Сердце Скал (джен)

1-14 дни Летних Ветров, 399 год Круга Скал. Оллария, Гальтара

Кардинал Сильвестр был неукротимо зол. Он знал, что выиграет эту битву, но какими средствами, помилуй Леворукий! До сих пор при взгляде на короля у него сводило зубы. Ему пришлось добрых полчаса простоять на коленях перед этим коронованным ничтожеством. Благо Талига требует жертв, но это слишком! Фердинанд заплатит ему за пережитое унижение. Счастье еще, что Люди Чести не знают всех подробностей той весенней ночи, при воспоминании о которой кардинала до сих пор мутило от гнева.

Закатная кошка Катарина и эта молодая эпинская гадюка, епископ Риссанский, успешно держали короля в изоляции почти полторы недели после Нохской дуэли. Однако двор не мог все время находиться в старом особняке баронов Феншо; в середине месяца король вернулся в Новый дворец. В ночь на двадцать первое Весенних Молний маркиз Фарнэби через задние двери, предназначенные для истопников, горничных, прачек и прочей челяди, провел кардинала прямо в Малую опочивальню. У господина мажордома были свои связи среди дворцовой прислуги. Один из его протеже выносил ночной горшок его величества и поэтому имел ключи от ретирадной комнаты короля, примыкающей к спальне. Сильвестр до конца жизни запомнит узкие, крутые лестницы, темные, холодные коридоры и испуг Фердинанда, поднятого с постели появлением неожиданных гостей.

Сильвестр тут же рухнул на колени перед кроватью, закрыв руками лицо, не позволяя первоначальному королевскому страху превратиться в ярость. За прошедшие дни Фердинанда изрядно настроили против него. Маркиз Фарнэби с ловкостью опытного придворного быстро направил события в нужное русло. Рухнув на колени рядом с Сильвестром, он воззвал:

— Государь, вашему величеству известна моя преданность! Умоляю ваше величество выслушать его высокопреосвященство. Речь о деле государственной важности!

Растерянный Фердинанд трясся мелкой дрожью в расшитой золотом ночной сорочке и явно не знал, на что решиться. Его камердинер хотел было юркнуть в двери за стражей, но маркиз задержал ушлого слугу, ловко ухватив того за полу.

Сильвестр с трудом оторвал руки от лица — он боялся, что не сумеет скрыть гримасы гадливости при виде его величества. К счастью, мимические мышцы не подвели. Нужно было воспользоваться случаем и вбить клин между партией кансильера и Феншо-Тримейнами.

— Ваше величество, дело не терпит отлагательств… Господин Куанси́, родственник вашего постельничего, только что сообщил мне, что капитан гарнизона, стоящего в Эр-Эпинэ, получил приказ, требующий от него немедленно сложить с себя командование и перебазироваться в Сэ… На приказе был оттиск вашей Большой королевской печати.

Потрясенный король подпрыгнул на постели и уставился на кардинала расширившимися от ужаса глазами. Новость отчетливо пахла мятежом.

— Разве Большая печать не в сокровищнице? — дрожащим голосом спросил он.

Разумеется нет. Ее там и быть не могло, его величество это прекрасно знает. Хранение Большой королевской печати с незапамятных времен — прерогатива и обязанность кансильеров Талига!

Что делать? О, обвинить кансильера почти не в чем. Его величеству хорошо известно, что передача Большой королевской печати осуществляется по письменному распоряжению короля и непременно в присутствии господина геренция… А поскольку кансильер покинул Олларию слишком поспешно и не поставив в известность его величество, у него не было времени на соблюдение протокола. Он сохранил печать при себе, а государю Талига лучше всех известно, как ловко в случае надобности граф Штанцлер подделывает королевскую подпись…

— Это измена, государь! — расставил точки над «и» маркиз Фарнэби, — Бегство Штанцлера — свидетельство о заговоре и нечистой совести.

— Граф боялся покушения со стороны господина кардинала, — нервно залепетал Фердинанд. — Октавианская ночь… — король повернулся к Сильвестру, — граф полагает ее делом ваших рук…

— Я готов хоть завтра предстать перед судом вашего величества, — твердо заявил Сильвестр. — Я слишком долго и слишком преданно служил вам и вашему августейшему родителю, чтобы бояться ложных наветов. Я не сбегу, как граф Штанцлер.

