Чужая. Часть 2. Мёртвый дом (гет)

На счастье им выпало три дня. А могло быть тридцать. Когда человек счастлив, время течет иначе, а то и вовсе пропадает. Хитрая это субстанция.

Но как ни пересчитывай, их всё же было три. Три утра, пронизанных свежестью воздуха в открытое окно и золотыми лучами солнца на смятых простынях. Три дня, осыпавшихся поцелуями и прикосновениями, как осыпаются лепестками деревья по весне. Три ночи, в которых все ослепшие глаза, все слёзы и жалобы... Впрочем, ночи было две — посреди третьей Берта проснулась и, даже не открывая глаз, поняла, что Рема рядом нет.

Она привыкла легко ориентироваться в темноте, так что найти шарф и, набросив его на плечи, выйти из комнаты не составило никакого труда. Босые ноги сразу обдало холодным потоком воздуха — в коридорах блэковского особняка здорово дуло. Но сбить Берту с намеченной цели какому-то сквозняку было не под силу.

Берта шла на голос. Разговор доносился из гостиной. Говорил не Люпин и не Блэк. Подойдя поближе, Берта узнала звучный голос своего бывшего директора.

— ...и я прошу тебя предоставить твой дом в качестве штаб-квартиры Ордена.

— Вы могли бы и не просить, Альбус. Я сам хотел предложить это. Отец когда-то здорово поработал над защитой семейного гнезда. Пожалуй, во всей Британии вряд ли найдёшь более засекреченное место, — какая-то едва ли не мальчишеская гордость и дрожь еле сдерживаемого азарта прозвучали в голосе Сириуса Блэка.

— А кроме того, мы применим Чары Доверия, — подхватил Альбус Дамблдор. — Никто из членов Ордена при всём желании не сможет выдать тайну местонахождения штаб-квартиры.

— Но... если ее выдаст Хранитель... — голос Блэка ощутимо дрогнул.

— Это невозможно, — спокойно сказал Дамблдор.

— Отчего же? — с горечью произнес Блэк.

— Хранителем тайны буду я, — так же спокойно ответил директор.

— Альбус, — вмешался Рем, — а к чему такие сложности? Помнится, в прошлую войну мы не прятались от Лорда...

— В этот раз всё куда хуже, мой мальчик, — Берта почувствовала, как директор помрачнел. — Дело в том, что возрождения Волдеморта никто, кроме Гарри, не видел. И, кроме меня, ему никто не поверил, — добавил Дамблдор.

— И Министерство... — начал Ремус.

— И Министерство считает все это фантазиями неуравновешенного подростка, который хочет привлечь к себе внимание.

— Да как они... — взвился Блэк. — Неужели вы не смогли их убедить, Альбус?!

— Видишь ли, Сириус, — грустно сказал Дамблдор, — нынче в Министерстве действуют силы более могущественные, чем сила моего убеждения. Зависть, ненависть и... страх. Воистину Волдеморт способен сеять вражду между людьми, пробуждать в людских душах гордыню и гнев. И отчего-то наиболее подвержены его чарам люди, облечённые властью, — задумчиво заключил Дамблдор.

— Альбус, что-то произошло? — насторожился Рем.

— Ничего ужасного, мальчик мой, — в голосе директора послышалась улыбка. — Просто я больше не Верховный Чародей Визенгамота. Меня сняли сегодня вечером. В связи с утратой доверия, — он уже откровенно посмеивался. — Да оно и к лучшему. Хлопотная это должность по нынешним временам.

Услышанного Берте хватило. Медленно побрела она назад по коридору, прислушиваясь к страшной пустоте внутри себя. Она толком не понимала, что чувствует сейчас, перед глазами почему-то стояло хмурое лицо Криса Бурого.

...Неизвестно, сколько времени прошло, но вряд ли больше часа, когда в их комнату вернулся Ремус. Берта сидела посреди кровати, прямая, как свечка, глядя перед собой широко распахнутыми, светлыми и холодными, как льдинки, глазами.

— Хочешь мне что-то сказать? — очень спокойно поинтересовался Люпин.

— Рем, это... война? — голос звучал незнакомо, будто чужой.

Люпин молча опустился на кровать.

— Возьми, — он протянул ей красный шелковый шарф, который сам и подарил когда-то. Берта вздрогнула: она и не заметила, как он соскользнул с плеч, когда она, зябко поёживаясь, стояла под дверью гостиной.

— Ты всё слышала.

— Что же теперь будет?

— Пока ничего. Лорд возродился, но он ещё слаб, соратники его в Азкабане. Время для открытого противостояния придет ещё не скоро.

— Но чего хотел Дамблдор?

— Дамблдор хотел собрать Орден. Но оказалось, что орденцев осталось куда меньше, чем он рассчитывал.

