Сердце Скал (джен)

Окрестности Гальтары изобиловали заброшенными каменоломнями, оставшимися в наследство от Золотой Анаксии. В давно прошедшие времена империя вела непрерывные строительные работы: великолепные дороги, мощеные на века, военные сооружения и храмы, роскошные дворцы эориев требовали несметного количества камня. Уже в паре хорн от столицы начинались древние выработки: усердные руки давно умерших рабов вскрывали здесь лоно земли, чтобы добыть из ее недр известняк и базальт, песчаник и бутовый камень, туф и пуццолану. Некогда широкие, а теперь полузасыпанные ходы глубоко вгрызались в склоны Мон-Нуара, создавая искусственные пещеры.

Разбойники устроили себе логово в одной из них. Большой аренарий, вероятно, когда-то был выработкой пуццоланы: стены пещеры дугообразно уходили в породу, из-за чего казалось, что люди забрались внутрь огромного приплюснутого горшка. В стене, противоположной выходу, имелся довольно широкий закуток, который разбойники выделили пленникам. Костер разложили недалеко от выхода, чтобы дым мог выветриваться наружу. Бандиты расположились вокруг огня, рассматривая свою добычу: полотняный мешок Гиллалуна выпотрошили под шумные крики одобрения. Дик от души позлорадствовал бы над нищенским уловом гальтарских воров, не будь среди их поживы отцовского кинжала и фамильного перстня Повелителей Скал. Золотые таллы, заботливо вшитые Гиллом в складки дорожного плаща, вызвали у бандитов настоящее ликование, когда вожаку удалось нащупать их своими тощими длинными пальцами.

Главарь разбойников, которого товарищи величали капитаном, сначала не удостаивал пленников вниманием. Пересчитав добычу, он распорядился выставить дозоры и заняться приготовлением ужина. Бандиты, оставшиеся не у дел, разбрелись по пещере, устраиваясь на ночлег. Один из них, навесив на себя знахарскую суму, пытался кое­-как облегчить страдания своего раненного Соной товарища, которого вожак все же распорядился забрать с места схватки. Тот глухо стонал, не приходя в себя, в одном из углов пещеры. Ричард и Гиллалун сидели, связанные веревкой спина к спине, тщетно пытаясь ослабить узы. Преданный телохранитель порою бросал Дику несколько ободряющих слов, хотя обоим было ясно: они влипли в очень скверную историю.

Наконец самозваный капитан, прихватив что-то из распотрошенного мешка Гиллалуна, подошел к пленникам, сопровождаемый парой разбойников. Дик поднял глаза: в руках у бандита был его шейный платок, подаренный отцом Канио для защиты от солнца. Разбойник встряхнул тряпку, и на землю с металлическим лязгом и звоном свалилось несколько обломков. Юноша вздрогнул: от недоверия и ужаса он не сразу узнал остатки собственной шпаги вместе с ножнами.

— Мы нашли ее уже такой, — пояснил «капитан», легонько переворачивая обломки носком сапога. — Должно быть, сломалась при падении вашего мула.

Дик не слышал его: остановившимся взглядом он смотрел на разбитый клинок. В голове юноши, механически повторяясь, закружились слова, произносимые его собственным голосом: «Да будет моя шпага сломана, а имя предано позору, если я предам своего господина»… «Да будет моя шпага сломана, а имя предано позору»…

— Довольно странное оружие для монаха, — продолжал разбойник, неприятно осклабившись. — Такое по руке только дворянину, мой добрый… э-э… сеньор.

Дик не отреагировал. Гиллалун почувствовал, что пора прийти на выручку хозяину.

— Видать, каналья, ты уже смекаешь, в какие неприятности влез, — прошипел он, глядя прямо в глаза разбойнику. — У моего господина найдутся влиятельные друзья, и тебе с твоими негодяями несдобровать, попомни мое слово!

Тощее лицо вожака расплылось в насмешливой улыбке: ему явно было не впервой слышать подобные угрозы.