— Вы убедили меня отменить эдикты против дуэлей… — мямлил король.

— И всем сердцем скорблю об этом, — заверил Сильвестр. — Я молю ваше величество наказать меня по всей строгости. Но господин Куанси сообщает, что кансильер, по слухам, прячется у господина Депре́, одного из арендаторов покойного графа Ариго. Полагаю, что герцог Алва, чья преданность вам известна, почуял заговор и попытался обезглавить его, как умел.

— Государь, — решительно вставил Маркус Фарнэби, — изменник не мог бы поселиться у Депре без ведома Ариго… а после его смерти — без ведома ее величества королевы.

Король снова задрожал и непроизвольно начал нащупывать руками халат, лежавший в изножье кровати.

— Это еще не все, государь, — безжалостно добил его кардинал. — Мне доложили, что герцог Окделл покинул своего эра и выехал из Талига в Агарис. Таможенники вашего величества сообщают, что герцог пересек границу у заставы Саттэк.

Король затрясся так, что халат вывалился у него из рук. Маркус Фарнэби услужливо подскочил и помог его величеству облачиться.

— А это правда? — наконец сообразил спросить Фердинанд.

Сильвестр почтительно передал королю донесения. Бумаги запрыгали перед королевским носом: бедняга попробовал читать их и почти тут же отбросил от себя. Неловко выкарабкавшись из постели, он наконец-то подал знак кардиналу подняться с колен. Тот выпрямился, подавляя невольный вздох облегчения.

— Государь, ее величество стала заложницей любви к братьям, — мягко проговорил он, — а также к графу Штанцлеру, к которому питает поистине дочерние чувства. Увы, кансильер воспользовался ими так же беззастенчиво, как и вашим доверием… Королеву следует оградить от всего этого. Тем более, что герцог Алва сейчас не в Талиге, чем ваши враги явно торопятся воспользоваться.

За несколько минут Сильвестру удалось основательно запугать Фердинанда призраком мятежа в Эпинэ. Король все еще отлично помнил Надор и Ренкваху. Катарину заперли в ее покоях, а кардинал отправился к себе, надеясь урвать хотя бы два часа передышки. Какова же была его ярость, когда выяснилось, что еще до рассвета Фердинанд послал за епископом Риссанским!

К счастью, исчезновение Большой государственной печати испугало Луи-Поля, хотя он сумел-таки убедить короля подождать официальных подтверждений. Разве господина Куанси не могли ввести в заблуждение?

В Эпинэ полетели приказы, но партия кардинала уже начала оттеснять партию королевы. В десятый день Летних Скал Тайный Совет получил подложное распоряжение, выгнавшее королевский гарнизон из Эр-Эпинэ. Это была победа. Король немедленно издал указ об отстранении кансильера от должности. Его обязанности были временно возложены на герцога Колиньяра, однако сам Штанцлер опять как в воду канул. Дом господина Депре перевернули снизу доверху, но ничего не добились ни от слуг, ни от хозяина.

Было очевидно, что Эпинэ бурлит, но бурлит под сурдинку. Мараны громко блеяли о неблагонадежности старого герцога Анри-Гийома. Главный секретарь Талига граф фок Ве́йсдорн, ведавший тайной полицией, изловил кое-каких слуг покойного графа Ариго, и в его руках они начали выводить любопытные трели. Однако преосвященный Луи-Поль тоже не сидел без дела. Молодой епископ наладил переписку с Агарисом, а двадцатого числа Летних Скал сам Сильвестр удостоился очередного послания от Эсперадора Юнния. Новости были такие, что кардинал едва не решил сказаться больным, но было поздно: король назначил заседание Тайного Совета на первое Летних Ветров. Епископ Риссанский настойчиво требовал рассмотрения обвинений против герцога Надорского.

Сидя в Овальном кабинете, кардинал ярился на всех по очереди: на идиота-Фердинанда, которому давно было не место на троне, на пройдоху Луи-Поля, гадюкой проползшего в политику, на самого себя, благодушно позволившего когда-то третьему сыну графа Феншо-Тримейна занять епископскую кафедру, и на отсутствующего Рокэ Алву. Особенно на Алву! В конечном счете, весь сегодняшний балаган творился именно по его милости.

