"Л" значит Лили. Часть II (гет)

Лили думала, что после такой новости он сразу же убежит к Малфоям, делиться открытием и варить им зелье, и предложила сначала хотя бы позавтракать. Немного поколебавшись, Северус кивнул — но когда она пожарила яичницу с беконом и пришла звать его к столу, то увидела, что он задремал, завернувшись в плед и подложив ладонь под щеку, и к нему под бок уже успел пристроиться Нарцисс.

Он продрых почти весь день, пропустив праздничный ростбиф и нашествие сов с подарками, и проснулся только вечером, когда у Лили лопнуло терпение и она пошла украшать дом.

Повинуясь движениям ее палочки, на потолке одна за другой вырастали еловые лапы — пахли морозно и искристо, смыкались над головой, превращая маленькую гостиную в огромный лесной шатер. В отблесках каминного огня темная хвоя отливала изумрудом. Подумав, Лили добавила пару спиралей, и на ветвях закачались чешуйчатые шишки.

Но вдруг в лицо дохнул холодный ветер, взмахнув золотыми кистями на шторах. Еловые лапы подернулись сединой, и на каждой иголке повисли колючие пушинки инея — потолок замерцал, переливаясь призрачным хрусталем, и Лили обернулась.

Северус лежал на спине, спеленатый пледом, точно мохнатая куколка. Его лицо было спокойным и расслабленным, как у спящего, и только приглядевшись, Лили заметила, что уголки его губ едва заметно подрагивали, а из-под пледа высовывался кончик волшебной палочки. Вот притворщик! Словно почувствовав ее взгляд, он открыл глаза — в глубине темных зрачков медленно разгорались ленивые, жаркие искры.

До спальни они тем вечером так и не добрались.

* * *

Праздничной эйфории хватило на весь вторник и на утро среды. Отдохнувшая и воодушевленная, Лили чуть ли не вприпрыжку прискакала на работу — и обнаружила, что в лаборатории еще никого нет. Лишь аквариум со слепками, который парил над полом. Без подставки, без крышки, без... она пригляделась внимательнее — и без стенок тоже, так что куб зеленой жидкости удерживала на месте только магия.

Ах да, Эдди же предупреждал, что собирается кое-что подправить в цепочке чар... Снятые стекла выстроились в ряд у его стола, и на одном из них чернела мембрана вокализатора. Значит, задать вопрос Прорицателю пока не получится, придется ждать, пока его не соберут обратно. Жалко — ей так хотелось разобраться, отчего он посоветовал Петунье переехать в Новую Зеландию. Из-за того, что ей там будет лучше? Или из-за того, что в Англии все в упадке, одна забастовка следует за другой, и улучшений явно не предвидится?

Она подошла к висящему в воздухе кубу и вгляделась в зеленые завихрения. Амброзиус следовал за своей Квинтией, словно притянутая звездой планета; из основания мозга на мгновение высунулось разноцветное щупальце — и снова спряталось, как улитка в раковину.

— Я разгадала твое проклятие, — сказала ему Лили. — С твоей стороны было очень некрасиво насылать его на людей, которые ничего тебе не сделали. Интересно, ты хоть знал, чьих потомков проклинаешь?

Знал, наверное — не зря же он конфликтовал с Томасом-Рифмачом, их предком по женской линии, и Кассандрой Трелони, которая консультировала Финеаса Найджелуса Блэка и помогала ему советами... Впрочем, теперь это уже неважно, важно распутать то, что он наворотил. Если все окажется правдой, и Северус и впрямь родня Блэкам, он сможет сварить эликсир со своей кровью для всего старшего поколения. А детей придется прививать, пока они маленькие и их магия еще слаба — главное, чтобы это делал не кто-то из родственников, а чужой человек, тогда ограничительное условие будет выполнено. В идеале, конечно, надо бы прививать от скверны вообще всех детей, а не только Блэков, но маги для этого слишком консервативны, и непонятно, как их уговаривать.

И самое обидное, что все эти проблемы — дело рук одного мстительного идиота. Натворил дел, а остальным расхлебывать... Словно почувствовав ее осуждающий взгляд, Амброзиус отплыл подальше и спрятался за Томасом-Рифмачом — и Лили, махнув на него рукой, пошла заваривать чай и читать утреннюю газету.

