L+L (гет)

Лорелей Вейси — она встретила Малфоев одетая, причёсанная и накрашенная, но всё же лежа в гостиной на кушетке, ибо целители пока не советовали вставать — в невероятном смущении смотрела на присевшую рядом с нею Нарциссу, которой Мерибет только что передала малышку. Лорелей искала в лице Нарциссы Малфой то, что должна была испытывать к ней такая женщина, как она — но ничего не видела за ласковой и мягкой улыбкой, которой та её поприветствовала. Сейчас же их гостья казалось совершенно поглощённой младенцем, с удивительной нежностью и даже с умилением разглядывая её маленькое личико.

— Какая красавица! — проговорила она наконец, обращаясь к Лорелей. — У неё рыжие волосы — если она будет похожа на вас, она будет очень красивой.

— Красота — совсем не главное в жизни, — возразила ей Лорелей. — Иногда она даже мешает…

— Уверена, что с ней такого не будет, — сказала Нарцисса, улыбнувшись. — Для нас ваша просьба — честь, — проговорила она, беря малышку за ручку. — И я обещаю быть очень заботливой, но не слишком навязчивой крёстной.

— Вы знаете… кем я была? — не выдержала Лорелей.

Нарцисса улыбнулась — и, осторожно протянув малышку стоящему рядом с ней супругу, взяла Лорелей за руку и мягко сказала:

— Миссис Вейси. Я буду с вами честна. Когда мне было шестнадцать, одна из моих сестёр вышла замуж за магглорождённого — и в тот момент мне это представлялось трагедией. Когда мне было под сорок, моя племянница вышла замуж за оборотня — а поскольку в тот момент в нашем доме часто, — она на мгновенье запнулась, — бывал Фенрир Грейбек со своей стаей, мне это тогда тоже представлялось почти катастрофой. Сейчас, когда мне за шестьдесят, и одну из своих сестёр я потеряла — так же, как свою племянницу, которую я так никогда в жизни и не видела, — а вторую не видела лет сорок, и лишь недавно начала знакомиться с ней заново, я очень жалею о том, что не поддержала в нужное время никого из них. И я надеюсь, что, наконец, научилась судить людей по тому, какие они сейчас, а не кем были когда-то, — сказала она без улыбки. — Мы все кем-то были когда-то — и мне, если подумать, есть, чего стыдиться в своём прошлом куда больше, нежели вам. Однако наше общество так устроено, — она усмехнулась на удивление неприятно, — что некоторые куда более страшные вещи оно склонно прощать с течением времени куда охотнее, нежели то, что, если задуматься, никому не принесло зла. И сказать честно, — она улыбнулась очень озорно, — вы мне очень нравитесь своей искренностью, — она снова сжала руку Лорелей в своих. — Это редкое качество — и я всегда буду рада видеть вас в нашем доме. Мы оба будем рады, — поправилась она, взглянув на улыбнувшегося мужа.

Лорелей настолько смутилась, что не нашлась с ответом — повисла пауза, прерванная очень закономерным вопросом Люциуса Малфоя:

— А имя вы уже выбрали?

— Элизабет, — сказал Леопольд, подходя к ним.

С именем вышло сложно. Ни у него, ни у Лорелей очень долго не было никаких идей — кроме той, что имя должно хорошо звучать на любых европейских языках. В итоге оба сошлись на Элизабет — потому что оно звучало приятно и, в целом, нравилось им обоим, да и девочке был уже месяц, и откладывать наречение уже стало невозможно.

— Одно? — уточнил Малфой.

— У нас есть варианты, — признал Вейси, — но, если вы хотите, вы можете выбрать сами.

— Я бы, — осторожно проговорила Нарцисса, — предложила одно… но не знаю, понравится ли оно вам.

— Какое? — поддержала её Мерибет.

— Альнаир, — сказала она, улыбаясь.

— Альнаир Вейси, — задумчиво повторила Лорелей. — Что оно значит?

— Альнаир означает «яркая» — а ещё она считается звездой верности, — улыбнулась Нарцисса. — Когда-то, когда я ещё не знала, что у меня будет только один сын, я хотела так назвать свою будущую дочку. Это хорошее и сильное имя… но я всего лишь предложила, — мягко сказала она.

Лорелей просительно посмотрела на мужа. Это имя очень понравилось ей — куда больше простой «Элизабет». Но они ведь уже решили…

Нарцисса, тем временем, встала и, взглядом заставив мужа передать ребёнка матери, взяла его и Мерибет под руки и сказала:

— Дорогая, вы не покажете нам окрестности, покуда погода хорошая? Я определённо сейчас видела в окно кусочек голубого неба! Мы ведь никогда не были в этой части Англии.

— С удовольствием, — кивнула та. — Вы не против, если я покажу здесь всё нашим гостям? — спросила она у невестки и сына — и, получив их кивок, увела гостей за собой.