— Что такое Орден?

Ремус задумался.

— В прошлую войну мы были армией, которая сражалась против Волдеморта. А сейчас, пожалуй, больше похожи на партизанский отряд, — усмехнулся он.

Берта не заметила его улыбки. Её трясло. Она закрыла лицо руками.

— Господи... И здесь война... Никуда от неё, проклятой, не деться... Ты не можешь уйти из этого Ордена?

— Не могу. Ты не знаешь, что такое война...

— Я знаю, что такое война! — перебила Берта.

— Магловская, — спокойно сказал Ремус. — Магическая война намного страшнее. Её последствия скажутся не только на магическом мире, но и на магловском, а могут и повлиять на ход всей мировой истории. Поэтому нужно сделать всё, чтобы она как можно дольше не начиналась и как можно быстрее закончилась. Пойми, в Ордене сейчас каждый человек на счету. Даже нелюди в ход пошли, — улыбнулся Рем.

— А если тебя убьют?

— Значит, я приму смерть, как подобает воину, — серьёзно сказал Рем. — Но этого не случится, — глаза его потеплели. — Когда я смотрю на тебя, я чувствую, что могу всё на свете преодолеть: опасность, войну, даже смерть. И утром, когда я уйду, я буду знать, что ты ждешь меня. А это значит, я обязательно вернусь.

Что-то больно кольнуло Берту в самое сердце.

— Уже утром?

— Да. Но ничего опасного пока не предвидится.

— Я пойду с тобой.

— Нет. Ты никуда не пойдешь.

— Почему? Вдруг тебе понадобится помощь.

— Чем ты можешь мне помочь? У тебя и палочки-то нет.

— Зато есть зубы и когти.

— Да, и умение наводить порчу за полчаса. В случае чего от тебя пять раз мокрое место останется, пока ты успеешь применить все свои навыки. Тебе же ещё семнадцати нет.

— Осенью будет, — упрямо возразила Берта.

— Между прочим, осенью ещё будет наша свадьба. И мы оба должны на ней присутствовать.

Тут уже Берта всхлипнула и прижалась к его спине.

— Я очень хочу, чтобы ты... присутствовал, — проговорила она, уткнувшись лицом ему в затылок.

Рем тихо рассмеялся.

— Это я тебе обещаю. Одну войну я уже пережил. Переживу и ещё одну, — голос его как-то странно дрогнул, Рем сжал в своих руках обвивающие его руки Берты и, притягивая её к себе, прошептал в ее сомкнутые губы, в солоноватые веки, в самое неясно белеющее в темноте лицо её: — Я люблю тебя.

Утром Рем ушёл, когда Берта еще спала. Проснувшись, она нашла на подушке кусочек пергамента. Записка.

«Не стал тебя будить. Долгие проводы — лишние слезы. Не тревожься обо мне. Жди меня. Я скоро. Рем.»

Почерк неровный, угловатый. Видимо, торопился. Берта поднесла пергамент к лицу и закрыла глаза...

Всё же начинался новый день. Берта встала, привела себя в порядок и спустилась вниз. Хозяина нигде не было видно. Девушка пожала плечами и отправилась на кухню. Может, они с Ремусом ушли вместе? Хотя Рем ей об этом ничего не говорил.

Запаса продуктов и кулинарных талантов Берты хватило как раз на то, чтобы изготовить вполне приличную овсянку и сварить кофе. Вопросы ориентирования на незнакомой кухне так увлекли девушку, что она не сразу заметила, что кто-то за ней наблюдает.

— Кхм... и что бы это значило, юная леди?

От неожиданности Берта чуть не выронила ложку.

— Тьфу ты, чёрт!..

Стоявший в проёме двери негромко рассмеялся.

— Увы, не чёрт, а всего лишь Сириус Блэк. Голодный, кстати...

— А... да. С добрым утром. Садитесь, сейчас завтрак будет, — смутилась Берта и поставила на стол ещё одну тарелку.

— Эх, давно меня никто завтраком не кормил, — блаженно произнес Сириус, усаживаясь за стол.

Берта сама не понимала, почему руки её дрожали, когда она накладывала овсянку ему в тарелку, почему так смущал её чуть насмешливый взгляд его тёмных глаз.

И девушка была готова провалиться сквозь землю от стыда, когда Блэк, сразу закинув в рот ложку каши, как-то странно застыл, медленно прожевал и проглотил овсянку.

— Это... что?

— Каша, — растерянно ответила Берта.

— Э-э... да... никогда такой не ел...

Берта села за стол и хмуро приступила к своей порции. Ну, подумаешь, пригорела малость... ну, пересолена чуток...

Да, завтрак, очевидно, не удался.

— А я подумала, вы вместе с Ремусом ушли, — нарушила молчание Берта.