Через пару минут в чашке уже плескался «Эрл Грей», расточая горьковато-свежий аромат бергамота. Она отнесла чай на свой стол и зашуршала последним выпуском «Пророка». Что ж, посмотрим, какой лажей власти нынче кормят граждан... Так, это опять Шевелюрус — «Всего одно мытье головы — и ваши волосы перестанут выпадать! Покупайте чудо-шампунь чудесного профессора Шевелюруса!» Господи, как же он задолбал со своей идиотской рекламой... Это заметка о драконьей оспе — «выявлен новый штамм, резистентный к сыворотке, в Мунго уже трое заболевших»... А это что, очередная статья про злых и ужасных магглорожденных, которые воруют магию у своих чистокровных соседей? Да не просто статья, а целое интервью! С... ну да, с мадам Пик, владелицей мясной лавки. Совесть слабо шевельнулась, напоминая о заколдованных колокольчиках, но уже через мгновение стыд сменился злостью, и Лили чуть не поперхнулась чаем.

«Несчастная жертва» врала, врала беспардонно и нагло — и покупателей-то у нее сманили, и холодильную витрину разбили, а кто виноват? Магглорожденные соседи, конечно! И то, что ее племянник родился сквибом, тоже их вина: украли магию, гады, и отдали собственному ребенку! Ну не глупость ли, а? И дальше сплошное квохтание и блеяние, что бестолковые власти не принимают никаких мер, в то время как коварные соседи пользуются ворованной магией и не желают добровольно принимать блокирующее зелье.

Господи, и это «Пророк»! То, что читают по утрам во всех магических семьях — да что там в семьях, эту гадость даже школьники читают! Пальцы сами собой скомкали мерзкую газетенку, и бумажный мячик упруго отскочил от матово-черной двери... которая вдруг взяла — и распахнулась настежь.

Лили уже мысленно приготовилась извиняться перед коллегами, но на пороге стояла Берта Джоркинс — хмурая, осунувшаяся и с двумя книгами под мышкой. На подоле ее мантии и мысках туфель отчетливо виднелись засохшие брызги грязи.

— Привет, — Лили заставила себя улыбнуться. — Ты ко мне? Я как раз заварила чай, будешь?

Но Берта не ответила, только крепче сжала свои книжки и переступила порог. И сощурилась, кривя губы в презрительной усмешке.

— Чай пьешь, да? — сквозь зубы процедила она. Яда в ее голосе хватило бы на десяток гадюк. — Считаешь себя самой умной? Думаешь, изменила будущее — и все, и плевать на тех, кто теперь погибнет? Сто тысяч галлеонов, и это на одних гробах... детских гробах, не взрослых! Пергамент из человеческой кожи — еще двести, сто пятьдесят — экспорт внутренностей для антропомантии... Они создадут настоящую машину смерти — доходную машину смерти, а тебе и горя мало!

Она сделала шаг, затем второй... Ее глаза пылали, каштановые кудри стояли дыбом — не спасала даже стягивающая их лента. На кончиках волос проскакивали голубые искры.

— Берта, ты о чем? — Лили моргнула. Ее рука задрожала, и чашка звякнула о стол — на полированном дереве расплылась лаково-гладкая лужица чая. Какая еще... машина смерти? Это случится, если Сами-Знаете-Кто придет к власти?

— Ой, только не надо строить из себя святую невинность! — лицо Берты исказилось, пухлые пальцы стиснули корешок книги ¬— под ногтями тускло блеснули золотые буквы. — Ты все знала с самого начала, потому и разбила пророчество Кассандры! А оно далось тебе в руки — и как мы это пропустили...

Она подходила все ближе и ближе — надвигалась ожившей грозой, увенчанная короной потрескивающих молний, и ее волосы темной тучей клубились над головой. Лили замерла, как под взглядом василиска, невольно вжимаясь в спинку стула — ее палочка лежала на другом столе, осталась рядом с фарфоровым заварным чайником...

— Но... я и правда ничего не понимаю, — она облизнула пересохшие губы.

Берта остановилась, коснувшись бедром столешницы. За ее плечом зеленым кубом возвышался аквариум, и белые слепки метались по нему, как испуганные медузы перед штормом.