Злость, однако, не мешала Сильвестру прикидывать свои шансы. Тессорий Леопольд Манрик и экстерриор Гектор Рафиано будут на его стороне, равно как и первый секретарь Франц фок Вейсдорн и маркиз Руй де Аленго́р, министр флота. Можно также уверено положиться на вице-кансильера Колиньяра, жмурившегося сейчас на свечи, как довольный кот, и на сурово поджимающего губы Генерального прокурора маркиза Алеха́ндро Орилья́на. Но вот Генеральный атторней… Жосле́н Флермо́н, который с деловым видом листал бумаги, будто показывая, что заинтересован только в самом деле, повернется в ту сторону, которую примет король. Это не человек — флюгер, готовый угодить и вашим, и нашим… но отменный законник, этого не отнять. Итого: шестеро. Что же касается сенескаля*, то на его поддержку можно даже не рассчитывать: граф Гислен-Грегуар де Миосса́н сам не прочь приобрести на короля то же влияние, что и Сильвестр.

Верховный судья — супрем Вальтер Придд — сидел неподвижно, как ледяная статуя, и сверлил противников холодным ненавидящим взглядом: он не забыл и не простил Сильвестру и Алве смерти брата. Его зять, геренций Гогенлоэ-цур-Адлерберг, пойдет за ним, тем более, что в отсутствие Большой королевской печати он хранит Малую. Но это не все. Преосвященный Луи-Поль притащил на заседание Блюстителя королевской опеки, графа Эктора-Марию-Максимиллиана Ауэрберга, под тем предлогом, что Алвы нет в Талиге. О, какой шанс для обиженного графа! Должность Блюстителя может дать куда больше того, что дает сейчас, если Ауэрберг сумеет воспользоваться ситуацией.

Итого: четверо, не считая самого епископа. А ведь есть еще военный министр барон Но́ртвин Йо́неберге, возвышавшийся возле де Миоссана как дикий валун. Он, конечно, ставленник Ноймаринена, но прям и честен, как покойный Эгмонт Окделл. Они, кажется, когда-то даже служили вместе в Торке… Леворукий побери этих простодушных рубак! Их место на поле боя, а не в зале Совета. Кто же еще? Ах да, двое святых отцов… Молодой епископ под видом секретарей протащил в Овальный кабинет парочку аббатов: права голоса они не имеют, но повлиять на Фердинанда могут. Одна из благостных физиономий даже показалась Сильвестру смутно знакомой.

В час дня двери Овального кабинета распахнулись, и король предстал перед своим Тайным Советом. Государственные мужи поднялись и тут же низко склонили головы. Его величество рухнул в свое кресло под балдахином и махнул рукой, приглашая сановников садиться. Его жест вышел каким-то отчаянно-безнадежным.

Золотой песок струйкой побежал из верхней чаши часов в нижнюю. Фердинанд сосредоточенно смотрел на него, будто собираясь с мужеством.

— Господа, — начал он, когда упала последняя крупинка, — мы собрали вас здесь, чтобы выслушать ваше мнение и принять важное решение… оно касается герцога Окделла… А также переговоров с Эсперадором Агарисским. Его преосвященство епископ Риссанский сообщит вам последние новости.

Луи-Поль поднялся — он сидел справа от короля. Один из его секретарей сунул ему в руку какую-то бумагу.

— Ваше величество… господа, — поклонился молодой епископ, — я уполномочен ознакомить вас с содержанием письма, присланного мне курией. Да будет вам известно, что почти месяц тому назад герцог Ричард Надорский посетил Агарис и был принят кардиналами. Он уверил их, что его величество король Талига не имеет ни малейшего отношения к прискорбным событиям Октавианской ночи.

Будь это известие действительно новостью, оно вызвало бы удивление у всех присутствующих, но письма пришли четыре дня назад, и обе партии уже вовсю шептались об этом.

Экстерриор граф Рафиано деликатно кашлянул.

— Простите, что перебиваю, ваше преосвященство, — негромко произнес он, — но мне хотелось бы уточнить: его светлость был уполномочен сделать подобное заявление?

Епископ оглянулся на короля. Тот, словно целиком уйдя в свои мысли, внимательно разглядывал мозаику наборного стола.