— Бросьте, сударь, я человек мирный, — отозвался он как нельзя более любезно. — Всякий скажет, что на свете нет никого сговорчивей добряка Пагана́ччо! (Сопровождавшие его разбойники тут же заржали во всю глотку). Эти дуралеи, — ткнул главарь в них пальцем, — все равно что малые дети! Бедняги зарабатывают себе на хлеб, как умеют, и разве жизнь вашего сеньора не стоит больше какой-то жалкой сотни таллов? Уверен, что влиятельные друзья его милости, о которых вы говорите, согласятся со мной. Убедите вашего господина черкнуть им пару строк об этом, и вот увидите: мы разойдемся через пару недель как самые лучшие друзья.

Гиллалун дернулся, словно намереваясь боднуть разбойника головой в зубы, и Дика, привязанного к нему спина-к-спине, основательно тряхнуло. Юноша рывком пришел в себя, словно очнувшись от кошмара. Нужно было вмешаться в разговор и отвлечь внимание бандита, иначе разъяренный Гилл ухудшит их и без того бедственное положение.

— Я всего лишь бедный монах, — бросил Дик главарю, с трудом разжимая сведенные челюсти, — брат-послушник монастыря святого Гермия. Деньги и ценности принадлежат не мне, а нашему аббату.

— Эта шпага тоже принадлежала ему? — весело осведомился разбойник, очередной раз пнув ногой обломки.

Дик вздрогнул всем телом, словно удар пришелся по нему самому, и прорычал, поднимая злобный взгляд на «капитана»:

— Я подавал прошение в Миссионерскую палату! Хочу нести слово Создателево язычникам и дикарям Багряных земель.

— Достойное дело! — одобрил разбойник, согласно кивая. — Из вашей милости выйдет лихой проповедник!

Бандиты снова заржали, но Дику было все равно: врать правдоподобно он никогда не умел, а теперь-то точно не считал нужным учиться.

— Позвольте мне, добрый сеньор, называть вас «милостью», — продолжал главарь еще любезнее, чем прежде. — Мне это ничего не стоит, а вам будет приятно осознавать, что вы попали в плен к человеку, не чуждому учтивости.

У Ричарда зачесались кулаки. Сейчас он отлично понимал Гиллалуна: нет ничего хуже беспомощности, которая вынуждает сносить издевательства безродного мерзавца. Дик всей спиной ощущал, что его телохранитель напряжен, как туго натянутая тетива на луке. Если Гилл сорвется… этого нельзя допустить!

Ричард выдохнул и попытался успокоиться. Сейчас и он сам, и его верный слуга были в полной власти у бандитов, однако те не убили пленников, а пришли договариваться. Это давало слабую надежду. «Капитану»-самозванцу что-то нужно от него, и он обязан воспользоваться шансом, пусть самым ничтожным, чтобы выручить и себя, и Гилла из беды, в которую они угодили по его милости.

— Чего вы хотите? — хмуро бросил Дик, отводя взгляд от гнусной физиономии главаря, чтобы опять не обозлиться.

— Пустяка, ваша милость, сущего пустяка! — оживился тот, многозначительно переглянувшись со своими товарищами. — Я хочу выкупа. Ведь это справедливо. Поскольку вы, ваша милость, честь по чести попали ко мне в плен, вам следует выкупить себя, не так ли?

— Вы забрали мою лошадь и мое имущество! — яростно выкрикнул Дик, которому кровь снова ударила в голову. — Разве этого мало?

— О, ваша милость, это же совсем другое дело, — масляным голосом проговорил вожак. — Прежде всего, вашу лошадь мы так и не поймали. Что же касается всего остального, то это, сами понимаете, законная добыча победителя.

Значит, Сона ушла! На Дика внезапно навалилась бесконечная усталость. Он равнодушно отвернулся от бандитов, чувствуя, что его душу затопляют безразличие и покой.

— Больше у меня ничего нет, — произнес он.

