Драбблы по циклу Темные подвалы (джен)

Персонажи: Кау-Рук, Лон-Гор, Мон-Со, менвиты и арзаки

Рейтинг:G

Жанр: джен

Размер: драббл

Саммари: в Ранавире готовятся к вечеринке с танцами.

Предупреждение: песни, много песен

От Автора: Я начинала писать этот драббл из хулиганских соображений. В цикле "Темные подвалы" для лучшей совместной адаптации арзаков и менвитов предлагалось провести песенный конкурс. Я очень ярко представила Кау-Рука, поющего "Серега Санин" Визбора и отправилась искать песни про авиацию, которые можно было бы приписать рамерийцам. Нашла, разумеется. А еще мне попалась статья о летчиках-испытателях, в которой очень ярко и наглядно описана суть экспериментальной авиации и разница между боевыми летчиками и летчиками-испытателями. Это и стало смысловым содержанием фанфика, который в значительной мере утратил юмор и легкость.

— Я думаю, — произнес Лон-Гор, — самое время организовать конкурс песен.

Вспомнив родной язык, арзаки уже не замолкали. Их звонкие мелодичные голоса превращали суровую военный базу в некое подобие молодежного лагеря.

— Лучше фестиваль, — предложил Кертри застенчиво, — его пальцы пробежали по флейте, с которой он не расставался в последние дни. — Фестиваль песен, музыки…

— И танцев! — подхватил Риган. Глаза у него загорелись.

— И танцев. — Улыбнулся Кертри. — Конкурс не нужен, мы же не собираемся соревноваться в профессиональном мастерстве. Необязательно петь, как выпускники Храма Искусств, главное, мы поделимся друг с другом той музыкой, что звучит в наших сердцах. Чем больше будет участников, тем лучше!

— Судя по тому, сколько песен я слышу за день, — Лон-Гор чуть наклонил голову, — недостатка выступающих не будет.

— Среди арзаков, — подметил Бу-Сан.

После его слов повисло молчание. Похоже, никто из менвитов не собирался опровергать заявление.

— А нас отправят по разнарядке, — прервал затянувшуюся паузу Ву-Инн. — Знаете, когда добровольцев в строю не находится, их назначает командир эскадрильи, — он бросил быстрый взгляд на Мон-Со. — Впрочем, штатских специалистов, возможно, и не коснется, — в ровном голосе прозвучало что-то очень похожее на горечь.

— Не будем торопиться с радикальными методами, — Кау-Рук вышел вперед, внимательно осмотрел собравшихся. — Один певец у нас уже есть, — он подошел к Мон-Со. — Над репертуаром мы поработаем. И я надеюсь, что отважные летчики не уронят честь эскадрильи, бросив своего командира.

— Ничего не получится, — мрачно сказал Рем-Аш. — У арзаков это в крови. У нас нет.

— Но как же… — пылко начал Риган.

Его неожиданно перебил Кертри:

— Статуя Элуа Рамери стоит на почетном месте Храма Искусств! Она менвитка и пела песни менвитов, но ее признали голосом всей Рамерии.

Менвиты слегка оживились, они, конечно же, не стали бурно жестикулировать и громко говорить, но выглядели заинтересованными. Лон-Гор искоса посмотрел на Кау-Рука, тот ответил ему ироничным взглядом.

— Помните, как она пела «Опустела без тебя земля», — вздохнул Ар-Лой. — Лучшая песня о летчиках. Больше никто так не споет… — он с надеждой посмотрел на Мон-Со.

— Так никто, — согласился Кау-Рук. — Но разве это единственная песня? — Он на мгновение задумался, его взгляд стал отрешенным:

Об этом товарищ не вспомнить нельзя,

В одной эскадрилье служили друзья,

И было на службе и в сердце у них

Огромное небо, огромное небо,

Огромное небо одно на двоих.

Лон-Гор отметил, что петь он умеет. В отличие от Мон-Со, который сам не знал, как у него получается, штурман прекрасно понимал, что именно он делает. Голос подчинялся ему, как отлично настроенный инструмент.

Летали, дружили в небесной дали,

Рукою до звёзд дотянуться могли.

Беда подступила как слёзы к глазам,

Однажды в полёте, однажды в полёте,

Однажды в полёте мотор отказал.

Кау-Рук не делал драматических пауз, не подпускал слезу. Он пел без надрыва, словно рассказывал о хороших знакомых. Летчики как-то незаметно собрались в тесную группу, едва не обнялись.

И надо бы прыгать не вышел полёт,

Но рухнет на город пустой самолёт,

Пройдёт не оставив живого следа,

И тысячи жизней, и тысячи жизней,

И тысячи жизней прервутся тогда.