— Полагаю, его светлость руководствовался личными побуждениями, — ответил епископ. — Вероятно также, что он выражал точку зрения своего эра. Как вы помните, герцог Алва спас епископа Оноре и пресек беспорядки в столице.

— И Первый маршал послал своего оруженосца в Агарис? — недоверчиво спросил барон Йонеберге, покачивая головой. — Если так, то вы, ваше высокопреосвященство, наверняка знаете об этом: ведь вы были у маршала перед его отъездом в Фельп.

Король внезапно поднял голову и ответил раньше Сильвестра, причем с явным неудовольствием:

— Господин кардинал уверил нас, что герцог Окделл покинул своего эра и оставил Талиг, хотя мы не давали ему своего соизволения на это.

— Вероятно, он получил разрешение от Алвы, государь, — негромко бросил Придд. — Для оруженосца этого достаточно.

— Господин кардинал? — тем же сварливым тоном осведомился Фердинанд у Сильвестра.

— Насколько мне известно, ваше величество, — осторожно проговорил тот, кинув взгляд на Вейсдорна, — Первый маршал действительно выдал своему оруженосцу пропуск… и повеление ехать в Граши.

— Вы умолчали об этом! — в сердцах бросил король.

— В Граши! — со значением повторил епископ Риссанский. — Уж не в окрестности ли этого города Эсперадор Агарисский отослал так называемого принца Ракана?

Сенескаль де Миоссан посчитал нужным издать изумленное восклицание. Пожилой геренций пошел еще дальше: он почти подпрыгнул на месте от деланного негодования.

— В Граши! — визгливо повторил он тоном человека, не верящего собственным ушам. — Государь, если это правда, то герцогу Алве следует разъяснить Тайному Совету свои намерения!

— Герцог Алва в Фельпе, — любезно пояснил кардинал так, словно присутствующие не знали об этом. — И он, несомненно, даст исчерпывающие объяснения, если его величеству будет угодно их получить… Но речь не о нем, а о его оруженосце.

— Одно неотделимо от другого, достопочтенный брат, — возразил Луи-Поль, намеренно опуская кардинальский титул. — Из ваших слов ясно, что герцог Окделл оставил Талиг не по своей воле и поехал выполнять довольно странное поручение.

— О нет, позвольте, ваше преосвященство, — деликатно вмешался первый секретарь фок Вейсдорн. — Герцог Окделл, напротив, не выполнил распоряжений своего эра, ибо отправился отнюдь не в Граши, а в Агарис… И даже осмелился выступить перед курией, на что его никто не уполномочивал.

Луи-Поль проигнорировал это замечание, словно не услышал его.

— Ваше величество, — обратился он к королю, — я не отрицаю, что герцог Окделл молод и порывист. К тому же он эсператист, а значит более всех заинтересован в мире между нашими церквями. Думаю, он отправился в Агарис с одной целью: не допустить, чтобы доброе имя его эра и слава его короля были запятнаны позором Октавианской ночи, которую так неосторожно допустил господин кардинал… Молодой герцог, возможно, вел себя неосмотрительно, но его намерения были самыми благими. Мы могли бы воспользоваться шансом…

— Его намерения? — грубо перебил епископа тессорий Манрик. — Откуда вы знаете, что его намерением не было встретиться в Агарисе с изгнанным Раканом? Не забывайте: именно курия покрыла измену его отца, когда тот присягнул узурпатору! Государь, — заявил тессорий, тоже оборачиваясь к королю, — за этой непрошеной любезностью может скрываться эсператистский заговор. Герцога Окделла следует немедленно отозвать в Талиг и допросить.

— Какой вздор, граф! — пискнул сенескаль: у него был старчески-тонкий надтреснутый голос, из-за чего он казался старше своих пятидесяти четырех лет. — Порою мне кажется, что вы готовы усмотреть измену даже в самой добродетели!

— Ваше величество, я согласен с тессорием, — заглушил писк Миоссана бас Генерального прокурора. — Поступки герцога Надорского необъяснимы и вполне могут свидетельствовать о государственной измене!

— Шестнадцать дохлых кошек! — с досадой выругался военный министр. — Может, мальчишка и горяч, но он встретился с курией открыто и говорил по делу. Я даже слышал, что днями его высокопреосвященство получил послание от Эсперадора с предложением возобновить переговоры о примирении церквей. Если это измена, то я не знаю, что вы называете верностью!