— Ошибаетесь, ваша милость, — убежденным тоном проговорил вожак, — у вас есть друзья. Капитан Паганаччо добряк, капитан Паганаччо готов принять на веру все, что вы сказали о монастыре святого Гермия. Но разве достойный отец-настоятель позволит, чтобы его юный послушник сгинул в плену у проклятых безбожников? Напишите вашему аббату, добрый сеньор, и клянусь вам, что мои люди доставят ваше письмо по назначению. Конечно, — продолжал бандит, явно наслаждаясь своими словами, — я понимаю, что славный аббат может оказаться лихим проповедником вроде вас, но я беру этот риск на себя. Капитан Паганаччо доверчив и сговорчив. И он настолько не желает зла вашей милости, что в знак добрых намерений даже готов отказаться от выкупа за вашего слугу. Разве это не свидетельствует о желании быть полезным?

Ричард с удивлением воззрился на бандита. Впрочем, эта маленькая речь удивила не только его, но и Гиллалуна, который снова замер, как видно, пытаясь понять, в чем тут подвох.

— Чего же ты хочешь? — снова спросил Ричард у главаря.

— Безделицы, мой добрый сеньор. Попросите вашего аббата уплатить за ваше освобождение, скажем, пятьсот золотых таллов… Это такая скромная сумма за вашу драгоценную жизнь, что я боюсь, как бы ваша милость не оскорбились! Но дело в том, что я вовсе не стяжатель. Капитан Паганаччо услужлив, и он не любит злоупотреблять своей властью над людьми, попавшими в беду.

На сей раз бандиты, стоявшие справа и слева от «капитана», сделали над собой усилие и не заржали. Ричард, не мигая, рассматривал гнусную физиономию разбойника: вытянутое костистое лицо, тонкий нос, глаза неопределенного цвета, горящие алчностью. Всего-то пятьсот таллов! Не сумма для богатого монастыря, к тому же герцог Окделл оставил отцу Канио на хранение все свои ценности, в том числе и пресловутое кольцо графа Штанцлера…

— Так тебя зовут Паганаччо? — рассеянно спросил Дик, пытаясь поймать какую-то ускользающую от него мысль.

— Пага́но-Паганаччо к услугам дорогих гостей, — раболепно поклонился разбойник. — О, мы еще найдем общий язык с вашей милостью: ведь я, как и сиятельный сеньор, тоже в некотором смысле военный.

Гиллалун смачно сплюнул на землю.

— Ты получишь деньги, — презрительно бросил Дик. — Я напишу отцу-настоятелю. Но помни, что монастырь находится в Алати.

— Это совершенно неважно, ваша милость, — заверил его бандит. — Мы такие люди, для которых нет границ.

— Это твое дело. Но пеняй на себя, Паганаччо, если все это закончится для тебя веревкой на ближайшей осине, — пригрозил Дик.

Алчные глаза разбойника недобро блеснули.

— Сиятельный сеньор, конечно, понимает, что его жизнь и жизнь его слуги зависит от нашей сделки, — вкрадчиво произнес он. — В интересах его милости предупредить об этом своего друга, чтобы никому не пришлось потом сожалеть. Вас отпустят только после того, как я получу свой выкуп… и уберусь отсюда на безопасное расстояние.

Дик пожал плечами:

— Ты вор и трус, Паганаччо, раз готов бегать даже от монахов. Но будь по-твоему. Ты получишь свой выкуп и уберешься отсюда. Однако, раз мы с тобой обо всем договорились, я хочу, чтобы нас развязали и обращались со мною и моим слугой достойным образом.

— Я заранее предчувствовал, что мы столкуемся с вашей милостью! — воскликнул довольный Паганаччо. — Заверяю вас, добрый сеньор, что у вас не будет причин жаловаться. Сейчас вас развяжут, но я хотел бы почтительнейше просить вас держать в узде вашего слугу. Я не настолько глуп, чтобы брать с вас слово, что вы не попытаетесь сбежать, — ухмыльнулся он, — но прошу вас помнить: мои люди грубы, а их пистолеты заряжены. Если вы или ваш слуга попробуете напасть на моих парней или подойти к выходу, церемониться никто не будет. Так что послушайте моего совета: поужинайте с нами, выпейте вина, а после вашей милости подадут перо, чернила и бумагу и все, что вашей милости будет угодно!