— А ты неплохо притворяешься. Не знала бы — могла бы и поверить, — на бледном, перекошенном лице мрачным огнем полыхнули глаза. — Вот только ты кое-чего не учитываешь. Думаешь, с пророчествами все так просто, захотела — родила Избранного, захотела — не родила? — она подалась вперед и прошипела: — А вот и нет. Твоя судьба догонит тебя. Найдет, куда бы ты ни спряталась.

Их разделяла какая-то пара дюймов. Ноги затекли, и спинка стула больно давила под лопатку, но пошевелиться не было сил. Четко-четко, как под лупой, Лили видела расширенные зрачки Берты, и алую сеточку капилляров на белках, и черные точки на кончике носа; чувствовала на лице ее тяжелое, прерывистое дыхание... От нее пахло благовониями — сандалом, и миррой, и душновато-сладкими нотками ладана.

— А мы твоей судьбе немножко поможем, — Берта выпрямилась и надменно вздернула подбородок. — И тогда предначертанное сбудется, и истребится враг.

Ее слова упали в тишину, будто последние капли в клепсидру, и в мире что-то сдвинулось, что-то откликнулось из небытия — нездешним холодком потянуло по хребту, тошнотой подкатило к горлу, и все вокруг стало прозрачным и тонким, словно сквозь эту реальность на миг проступила другая, похожая на нее, точно негатив на готовое фото... Расширившимися глазами Лили смотрела на Берту — как она перекладывает книги в левую руку и уходит, закрывая за собой дверь, — и не могла ни выдохнуть, ни вдохнуть.

* * *

Эдди появился в лаборатории ровно через десять минут. Лили вывалила на него все, что только смогла вспомнить — и нелепые обвинения, что она-де изменила будущее и разбила пророчество Кассандры, и этот бред насчет Избранного и пришедших к власти Упивающихся... Эдди слушал, не перебивая, и его жизнерадостное лицо было напряженным и серьезным.

Потом он поинтересовался, как именно она взяла пророчество — услышал, что оно скатилось с полки и разбилось, а она просто не смогла его поймать, и вздохнул с облегчением. И пояснил, что в таком случае это ничего не значит, раз она дотронулась до него, когда оно уже упало, а потом посоветовал меньше забивать голову всякой ерундой. Мол, принц, который не принц — это слишком расплывчато, несчастье одних обернется спасением многих, потому что победа всегда оплачивается чьей-то кровью, и даже непобедимость еще не означает ни бессмертия, ни неуязвимости. И, поколебавшись, добавил, что в понедельник, когда в Отделе тайн никого не было, Сибилла Трелони провела какой-то ритуал, якобы поднимающий завесу над прошлым и будущим... в общем, в том зале рухнул потолок, а внутреннее око Берты почти ослепло.

Так она потеряла Дар? Ничего себе! Но зачем они так рисковали? Лили спросила, что с ними теперь будет — Эдди пожал плечами и сказал, что Берта лишь выполняла распоряжения начальства, поэтому ее переведут в другой отдел, либо в департамент транспорта, либо в департамент международного сотрудничества, а вот Сибиллу уже уволили за самонадеянность и нарушение должностных инструкций.

Такого ответа она не ожидала — следующий вопрос комом застрял в горле, и только потом Лили вспомнила, что этот бред об Избранном, которого она якобы не захотела рожать, как-то очень перекликается со словами мадам Мелифлуа. Кажется, там было что-то о сыне, которого у нее теперь не будет... жалко, что Северус не разбирается в предсказаниях — только переполошится, и все, а у него и своих забот хватает. Уж лучше спросить у Прорицателя — должен же он когда-нибудь заработать на полную мощность... И насчет Избранного, и насчет будущего, которое примерещилось Сибилле и Берте. Может, Эдди и прав, и все это ерунда, но уточнить все равно не помешает.

За такими размышлениями день пролетел незаметно. А потом о себе напомнил Северус — очередной склянкой с воспоминаниями и запиской, в которой была всего одна строчка. «Поллукс Блэк, отец Сигнуса и Вальбурги Блэков». Это и есть его дед? Тогда его мать приходится другим детям этого Поллукса единокровной сестрой, а сам Северус — племянником, и сможет вылечить дядю. Но... стоп, раз они его дядя и тетя, то их дети — его двоюродные братья и сестры? И Нарцисса Малфой, и две ее сестры — как бишь их звали... о Боже, и еще Сириус с Регулусом! Просто ужа... то есть замечательно, конечно, что у него есть родственники, но все равно как-то дико.