Однако, как хорошо нынче военные осведомлены о церковных делах!

— Мы также получили послание Эсперадора, — вскользь подтвердил Фердинанд и добавил сквозь зубы: — В отличие от многих, Агарис еще не забыл, что главой олларианской церкви является король… и только король.

Сильвестр прикинулся глухим.

— Вы видите, маркиз, — обратился барон Йонеберге к Генеральному прокурору, — только завзятый интриган способен заподозрить в этом измену.

Король исподтишка покосился на кардинала.

— Позвольте, господин барон, не согласиться с вами, — елейным тоном произнес первый секретарь фок Вейсдорн. — Вы военный и вам свойственна прямота; вы и вообразить не можете, что из доброй сотни заговорщиков девяносто девять имеют вид честных людей.

Военный министр с усмешкой оглядел графа Вейсдорна и не думая скрывать иронию: очевидно, последний никогда не казался барону Йонеберге честным человеком, несмотря ни на какую военную прямоту.

— В любом случае, — поспешил вмешаться вице-кансильер Колиньяр, — молодого герцога следует вернуть домой как можно скорее. Его показания, несомненно, прояснят дело.

Граф Рафиано слегка заерзал на сиденье: очевидно, ему стало неудобно от такой грубой прямолинейности.

Генеральный атторней Жослен Флермон, до сих пор почти не отрывавший головы от бумаг, поднял глаза и с интересом воззрился на Колиньяра.

— Вы намерены отозвать из Фельпа герцога Алву? — любезно осведомился он. Супрем Придд усмехнулся уголком рта, словно предвкушая знатное развлечение.

— Да кто здесь говорит об Алве? — раздраженно поинтересовался морской министр де Аленгор, явно не понимая, почему Генеральный прокурор замер, будто с размаху налетел на стену.

— О, герцога Алву неизбежно придется вызвать, — все так же любезно пояснил Флермон. — Герцогу Надорскому семнадцать лет и, следовательно, он является несовершеннолетним. Стало быть, пока он пребывает под властью своего отца, а в отсутствие такового — опекуна, то есть в данном случае эра. Если бы его светлость Окделл в своем нынешнем положении изменил королю и Талигу, вина за это ложится на монсеньора Первого маршала, который в день святого Фабиана взял на себя ответственность за лояльность своего оруженосца перед короной.

— Законы Талига таковы, — сухо обронил супрем Придд, явно наслаждаясь вытянувшимися физиономиями противников.

— Тем более в данных обстоятельствах, — подхватил Флермон. — Поелику установлено, что герцог Окделл покинул Талиг по разрешению своего монсеньора, и поелику все, им сделанное, не противоречит интересам названного монсеньора, то, — Флермон еле заметно пожал плечами, — обвинить его светлость в измене крайне затруднительно. Но даже если у господина первого секретаря, — и Генеральный атторней слегка поклонился в сторону графа фок Вейсдорна, — найдутся для этого основания, подозрения против герцога Окделла неизбежно повлекут за собой подозрения против господина Первого маршала… что чревато последствиями для всего Талига.

Король испытующим взглядом уставился на Генерального прокурора, но тот молчал, переваривая сказанное. Сильвестр слегка покусывал губу, обдумывая ответ. Маркиз Орильян, разумеется, был не в курсе, но кардинал прекрасно помнил предпоследний разговор с Алвой. Что, если Рокэ опять встанет на защиту своего оруженосца? Сбрасывать это со счетов нельзя… Мальчишка ни в коем случае не должен стать камнем преткновения!

Блюститель опеки граф Ауэрберг, видимо, почувствовал, что настал его час, и проворно воспользовался паузой.

— Государь, герцог Окделл уже много лет должен был находиться на попечении короны, — громко заявил он, — раз его отец умер, когда наследник еще не достиг совершеннолетия. Я предлагал вашему величеству вызвать его светлость в Олларию, где он получил бы достойное воспитание в моем доме. Почему господин кардинал воспрепятствовал этому? Но теперь, государь, я настаиваю: если герцог Алва не способен справиться с собственным оруженосцем, опека должна быть перепоручена мне! Правда, я не вижу в действиях герцога никакого преступления…

— Зато вы видите выгоду в управлении его поместьями! — брезгливо выкрикнул Манрик. — Неужели нищий Надор так для вас привлекателен?