Лон-Гор внимательно смотрел на пилотов. Их лица, обычно холодные и замкнутые, как у всех менвитов, сейчас были удивительно открыты. В распахнутых глазах читалась отчаянная надежда и… обреченная печаль. Слышали они уже эту песню и знали, чем закончится полет? Или же понимали по собственному опыту, какой выбор только и могут сделать летчики?

Мелькают кварталы, и прыгать нельзя.

Дотянем до леса, решили друзья,

Подальше от города смерть унесём,

Пускай мы погибнем, пускай мы погибнем,

Пускай мы погибнем, но город спасём.

Стрела самолёта рванулась с небес,

И вздрогнул от взрыва берёзовый лес.

Не скоро поляны травой зарастут,

А город подумал, а город подумал,

А город подумал ученья идут.

Кто-то отчетливо всхлипнул. Лон-Гор отметил, что арзаки не пытаются скрыть наполненные слезами глаза. Менвиты щурились, отводили взгляд.

В могиле лежат посреди тишины

Отличные парни отличной страны,

Светло и торжественно смотрит на них

Огромное небо, огромное небо,

Огромное небо одно на двоих.(1)

Тишина звенела эхом сорванной струны. Ничего не хотелось говорить. Невозможно было разлепить губы, сказать хоть что-то.

— Вы служили в Аннори, Ар-Лой? — спросил Кау-Рук, внезапно разбивая застывшее молчание. — Слышали об этом случае?

— Да. У нас в части стояла стела с их именами. А вы… вы их знали?

Кау-Рук покачал головой:

— Нет, лично встретится не довелось. Я принимал участие в испытаниях самолета. Уже после той аварии. Пытались устранить недостатки двигателя.

Лон-Гор нахмурился. Он прекрасно помнил обсуждение всех претендентов на участие в космической программе. В медицинских файлах штурмана история испытательных полетов отражалась весьма красноречиво.

Я еще не в угаре, не втиснулся в роль.

Как узнаешь в ангаре, кто — раб, кто — король,

Кто сильней, кто слабей,

кто плохой, кто хороший,

Кто кого допечет, допытает, дожмет:

Летуна самолет или наоборот? —

На земле притворилась машина — святошей.

— Что-то не так? — тихонько спросил Ильсор.

— Нет, — ответил Лон-Гор, оборачиваясь к нему. — Вы, похоже, впечатлены, — давно он не видел на его лице такой вовлеченности.

— Никогда не представлял, как это с другой стороны, — огромные, блестящие глаза, казалось, освещали бледное лицо теплым сиянием. — Я создаю машину, вкладываю в нее свои знания… душу. Что она для испытателя? Для того, кто впервые поднимает в воздух новый самолет?

Завтра я испытаю судьбу, а пока —

Я машине ласкаю крутые бока.

На земле мы равны, но равны ли в полете?

Под рукою, не скрою, ко мне холодок,—

Я иллюзий не строю — я старый ездок:

Самолет — необъезженный дьявол во плоти.

Лон-Гор хорошо был знаком с третьей стороной. С тем, что оставалось за точными линиями чертежей и сухими отчетами об испытаниях. Переломанные кости, ожоги, последствия перегрузок и контузий.

Знаю, утро мне силы утроит,

Ну а конь мой — хорош и сейчас,—

Вот решает он: стоит — не стоит

Из-под палки работать на нас.

На этих строчках Ильсор грустно улыбнулся. Наверное, он ощущал себя вот такой машиной — прекрасной, ценной, нужной… которой придется из-под палки выполнять, то, что и составляет смысл жизни.

Ты же мне с чертежей, как с пеленок, знаком,

Ты не знал виражей — шел и шел прямиком,

Плыл под грифом "Секретно" по волнам науки.

Генеральный конструктор тебе потакал —

И отбился от рук ты в КБ, в ОТК,—

Но сегодня попал к испытателю в руки!

Мон-Со подошел к ним.

— Переживаете, Лон-Гор?

— Мне сложно смириться с неоправданным риском, — ответил Лон-Гор. — Вы, конечно, скажете, риск для военного это норма жизни. Но мне невыносима сама мысль, что можно было не допустить его.

Ильсор вздрогнул. Видимо, эти слова оказались созвучны тому, что терзало и мучило его самого.

Здесь возьмутся покруче,— придется теперь

Расплатиться, и лучше — без лишних потерь:

В нашем деле потери не очень приятны.

Ты свое отгулял до последней черты,

Но и я попетлял на таких вот, как ты,—

Так что грех нам обоим идти на попятный. (2)

— А как определить минимальный риск? — кривовато усмехнулся Мон-Со. — Вот самолет, у него есть ограничения максимальной скорости. А кто сказал, что она максимальная и дальше нельзя? Испытатели и сказали. Потому что дошли до такой скорости, когда дальше никак — самолет развалится.