Помотав головой, Лили перелила содержимое склянки в думосбор и нырнула в чашу. Интересно, как Блэки отреагировали на новости? И как Северус отреагирует на самих Блэков — теперь, когда знает, что они его родственники?

В первом воспоминании Северус отдал готовое лекарство Люциусу Малфою — тот поблагодарил и убрался восвояси, а потом картинка замелькала, и арендованная лаборатория сменилась каким-то мрачным холлом. На стенах горели газовые рожки — их мерцающий свет слабо озарял длинный коридор с вытертым ковром на полу, полный теней, шорохов и перешептывающихся портретов. С потолка свисала люстра, словно оплетенная серебряными змеями, и такие же змеи обвивали подсвечник на старом резном столике.

Заложив руки за спину, Северус со скучающим видом разглядывал комнату; Лили заметила, что его волосы были аккуратно зачесаны назад, новенькие ботинки блестели от ваксы, а из-под рукавов черной мантии выглядывали краешки белоснежных манжет. Надо же, как разоделся! Это ему за репетиторство столько заплатили? Или за те зелья, которые он варил для Малфоев?

Как видно, Северусу надоело ждать — он достал из кармана серебряные часы-луковку и нетерпеливо щелкнул крышкой, но тут в конце коридора открылась дверь, и на пороге появилась высокая худая женщина. В ее высокой прическе посверкивала седина, сощуренные маленькие глазки походили на черные бусины, а изогнутая палочка, которую она вертела в пальцах, напоминала коготь неведомой птицы.

Склонив голову набок, женщина оглядела Северуса от макушки до пят — и вдруг фыркнула, как рассерженная кошка.

— И кто-то подозревал в этом чахлом растеньице побочную ветвь с древа Блэков? У них нет либо глаз, либо мозгов, — она скривила губы в такой знакомой брезгливой гримасе, что Лили не выдержала и хихикнула. Это мать Сириуса, да? По описанию похожа...

— Понятия не имею, мадам, — ровным голосом откликнулся Северус. — Это уж вам виднее, кто вас окружает: слепцы или идиоты.

И, дернув головой в подобии короткого поклона, выставил на шаткий столик две склянки с зельями.

— В синей — Умострильное, для стимулирования мозговой активности, — начал он, но миссис Блэк не дала ему закончить.

— Жалкий полукровка, — выплюнула она. — Плод порока и грязи — да как ты смеешь, гнусное отродье?

Лили не успела заметить движение палочкой — только короткую белую вспышку, залившую мертвенным светом лица портретов, и к Северусу понеслась огненная плеть... изогнулась, пролетела мимо газового рожка, щелкнула рыжими хвостами — но в воздухе уже замерцала радужная пленка, вздулась гигантским пузырем от пола до потолка...

Плеть ударила по щиту — он всколыхнулся и пошел рябью, огненные хвосты чиркнули по нему наискось... и, зашипев, рассыпались искрами. Заклятье развеялось, только красные точки медленно гасли в воздухе.

Портрет какого-то мужчины одобрительно прищелкнул языком, и Лили схватилась за сердце. Ноги стали ватными, колени подогнулись... Эта сумасшедшая — она же могла его ударить! Напала на него, использовала боевое заклинание — почему Северус не бежит оттуда сломя голову?

Но он только спрятал в рукав палочку и одернул манжеты. Радужный щит перед ним лопнул, как мыльный пузырь, и стало видно, что рядом с его новенькими щегольскими ботинками дымится почерневшая ножка столика.

— Так вот, о зельях, — Северус показал на вторую склянку — на его лице не дрогнул ни один мускул. — Этот состав желательно принимать сразу после первого — по одной чайной ложке на ночь перед сном. На месяц вам хватит, потом я сварю еще.

Миссис Блэк сощурилась, разглядывая его, как хозяйка — старую картошку: срезать кожуру и пустить в суп, или не заморачиваться и сразу отправить в помойку?