— Он нищий только покуда вы его обираете, любезный тессорий! — взвился Ауэрберг. — Не сомневайтесь: едва я верну свои законные права, я положу конец вашему безудержному грабежу!

Манрик побагровел, подыскивая ответ похлестче. Сильвестр поспешил вмешаться, пока спор между сановниками не перешел в грызню двух псов из-за аппетитной кости:

— Любезный граф Ауэрберг, в вас говорит горячая преданность вашему делу… Но вынужден напомнить вам, что Надор обложен налогами по решению короля.

— Герцог Алва мог быть обманут, — задумчиво проговорил граф фок Вейсдорн, словно прикидывая возможности. — Не следует забывать, что они с герцогом Окделлом кровные враги. Первый маршал дал своему оруженосцу поручение. Оруженосец не выполнил его…

— Почему же не выполнил? — возразил епископ Риссанский. — Ваши шпионы, несомненно, доложили вам, сударь, что из Агариса герцог Окделл немедленно отправился в Граши. Но меня беспокоит поручение, с которым Первый маршал послал его туда. Не может быть, чтобы ваши доносчики не сообщили вам о нем.

— О, это связано с волнениями в Эпинэ, — вмешался кардинал, стремясь не дать обсуждению свернуть в другую сторону. — Герцог Алва рассчитывал выведать намерения изгнанников через молодого герцога Надорского, к которому они отнеслись бы с доверием… Разумеется, есть риск, что Окделл изменил присяге, так же, как и его отец. Но если предательство возможно, лучше узнать о нем раньше, чем позже. Бегство графа Штанцлера для всех нас служит серьезным уроком, — многозначительно добавил Сильвестр, глядя на герцога Придда.

— Здесь нет людей, которые оправдывали бы графа Штанцлера! — холодно отрезал супрем.

— А я слыхал, что вы поддерживаете с ним отношения через ваших людей в Эр-Эпинэ, — возразил граф фок Вейсдорн самым нежным голосом. — Разве не вы в прошлом году писали герцогу Анри-Гийому, прося у него место смотрителя Пти-Буа для одного из ваших слуг?

— Писал, — коротко признал Спрут. — Но в этом нет ничего противоправного. Мой секретарь ходатайствовал об этом месте.

— О, — оживился Сильвестр, усмехаясь про себя, — ваш секретарь? Это не тот, у которого такая забавная фамилия… Кунштю́к, кажется?

— Кунште́ль, — сухо поправил Придд. — Он просил за кузена вашего постельничего, государь, за господина Куанси.

Фердинанд поднял голову, будто услышал звон, но не понял, откуда он, и недоуменно покрутил ею, переводя вопросительный взгляд с кардинала на супрема и обратно.

— Господин Куанси — верный слуга вашего величества, — спокойно подтвердил кардинал и, снова обратившись к Придду, поинтересовался: — он, разумеется, вознаградил вас за хлопоты перед герцогом Анри-Гийомом, ваша светлость?

— Как водится, — по-прежнему сухо отозвался Придд. — Став смотрителем Пти-Буа, он изредка посылает к моему столу форель и оленину. Что до господина Кунштеля, то, насколько я знаю, он получил в качестве вознаграждения сто таллов.

— Но мы отклонились от дела! — произнес военный министр, решительно прерывая разговор.

— Отнюдь! — ласково возразил фок Вейсдорн. — Мы говорим о заговоре графа Штанцлера, в котором замешаны эсператисты, и герцог Окделл в их числе… Государь, — первый секретарь в свою очередь повернулся к королю и в первый раз за Совет заговорил в полную силу, — речь идет о жизни вашего величества! Господа Куанси и Кунштель — мои агенты, которые верой и правдой служат вашему величеству. В преданности первого вы удостоверились сами. А две недели тому назад господин Ре́нке Кунште́ль, который, как только что подтвердил господин супрем, является его доверенным секретарем, прислал мне копию одного из писем его светлости. Оно адресовано некому Лудже́ру Си́льве, ювелиру. Я прочту его вам.

