L+L (гет)

Вопрос с опекунами для Ферклов решился почти сам собой: опекунство разделили Мелиор и Катриона. Домой Мелиор так и не вернулась: Катриона поселила её с девочками у себя, заявив, что в её доме слишком давно не было детей, и забрав к себе остальных детей. Дараха, жена старшего из внуков Катрионы, жившая с нею в одном доме, с энтузиазмом поддержала эту мысль: её собственные дети выросли и расселились, и она отчаянно скучала, несмотря на весьма серьёзное хозяйство. С Мелиор они почти сразу же нашли общий язык, хотя у них была большая разница в возрасте — так что Шолто даже как-то пошутил о том, что обычай брать вторых жён, может быть, не лишён и оснований: вот и по хозяйству управляться легче, и детей больше… Правда, пошутил он таким образом только один раз, а потом долго ходил с несводимым синяком под глазом, отшучиваясь на все вопросы по поводу его происхождения.

На все предложения расселить детей по двое-трое в семьях Катриона отвечала:

— Надо ещё поглядеть, что это за детки. Помню я, каким был Дюк… нет уж. Пусть пока живут здесь — потом, к зиме, решим. Заодно посмотрим и на старших.

Впрочем, Ферклы всё равно не остались здесь наедине с Мелиор, Катрионой, Дарахой и Шолто: в доме постоянно были люди — то два младших внука с жёнами, то кузины и кузены, посчитать которых не взялась бы даже, вероятно, Катриона. Был здесь как-то вскоре после появления Ферклов и её брат — и они долго с ней сидели в её комнате и о чём-то говорили. Разговор, похоже, вышел неприятный, потому что Манус после этого очень долго здесь не появлялся. Но на Рождество пришёл и принёс подарки — всем, включая Ферклов. Для всех, не различая, кто из них ему прямой потомок, а кто нет.

Это Рождество вообще вышло для всех младших Ферклов особенным, прежде всего, потому, что они все впервые отправлялись на каникулы домой. Однако только Ламорака эта поездка тревожила и смущала, похоже, куда больше, чем радовала. Он, конечно же, ни с кем это не обсуждал, но чем ближе было Рождество, тем сильнее он переживал. Он прекрасно знал, что в этот праздник принято дарить подарки — и предполагал, что ему, наверно, тоже что-нибудь подарят. А ему ответить было нечем. Он даже наколдовать пока что ничего не мог — да и, сказать честно, в чарах он вообще был слаб. Вот с маггловскими науками было куда проще! А тут… Зелья у него неплохо получались, иногда ему даже удавалось получить по ним "Превосходно" — хотя, честно говоря, чаще всего оценка ограничивалась "Выше ожидаемого". Гербология ему казалась нудной, но несложной: что там было нужно? Только выучить. Память у него всегда была хорошей, и учить он наизусть привык, так что с Гербологией, с Уходом за магическими существами и с Историей магии у него проблемы не было. Но вот чары и трансфигурация… Как Ламорак ни бился, он только за домашние эссе получал "Превосходно" и порою "Выше ожидаемого" — а вот с практикой была беда. Нет, на "Удовлетворительно" он вытягивал стабильно, но вот даже "Выше Ожидаемого" получить не мог никак. Ему сочувствовали и даже помогали — только вот толку от этого не было. Наверное. Впрочем, Ламорак не был уверен в том, что смог бы справиться без этой помощи, он ценил её — и очень удивлялся. Впрочем, ему вообще всё было странно здесь: никто не высмеивал его, никто не трогал его вещи — и все были совершенно очарованы Макулусом.

Тот отлично чувствовал себя в их спальне. Ночевал он чаще всего на тумбочке рядом с кроватью Ламорака, а днём разгуливал по комнате свободно, часто выбираясь и в гостиную, где у него тоже было собственное место — на спинке одного из больших уютных кресел, которое, видимо, поэтому как-то незаметно практически закрепилось за Ламораком. Макулуса обожали все — и весь Хаффлпафф гордился им, игнорируя слегка завистливые шутки райвенкловцев по поводу того, что Шляпа, кажется, ошиблась и отправила Ламорака не туда, куда бы следовало. А тот каждый раз отчаянно смущался, вспоминая, как та предлагала ему Райвенкло, и даже сказал как-то одному из таких шутников:

— Вам бы не понравилось, если бы я учился с вами. Я плохой колдун.

