Инфант испанский (джен)

У каждого из них был свой способ взаимодействия с Великовским. Лебединская давила авторитетом и чуть что грозилась уйти из спектакля. Ваня, истощив силы сопротивляться, малодушно прибегал к ее заступничеству. Сёма вроде бы покладисто выполнял все указания, но почему-то результат был мало похож на то, чего требовал Великовский, и выглядел в итоге не так уж дико. На Сашу Великовский, по-видимому, махнул рукой, ничего хорошего от него уже не ждал и ничего особо не требовал. А Великого инквизитора он, похоже, побаивался. Еще бы, такой божий одуванчик и такой медведь…

Дуэт не заладился сразу, еще до начала репетиции. Саша попытался внести свою лепту в происходящее и предложил:

— А пусть Олег выходит на сцену вон оттуда, а я тогда буду…

— Я не Олег, — хмуро сказал инквизитор.

— То есть Игорь. Прости, я что-то совсем…

— Я Святослав.

Под его обвиняющим взглядом Саша отчетливо ощутил на лице нестерпимый жар огня, хотя роль предписывала Филиппу сжигать еретиков, а не быть сожженным вместе с ними. Он даже отшатнулся.

— Нет, — сказал Великовский, — инквизитор не будет выходить на сцену. Он появится из-под земли! Поднимется из люка с языками пламени, которые лижут его одежды, не причиняя ему ни малейшего зла… Он ведь порождение ада! Я даже думаю, может быть... Под капюшоном он скрывает рога, а?

— И копыта под складками одежды, — подхватил Саша.

Святослав насупился и посмотрел на них исподлобья. Он тоже опасается Великовского, вдруг догадался Саша… Интересно, если слон на кита налезет, кто кого сборет?

— Нет, — сказал Святослав, — рога я не буду.

— Да, это перебор, — тут же согласился Великовский. — Но копыта... Копытца ведь можно, а? Как ты считаешь?

— Я считаю, что можно, — веско сказал Саша, хотя спрашивали не его. — Во-первых, это красиво. Во-вторых, образ инквизитора сразу станет глубже и заиграет другими красками. В-третьих… наверное, хвост тоже нужен? Ну, для полноты образа. Хорошенький маленький хвостик, а?

— Точно, как я про хвост забыл! — Великовский хлопнул себя по лбу, радостно засмеялся, обернулся к Святославу… и оборвал смех, словно получил пощечину. — Саша, прекрати паясничать! Пошутили и будет. Не надо никаких хвостов. Что за пошлятина? Значит, инквизитор появляется в языках пламени…

— А это самое пламя, оно не… того… не спалит меня вместе с рогами и копытами? — прогудел Святослав с тревогой.

— Нет, ты что! Совершенно все безопасно! Это же так, видимость… Мы тебя пропитаем специальным составом, чтобы ты не горел на работе, — Великовский заискивающе хихикнул. — Мы ведь так уже делали. Ну вот как в Барселоне было в тот раз, помнишь?

— Помню. Чего-то в Барселоне этот твой состав не сработал, я чуть по-настоящему не зажарился!

— Трагическая случайность! Больше не повторится. Итак, инквизитор появляется из-под сцены в языках пламени…

— Не люблю я этого, — снова прервал его Святослав. — Подъемник вечно заклинивает, и торчишь из пола по плечи, как дурак. Я в прошлый раз в «Дон Жуане» так всю сцену и пел, как голова профессора Доуэля.

— В этот раз не заклинит, я обещаю! Ну Святославушка, ну будет тебе… Я лично все проверю! Сам себя подожгу… для пробы! Можешь не беспокоиться!

— Мне-то что, — безучастно сказал Святослав. — Делай как хочешь. Я не беспокоюсь. Мое дело маленькое, стой себе и пой.