— Не-ет, — усмехнулся Сириус, но на этот раз в усмешке его была горечь, — я теперь нескоро смогу куда-нибудь уйти. Ты, кстати, тоже, — небрежно бросил он.

— Почему? — напряглась Берта.

— Этот дом находится под Чарами Доверия.

— И что это значит?

— Попасть сюда может только тот, кому Хранитель Тайны расскажет об этом месте. То есть, уйти ты отсюда, конечно, сможешь, а вот вернуться... Тебе ведь непременно нужно вернуться, правда? — улыбнулся он и пристально взглянул на Берту.

Та промолчала.

Сириус продолжал её рассматривать. Не без удивления, надо сказать. Как-то не вязалась эта Берта Лихт с тем образом маленькой хищницы, готовой на всё ради собственной выгоды, который Блэк нарисовал себе по рассказу Люпина. Это её смущение, растерянность, каша подгорелая, нос в саже... Да и какая уж там выгода могла ей прилететь от Ремуса Люпина?

— Любишь его, да?

Часто заморгала, губы задрожали.

— Он скоро придет?

Как ребенок, ей-богу!

— Как только, так сразу, — широко ухмыльнулся Сириус. — Да не реви ты!

Вцепилась пальцами в край стола, даже побелели.

— Что же я буду делать здесь одна?

Сириус подмигнул.

— Ну, для начала хоть готовить научись.

Прошла неделя. Ремус не появлялся, никаких известий о нём не поступало. Берта не знала, что и думать.

Наедине с собой или встречаясь на кухне с Сириусом во время завтраков, обедов и ужинов (которые с каждым днём становились всё более съедобными), Берта прятала подступающую панику. Днём она старалась занять себя по полной программе — тем более, что было, чем. Готовка, уборка огромного запущенного дома — по-хорошему, чтобы навести здесь полный порядок в одиночку, понадобилось бы несколько лет. И это при условии, чтобы заниматься этим круглые сутки.

Сириус помогать не рвался. То ли потому, что до Азкабана привык жить в окружении слуг и не привык беспокоиться о таких мелочах, как уборка; то ли потому, что после Азкабана перестал обращать внимание на такую ерунду, как беспорядок. В любом случае, Берту это радовало.

Едва попав в дом к Блэку, Берта почти сразу поняла, что лучший друг Ремуса вряд ли станет другом ей. Она прекрасно понимала, какая пропасть разделяет его — волшебника, аристократа, легендарную личность, и ее — безродную нищенку с невнятными магическими способностями. К тому же несовершеннолетнюю любовницу его лучшего друга. Ясно, что, кроме насмешливо-презрительного недоумения, Блэк ничего не мог по отношению к ней испытывать. Сама же Берта могла чувствовать к Сириусу уважение и благодарность — как к человеку со сложной судьбой, как к близкому другу Рема, как к человеку, который, ни слова не говоря, предоставил ей кров. Впрочем, последнее можно списать на широту натуры личности, которой много дано. Благородство — удел тех, кто имеет в избытке, а мелочность — тех, кто становится рабом недостатка...

Словом, Берта испытывала странную робость в присутствии Сириуса и радовалась, что его дом достаточно велик, что позволяет ей не сталкиваться с его хозяином ежечасно.

О доме нужно сказать особо. Берте довелось побывать в подобном лишь однажды и при довольно неприятных обстоятельствах — это был приснопамятный особняк мистера Уотлинга и его покойной супруги. Понятно, что тогда Берте было не до наблюдений. Но теперь, когда она день за днём проводила в этих стенах и могла бродить, где ей вздумается, девушка прониклась мрачноватой прелестью фамильного гнезда Блэков. Её привлекал лабиринт лестниц, коридоров и галерей, полумрак-полусвет комнат, вещи, хранящие память о тех, кто жил здесь задолго до Сириуса... Даже беспорядок, несущий в себе следы магии и лет, завораживал Берту и надолго останавливал на себе её внимание. От него пахло временем, и Берта не торопилась этот беспорядок разрушать.

С каждым днем девушка привязывалась к дому всё больше. И её удивляло, почему хозяин не принимает никакого участия в обживании давно покинутого гнезда.

А однажды Берта поняла, что как раз хозяину-то его вынужденное пребывание здесь явно в тягость.

Нет, они почти не разговаривали с Сириусом — только если по делу, а общих дел у них не было. Но Берта замечала, что с каждым днём Блэк становится всё мрачнее, воздух вокруг него едва ли не искрил от напряжения. Предметы поблизости начинали падать, в плите ни с того ни с сего вспыхивал огонь (чуть до пожара не дошло), а из-за пыльной портьеры в прихожей слышалось тяжёлое сопение, когда Сириус проходил мимо.