— Мы же даем все необходимые цифры, — с нажимом произнес Ильсор. — Максимальную скорость…

Песню Лон-Гор уже не слушал. Его больше интересовал ответ Мон-Со.

— Прежде чем записать в руководство по эксплуатации, нужно эту скорость превысить и убедиться, что есть как минимум 10-процентный запас на ошибку летчика. То есть на 110% с самолетом ничего не должно случиться. Ильсор, вы должны знать, что в процессе испытаний расчетные цифры меняются в большую или меньшую сторону.

Кау-Рук, словно понял по их лицам, о чем разговор, залихватски улыбнулся:

Взревел мотор, дрожит капот,

А самолёт вот-вот сорвется с места.

РП даёт над точкой взлёт,

И тем, кто в небе, скоро станет тесно.

Разбег, отрыв! Кромсает воздух винт,

Землёй в наборе только можно любоваться.

Вот тысяча сто,— забудь прекрасный вид!

Начало комплекса и надо постараться.

Это не лихость, не забава, а кураж!

В глазах темно, и в горле привкус неприятный.

Наперекор стихиям крутим пилотаж,

Немного сложный, много высший и обратный.

— Он еще в Летной школе был таким, — произнес Мон-Со с непередаваемой интонацией. — Нарушал правила, подрывал дисциплину, как будто на прочность испытывал.

Разгон. Отмашки. Ставлю вертикаль.

Вращенье. Поворот, я над крестом.

К земле лечу, словно себя не жаль,

В неуправляемом вращенье штопорном.

Сквозь пелену увидел край земли,

Ногами к верху вдоль «стрелы» несусь,

Обратная петля, на плечи жмут ремни,

Но, все же стиснув зубы, я держусь.

— Я был уверен, что его выгонят до выпуска. Армия требует совсем других качеств.

— Все летчики работают на пределе человеческих возможностей, — возразил Ильсор. — Тем более военные.

— Не так. У военного летчика главное — боевая задача. Мы заточены на тактику, на то, чтобы преодолеть систему ПВО. Для нас определены цели на территории вероятного противника, и не для всех целей рассчитано, что человек вернется — о прогнозируемых потерях слышали? В гражданской авиации на первом месте безопасность пассажиров. А летчик-испытатель летает на режимах, которые никто не пробовал, с новым оборудованием, которое неизвестно как себя поведет. В экспериментальной авиации имеет смысл говорить не о безопасности полетов, а об уменьшении опасности.

Опять фиксации, вращенья на угле,

С последних сил потвёрже остановка.

На пилотаж летать — летать не на метле!

Помимо прочего нужна и тренировка.

Ну вот уже дал сок, спина в поту,

Все силы выложил на комплекс без остатка,

Теперь добавлю к сухости во рту,

Финальные отмашки и посадку.

Это не лихость, не забава, а кураж!

В глазах темно, и в горле привкус неприятный.

Не ради славы, для души наш пилотаж,

Немного сложный, много высший и обратный. (3)

Лон-Гор передернул плечами.

— Вы же столько проработали в Академии, — легкое удивление проскользнуло в голосе Мон-Со, — в том числе над космическим проектом, и так реагируете?

— Я понимаю необходимость этой работы. Небо, полет… стоит риска. Но я не представляю, как можно любить именно риск.

— Тогда слушайте внимательно, Лон-Гор. — Мон-Со положил руку ему на плечо, задержал всего на мгновенье. — Слушайте.

Педаль до упора, штурвал на себя и вдруг что-то...

Меня опрокинет, закружит, потянет к земле...

Сочувствую всем, кто ни разу не пробовал штопор,

Считаю, что им не достался счастливый билет!

Ни с чем несравнимое то ощущенье паденья,

Которое мы испытали неведомо им.

Они не видали ни разу земли приближенье,

Вися на ремнях привязных над стеклом лобовым!

Лон-Гор внимательно оглядел собравшихся. Похоже, не только он сильно сомневался насчет счастливого билета. Пилоты, те замерли от восхищения, жадно вбирали каждое слово. И Риган с ними. А вот Нур-Кай скептически покачал головой. На лицах остальных тоже не было заметно желания изведать «несравнимое ощущенье паденье».

Вот дух захватило, и в тело влилось напряженье...

Секунды, виток, и машину пора выводить...

Земли приближенье длится всего лишь мгновенья...

Но именно эти мгновенья трудно забыть!

Я не собираюсь кого-то вводить в заблужденье —

С такой красотою порою соседствует страх...

Но тот, кто заметил, что радость полёта в паденье,

Наверное, в чем-то по-своему тоже был прав!

И тот, кто попробовал раз, непременно замечу

Захочет еще повторенья такой красоты...