— Альнаир, — повторила Лорелей. — Это красиво… Красиво и необычно. И звучит хорошо…

— Хочешь сделать это основным именем? — спросил он, садясь рядом с ней и целуя. — И видишь — они вовсе не страшные. Малфои.

— Она леди, — с непонятной грустью улыбнулась Лорелей. — Я о таких только читала…

— Леди, — усмехнулся он.

Он помнил Драко Малфоя — их старосту. И никогда в жизни бы не подумал тогда, глядя на него, что у него может быть такая мать. Хотя… С другой стороны, кто, смотря на него самого, смог бы верно представить его собственную?

— Я не против, — сказал он. — Может, мы не просто так не смогли с тобой толком что-то выбрать. А имя красивое.

— Лео, — Лорелей притянула его руку к своей щеке. — Ты правда согласен?

— Правда.

На самом деле, ему было практически всё равно. Имя и имя… По-своему, он уже любил эту девочку, но ужас от недавно пережитого был ещё слишком свеж, и сейчас он соглашался на всё, что доставляло радость его жене — а она так просяще на него смотрела…

— Лео, — счастливо повторила она — и он, наклонившись, поцеловал её, очень долго и нежно.

— Это красивое имя, — сказал он, наконец. — И очень волшебное… пусть так и будет. А вторым я взял бы твоё, — предложил он внезапно. — Альнаир Лорелей… очень красиво.

— Лео, — она очень смутилась и, покраснев, обхватила его правой рукой за шею, левой поддерживая спящую у неё на коленях дочку.

…Церемония прошла красиво и тихо — и Нарцисса, не спускавшая малышку с рук, казалась здесь самой счастливой — даже счастливее самих родителей.

— Я всегда мечтала о дочке, — проговорила она, качая на руках девочку. — Но знала, что её у меня никогда не будет...

— Откуда вы могли знать? — спросила Лорелей.

— У Малфоев всегда рождается только один сын, — пояснила Нарцисса. — Но теперь… Я очень вам благодарна, — она наклонилась к сидящей Лорелей и, перехватив ребёнка одной рукой, обняла её за плечи. — Я сдержу обещание не быть слишком навязчивой — но вам ведь наверняка будет хотеться иногда провести выходные наедине с мужем?

— Конечно, — растроганно проговорила Лорелей. — Я рада, что кто-то ещё будет её любить… У неё же нет второй бабушки и…

Она запнулась и осеклась, задумавшись. С чего она, собственно, взяла, что её мать умерла? Никаких оснований так думать у Лорелей не было — но одна мысль о том, чтобы иметь хотя бы какое-то отношение к собственной кровной семье, вызывала у неё отвращение.

Нарцисса о чём-то её вновь спросила, Лорелей ответила, и её слова о матери вроде бы остались не замеченными. Однако вечером, когда они с Леопольдом уже лежали в постели, а Альнаир Лорелей крепко спала в своей колыбели рядом, Леопольд сказал:

— Ты никогда не говорила, что твоя мать умерла.

— Может быть, и нет, — Лорелей пожала плечами — и сильнее прижалась спиной к мужу.

— Ты не знаешь? — тихо спросил он, помогая ей устроиться удобнее.

— Понятия не имею, — усмехнулась она — и вдруг заговорила горько и пылко: — Ты не знаешь, как это, когда твоя мать то бьёт тебя до чёрных, жутких синяков — то не разговаривает неделями! А отец говорит, что я сама виновата, потому что довожу её тем, что я сквибка, и ей попросту очень стыдно. А сёстры и братья утаскивают твои вещи или забирают у тебя еду — просто потому, что им так захотелось! И когда ты, только ты всегда во всём виновата — даже в том, что сестра разбила мамину любимую вазу, потому что... — она задохнулась и всхлипнула. — Потому что ты — это ты, и сквиб — это позорно, позорно, позорно! — выкрикнула она с таким отчаянием, словно бы всё это происходило совсем недавно. — Ты меня спрашивал, почему я оказалась в борделе — да потому что меня там никто пальцем не трогал и мной восхищались! — она разрыдалась и, обернувшись, посмотрела ему в глаза. — Я была там хорошей, желанной и правильной, я всё могла и умела — я была лучшей, ты понимаешь? Одной из лучших… Не важно. Я знать не хочу, где она и что с ней, я слышать о ней не хочу — ни о ней, ни об отце, ни о ком из них, никогда! Никогда, Лео, — проговорила она, опять разрыдавшись и спрятавшись, на сей раз, у него на груди.

— И не нужно, — тихо сказал он, обнимая её и прикрывая ей голову своими ладонями, так, словно бы прятал её ото всех. — И я тоже надеюсь никогда их не встретить — потому что не отвечаю теперь за себя в этом случае.