Да, Сириус Блэк не любил свой дом, но и дом не любил Сириуса Блэка. А вот к Берте, как ни странно, это здание отнеслось благосклонно. В её присутствии не падали вещи, не кричали портреты, и чувствовала она себя как никогда спокойно и защищённо. Может, это потому, что у неё никогда не было никакого дома вообще, и она радовалась любому? Может, и так...

Как бы там ни было, первым делом Берта решила привести в порядок те комнаты, в которых проводила больше всего времени — спальню, кухню, прихожую, отчасти гостиную. Правда, в последнюю она зашла всего однажды, но помнила, что Блэк и Люпин любили сидеть там вечерами, да и, кроме того, к ним мог кто-то прийти — штаб-квартира Ордена, как-никак!

И вот, как-то, убирая в прихожей, Берта наконец-то решилась отдернуть сопящую портьеру — если не выстирать, то хотя бы вытряхнуть из нее пыль. Но стоило ей приподнять ее край, как портьера, распространяя удушливый запах нафталина, напрочь слетела сама, а вслед за этим раздался такой пронзительный крик, что Берте пришлось зажать руками уши и даже зажмуриться.

— Ты! Предатель! Как ты посмел переступить порог моего дома?! Ты кто? — резкие вопли в мгновение ока сменились нормальной человеческой речью.

Берта боязливо приоткрыла глаза. На стене перед ней висел портрет — сравнительно новый, хотя и довольно пыльный. С портрета Берту придирчиво разглядывала очень худая старуха в тёмном платье и чепце. Глубокие морщины не могли скрыть тонких аристократических черт красивого когда-то лица.

— Э-э... — замялась Берта, — позвольте, я вытру с вас пыль.

— А-а, так ты прислуга, — с царственной небрежностью определила старуха.

— Ну... ваш домовой эльф, по-видимому, очень стар, ему трудно следить за таким большим домом, — деликатно объяснила Берта.

— Да, пожалуй, — задумчиво протянула старуха. — А где этот мерзавец?

Берта опустила глаза и невнятно пожала плечами. Всё это время она не переставала водить мягкой тряпкой по холсту и раме портрета, смахивая пыль.

Через минуту старуха начала зевать.

— О-ох, что-то мне так спать хочется... Ты бы укрыла меня, что ли, потеплее... А с этим я после разберусь... Проклятый отступник... Позорище моей плоти... — ругательства становились всё тише, а затем сменились мерным храпом.

Берта быстро занавесила портрет. Но тут тишину нарушил топот на лестнице. Впрочем, ещё не достигнув прихожей, он тоже постарался стихнуть.

— Я же тебя просил не шуметь здесь, не будить ничего, — зловеще прошипел Сириус. — Сегодня она ещё быстро заткнулась, обычно по часу орет.

— Вас рядом не было, — пожала плечами Берта.

Сириус на секунду онемел, потом, видимо, собрался разразиться благим матом, но передумал — сам ведь только что требовал тишины.

Берта с интересом наблюдала за сменой выражений его лица.

— Что ты смотришь? Ну что ты смотришь на меня?! — шепотом взорвался Сириус. — Иди вон отсюда!

Берта улыбнулась.

— Всё-таки вы очень похожи на свою мать, Сириус.

Да, Берта уже видела её портрет в гербовом зале. Теперь сомнений у неё не осталось: та высокомерная молодая красавица и эта измождённая старуха — один и тот же человек. Мать Сириуса. Глядя на Блэка невозможно было усомниться: чёрные шелковистые волосы, белая кожа, высокий чистый лоб, прямой нос, твердо сомкнутые губы, живые и умные тёмно-карие глаза — все это Сириусу досталось от матери. Кажется, характер ему тоже передался материнский.

— Я тебе ещё раз повторяю: не смей здесь шуметь, ни при каких обстоятельствах этот портрет не буди! Ты что, глупая совсем?

Запрет пришлось нарушить в тот же вечер.

Берта и Сириус уже заканчивали ужин, когда девушка своим звериным слухом уловила в прихожей какой-то шум. Выйдя из кухни, она поняла, что не ошиблась. Кто-то действительно стучал в дверь, но так тихо, что, не будь Берта оборотнем, ей нипочём было бы не услышать. Когда она приблизилась к входной двери, к стуку добавилось чьё-то хриплое прерывистое дыхание.

— Кто там? — не громко, но отчетливо спросила Берта.

За дверью не ответили, но девушка услышала какой-то шорох и что-то похожее на тихий стон.

Больше вопросов у Берты не возникло. Стараясь не очень греметь замками, девушка открыла дверь.

И в этот же момент все предосторожности были забыты. Что-то большое и тёмное загородило дверной проем, свет фонарей, освещавших ночную площадь, и клочок звёздного неба над ней. Но только на секунду, потому что это что-то, едва возникнув, всей своей тяжестью навалилось на девушку, чуть не сбив ее с ног.