И, вытащив письмо прямо перед носом у побелевшего герцога Придда, фок Вейсдорн прочитал:

«Любезнейший мастер, —

Его милости благоугодно приобресть у вас ваши гранаты, поскольку почтенный и достойный доверия друг убедил его, что ваши камни самые лучшие. Потребны круглые зерна без изъянов одинакового цвета и формы, чтобы можно было сделать красивую низку. Его милость заверили, что ваше искусство и сноровка в этом деле выше всяких похвал. Податель сего сообщит вам подробности относительно вкусов той особы, для которой предназначается подарок. Ему также поручено сговориться с вами о цене. Не сомневайтесь, что ваша скромность будет щедро оплачена».

— Не вижу в этом ничего особенного, — после небольшой паузы осторожно произнес епископ Риссанский. — Его светлость герцог Придд, вероятно, намеревался сделать подарок своей герцогине.

— Увы, ваше преосвященство. Ваше предположение могло быть истинным, если бы не одно обстоятельство: никакого ювелира Луджеру Сильва не существует. Под этим именем в Эпинэ прячется известный алхимик и отравитель Эузе́био Э́кзили. Он весьма преуспел в изготовлении «эликсиров наследства», как их называют. Драгоценные камни после пребывания в его руках становятся опасными, как укус змеи.

Луи-Поль вздрогнул: он слышал имя Экзили, и кто его не слышал? Первый секретарь фок Вейсдорн продолжал, снова обернувшись к королю:

— Государь, несколько дней тому назад маркиза Фукиано, преданность которой известна вашему величеству, сообщила, что статс-дама королевы, герцогиня Придд, передала через баронессу Дрюс-Карлион записку, предлагающую ее величеству встретиться с неким гайифским купцом. Тот хотел предложить ее величеству превосходные гранаты, в том числе и снизанные в четки. Маркиза выразила удивление: королева находится в трауре по братьям, и ей не до камней. Однако ее величество изволили пояснить, что намерены сделать подарок августейшему супругу на день его именин, и упомянутые четки, вероятно, придутся королю по вкусу …

Фердинанд издал сдавленный стон и вскочил на ноги, тяжело дыша. Члены Тайного Совета поднялись следом за ним. Дрожа всем крупным телом, король уже поднял руку, намереваясь ткнуть пальцем в сторону герцога Придда.

Епископ Риссанский остановил его.

— Сын мой! — произнес он своим глубоким голосом проповедника. Король замер, словно услышал дудочку крысолова, и медленно перевел взгляд на Феншо-Тримейна.

Кардинал Сильвестр едва не заскрежетал зубами от досады. Двадцатидвухлетний юнец сказал сорокалетнему мужчине «сын мой» и тот послушался безропотно, как ребенок!

— Сын мой! — повторил епископ. — Вспомните, что наихудший грех — осудить безвинного! Разве выбор королевы не может быть простым совпадением? И разве герцог Окделл встречался с этим алхимиком в Эпинэ, а не с курией кардиналов в Агарисе? Обвинение графа фок Вейсдорна серьезно, но оно строится на показаниях только одного человека, который уже предал своего господина. Предавший однажды может предать и вторично. В царствование вашего блаженной памяти отца был издан указ, по которому для обвинения в государственной измене требуются показания как минимум двух свидетелей. Вспомните об этом, ваше величество, и судите по справедливости!

Фердинанд затоптался на месте, не зная, что предпринять. Сильвестр бросил взгляд на супрема: тот стоял навытяжку с таким выражением лица, словно ему явился призрак. Герцог Колиньяр, заметив это, весь подобрался как для удара. Он начал говорить одновременно с Генеральным атторнеем Флермоном:

— Ваше величество, такой указ есть… — Флермон.

— Ваше величество, если герцог невиновен, пусть объяснится! — Колиньяр.

— Действительно, объяснитесь, герцог! — поддержал вице-кансильера военный министр. — Если ваша совесть чиста, вам нечего скрывать.

Спрут выдохнул так, будто воздух сам покинул его легкие. Он мазнул ненавидящим взглядом по Сильвестру и… промолчал. Не требовалось много ума, чтобы понять: пресловутые гранатовые четки действительно существовали, но предназначались не королю, а кардиналу. Интересно, каким образом неудачливый заговорщик намеревался всучить их Сильвестру?

К счастью, Фердинанд умом не отличался. Он не понял смысла тяжелого молчания, повисшего в Овальном кабинете. Для него интрига, раскрытая первым секретарем, так и осталась покушением на его драгоценную особу.