— И щит не умеешь ставить, — наконец хмыкнула она и уперла руки в боки. — Ну какой из тебя Блэк, ты, позорище носатое?

Северус уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут на стене кашлянул портрет чопорной седой дамы в индийской шали.

— Дорогая внучатая племянница, — она поправила на длинном носу золотое пенсне, — по-моему, вы неоправданно строги к бедному мальчику. Если он перестанет размахивать палочкой, как будто мешает черпаком зелье, то из него еще может выйти толк... скажем, лет через десять-пятнадцать — что скажешь, Арктурус? — она повернулась к соседу, тучному мужчине в красной феске и роскошном атласном халате, но тот только промямлил что-то неопределенное.

Северус и его тетушка уставились на портреты с таким одинаковым возмущением, что Лили не выдержала и снова хихикнула.

— Толк? Из кого, из этого носатого пугала? Дилетанта, который сварил пару зельиц и возомнил себя вторым Альбертом Великим? — в глазах миссис Блэк сверкнул гнев. Палочка-коготь выписала сложную фигуру, и Северус насторожился, но воздух уже задрожал и потемнел — и сгустился в книгу. Старую, разбухшую, с полуоторванными медными застежками, в порыжевшем от времени переплете — выпуклая надпись на нем почти стерлась, и Лили подошла поближе и вытянула шею.

Что? Libellus de Alchimia, «Малый алхимический свод»? Судя по толщине — полная версия, а не сокращенная... с окончанием пятьдесят седьмой главы, с описанием Философского камня... Ладони так и зачесались — от желания почувствовать ее тяжесть, прикоснуться к ломким жестким страницам, пальцем провести по вязи строчек... Лили оглянулась — Северус спрятал руки за спину, не сводя с бесценного трактата широко распахнутых глаз, и, кажется, забыл, как дышать.

Миссис Блэк стукнула по верхней крышке палочкой, и на рыжевато-коричневой коже загорелся экслибрис.

— Это чтоб ты, зельевар-недоучка, не больно-то зазнавался, — она протянула ему «Малый свод» и сварливо добавила: — Успеешь за сутки?

У Северуса отвисла челюсть. Он со стуком захлопнул рот, но потом опомнился и закивал, как китайский болванчик.

— Вот и славно, — ее голос стал вкрадчивым. — Не хотелось бы завтра соскребать со страниц твои кишки — я еще собиралась научить тебя паре-тройке нормальных щитов.

Книга поднялась в воздух — проплыла над подставкой для зонтиков в виде лапы тролля, потом над столиком со змеиным канделябром. Газовые рожки мягко освещали и покоробившийся переплет, и позеленевшие медные застежки... Миссис Блэк сунула палочку в карман мантии, и Лили почувствовала, что движется вверх. Краем глаза она еще успела увидеть, как ошалевший Северус дрожащими руками прижимает к груди свое сокровище — и ее выдернуло из думосбора, как пробку из бутылки.

Вместо мрачного холла перед глазами проступил ободок каменной чаши. На донышке медленно кружилась серебристая субстанция — Лили смотрела на неестественно ровный, неживой свет, и к радости за Северуса примешивалась тревога.

Ну у него и тетушка — тут и без проклятия не захочешь, чтобы такая знала о родстве. Хоть и Альберта Великого для него не пожалела, и пообещала научить новым щитам, но все равно как-то... неуютно. Это ведь был вчерашний день, так? Он хоть цел после сегодняшнего «урока»?

Она так резво выскочила из дома, что едва не прищемила дверью край плаща.

* * *

Лекция в Мунго уже подходила к концу. Лили топталась на пороге, из последних сил борясь с искушением наклониться к замочной скважине. Наконец часы показали семь — она отошла в сторону, пропуская рванувших на волю целителей, и проводила взглядом разношерстную толпу.

Северуса среди них не было. Как, опять? Сердце тревожно сжалось, но из аудитории доносились чьи-то голоса, и она заглянула внутрь.

За высокими стрельчатыми окнами стояло ясное утро — наколдованное, конечно, но совсем как настоящее. В столпах солнечного света медленно кружились пылинки, и на полу и партах лежали размытые золотистые пятна. Северус замер перед преподавательским столом — его собеседника Лили не видела, только слышала голос...