Берта вскрикнула.

Вслед за этим шумно свалилась со стены портьера, открыв портрет, который тут же принялся пронзительно вопить. В кухне что-то грохнуло, Сириус что-то громко сказал — судя по интонации, нецензурно.

Под это звуковое сопровождение Берта почти втащила неизвестного в дом и уложила неподвижное тело на ковёр.

— Я же говорил тебе! — зарычал Сириус, появившись в прихожей. Он заклинанием запер раскрытую настежь дверь и так цыкнул на старуху, что у неё голос пропал.

— Я же тебя предупреждал! Какого черта?.. — он внезапно притих, проследив за взглядом Берты, которая недоуменно и растерянно смотрела на тёмную фигуру, лицом вниз лежащую на полу.

— Сириус... надо его перевернуть, — беспомощно посмотрела на Блэка Берта.

Ох, каким же неподъёмно тяжелым может быть человеческое тело!

— Слушай, может, он помер уже? — задыхаясь, спросил Сириус. — По-моему, только покойники бывают такими неповоротливыми.

— Нет, жив он, — переводя дыхание, сказала Берта. — Но плох очень.

— Ты-то откуда знаешь?

— Что же, я по запаху мёртвого от живого не...

И тут они оба остолбенели.

На полу прихожей особняка Блэков лежал Северус Снейп.

— Похоже, у него глубокий обморок. Сириус, помогите его перенести куда-нибудь, я посмотрю, не ранен ли... Сириус, вы что?

Блэк аккуратно поднялся с пола и, вытерев руки о рубашку, сунул их в карманы брюк. Берта удивленно на него взглянула.

— Я не стану к нему прикасаться.

— Ну, тогда левитируйте его, — раздражённо уточнила Берта. — У меня нет палочки. И у нас нет времени пререкаться.

Сириус отвернулся. Что же это такое, в самом деле?!

— Ну что вы стоите?! Помогите мне, я не смогу его поднять... Сириус, да неужели вы позволите человеку умереть на пороге вашего дома — кем бы он ни был? Разве вы совсем позабыли о фамильной чести? Не думала, что вы подонок, Сириус Блэк, — тихо сказала Берта. Голос её отчего-то сел.

— Левикорпус, — сквозь зубы процедил Сириус.

Тело Снейпа поднялось в воздух и повисло невысоко над полом. Сириус указал волшебной палочкой в направлении лестницы. Снейп, чуть покачиваясь, поплыл на первый этаж. Берта и Сириус пошли следом.

Сириус переместил Снейпа в одну из гостевых комнат. Незваного гостя с удобством расположили на вполне приличной кровати. Дошло даже до того, что Сириус собственноручно поправил на стенах газовые рожки, чтобы в комнате было достаточно света для осмотра.

Но Берта не успела ничему этому удивиться, потому что всё её внимание было направлено на Снейпа. Он лежал без сознания, смертельно бледный, губы сжаты, глаза закрыты, ни на лице, ни в лице — ни кровинки. Волосы, правда, спутанные и грязные — ну, так ведь они всегда такие.

Берта стала расстёгивать его мантию. Прикасаясь к нему, она ощущала, что он очень слабо, еле-еле, но всё-таки дышит. Значит, пока ещё жив...

Справившись, наконец, с тугими застёжками мантии, Берта хотела приняться за мелкие пуговки жилета, но, раздвигая складки ткани, наткнулась на что-то твердое. Пошарив во внутреннем кармане мантии профессора, Берта извлекла оттуда большую продолговатую склянку с буроватой мутной жидкостью. Девушка озадаченно посмотрела на Сириуса.

— Что бы это могло быть?

— Яд, скорее всего, — пожал плечами тот.

Но времени, чтобы разглядывать склянку и ее содержимое, у Берты не было. Каждую минуту неровное поверхностное дыхание Снейпа могло прерваться, и Берта понимала, что не простит себе, если это произойдёт. Почему-то сейчас помочь именно этому человеку казалось ей невероятно важным.

— Я ничего не понимаю. Ни-че-го, — спустя два дня Берта сидела на кухне, и зубы её довольно заметно клацали о край бокала, сунутого ей в руки Сириусом. — Ран нет, его не били, последствий Круциатуса — никаких...

— Откуда тебе известно о последствиях Круциатуса? — уцепился Сириус. — Применяла?

— Читала, — буркнула девушка, уже гораздо спокойнее.

— А вот он — применял, — тоже спокойно произнёс Блэк. — Человек... Не человек он, а змея. Кстати, что там у него в склянке? Круто было бы, если он своим собственным ядом отравился...

— Там Волчье противоядие. Он нёс его Ремусу.

— Ты так уверена? — прищурился Сириус.

— Кому же ещё? — пожала плечами Берта.

