волновали его гораздо больше.

«Неужели Зеркало так на него повлияло. Все же вложить один мощный артефакт в другой…» — Дамблдор оторвал взгляд от камня, обозревая комнату и сдавленно охнул. Еиналеж пропало.

* * *

Проблема Петтигрю разбередила старые душевные травмы Дамблдора, заставляя вспомнить о Блэке. Сириус, «предавший Поттеров и переметнувшийся на сторону Волдеморта», — вероятно, самая крупная педагогическая неудача Дамблдора, как он сам считал. Тем более что Сириус — ученик самого первого, незабываемого выпуска. Как и вся их славная четверка.

Да, это были самые первые, а также яркие, замечательные, талантливые, сложные, проблемные — и, конечно, любимые и незабываемые ученики Дамблдора.

Директор каждый раз корил себя за случившееся. Ведь Сириус с Джеймсом были не разлей вода, и поэтому Дамблдор никак не мог поверить в предательство. Но факты были налицо: Блэк был хранителем тайны, и он пытался сбежать. О жестоком убийстве магглов и бедного Питера и говорить нечего.

Правда оказалась куда суровей: четвертый Мародер оказался не героем, а скверным Пожирателем и крысой во всех смыслах, а невинный десять лет провел в ужасном заточении.

Дамблдор был опечален, но в то же время рад, ведь сейчас выпал шанс исправить ужасную ошибку. Справедливость наконец восторжествовала. Дело Блэка было пересмотрено в кратчайшие сроки.

То, что после этого Блэк предъявил претензии к ММВ, не особо удивило Дамблдора. Сириус был глубоко обижен и его заявление на компенсацию было разумным следствием из всего этого. Правда, директор был искренне рад: Азкабан не сумел сломить Блэка. Тот вел себя вполне разумно, а его манера стремительно двигаться и болтать без умолку ни капли не смущала — все же в тюрьме не побегаешь, не поболтаешь.

Как только легкие Сириуса наполнились воздухом свободы, так он тут же бросился на поиски Гарри и преуспел. Видимо, его сердце изо всех сил тянулось к крестнику, и сама Магия помогла ему, ибо Дамблдор не мог объяснить, как ему это удалось найти сокрытое.

Блэк, прямо-таки преисполненный щенячьим восторгом, не мог не радоваться после встречи с Гарри. И тут же подал заявление в Министерство об опеке над юным героем.

И вот тут Великий светлый опешил, потому что то, в каких выражениях было написано ходатайство, могло повергнуть в шок, и писал его отнюдь не Блэк. Сириусу была свойственна экспрессивность, горячность, тогда как фразы в документе были холодны как лед, и резали как сталь. Филигранная юридическая техника, подкрепленная еще и судебными прецедентами. Ходатайство прямо кричало, что Дамблдор-де как магический опекун ненадлежаще выполнял свои обязанности, достойного содержания у Поттера не имелось, а его маггловские родственники не получали соответствующих инструкций. Мало того, что Гарри жил чуть ли не на правах домового эльфа, и он не получил достойного магического воспитания, так и еще возникала угроза раскрытия волшебного сообщества «вследствие активного магического возмущения в течение длительного периода времени в момент развития чистокровного волшебника в ненадлежащей среде» — формулировка, от которой даже у прожженных крючкотворцев в Министерстве сводило скулы.

Нет, Альбус знал, что его бывший ученик обзавелся личным адвокатом на манер американских волшебников. Однако вопрос об опеке Поттера можно было решить и мирным путем, Альбус бы объяснил про кровную защиту и важность дома, но Блэк на контакт идти не спешил. А резкие формулировки в ходатайстве глубоко ранили сердце учителя. Вопрос Поттера был решен без ведома и вопреки воле Дамблдора.

Альбус видел, каким счастливым выглядел Сириус, покидая Атриум Министерства в обнимку с Гарри. А уж как блестели глаза Гарри, когда в начале нового учебного года он рассказывал своим друзьям, как же здорово жить у крестного. И хотя директор был искренне рад, что у каждого из них появилась семья, чувство легкой досады все равно витало в его бороде. Он боялся, что Блэк задушит Гарри своей любовью, избалует его донельзя, пытаясь нагнать упущенное время. И хоть его мотивы были вполне искренни, Сириус сам во многих вопросах был сущим ребенком. Но тут Дамблдору нужно было смириться — нельзя все проконтролировать. А с Блэком он пообщается позже — когда с того схлынет эйфория, и они смогут побеседовать как взрослые люди, дабы избежать недопонимания.

И вот тут такие пренеприятнейшие новости: амнистия преступников. И ладно бы если это были какие-то обыкновенные правонарушители — нет же! Убийцы и мучители, безумцы и фанатики — одним словом, Пожиратели! Как Фадж мог такое допустить? Как он вообще на такое согласился? И главное, кто надоумил его на такой вопиющий поступок?

Когда Дамблдор через доверенных лиц узнал, кто ходил к министру чуть ли не три месяца с прошением, он не мог поверить. Адвокат Блэка с выразительной фамилией.

Роберт Гримм был для Дамблдора птицей неизвестной, а потому для изучения любопытной. Дамблдору не довелось с ним лично познакомиться, но многое можно сказать о человеке, узнав о том, как он пишет. А писал Гримм толково. За словом в карман не лез, и мог даже очевидный факт перевернуть с ног на голову. Он старательно доказывал, что черное это белое, и так ловко, что не подкопаешься. Чего только стоила его запрошенная экспертиза Черной Метки — «графический отпечаток двух Непростительных». И ведь не поспоришь — сам Снейп свидетель: не подчинишься приказу Лорда, так жечь будет, что зубами руку отгрызешь.

И ведь после прочтения подобного заключения, создавалось гадкое чувство, будто ММВ само виновато — «исследуемые доказательства не были ранее проанализированы в должной мере».

А вот выпуск «Ежедневного пророка» просто поразил. Дамблдор, который боролся за внедрение маггловских традиций и взаимодействие с неволшебным миром, был неприятно удивлен. За что боролся, на то и напоролся: «Беллатриса Лестрейндж — жертва Стокгольмского синдрома, отчаявшаяся заложница террориста».

* * *

— Не знаю, что там назревает, но мир определенно катится к Мордреду!

Альбус вынырнул из своих мыслей, вспоминая о присутствии старого друга.

— Знаешь, Аластор, наступают трудные времена. И я полагаю, нам стоит предпринять некоторые меры ради общего блага. Думаю, стоит проследить за определенными личностями.