— ...спросить, как здоровье нашей пациентки?

Да это же целитель Хопкирк! О ком он говорит? Северус ничего не рассказывал ни о каких пациентках... Да и вообще явно не ожидал такого вопроса — смутился, втянул голову в плечи, так что длинный крючковатый нос едва не уткнулся в грудь.

— Не переживайте, — похоже, целитель Хопкирк правильно истолковал его молчание. — У вас не было выбора — кровотечение в таких случаях всегда опасно, а в больницу вы ее по понятным причинам доставить не могли.

Что? Кровотечение? Кто-то был ранен? Та женщина, которая пострадала при нападении на маггловских железнодорожников... как ее, Беллатрикс Лестрейндж, да? Но при чем тут Северус? Он что, лечил эту террористку? Лили немного приоткрыла дверь, чтобы лучше видеть целителя Хопкирка — тот сидел за столом, откинувшись на спинку кожаного кресла. В наколдованном солнечном свете его седая шевелюра отливала серебром, широкие рукава бледно-зеленой мантии накрывали стопку пергаментов со студенческими работами.

— Она выздоравливает, но... меня смущает тот прием, который она вам оказала, — наконец сказал Северус. На его скулах алели пятна румянца.

Откинув голову, целитель Хопкирк расхохотался — его густой, добродушный смех волной прокатился по аудитории.

— Бросьте, — отсмеявшись, он махнул рукой — словно всплеснула крыльями бабочка-капустница. — Знаменитый темперамент Блэков — не худшее из того, с чем приходится сталкиваться целителю. Вы успели, я успел, она жива, а остальное... в руке Божьей, — его лицо посуровело, высокий лоб прорезали морщины.

«Темперамент Блэков»? Тогда это кто-то другой — та женщина Лестрейндж, а не Блэк. Может, миссис Снейп опять что-то натворила? Но откуда ему знать о ее происхождении? Северус не стал бы об этом рассказывать, если Блэки признают его родственником, то на него падет проклятие Амброзиуса...

— Но я хотел поговорить с вами о другом, — целитель Хопкирк облокотился о стол. — О диагностической легилименции. Мистер Снейп, буду с вами откровенен: среди менталистов редко можно встретить выдержку, подобную вашей, так что если вы решите избрать для себя карьеру в этой области — мое отделение охотно примет вас на стажировку.

Северус вскинул голову, но тут же снова потупился. Фальшивые солнечные лучи падали сквозь стрельчатое окно у него за плечом, и от этого казалось, что его черную фигуру и резко очерченный профиль окутывает пылающий нимб.

— Вряд ли это возможно. Я здесь только благодаря любезности целителя Поука, — неохотно пояснил он. — У меня нет права... сдавать экзамены и претендовать на диплом.

— Ну, с дипломом мы что-нибудь придумаем, — целитель Хопкирк прищурился. — Не так уж часто встречаются уникумы, которые способны погрузиться в сознание пациентки — и одновременно залечивать собственную рану, к тому же заклинанием, которое я никогда раньше не слышал.

Вот теперь Северус точно смутился — забормотал что-то невразумительное о разделении сознания и точечной легилименции, но Лили нахмурила брови. Так он тоже был ранен? Это они с миссис Блэк так тренировались ставить щиты, что она чуть не истекла кровью, а ему пришлось ее спасать?

— В общем, подумайте над моим предложением, — целитель Хопкирк взмахом руки прервал его невнятные излияния. — Полагаю, мне не стоит вас больше задерживать — особенно с учетом того, какая очаровательная девушка ждет вас в коридоре, — он подмигнул ошеломленному Северусу, и тот медленно повернулся к двери.

И просиял, как новенький галлеон, едва заметив ее на пороге — губы раздвинулись в улыбке, в темных глазах вспыхнули искорки... Кивнув на прощание целителю Хопкирку, он устремился ей навстречу, и Лили, помедлив, тоже шагнула к нему.

— Сев, ты что, чуть не убил на тренировке свою тетю? — спросила она, и на его лицо словно набежала туча.