— Полагаешь, у Волдеморта на службе нет оборотней? — Сириус усмехнулся.

— Полагаю, что вряд ли они принимают Волчье противоядие. Вряд ли Тёмный Лорд хочет, чтобы его слуги знали о возможности добиться равенства с волшебниками иным способом, кроме войны.

— Здорово, — похвалил Сириус. — Только всё это домыслы.

— Отчего же? Снейп шёл сюда, с Волчьим противоядием...

— При том, что Рема в штаб-квартире сейчас нет, и всему Ордену об этом прекрасно известно, — лукаво глянул на Берту Сириус. — Но это не повод, чтобы сидеть у его постели круглые сутки.

Берта подняла на него мрачные глаза.

— Это война, Сириус. Она не будет ни завтра, ни послезавтра, ни в будущем году. Она уже началась. Здесь и сейчас. Она вошла в этот дом. И мы больше не можем жить, как раньше. Сейчас нельзя придавать значение вещам, вроде школьной вражды.

— Да пойми ты! — взорвался Сириус. — Снейп — Пожиратель! Его подлый нрав я со школы знаю! Да он сдаст весь наш Орден своему господину, как только ему, Снейпу, это будет наиболее выгодно! Ты же ничего не знаешь!

— Я знаю, что он в Ордене, так же, как Ремус, и ему сейчас очень плохо. Остальное выяснится, когда он очнётся.

— Если очнётся, — ехидно поправил Сириус.

Берта вся сжалась. Это был её кошмар. Она холодела от мысли, что профессор Снейп может умереть вот так, в её присутствии, только потому, что она не сумела, не догадалась, как ему помочь. И ещё... Берте казалось, открой он глаза, и всё ещё можно будет поправить. Война, так близко подошедшая к порогу её... пусть не дома, но убежища, как будто отступила бы чуть дальше, стала бы менее реальной оттого, что Берта не увидела бы её первой жертвы. Как будто от этого меньшая опасность грозила бы её Ремусу.

Она понимала, что нечестно прятаться от самой себя. Что умрет Снейп или нет, ничего уже нельзя остановить, эта молотилка уже запущена, и скосит она, если не одного, так другого... Но чтобы принять это, у Берты уже не оставалось сил.

Снейп, между тем, не приходил в сознание. Мало того, к обмороку и неподвижности добавился жар, а по ночам — с бредом. Тогда Снейп начинал говорить — быстро, бессвязно, понять его было почти невозможно, ни смысла, ни логики его слова не несли. Они вселяли ужас, почти как картины магловского художника Босха, которые Берта когда-то давно мельком видела в каком-то журнале.

Снейп говорил о смерти, о загробных мучениях, которые ему мерещились, о том, что ему страшно, о демонах и дементорах, о пытках, о гадах, которые ползают по комнате, об огне, которым жгут его демоны, о смерти, о том, что ему страшно, страшно, страшно...

Берта не спала уже несколько ночей. У нее самой путались мысли. Минутами ей казалось, что она не здесь, не в Лондоне, на площади Гриммо, а в том среднеазиатском городке, в госпитале. Кругом тёмная южная ночь, в палате стонут раненые. Тот мальчик, что ходил с товарищем в разведку. Товарищу повезло — он умер, не доехав до госпиталя, а этого мальчишку спасли. Жизнь ему спасли, а руки и ноги — нет... Он всё звал: «Мама, мама...»

— Анна... — полувздохом-полустоном прозвучало рядом с Бертой.

Она вздрогнула. Нет, Снейп не очнулся. Просто задышал спокойнее и до самого утра уже ничего не говорил.

А утром в комнату вошёл Сириус. Картину он застал прежнюю: на кровати, разметавшись, лежал Снейп, рядом, на табуретке, ссутулившись, сидела Берта, прикроватную тумбочку занимали какие-то тряпки, чашки с разноцветными жидкостями, даже блюдце с двумя кусками сахара там было.

Обозрев сей натюрморт, Сириус кашлянул.

— Ты что, ему зелья давала?

Берта дёрнулась — видимо, он ее разбудил.

— Н-нет, — сонно-испуганно, — только травяной чай. С сахаром, вот, — она торопливо указал на тумбочку.

— И как он? — Сириус брезгливо покосился на больного.

— По-прежнему, — подняла на него Берта светлые несчастные глаза.

Что-то кольнуло Сириуса, знакомо, но непривычно. Прочувствовать до конца он не успел — Берта отвернулась и заговорила горячо и торопливо:

— И ведь это не яд, не отравление. Никакой динамики, понимаете? Ему не хуже, не лучше. Не живет и не умирает. Только мучается.

— Безоар пробовала? — напряг извилины Сириус.

— Где же его взять? — пожала плечами Берта.