Пел он хорошо, как Саша вскоре сам убедился. И все же дуэт никак не получался. Собственно, по скромному Сашиному мнению, все было не так уж плохо. Разница между мощным сумрачным басом Святослава и теплым звучанием Сашиного голоса вполне выпукло обрисовывала эту сцену и обоих персонажей. Но Великовский был недоволен.

— Нет, не то, плохо, — твердил он как заведенный. — Тут должна быть страсть! Страх и ужас! Гнев и напор! Столкновение двух сил, двух стихий, битва титанов, смертельная схватка!

— Битва кита со слоном, — устало сказал Саша.

— При чем тут слоны? Химия! Между героями должна быть химия! Напряжение! Электрический разряд! Чтобы искры летели! Ну-ка давайте еще раз, с самого начала!

Наконец Саша не выдержал и взорвался:

— Какая еще тебе нужна химия? Какая, к чертям, тут может быть химия?! Филипп испрашивает разрешения казнить родного сына! Инквизитор велит казнить заодно и Родриго, единственного приличного человека в этом дурдоме! Филипп — бобовый король в бумажной короне, ни черта не может сделать в собственном королевстве! Кругом предательство, кругом засада, один был надежный человек — и того отнимают! Все пропало, всему конец! А тебе бы только… химия! Какая у него может быть химия с этим… — Саша оглянулся на Святослава и не закончил фразу, только махнул рукой.

Святослав набычился, но зато Великовский впервые за все это время взглянул на Сашу одобрительно.

— Ну вот! — весело сказал он. — Чудесно же! Теперь давай с таким же бодрым настроением, но по тексту и под музыку. А про Родриго — это ты правильно все говоришь. Я рад, что ты начинаешь понимать! Разумеется, Филипп влюблен в Родриго и страдает… Мы потом еще порепетируем с тобой и с Сёмой, у меня есть пара идей на этот счет. Хорошо, что ты мне напомнил.

Добравшись до своей гримерки, Саша с облегчением убедился, что там никого нет. После репетиции у него не осталось сил реагировать на окружающих, он даже, кажется, не поздоровался сейчас с кем-то из знакомых в коридоре.

Он обессиленно рухнул в кресло, утерся полотенцем и подумал, что надо бы принять душ. Интересно, сможет ли он завтра петь? И сможет ли он петь вообще когда-нибудь? После таких упражнений запросто можно лишиться голоса надолго. Надолго, навсегда… История знает такие случаи. Но и об этом Саша подумал как-то отстраненно и без особой тревоги. Святославу вот все нипочем, к концу репетиции он был так же свеж и полон сил, как в самом начале. Впрочем, к нему Великовский так не цепляется... Рога с копытами отменил и даже вроде бы согласился его не поджигать. Вот что значит быть Великим инквизитором. Нельзя не признать, что Святославу эта роль в самый раз, как костюм по размеру… И все-таки что-то в нем есть неприятное. И это не понятное высокомерие Лебединской, не удушливая суетливость Великаши, а что-то другое, не поддающееся объяснению. Даже если просто думать об этом, вот как сейчас, становится как-то неуютно.

Саша потянулся и поднялся на ноги. Теперь в душ, потом выпить кофе и домой. Странно, голова кружится… Надо, пожалуй, взять выходной. Эдак он до премьеры не дотянет. Черт с ним, с Великовским, но жаль будет, если с Филиппом не получится. На этот случай, конечно, есть дублеры, но хочется спеть самому. Да и других подводить нехорошо.

В ванной он до упора выкрутил вентиль и некоторое время ждал, пока вода станет хотя бы теплой. Все жалуются, что мыться невозможно: холодная вода — совсем ледяная, а горячая — чуть теплая. Брызги летели в лицо, но это было даже приятно. Нехорошо их подводить, мысленно повторил Саша. Своих коллег, свою… суперкоманду. Такую смешную и чудаковатую, со всеми ее суперспособностями. Теперь все те удивительные вещи, о которых он услышал в комнате за портьерой, казались ему далекими и какими-то нереальными, как красивая и добрая, но бессмысленная сказка из детства. Все это только слова, а реальность — вот она, работа до жаркого пота, усталость, капли воды, барабанящие по поддону душевой кабины… Кажется, тепленькая пошла.

