Лучшая ведьма Хогвартса (гет)

Время до третьего испытания пролетело так быстро — Гарри и не заметил. Его освободили от экзаменов, но он хотел предстать перед Гермионой в выгодном свете и не желал оставлять невесту одну даже под бдительным оком мадам Пинс — а потому готовился вместе с ней. Они сидели в библиотеке за самым дальним столом, обложившись книгами, или закрывались в пустом классе. А то занимали один из столов в гриффиндорской гостиной — обычно вечерами, ближе к отбою, когда в коридорах можно легко наткнуться на Филча или Снейпа. Этим-то плевать и на подготовку к экзаменам, и на дополнительные тренировки Гарри — дай только повод назначить взыскание! Уже даже Гермиона согласилась, что Снейп придирается к Гарри не по делу!

Испытания Гарри не то чтобы совсем не боялся, но оно казалось каким-то далёким и неважным. Даже за две недели, за неделю, за четыре, три, два дня… Ну, испытание. Ну, придётся войти в лабиринт и как-то защититься от всего, что придумали Бэгмен и компания — хотя жила надежда, что после «чудесных» часов на дне озера те трижды подумают, прежде чем приготовить для чемпионов что-то совсем уж убойное. Зато потом можно будет забыть о Турнире, как о страшном сне, и думать только о скорых каникулах!

И по вечерам, засыпая за плотно задёрнутым пологом в гриффиндорской башне, Гарри вспоминал вечерние поцелуи с Гермионой, а с них немедленно соскальзывал на последнюю поездку в Хогвартс-экспрессе. На волнующие прикосновения узких ладошек и такую нежную девичью кожу под собственными пальцами, на смущённо полыхающие щёки и сияющие глаза невесты и на отчаянное желание трогать, гладить и целовать её долго-долго, везде, снова и снова. В Хогвартсе всё, что они себе позволяли — уже привычные почти невинные поцелуи вместо «доброго утра» и «спокойной ночи». Гарри считал, Гермиона заслуживает большего, чем тисканья по пустым классам и кладовкам с риском быть застигнутыми Филчем или Снейпом, потерять кучу баллов и стать мишенью очередных ядовитых насмешек сальноволосого ублюдка. Уж как-нибудь они дотерпят до каникул!

И даже перед самим лабиринтом, пока Бэгмен давал последние инструкции — кто за кем войдёт и всё такое — Гарри вместо закономерного страха, вместо лихорадочного перебирания в памяти всех изученных за последние месяцы защитных заклинаний снова и снова переживал прощальные объятия и поцелуй Гермионы — крепкие, настоящие. Как наяву слышал её шепот: «Помни, Гарри, я тебя жду! Тебя, моего Гарри, а не Мальчика-Который-Выжил и чемпиона! Не дай себя убить». В её глазах блестели слезы, и Гарри пообещал себе, что после этого мордредова испытания Гермиона будет смеяться. Будет счастливой.

Если честно, Гарри почти не сомневался, что ничего особенно уж страшного с ним не случится. В конце концов, получив ноль очков за отказ бултыхаться в февральском озере, в лабиринт он должен заходить последним. Рваться вперёд не будет — он и сам не хотел, и Сириус строго-настрого запретил, прямо объяснив, что опасается крупной подставы специально для Гарри Поттера. Поэтому только и нужно — дождаться, когда кто-то из «настоящих» чемпионов доберётся до Кубка. К тому же он действительно много тренировался, выучил кучу заклинаний — пусть и не на уровне семикурсников, но с обещанной «парой-тройкой Хагридовых любимцев» уж как-нибудь справится.

Небо окрасилось в густой чёрно-синий цвет, из проёма в живой изгороди виднелся уходящий во тьму коридор из густого кустарника. Наверное, Гарри стало бы не по себе, опасайся он темноты. Но детство в чулане воспитало в нём совсем другие страхи, а темнота всегда казалась безопасной. Поэтому, глядя, как тьма лабиринта «сжирает» сначала Крама, затем Седрика и — последней — Флёр, он думал о том, что зрителям снова, как и у озера, придётся скучать, не видя, что происходит. И зачем тогда эти трибуны? Глупо как-то…

С этим ощущением глупости он и шагнул вперёд, когда Бэгмен выкрикнул его имя.

Звуки стадиона тут же стихли. На какой-то миг Гарри даже показалось, что он под водой — так сильно тишина давила на уши. Он поднял палочку и шепнул:

— «Люмос».