— Да, дело, — согласился Сириус.

— Да и не яд это, — повторила Берта. — Травленые так не пахнут. Ну, понимаете, — поспешила пояснить девушка, — часть яда обычно выходит с потом. Есть, конечно, яды, которые усваиваются целиком, не оставляя следа. Но они быстродействующие...

— Ясно, — прервал её Сириус, которому вовсе не улыбалось вновь попасть на лекцию по Зельеварению. — Может, заклятие?

Берта решительно замотала головой.

— Нет. Точно нет.

— Откуда ты знаешь? Ты спец в тёмной магии?

— Не в этом дело, — поморщилась Берта. — Просто от него не исходит больше никакой магии, кроме его собственной.

— И что теперь? — тихо спросил Сириус.

— Не знаю, — глухо и отчаянно проговорила Берта.

Сириусу стало как-то не по себе.

— Сколько же можно из-за этого мерзавца... Да я бы его на улицу выкинул — пусть подохнет под забором, как ему и следует! — зло прорычал Сириус.

— Не смей, — негромко и предостерегающе сказала Берта.

Сириус внимательно посмотрел на неё. За эти несколько дней девушка будто ещё больше похудела, осунулась, лицо ее покрылось нехорошей сероватой бледностью, под глазами залегли глубокие тени.

— Послушай, если ты толком ничем не можешь помочь, пойди лучше выспись. Нечего себя изводить. От твоего сидения здесь ничего не изменится, — твёрдо сказал Сириус.

— Я не могу его оставить, — возразила Берта.

— Ладно. Я пригляжу за этим... за ним, — Сириуса передёрнуло. — Ты иди спать.

Берта вздохнула, как-то неловко встала с табуретки и так же неловко, покачиваясь, пошла к двери. Сириус внимательно следил за ней взглядом — и не зря. В какой-то момент она так сильно и нехорошо пошатнулась, что упала бы, не успей Сириус вовремя ее подхватить.

— Давай лучше так... — он как-то неуклюже поднял Берту на руки. Мимоходом заметил, какая она поразительно лёгкая — кости да косы...

Берта удивительно быстро заснула, пока он её нёс. Проснулась, когда Сириус перекладывал её на кровать.

— Я вот все думаю... думаю...

— Что?

— Про мальчика. Он всё звал: «Мама, мама!» Понимаешь? Всё думаю и думаю...

Сириуса кольнуло ещё раз.

— Понимаю. Собственные мысли с ума свести могут. А то и в могилу. Не думай сейчас ни о чём. Спи.

Берта спала целый день и ещё ночь. А когда проснулась утром, точно знала, что ей делать.

В гостевую комнату вошла ровно и спокойно, как хозяйка.

Сириус слово сдержал и спал тут же, трансфигурировав табуретку в некое подобие магловской раскладушки.

— Я всё поняла. Сириус, выйди.

Протерев сонные глаза, Блэк уставился на Берту.

— В чём дело? Ты что врываешься с утра пораньше? Мы тут со Снейпом такую ночку провели — закачаешься! Еле угомонил его...

Берта гневно глянула на Сириуса, потом перевела взгляд на распростёртого на кровати Снейпа.

— Убери Силенцио сейчас же!

— Как скажешь... — буркнул Сириус. — Тебе-то он, небось, свои галлюцинации не транслировал. Со звуковым сопровождением. Да ты бы их и не увидела — ты же не волшебница, — спохватился Сириус. — А мы с ним оба маги, притом неслабые. Ну, есть у магов такая фенька, — пояснил он, — можем передавать друг другу собственный бред. Разновидность ментальной магии. Такое случается, если у волшебника в мозгах сбой, а следовательно — магия тоже сбоит. Потому у нас обычно с ума сходят семьями, — усмехнувшись, заключил Блэк.

— Всё верно! «Собственные мысли могут с ума свести»! — радостно воскликнула Берта. — В магии сбой... Я теперь знаю, что делать!

— Заразилась... — охнул Сириус.

— Нет, нет, всё хорошо, всё ослепительно хорошо... — зачастила Берта. — Ты только выйди, выйди, пожалуйста...

Когда, наконец, Сириус вышел, с большой тревогой оглядываясь на Берту, она смогла-таки перевести дыхание.

...Прошлое влияет на будущее. Время меняет людей. Но ничего бы этого не было, если бы человек не хранил прошлое в своей памяти. Это ведь память дает нам опыт, приносит радость и причиняет боль.

«Собственные мысли могут с ума свести». Да, мысли — и воспоминания.

Чужой магии на Снейпе не было — тут Берта ошибиться не могла. Значит, его убивала собственная. Но и сознательным заклинанием это не было — иначе Снейп уже был бы мертв.