Он долго стоял под душем, не шевелясь и ни о чем в особенности не думая. Вода шумела в ушах, привязавшиеся обрывки мелодий один за другим уходили из головы, оставляя после себя блаженную пустоту.

Что-то вдруг изменилось. Еле слышный щелчок и… Саша открыл глаза и заморгал. Кругом было темно.

— Эй! — позвал он. — Я здесь, включите свет!

Ничего не произошло. Ах да, его же не слышно из-за шума воды… с другой стороны, ясно же, что если в ванной бежит вода, то там кто-то есть, и зачем тогда гасить свет? Он все-таки закрыл кран и снова крикнул:

— Эй! Роман? Свет включи, говорю!

Ничего.

Саша осторожно ступил на скользкий пол и попытался нащупать коврик. Вот тетя Аня однажды так ногу сломала, когда у них отключили электричество, а она стала вылезать из ванны…

В гримерной никого не было. Саша сам закрыл за собой дверь десять минут назад, никого не хотелось видеть. Конечно, Роман мог открыть, ну или еще кто-нибудь, тут вечно проходной двор. Но никто, по-видимому, сюда даже не заглядывал. Ботинки, которые Саша устало сбросил у входа, так и лежали под дверью, никто их не отодвинул, не отпихнул раздраженно ногой, споткнувшись на самом пороге…

После горячего пара в душевой стоять мокрым на сквозняке было неприятно. Саша потрогал выключатель и зажег в ванной свет. Коммуникации все ни к черту. Воды нормальной нет, электричество шалит… А ведь недавно ремонт делали. Он поскорее встал обратно под душ, но блаженная расслабленность больше не вернулась.

Снова погас свет. Ладно, намек мироздания понят… Саша закрыл воду и потянулся за полотенцем.

За дверью в гримерной раздались чьи-то шаги. Саша открыл было рот, чтобы окликнуть Романа, но так и замер, не издав ни звука. Это были не просто шаги. Это было похоже на… цокот копыт. Именно копыт, не женских каблучков. И… двух копыт, не четырех.

Глупее всего было то, что он никак не мог нашарить полотенце на вешалке, а выскакивать голым не хотелось. Там же явно не Роман… цокает. Вот же крючок, вот еще один… где полотенце? Ах да, вот и оно, на полу, в луже.

Саша рывком распахнул дверь. В гримерной было темно и холодно, намного холодней, чем в прошлый раз, будто кто-то настежь распахнул окно в тридцатиградусный мороз. И в темноте был кто-то еще, кроме самого Саши. Он почувствовал колебание воздуха, словно перед его носом махнули веером… или гигантским крылом.

— Кто здесь? — громко спросил Саша и двинулся к двери, выставив перед собой руку, чтобы не налететь сослепу на шкаф или стол.

Он заставлял себя идти медленно и дышать ровно, хотя озноб колол поясницу ледяными иголками и толкал вперед. Невидимые в темноте копыта переступили по полу совсем рядом. Наконец пальцы нащупали холодную дверную ручку, Саша дернул ее вниз и толкнул дверь…

Закрыто. Так, еще раз, открыть защелку… Нет, не получается.

Что-то неприятно заскребло по полу у него за спиной. Саша, не выдержав, шарахнулся в сторону и больно ударился боком о тумбочку. Телефон! На тумбочке должен лежать телефон… да, вот он! Тусклый экран зажегся, ничего не осветив, но через секунду вспыхнул фонарик, и луч света прорезал плотную, почти осязаемую тьму. Саша успел заметить, как из светлого пятна убралось что-то похожее на длинные когти… или костяные пальцы, длинные-длинные, словно спицы.