И снова земля, закружась, понесется навстречу,

И только для вывода был бы запас высоты!

Пусть кто-нибудь спросит: «Ну что там красивого, что там?»

Пока не попробуешь сам, не получишь ответ...

Сочувствую тем, кто ни разу не пробовал штопор,

Считаю, что им не достался счастливый билет! (4)

Кау-Рук замолчал. Кажется, он собирался ускользнуть, оставив взволнованных слушателей переживать и проникаться. Но не тут-то было.

— А про вертолеты? — спросил кто-то.

— У нас пели еще военную… Берешь на себя, все берешь на себя… О том, как раненого бойца снимали с вершины. Вы знаете, мой полковник?

— Слышал. Но наизусть не вспомню. Надо восстановить слова, займитесь этим.

Пилоты закивали вразнобой.

— Вы споете про вертолеты? — настойчиво спросил Риган.

Штурман прикрыл глаза, вспоминая. Кивнул:

Звучат тревожно позывные рации —

Стоянку покидает вертолёт.

И лётчики особой авиации

Уходят в непредвиденный полёт.

Если люди в беде на земле, на воде,

И беда все дороги закрыла

Мы на помощь с небес и на горы, и в лес

К ним придём на своих винтокрылых.

В далекий край, пески, пустыни знойные,

Куда приказ и долг нас позовет

Строителей и славных наших воинов

Доставит непременно вертолёт.

Лон-Гор заметил, что летчики шевелили губами. Не только они. Тихонько подпевали техники. Те, кто учился летать.

Если люди в беде на земле, на воде,

И беда все дороги закрыла

Мы на помощь с небес и на горы, и в лес

К ним придём на своих винтокрылых.

Припев подхватили, негромко, нестройно, но пели все вместе.

А если так случится — писем строчки ты

Не будешь получать из дальних мест,

Родная, не гневись — у вертолётчика

И почты, может, не было окрест. (5)

— А «Ночной полет»? — воскликнул Лин-То, едва смолкли последние слова.

Кау-Рук иронически вздернул бровь, но возражать не стал:

Пошёл на взлёт наш самолёт,

Прижал к земле тоскливый вереск.

Махнул рукой второй пилот

На этот неуютный берег.

Ночной полёт — тяжёлая работа,

Ночной полёт — не видно ничего,

Ночной полёт — не время для полёта,

Ночной полёт — полночный разговор.

И снова восхищенные глаза, вдохновенные лица. Лон-Гор оглянулся на Мон-Со. Комэск энтузиазма своих пилотов не разделял. Он выглядел слегка недовольным... Нет, он о чем-то напряженно размышлял.

— Мой полковник? — Лон-Гор тронул его за локоть.

— Не помню этой песни, — отозвался Мон-Со. — Может быть и слышал... Должен был слышать, если вся эскадрилья в курсе! Не заметил. А ведь это про нас.

Летим всю ночь по курсу «ноль»

Давным-давно нам надоело

Смотреть на жизнь через окно

И делать дело между делом.

Ночной полёт — тяжёлая работа,

Ночной полёт — не видно ничего,

Ночной полёт — не время для полёта,

Ночной полёт — полночный разговор.

Мон-Со беззвучно шевелил губами, проговаривая слова припева. Лон-Гор улыбнулся. Он ясно различал в хоре пилотов голоса Ар-Лоя, Рем-Аша, Лин-То.

А я не сплю. Благодарю

Свою судьбу за эту муку,

За то, что жизнь я подарю

Ночным полётам и разлукам.

Ночной полёт — тяжёлая работа,

Ночной полёт — не видно ничего,

Ночной полёт — не время для полёта,

Ночной полёт — полночный разговор. (6)

— Спать надо ночью! — подмигнул Кау-Рук.

Свет в окошках погас

Всех как ветром сдуло.

Спит БАИ, спит ИАС

АТБ уснуло.

Его поддержали уже дружно, в полный голос.

Лишь луна над землей,

Этой ночи внемлет.

На посту часовой

Тоже мирно дремлет.

Спит ТЗ, спит АПА,

Спит с водой машина.

И храпит до утра

Бочка с керосином.

Спят заглушки, чехлы,

Ведра и стремянки.

Молоток, две пилы

И с тосолом банки.

Ночь. Луна. Тишина

Спит, не шелохнется.

Только нам не до сна,

Учим «Руководство». (7)

_____________________-

1) "Огромное небо", Роберт Рождественский.

2) "Песня летчика-испытателя", В.С.Высоцкий.

3) "Высший пилотаж", Е.Ю.Шукевич.

4) "Штопор", В.Захаров.

5) И.Шаферан.

6) "Ночной полет", Ю. Визбор.

7) "Сонная песня" ("Колыбельная"), В.Захаров.