Инфант испанский (джен)

Труднее всего оказалось ускользнуть с непременного торжества по случаю премьеры. Саша по неопытности не догадался сбежать сразу и в результате вырвался на свободу последним. Когда он добрался до комнаты за портьерой, все были уже там.

— А Вера говорила, будто бы человек в черном пальто никогда не врет! — Ваня одновременно радовался и возмущался, как всегда, ухитряясь совмещать несовместимое.

— Так я и не врал, — сказал Сёма. — Это не ложь, а театральная условность. Ну знаешь, когда один человек исполняет несколько ролей.

Саша остановился в дверях, разглядывая его с любопытством и некоторым смущением. Тот человек с чемоданом в метро, лица которого он не мог вспомнить… Теперь ему самому было непонятно, как он сразу его не узнал.

— А Сашу обманул! — сказал Ваня.

— Нет, — сказал Саша. — Простая справедливость требует признать, что нет. Я просто не мог вспомнить… Только подумал, что внешность у него была такая, незапоминающаяся, если не считать пальто. И когда Сёму увидел, тоже так подумал.

— Сами вы… незапоминающиеся! — проворчала Вера. — На себя посмотрите.

— Подождите вы с этим, — попросил Саша. — Главное-то… чем все кончилось? Ты его… победил?

— Боюсь, его нельзя победить, — Сёма устало откинулся на спинку стула и виновато посмотрел на них, на каждого по очереди. — В этом он прав. Но сейчас он обезоружен и не опасен ни для кого из нас. Надолго… хотя и не навсегда.

— Трудно было? — спросил Саша.

— Не так трудно, как можно подумать. Обернувшись человеком, он утратил часть своего могущества. Впрочем, это справедливо и в отношении меня… Но он просчитался в одном. Он сильно ослабел просто от того, что был рядом с нами. Ему противна музыка, для него губительна любая гармония. А Верди… Верди — это вообще супероружие. Оркестр играл, вы пели там, на сцене — просто пели, без применения своих особых способностей, а он слабел с каждой минутой. Мне оставалось лишь завершить дело.

— Странно, что он выбрал себе именно такую роль. Режиссер ведь все время должен быть рядом с артистами, и понятно было, что ему придется все это слушать… — задумчиво произнес Ваня.

— А это было частью его замысла. И временами он ему удавался. Вы не чувствовали, что он на самом деле не любит то, с чем работает? Одно дело — истолковать оперу по-своему, открыть в ней новый смысл, предложить новый взгляд. И совсем другое — разломать ее, обескровить, лишить всякого смысла, вынуть из нее бессмертную душу. Теперь это очевидно. Но я мог бы догадаться и раньше.

— Перестань, — сказала Вера. — Ты слишком много на себя берешь. Как обычно, впрочем.

— А ты знала, что Сёма — это… он?

— Знала. Ему пришлось открыться мне еще в прошлый раз. А в этот раз — рассказать мне свой блестящий план по уничтожению машины ценой собственной жизни. Кто-то же должен был наблюдать за этим грандиозным зрелищем.

— А разве тебя можно убить? — спросил Ваня, испуганно оборачиваясь к Сёме.

— Меня — нет. А Сёму Кривобокова — да. Но я бы не умер, а просто… ну… развоплотился.

— Смерть — это всегда смерть, — сказала Вера холодно. — Чем бы потом ни кончилось, а умирать неприятно.

Ваня придвинулся на своем стуле и обнял ее. Они помолчали. Светила лампа, умиротворяюще тикали невидимые часы, остывал чай в стаканах.

— У меня завтра интервью, — вдруг спохватилась Вера. — Хорошо тут с вами, но мне надо бежать.

— Мне тоже пора, — Ваня нехотя поднялся. — Нам с утра к педиатру, потом прививка, там график строгий, премьеры и зомби-апокалипсис никого не волнуют.

Они еще постояли все вместе у выхода, пока Вера ждала такси, а Ваня искал по карманам ключи от машины. Попрощавшись с ними, Саша повернулся к Сёме.

— Ну у тебя-то завтра ни интервью, ни прививок? — он чуть не схватил Сёму за рукав, он еще не готов был расставаться с ними всеми сразу, хотя бы и на один только день. — Расскажи мне еще… расскажи, что все-таки было на той постановке в Лондоне, про которую все время говорит Ваня?

— Ну… — Сёма засмеялся. — Пожалуй, сейчас самое время. Не уверен, что я решусь об этом заговорить при свете дня.

— Вот и расскажи наконец! Во всех ужасающих подробностях. Ты ведь никуда не спешишь?

— Я — нет, решительно никуда не спешу. Но там, кажется, к тебе пришли? — Сёма близоруко прищурился.

Саша обернулся в недоумении. Кто мог к нему прийти? Да никого и нет. За колонной только что-то зеленое маячит…

— Полина?! — ахнул он. — Ты как здесь?! Откуда?

— Сегодня утром прилетела...

Полина подошла к ним, неуверенно кивнула Сёме и остановилась. В руках она держала объемистый сверток. На ней было новое платье, раньше Саша его не видел.

— Но… зачем?

— Я посмотрела прогноз погоды, тут такой мороз у вас. А ты забыл зимние ботинки.

— Да не такой уж мороз, и оттепель скоро обещают. Весна на носу, — сказал Саша и тут же прикусил язык.

— Ну и так, вообще… премьера. Билетов не купить было! Я на галерке сидела, с армейским биноклем, у папы взяла.

Полина замолчала. Саша растерянно оглянулся на Сёму.

— Спокойной ночи! — бодро сказал Сёма.

Он помахал Саше рукой, кивнул Полине и зашагал к дверям, на ходу застегивая свое черное пальто. В глубине души он был застенчив и не любил подолгу раскланиваться, когда представление уже окончено.