Двое бандитов, повинуясь кивку главаря, перерезали веревки на ногах и руках пленников. Ричард тут же принялся разминать запястья, разглядывая порезы на левой руке, которую использовал в схватке как щит. Гиллалун, исподлобья косясь на отошедших разбойников, стал осторожно ощупывать ногу, пострадавшую при падении.

Капитан Паганаччо, цепко следивший за ними, решил снова проявить любезность.

— Эй, Жан-коновал! — позвал он бандита с сумкой знахаря. — Подойди-ка сюда и помоги нашим гостям… Брось Микеле, он свое получил и уже вряд ли прочухается. Сеньору нужно забинтовать руку, а этому малому — подлечить колено. Да возьми воды и полотенца получше! Конечности этих господ намного чище твоего грязного рыла.

Разбойник, исполняющий в банде обязанности лекаря, нехотя поднялся с корточек у лежанки несчастного Микеле и, кряхтя, пошел за водой и чистыми тряпками. Когда он вернулся, гремя сумой, набитой глиняными баночками со снадобьями, Ричард и Гиллалун уже успели расположиться поудобнее на охапке соломы.

Бандит поставил суму на землю, пристроил на выступ стены одну из масляных плошек, заменявших разбойникам лампы, и зажег огонь. Затем он принялся старательно полоскать в воде тряпицу сомнительной чистоты. Встав спиной к пещере и лицом к пленникам, он монотонно пробормотал, не поднимая глаз:

— Сделайте вид, что не слышите меня, сударь.

Дик с трудом понял, что глухой голос исходит именно от знахаря: его заросшая бородой физиономия ничего не выражала, а губы почти не шевелились. Гиллалун слегка вздрогнул и напрягся. Бандит между тем продолжал так же глухо и монотонно:

— Я должен сказать вам кое-что по секрету от капитана. — И тут же прибавил гораздо громче. — Подайте мне вашу руку, сударь. Я обмою раны.

Дик протянул руку, плохо понимая, что происходит. Жан-коновал принялся смывать полузасохшую кровь с такой трепетной осторожностью, что юноша внезапно понял: бандит боится его до дрожи в коленях. Густая поросль скрывала нижнюю часть его лица, а глаза были опущены, но мелко трясущиеся пальцы выдавали коновала с головой.

Ричард равнодушно отвернулся, сгорая от любопытства. Слева от него Гиллалун принялся деловито чистить полы своей потрепанной в схватке рясы, тихонько посвистывая себе под нос, однако Дик не сомневался, что рысий слух телохранителя прикован к бандиту, пусть вид у слуги был самый рассеянный.

Жан-коновал, продолжая елозить тряпкой по руке Дика, пробубнил, едва шевеля губами:

— Я помогу вам сбежать отсюда, сударь. Капитан хочет убить вас сегодня же ночью.

От этого заявления Дик непроизвольно дернулся. Гиллалун немедленно пришел ему на помощь:

— Гляди, что творишь, каналья! — рявкнул он на знахаря. — Чай не скотину пользуешь!

Тот остановился на минуту, окончательно оробев. Воспользовавшись тем, что эхо от Гиллова рыка надежно перекрывало любой голос, Дик быстро спросил:

— С чего бы тебе о нас тревожиться?

Бандит немного отстранился, чтобы взять бинт и наложить на него какую-то не внушающую доверия мазь, а затем, снова склонившись над рукой, произнес нечто совершенно немыслимое:

— Я узнал вас, сударь.

Дик задохнулся от неожиданности. Невозможно, невероятно, но объяснение было только одно!