Его ног коснулось что-то мокрое. Саша опустил фонарик: на полу плескалась вода. Что за черт? Он ведь точно перекрыл кран. Вода была ледяной и прибывала быстро. В темноте что-то зашлепало по направлению к ванной. Саша изо всей силы навалился на дверь, но она не поддалась. Воды было уже по щиколотку, она колыхалась у ног, на поверхности качались какие-то бумажки и разный мелкий мусор. Что-то с шумом упало в противоположном углу, луч фонаря панически метнулся в ту сторону, но Саша увидел лишь свой пиджак, свалившийся со стула прямо в воду. Пиджак, с которого так и не удалось вывести пятно от чая, пролитого Ваней. Ваня… Суперкоманда… с суперспособностями…

В ванной с грохотом раздвинулись створки душевой кабины. Саша прижался спиной к стене и набрал в легкие побольше воздуха… нет, не получается, он не может вспомнить ни одной мелодии. Ни единой! Ни одного слова, ни одной ноты. Из ванной снова послышался звук скребущих по чему-то твердому когтей. По воде прошла рябь, мелкие волны, ударяясь о Сашины ноги, разбежались вокруг. Волны… волны дробятся… о берег? О скалы…

О скалы грозные дробятся с ревом волны

И, с белой пеною крутясь, бегут назад.

Но твердо серые утесы

Выносят волн напор, над морем стоя!

Ничего не получается, голос не слушается, то ли от усталости, то ли от волнения. Может быть, он исчез навсегда? И вместе с ним все остальное пропало на веки вечные? Остались только холод и тьма…

От скал тех каменных у нас, варягов, кости,

От той волны морской в нас кровь-руда пошла,

А мысли тайны от туманов…

Саша оторвался от стены. Вдруг мелькнула мысль: сколько людей погибло вот так, в темноте, в ледяной воде, без надежды на спасение?

Мы в море родились, умрем на море!

Страх сменился отчаянием, а отчаяние — злостью и странным мрачным удовлетворением. Он сделал шаг вперед, потом еще один. Голос изменял ему, из горла доносилось какое-то бульканье, но настоящий голос… вот он, здесь!

Мечи булатны, стрелы остры у варягов,

Наносят смерть они без промаха врагу…

Дверь в ванную с грохотом слетела с петель, и изнутри вырвался свет — странный, трепещущий, совсем не похожий на электрическое освещение. Саша шагнул в освободившийся дверной проем.

Отважны люди стран полночных…

Велик их Один-бог… угрюмо море.

Холодное пламя, пылавшее в душевой кабине, вспыхнуло нестерпимо ярко, ударило по глазам и заставило зажмуриться, но Саша все же успел различить темную фигуру там, внутри, прямо в языках огня… голова ее была увенчана рогами, а из неплотно прикрытых створок свешивался длинный хвост.

Оглушительно хлопнула входная дверь. Саша отскочил от ванной и обернулся.

— С легким паром, — сказал Роман, входя в гримерную.

И чертыхнулся, споткнувшись о Сашины ботинки у входа.

Воды на полу не было, все на своих местах, в том числе дверь в ванную, вместо адских всполохов света мирно горела лампа над зеркалом.

— Пойду-ка я тоже сполоснусь, пожалуй.

Роман, безмятежно насвистывая, двинулся к ванной. Саша сделал слабое движение, намереваясь остановить его и предостеречь… от чего? Не заметив его замешательства, Роман спокойно включил в ванной свет и вскоре заплескался там, довольно фыркая и продолжая насвистывать. Саша на всякий случай решил посторожить под дверью, пока он не выйдет.

— Слушай, а чем это вы с Великашей так Святослава допекли? — спросил Роман, благополучно завершив водные процедуры и гремя ящиками в поисках фена.

— Мы?

— Ну или не вы. Но если не вы, то кто? Встретил его сейчас в коридоре. Злой как черт!

— Как черт, — бессмысленно повторил Саша.