— Зато зельевар хороший и герболог, — возразил тот. — Мало ли…

Но сам Ламорак был счастлив, что попал сюда, в уютнейшую круглую гостиную, в которую нужно было проползать по длинному ходу. Как в нору. Он не хотел ни с кем соревноваться и не хотел никому и ничего доказывать, он не хотел стараться стать самым лучшим — он просто хотел жить здесь и никуда не уходить. Совсем.

Хотя нет… Он хотел вернуться к Вейси. Хотел в ту свою комнату под крышей… Свою. В свою собственную комнату. Но ведь будет праздник — что он всем подарит? Ему нужно было три подарка, хоть каких-нибудь — но он не представлял, где может взять их. Денег у него не было никаких, и добыть их в школе было невозможно — летом он бы мог, наверное, попроситься у кого-то поработать… а хотя… Может, их завхозу пригодится помощь? Хоть какая-нибудь? Ему ведь не нужно много — всего несколько сиклей. Он бы купил на них, например, перчатки — они же всем нужны, всегда? Или, может, шарфы… белые. Или голубые. Или белые для тёти и для Нари, и голубой — для дяди.

Подходить к завхозу было страшно, и он собирался с духом дня четыре, но потом всё-таки рискнул — и стоял потом, глотая слёзы от обиды на резкие слова о безобразной меркантильности студентов, которые только и ищут повод нажиться, вместо того, чтобы просто взять да и помочь. В результате Ламорак только испортил отношения с и так не слишком-то дружелюбным завхозом и проблему не решил.

Что же ему делать?

Он с таким отчаяньем об этом думал, что даже решил в какой-то момент посоветоваться с братом — хотя отношения у них складывались сложно. Ламорак был на него очень обижен и общаться не хотел — да и Лиод его порой немного раздражала своей навязчивостью. Он и рад бы был общаться с ней, как прежде — но не мог. Не мог забыть о том, что она всё знала — и ни слова не сказала, видя, как он мучается.

Но явиться к Вейси без подарков, хоть каких-нибудь, он не мог тем более. Они и так подарили ему… всё — даже Макулуса! Лучшее, что у Ламорака вообще было когда-либо — и ему невероятно хотелось хоть чем-то им ответить. Скорей бы вырасти! Тогда он сможет им купить всё, что угодно — и тогда уже он будет точно знать, что им нравится! А не как сейчас…

Вот поэтому он и выбрал шарф или перчатки. Они, по крайней мере, всем нужны — а тётя, это он запомнил, любит, когда тепло. Тогда ей, наверное, понравится такой подарок…

Бедивер, выслушав Ламорака, задумался.

— Я не знаю, где можно достать деньги, — сказал он, наконец. — Но я думаю, что подарок не обязательно покупать. Можно вырастить какое-нибудь интересное растение, — предложил он. — Цветок какой-нибудь… можно спросить у профессора Лонгботтома или у Хагрида.

— Зачем им цветок? — нахмурился Ламорак. — Что они с ним делать будут?

— Не знаю, — ответил Бедивер. — Я больше ничего придумать не могу. Зато ты сам вырастишь его… Многие женщины любят цветы, — добавил он. — А дяде я ничего придумать не могу. Поэтому можно подарить цветок им всем.

— Разве что какой-нибудь волшебный, — задумчиво проговорил Ламорак и добавил, спохватившись: — Спасибо. Я подумаю.

Волшебных цветов — и, шире, растений — Ламорак знал не так уж мало, но ему хотелось найти что-нибудь особенное. Что-то необычное, такое, чего обычно не бывает. Может, первоцвет какой-нибудь? Первоцветы появляются только в феврале — если вырастить их к Рождеству… Если это вообще можно сделать, то, наверно, это будет хоть чуть-чуть похоже на чудо. Только где их взять? Наверно, можно накопать — если знать, где именно. Но ведь он ещё не видел окрестностей Хогвартса весной…

Идти к Хагриду было слишком страшно, так что Ламорак после нескольких дней раздумий решился поговорить с профессором Гербологии. Тот выслушал его очень внимательно и даже, кажется, сочувственно, и сказал:

— Где взять луковицы крокусов или нарциссов, я знаю — их тут много по весне в лесу. Но ученикам нельзя туда ходить одним, — добавил он с полуулыбкой.