— Так ты сторонник герцога Эпинэ? — выдохнул потрясенный юноша. — Ты скрываешься здесь в интересах принца Ракана?

Жан-коновал впервые поднял на Дика глаза, в которых отразились испуг, недоумение и искреннее замешательство.

— Герцог Эпинэ? — переспросил он. — Он вздернет меня, если поймает. Я говорю о вас. — И он продолжал, понизив голос: — Я родом из этих мест. Капитан не здешний, он из Агарии. Но я — другое дело. Я сразу понял, что вы из этих… которые древней крови. — Знахарь поежился. — Я-то знаю, что никто не может подняться на холм Абвениев — ни человек, ни зверь. Ни одна птица не садится там на камни. Как-то по молодости я хотел залезть по ступенькам… Думал, там и сдохну. А вы стояли на самом верху, а потом дрались, как взбесившийся вепрь… Я великий грешник, сударь, — робко проговорил коновал, — но я чту богов. Я не знаю, кто вы: может, и вправду монах, а, может, и большой человек. Но вы один из них, из этих… из Ушедших.

Ричард, не веря собственным ушам, слушал бормотание бандита. Не думал он, что гальтарские суеверия могут так близко коснуться его самого! Должно быть, бедняга Жан был родом из местных крестьян, которые до сих пор ставят крынки с молоком и медом у древних развалин. Дик бросил взгляд на Гиллалуна: тот слушал с живейшим, хотя и затаенным интересом, словно принимал весь бред невежественного разбойника за здравые суждения.

— Так ты говоришь, никто не подымется на Холм? — спросил он. — То есть, ежели б мой господин остался наверху…

— Капитан бы до него не добрался, — убежденным тоном прошептал бандит. — Разве что сбил пулей… Да и то: пуля пролетела бы мимо.

На лице у Гилла отразилось сожаление: он явно сокрушался про себя, что позволил хозяину броситься ему на помощь. Дик решил, что нужно поскорее отвлечь телохранителя от этих мыслей: он все равно поступил бы так, как поступил, даже будь сказки невежественного знахаря правдой.

— Зачем Паганаччо нас убивать, приятель? Мы же договорились о выкупе!

Жан-коновал украдкой оглянулся на главаря банды, который, стоя недалеко от костра, отдавал какие-то приказы, глядя попеременно то на пленников, то на выход из пещеры.

— Это у него в заводе. Он всегда кормится с двух столов. Если повезет, берет выкуп. А деньги за ваше убийство уже уплачены.

— Кем? — резко спросил Гиллалун.

Дик чувствительно ткнул телохранителя кулаком в бок, чтобы тот не забывал об осторожности.

— К капитану приходили какие-то два господина из Приморской Эпинэ. То есть мне показалось, что они родом оттуда. Покажите-ка ваше колено, — громко добавил знахарь, закончив перевязку и со вздохом облегчения отодвигаясь от Ричарда.

Гиллалун с высокомерным видом принялся закатывать полы рясы. Когда бандит склонился над его ногой, чтобы ощупать повреждения, телохранитель незаметно шепнул ему в самое ухо:

— Один из заказчиков был маленький, кругленький и елейный до приторности?

— Так вы их знаете? — Жан-коновал на мгновение вскинул глаза на Гиллалуна, но тут же вернулся к своему делу. Гилл с мрачным видом посмотрел на Ричарда, словно желая сказать: говорил же я вам!

— Как нас убьют? — спросил Дик, едва шевеля языком.

— При попытке к бегству, — чуть слышно отозвался знахарь. — Капитан же не взял с вас слова? Нет?.. Он всегда так делает и всегда заранее предупреждает, что в случае чего…

— Какой честный человек! — усмехнулся Гиллалун.

— Ночью, когда вы напишете письмо и ляжете спать, случится тревога. Капитан выйдет наружу и многие выбегут следом за ним… Это ловушка. Вы захотите воспользоваться случаем, и вас пристрелят из засады.