— В Багерлее, — слабо выговорил он, указав безвольным пальцем на Придда, и рухнул обратно в кресло.

Едва арестованный в сопровождении гвардии покинул кабинет, Сильвестр опустился на свое место с удовлетворенным вздохом. Сокрушенная мина на его лице скрывала внутреннее ликование. Отлично, просто превосходно! Луи-Поль так готовился к удару против Окделла, что просмотрел нападение на Придда. Теперь его святые отцы остались не у дел. Что же до надорского волчонка… Его уже можно сбрасывать со счетов.

— Государь, — дрожащим голосом выговорил епископ Риссанский, — я глубоко сожалею… Я не мог даже помыслить… Герцог сошел с ума.

Спрут действительно сошел бы с ума, если бы планировал убить короля. Но Фердинанда теперь не переубедить, что покушение готовилось на другого.

— Я посоветовал бы вашему величеству, — пробасил Генеральный прокурор, — арестовать заодно статс-даму герцогиню Придд и баронессу Дрюс-Карлион. Ее величество, возможно, не знала о ловушке, которую ей готовили…

— Да-да-да, — зачастил король, перебивая маркиза, — арестуйте этих интриганок как можно быстрее. Выясните, чего они хотели от королевы, — добавил Фердинанд, обращаясь к графу фок Вейсдорну.

— Я сам проведу расследование, государь, — уверил его первый секретарь. — Что же касается герцога Окделла…

— Вызовите его в Талиг! Вызовите его в Талиг! — истерично выкрикнул король. — Он изменник! Он, как и его отец, желает нам только зла!

— Я немедленно пошлю за ним, ваше величество, — ласково пообещал Сильвестр, переглянувшись с вице-кансильером Колиньяром. Военный министр недовольно закряхтел, но не стал противоречить. Голос неожиданно подал экстерриор Рафиано, сконфуженно промолчавший почти весь Совет.

— Ваше величество, если мне будет позволено сказать слово…

Фердинанд равнодушно махнул рукой, позволяя графу говорить.

— Мне хотелось бы рассказать всем присутствующим притчу, которая, как мне кажется, удивительно подходит к сегодняшнему дню… Некогда в Золотых Землях жил один молодой, но очень одаренный адвокат. Не было ни одного дела, которое он проиграл бы. Он был способен обелить вора, пойманного с поличным, и оправдать убийцу, застигнутого в момент преступления. Совесть не тревожила его: ведь он считал, что только исполняет свой долг. Что с того, что это было для него выгодно? И вот однажды к нему обратился сам Леворукий и попросил выиграть один небольшой процесс. Молодой адвокат с радостью согласился: ведь Леворукий такой завидный клиент! Он не знал только одного: Леворукий судился с Создателем за его душу… Он выиграл дело, но выиграв, проиграл всё. И ему некого было винить в своей погибели: ведь это он сам горячо защищал корыстные интересы и совершенно не думал об интересах истинных.

Сильвестр задумчиво посмотрел на экстерриора: уж не его ли граф Рафиано укусил только что?

— Истинные интересы требуют справедливости, — тяжело проговорил епископ Риссанский.

— Ваше преосвященство верно вывели мораль, — подтвердил граф Рафиано. — И я умоляю ваше величество не судить сгоряча. Пусть проведут дознание… Что касается герцога Окделла, то за него отвечает Первый маршал, как сказал господин Генеральный атторней. Значит, следует написать Первому маршалу. Пока его оруженосец не сделал ничего, за что его стоило бы осудить. Возможно, он слишком много клялся, но хотя бы делал это от своего имени.

— Я нисколько не возражаю, любезный граф, — непринужденно солгал Сильвестр, — и готов прямо сегодня написать герцогу Алве. Однако я полагаю, что будет разумнее вернуть юного герцога в Талиг.

— Он вернется, — тяжело проговорил король, — это решено. И герцог Алва должен будет дать нам свои объяснения.

Сановники встали и склонили головы, провожая короля. Партия королевы была разбита. Но нужно было поторопиться и принять одну важную меру предосторожности. Сильвестр задумчиво перебирал четки, покидая Новый дворец. Алве ни в коем случае не следовало знать о том, что происходило сегодня на Совете. Все донесения требовалось перехватить.