— А вы всё равно можете мне показать? — спросил Ламорак. — А потом накажете, — предложил он и попросил: — Только дяде с тётей не рассказывайте. Просто накажите.

— Я сказал: ученикам нельзя ходить туда одним, — повторил Лонгботтом. — Чтобы ты не вздумал сделать это без меня. Со мной можно.

— Я не буду, — горячо пообещал Ламорак. — Так вы мне поможете?

— Честно говоря, сейчас уже поздновато для того, чтобы вынимать их из земли, — ответил профессор, подумав. — Пусть лежат, как есть. Выкопаем в декабре — иначе они не зацветут. Скажи, ты хочешь именно лесные цветы высадить?

— Не знаю, — растерялся Ламорак. — Просто… Я хочу… — он сглотнул и опустил глаза. Но профессор продолжал вопросительно смотреть на него, и Ламорак всё же прошептал: — Я хочу что-нибудь подарить тёте с дядей на Рождество.

— Понимаю, — кивнул Лонгботтом. — Что ж, посмотрим, что ты можешь сделать.

Ламорак ушёл от профессора Лонгботтома в растерянности. С одной стороны, тот вроде бы пообещал ему помочь — но с другой он говорил так странно… вдруг он передумает? Или же придумает что-нибудь не то? А ведь время шло, стоял уже октябрь, и до Рождества оставалось не так уж много времени. Что, если с цветами не получится? Как он поедет к тёте с дядей с пустыми руками?

Надо было что-нибудь придумать. И он думал — каждую свободную минуту думал, что он может сделать. Если б он хоть что-нибудь умел! Ну хоть что-нибудь! Рисовать там или же вязать… Хотя для рисования нужны краски и бумага, а для вязанья — нитки. Нет, это тоже не подходит… Что же это может быть? Может, зелье? У него же есть с собой какие-то ингредиенты — те, что ему купили к школе. Хотя это тоже будет не совсем красиво, дарить то, что он сварит из них, но, с другой стороны, это всё же будет что-то новое… Что он может сварить? Зелье от фурункулов? Нет, всё, что они тут варят, наверняка можно купить в любой аптеке.

А хотя… Ведь у него же есть нитки! У него есть свитер — целых два! Голубой и белый. И хотя вязать он не умел, но видел, как это делают некоторые девочки постарше. Можно попросить их научить его — он наверняка научится! Не чарами, конечно, но руками он наверняка сумеет! Шарф связать, наверное, нетрудно — особенно если без узора. Просто шарф… Зато он сделает его самостоятельно.

Найти учительницу по вязанию Ламораку удалось легко, да и само вязание далось ему без особых сложностей. Не сразу, разумеется, но довольно быстро у него всё начало неплохо получаться — тем более, что «тренировочные нитки» ему предоставила сама «учительница». Лаура Риккет была девушкой основательной, неторопливой и совершенно не походила на своего активнейшего братца Арнольда, капитана и загонщика квиддичной команды Хаффлпаффа. Зато она охотно возилась с младшекурсниками, в том числе и с Ламораком, и на следующий год её прочили в старосты. Так что под её ненавязчивым, но внимательным руководством Ламорак довольно быстро освоил простейшие приёмы вязания — и к концу октября был готов к тому, чтобы связать шарф.

Распускать свитер было невероятно грустно. Ламорак сидел на своей кровати, гладил белую шерсть и едва не плакал. У него впервые в жизни была такая идеальная вещь — такая, о какой он даже не мечтал. Поначалу он хотел распустить другой — тот ему, хотя и тоже нравился, но всё-таки немного меньше — но потом решил, что подарок надо делать самый лучший, а значит, из самых лучших ниток.

Но как же жалко его было…

Напоследок Ламорак сам выстирал его и высушил на тумбочке — а потом, прижав его к себе в последний раз, вздохнул, сжал предательски подрагивающие губы и начал аккуратно развязывать маленький, почти невидимый узелок.