Густая листва из чёрной стала тёмно-зелёной, вот и вся разница. Ничего опасного он не заметил — дорожка казалась совершенно пустынной. Может, опасности ждут дальше? Как бы то ни было, совсем стоять на месте он не мог — нужно хотя бы отойти от входа. Гарри прибавил шагу, подняв палочку над головой, чтобы свет люмоса падал как можно дальше. Десять шагов, двадцать, тридцать. Развилка. Впереди по-прежнему пусто. Лишь плясали под ногами густые тени, и отчего-то возникло ощущение, будто за ним следят чьи-то глаза.

Сириус советовал отойти подальше от глаз наблюдателей и остановиться, и Гарри так и собирался поступить. Но от чувства чужого взгляда охватывала паника и, наоборот, хотелось бежать сломя голову. И, хотя слепую панику удалось одолеть и подавить, стоять на месте всё равно казалось гораздо страшней, чем идти дальше. И он шёл, медленно, вглядываясь в густые, причудливые тени, вслушиваясь в шорох листьев и тихий звук собственных шагов. Даже то, что пока не встретил ни одной реальной опасности, стало пугать. Лабиринт как будто заманивал в ловушку, усыпляя внимание.

С громким шуршанием расступились кусты, Гарри выставил вперёд палочку и заозирался, готовый отразить нападение. В луче света возник Седрик. Его здорово трясло, а рукав мантии дымился.

— Там соплохвосты Хагрида! Здоровенные! Еле от них отбился! — он взмахнул палочкой, раздвигая противоположную стену, и исчез. Такого заклинания Гарри не знал, а потому бегом устремился вперёд — от соплохвостов лучше держаться подальше! На следующей развилке свернул за угол и…

Перед ним возник дементор. Высоченный, лицо спрятано под капюшоном, гниющие чешуйчатые руки выставлены вперёд. Гарри услыхал его хриплое дыхание, на лице проступил холодный пот, но он знал, что делать…

Самое счастливое воспоминание. Они с Гермионой танцуют в бальном зале особняка на Гриммо, обмениваются кольцами, целуются. Губы Гермионы — мягкие, со вкусом её любимых зефирок, её объятия, его собственные ладони у неё под блузкой…

— Экспекто патронум!

Серебряный олень поскакал навстречу дементору, который тут же сделал шаг назад и запутался в полах плаща. Гарри ещё никогда не видел, чтобы дементору помешал плащ.

— Стоп, это же боггарт! Риддикулус!

Боггарт с громким треском взорвался и растаял в облачке дыма. Серебряный олень, к сожалению, тоже исчез, а от такой компании Гарри бы не отказался. Но вместе с патронусом исчез и страх, и подзуживающее чувство, что надо бежать, спешить, что нельзя стоять на месте.

— Я и так забрёл глубже, чем хотел, — сердито прошептал Гарри. Он стоял, переводя дыхание, когда где-то вдали, во тьме за колючими стенами, раздался истошный вопль. По спине побежали мурашки, Гарри крепче стиснул палочку. — Нет. Больше я не испугаюсь. Это какие-то чары, наверное. Вроде боггарта. Вот так побежишь, не глядя, и привет, соплохвосты, а то и кто похуже.

Больше крик не повторился. Как ни прислушивался Гарри, слышал лишь шелест листвы, какие-то шорохи, щелчки, напомнившие о жвалах соплохвостов, треск… И вдруг подумал, что совсем не может понять, сколько времени прошло: вроде бы немного, но отчего-то казалось, что уже глубокая ночь. На самом деле ему до смерти надоело топтаться здесь, ожидая неизвестно чего. Как, интересно, блуждающие в тёмном лабиринте чемпионы смогут понять, что соперник уже добрался до кубка и можно больше не рваться вперёд? И как они должны идти назад? Снова через соплохвостов и прочие опасности? Бэгмен ничего не сказал о том, что будет, когда определится победитель.

— Почему стоишь, Поттер?

Гарри подпрыгнул, одновременно разворачиваясь, дёргаясь в сторону и выставляя перед собой палочку, и чуть не упал. Но тут же облегчённо выдохнул, узнав профессора Грюма. Тот должен патрулировать снаружи, а раз он здесь…

— Уже всё, надо выходить? Кто победил?