Этот человек наверняка хранил в своей памяти массу поводов, чтобы не жить. Но, даже приведя в действие механизм самоуничтожения, он продолжал бороться за жизнь. Бороться с самим собой. А это значит... это значит, саморазрушение началось против его воли! Значит, произошло что-то, что вызвало такую реакцию магии... Но что это могло быть?

Ответ, конечно, следовало бы искать в памяти Снейпа. Но сделать это Берта не могла. Во-первых, ей просто не хватало волшебных навыков, а во-вторых, она слишком хорошо знала, чем может закончиться неумелая работа с воспоминаниями.

Зато она могла забрать ту часть его силы, которая работала на саморазрушение. Это ведь не было чужим заклятием, направленным на конкретного человека с конкретной программой действий. Нет, это всего лишь магическая сила, безусловно, привязанная к своему хозяину, но не настолько, чтобы ее нельзя было отобрать.

Берта села у постели Снейпа и закрыла глаза. Сейчас ей нужно увидеть то, что неподвластно обычным человеческим чувствам.

Медленно-медленно провела она руками вдоль тела Снейпа, не касаясь его. Снейп всё же был очень сильным магом — даже сейчас, когда уже дыхание давалось ему с трудом, магия ощущалась на нём ясно и чисто, как прикосновение к холодному остро отточенному клинку.

Берта перевела дыхание. Ещё раз... Нет, ничего... Будто лежит перед ней здоровый человек, так, вздремнул немножко... Ещё раз... Ладони, кажется, сейчас кровоточить начнут — такая сильная магия... Ну же!

Вот оно! Правую руку обожгло. Берта едва пересилила себя, чтобы не отдёрнуть её. Будто сталь затупилась, да еще и нагрели клинок, раскалили докрасна. Обычным зрением Берта, конечно, ничего не видела. Но мысленно то, что она почувствовала, показалось ей похожим на маленький пульсирующий сгусток энергии. Как же вынуть тебя? Попыталась обхватить тёмный сгусток разъедающей магии. Вышло. Местечко-то всего с ладонь. Да только долго-то в ладони не удержишь его — жжёт, будто в кислоту руку опустила.

А что, если... ну вот, как картошку печёную — с руки на руку, а? Оно, конечно, не картошка, но на небольшое расстояние отделить от тела можно... а там и связь с телом слабее, и питаться-то этому сгустку магии нечем. Остынет.

Берта подержала его немного и осторожно потянула. Ого, да тут не сгусток, тут целый клубок! Толстые чёрные вязкие нити, извиваясь, как живые, так и норовят снова прилипнуть, присосаться, впитаться в не до конца уничтоженного человека. Их нужно отделять, медленно, осторожно, чтобы ничего не повредить, и сматывать, сматывать, сматывать. Руки трясутся, но, не дай Бог, выпустить хотя бы одну!

Оставшись, наконец, с шевелящимся клубком в руках, Берта замерла. Что теперь делать с ним? Выбросить нельзя, мигом прилипнет к хозяину, все труды насмарку.

Надо как-то присвоить. Съесть? Выпить? Вдохнуть? Какая только гадость в ум не придет...

Так что же? А просто так прижать — туда, где был, к солнечному сплетению — только у себя. Ну, чего ты переполошился? Здесь ты и был, не помнишь разве?

Клубок как-то затих и стал понемногу уменьшаться. А жжение в груди становилось понемногу сильнее.

— Die Möwe... Man ausgeknockt die Möwe auf dem Vormarsch. Lassen Sie sich nicht der Vogel sterben.

— Что это значит?

— Люпин, тебе не всё равно?

— Я просто пытаюсь понять, что произошло. Что сказал Снейп?

— Нюниус? Да ничего не сказал. Я сразу хотел Круциатусом врезать. А Нюниус что-то ничего объяснять не стал... Странный он какой-то.

— Так и ушёл?

— Нет, пульс ей пощупал, оставил какой-то пузырек, велел дать ей, когда проснётся...

— Ну, и?..

— Она второй день не просыпается!

— Я не пойму, куда ты смотрел, Бродяга?!

— А я что? Она пришла, глаза сумасшедшие, «выйди» да «выйди». Драться с ней было, что ли?

— Но приглядеть за ней ты мог?

— Приглядишь тут... Там такая магия шпарила — к двери не подойти. Потом захожу, вижу: Снейп на кровати весь расхристанный, рубашка расстегнута, на груди — не то ожог, не то рубец. Берта твоя на полу лежит, съежилась вся и руку вот здесь вот, пониже груди прижимает. Снейп почти сразу очухался, когда я вошел. Ну, я ему сразу: «Что ты с ней сделал, подонок?»

— И как он?

— Мерлин его знает... Выглядел неважно, но ушел на своих ногах.

— Ясно. И ничего не объяснил?

— Не-а, ничего. Говорю же — странный он какой-то...