Ричард перевел взгляд на Паганаччо. Тот выглядел таким довольным, словно уже подсчитывал пятьсот таллов выкупа. В самом деле, отстраненно сказал себе Дик, как я не подумал, что две недели кормить и сторожить пленников очень накладно? К тому же Паганаччо выторговал себе время, чтобы уйти с деньгами. А люди отца Канио найдут в пещере два трупа.

— Как же нам бежать? — бесстрастно спросил Дик, следя за суетящимися у костра разбойниками: оттуда уже вовсю пахло жареным кроликом. Аппетитный дым стлался по полу пещеры, и в животе у герцога Окделла, всю прошедшую неделю питавшегося с истинно монашеской умеренностью, предательски заурчало.

Жан-коновал снова загремел своими баночками, отыскивая нужный бальзам.

— Отсюда есть только один безопасный выход, — ответил он и еле заметно кивнул головой вправо. — В пяти шагах от вас есть колодец, ведущий в старые катакомбы. Он закрыт камнем, но ваш слуга без труда отвалит его. Когда поднимется суматоха и все бросятся к выходу, прыгайте вниз. У вас будет добрых полчаса, прежде чем капитан догадается, куда вы делись.

Гиллалун поморщился, словно мазь знахаря щипала ему кожу.

— Ты, должно быть, рехнулся, малый! Лезть под землю, не ведая, есть ли там выход наружу!

— Выход есть, — ответил знахарь, нисколько не смутившись. — Когда я был мальчишкой сказывали, что один гробокопатель как-то забрался туда за сокровищами… Там ведь одни могилы, — пояснил бандит, выразительно глянув в пол, — и эсператистские, и абвениатские. Болтали, если зайти подальше, можно найти ценные вещи… Тот человек пропал на три недели. Все уж думали: помер. А он вылез у моста в Мо́лло, весь седой и сильно не в себе, но живой.

Гиллалун едва не зарычал от негодования:

— То есть ты хочешь, чтоб мы свихнулись?

Жан-коновал бросил скользящий взгляд на Ричарда и ответил твердо:

— Вы не свихнетесь. С вами ваш господин. Молло в девяти хорнах отсюда по прямой на север. Это все, чем я могу помочь.

И, словно приноровившись к чему-то, бандит сильно дернул Гиллалуна за лодыжку.

Тот взвыл благим матом. Все разбойники разом повернулись к пленникам и разразились громким хохотом. Капитан Паганаччо счел нужным осведомиться о самочувствии своих гостей и неспешно приблизился к ним.

— Как вам мой лекарь, ваша милость? — глумливо осведомился он.

— Не советую подпускать его к скотине, — пренебрежительно отозвался Дик, успокаивающе хлопая Гилла по плечу, — а так рука у него легкая.

Паганаччо ухмыльнулся, блеснув зубами.

— Вижу, что ваша милость умеет шутить, — одобрительно заметил он. — Люблю веселых людей. Если ваш слуга немного подправит Жану рыло, я не буду в претензии.

Дик не ответил, демонстративно повернувшись к Гиллу, который пытался отдышаться. Паганаччо, впрочем, не обиделся.

— Заканчивай, живодер, — насмешливо бросил он своему знахарю. — Наши гости наверняка проголодались, а ужин почти готов.

Жан-коновал кивнул в знак того, что понял приказ, и принялся обматывать колено Гилла таким длинным бинтом, словно намеревался свить вокруг ноги кокон. Гилл молчал, видно, боясь поддаться порыву и действительно заехать спасителю кулаком в глаз.

Дик, провожая взглядом уходящего Паганаччо, быстро прикидывал в уме их с Гиллом шансы на успех.

— Нам понадобится оружие, — сказал он тихо. — А еще лампа, трут, компас и веревка.

Жан-коновал многозначительно поднял глаза к своду пещеры.

— Лампа прямо над вами, сударь, а полотна я намотал на вашего слугу достаточно. За веревку сойдет. Трут и компас я достану после ужина, но на оружие даже не рассчитывайте. Капитан сразу же заметит пропажу.