— ТЫ должен победить, — злобно прошипел Грозный Глаз. — Империо. Вперёд, Поттер. Кубок там, — он махнул рукой, указывая направление, и Гарри сделал шаг, изо всех сил борясь с наполнившим разум туманом. Подчиниться. Не думать ни о чём, делать, что скажут — это так сладко…

Грюм ухмыльнулся:

— Поспеши, Поттер. Ты должен победить, слишком многое от этого зависит, — развернулся и заковылял прочь, но Гарри уже опомнился, сбросив навязанный дурман. Он обещал Гермионе! Обещал, что не станет рваться к победе, не сделает того, чего ждёт от него враг. Теперь стало ясно, враг — вот он. Зачем бывшему аврору и нынешнему профессору так нужна победа Гарри Поттера? Он бы ещё понял, толкай его к победе Людо Бэгмен, известный любитель азартной игры и рискованных ставок. Но Грюм вряд ли увлекается тотализатором. Тогда почему?

— Так это вы бросили моё имя в кубок? — спросил Гарри. Грюм резко развернулся, но Гарри уже сообразил, как глупо выдал себя, и встретил профессора ступефаем.

«Постоянная бдительность»! Выставить щит Грюм успел и тут же взмахнул палочкой, насылая на Гарри что-то невербально. Тот отскочил, выкрикнув:

— Протего! — но опыт тренировок с Сириусом ясно говорил, что щит мальчишки продержится против атаки взрослого волшебника не больше секунды, а потому Гарри и не пытался его удержать. Вместо этого снова шарахнулся в сторону и кинул под ноги Грюму бомбарду, постаравшись вложить в неё как можно больше сил.

Земля вздыбилась, и Грюм пошатнулся. Гарри ударил снова в то же место, но на этот раз взрыв получился куда слабее, да и эффект неожиданности не сработал. Хотя, если честно, Гарри не особо и надеялся — куда ему против аврора-ветерана! Собственно, он и не пытался развить успех, и даже не стал ждать, к чему приведёт его атака. А просто рванул прочь, пока Грюм не восстановил равновесие.

Хотя мог бы и догадаться, что Грозному Глазу не обязательно твёрдо стоять на ногах, чтобы кинуть заклятие! Петрификус настиг Гарри на полушаге, и в следующий миг он больно ударился всем телом о землю. И даже лицо уберечь не удалось — только и увидел, как рванула навстречу твёрдая утоптанная дорожка, а голову не повернуть. Подбородок прострелило резкой болью, клацнули зубы, во рту стало солоно. Из носа, кажется, тоже пошла кровь. А Грюм уже подходил — Гарри отчётливо слышал его неровные шаги и сиплое дыхание.

— Неплохо для сопляка вроде тебя, Поттер. Не зря я говорил, что из тебя мог выйти хороший аврор. Если бы дожил, — резким пинком Грюм перевернул его на спину. — Но своей судьбы не избежишь. Тебя ждёт…

Что «ждёт», Грюм договорить не успел — над лабиринтом пронёсся тягучий, оглушительно громкий удар гонга. Гарри почувствовал знакомый рывок аппарации, несколько мгновений его словно протискивало в слишком узкую трубу, а потом, всё таким же обездвиженным, задыхающимся от заливающей нос крови, вышвырнуло на краю квиддичного поля — как раз перед судьями. Над ним всё так же возвышался Грюм с палочкой наперевес, и Гарри успел ещё подумать, что картинка получилась красноречивая и понятная даже идиоту.

Потом мир сошёл с ума. Вокруг орали, швырялись заклинаниями и обвинениями, Гарри чуть не затоптали, пока кто-то не снял с него петрификус. Грюм, кажется, пытался сбежать, но кто-то его связал. А потом лицо старого аврора поплыло, искажаясь и меняя черты, волшебный глаз упал в траву, рядом свалился протез, а вместо Грюма в магических путах задёргался совсем другой человек — молодой, белобрысый и веснушчатый. В этот миг к Гарри, скулящей с ним рядом Флёр и бессмысленно глядящему в одну точку Седрику наконец-то пробилась мадам Помфри. Наколдовала для всех троих магические носилки, выхватила из толпы отца Седрика и какого-то незнакомого мужчину (кажется, отца Флёр), велев им помочь с транспортировкой детей до больничного крыла. Остановила всё ещё текущую из носа Гарри кровь, и тут сквозь вопящую толпу протиснулась Гермиона.

— Гарри!

Мадам Помфри ловким и каким-то привычным движением сунула ей в руку флакон.

— Успокоительное, мисс Грейнджер. Всё с вашим женихом будет хорошо. Можете побыть с ним, только не мешайте мне лечить.

Гермиона торопливо закивала, стискивая ладонь Гарри обеими руками.

— Гермиона, — позвал Гарри. — Со мной и так всё хорошо. Честное слово. Я даже ни одного соплохвоста не встретил.

— Дурак! — всхлипнула Гермиона.