— Какую тетю? А, ты о миссис Блэк... Да эта чертова ведьма сама кого хочешь прикончит, — он скривился, словно хлебнул противного зелья, и Лили взяла его за руку. Кажется, она начинала понимать Эмму... если у этой семейки такие тренировки в порядке вещей, то что же тогда считается ненормальным? Если б половина Лондона взлетела на воздух? Да уж, одно слово — Блэки...

— Так вы с ней все-таки повздорили? — она крепче стиснула его ладонь, и они рука об руку пошли по коридору. Над головой топорщил горящие свечки хрустальный шар, похожий на рыбу-иглобрюха, и под ногами скрипел и потрескивал рассохшийся дубовый паркет.

— Да так, ерунда, пара царапин, — Северус покосился на старый портрет, который советовал им заказать устриц. — Кстати, если ты голодна, то я знаю тут поблизости неплохое местечко.

Поколебавшись, она кивнула, и портрет заметно оживился — но Северус уже потянул из кармана палочку, и грудь сдавили знакомые тиски аппарации.

Через мгновение под ногами появилось что-то твердое, и Лили пошатнулась, но ее ухватили за плечи, помогая выпрямиться.

— Осторожнее, тут ступеньки.

Проморгавшись, она обнаружила, что стоит на узкой улочке, словно зажатой между двумя длинными домами. Двуглавый фонарь в сдвинутой набекрень снежной шапке освещал серые стены со жмущимися к ним сугробами, и под плащ сразу забрался сырой и промозглый холод — но ветер здесь почти не ощущался, и перед лицом кружили только одинокие мокрые снежинки.

Над головой чернели забранные решетками окна, а под ними стену опоясывал ряд каменных звериных морд. Львы насмешливо скалились, бегемоты разевали широкие пасти, и крокодилы прищелкивали челюстями, косясь вниз выпуклыми маленькими глазками.

Засмотревшись на них, Лили не сразу заметила, что прямо у нее под ногами начинаются ступени, ведущие к какому-то подвальчику. Старые камни скользили под ботинками, оказавшись истертыми до гладкости, и щели между ними затягивал мох — хорошо хоть не лед... Северус поддерживал ее под локоть, помогая спуститься, а потом взялся за позеленевшую от времени ручку и потянул на себя дверь.

Внутри оказалось тесно, но довольно уютно: простые беленые стены, низкий потолок с деревянными балками, грубо сколоченные стулья и такие же столики с золотистыми огарками свечей. В дальнем конце зала о чем-то переговаривались два волшебника в темных плащах; стену над ними украшала чешуйчатая голова виверны с закопченными черными ноздрями. За столиком справа возвышалась необъятная дама в крохотном токе с вуалеткой. Она скользнула по вошедшим неприязненным взглядом, нанизала на вилку кусочек рыбы и, всколыхнув всеми тремя подбородками, отправила его в рот.

Ни швейцара, ни официантов нигде не было видно, но Северус выдвинул стул и уверенно махнул рукой:

— Садись. Здесь неплохая кухня, да и вообще довольно приличный выбор морепродуктов.

Она расстегнула пряжку у горла и заозиралась по сторонам в поисках вешалки... и отпрыгнула на шаг, потому что стена зашипела, и из белой штукатурки высунулась треугольная змеиная головка. Боже! Это что еще за гадость? Но змейка выгнула черное тельце, превратившись в железный крючок; поколебавшись, Лили повесила плащ и повернулась к Северусу.

Он уже успел обойти столик и сесть напротив — и, нахмурив брови, сосредоточенно изучал желтоватый свиток пергамента. Лили опустилась на стул, и перед ней появилось второе меню. Она потянула за потрепанный край — на свитке одно за другим развернулись названия блюд с движущимися картинками. Тарелки медленно поворачивались по кругу, показывая готовую еду.

Закуски, супы, горячее... Вон те мидии в горшочках вроде ничего, на вид довольно аппетитные. А цена... ого, вот это да! И Северус может себе такое позволить?

— Я угощаю, — точно уловив ее колебания, откликнулся он. — Должны же мы отметить выздоровление Сигнуса Блэка, — и постучал палочкой по меню, выбирая блюда.

А, наверное, Блэки ему заплатили, вот он и хочет устроить праздник на первый крупный гонорар. Пожав плечами, она заказала мидии в горшочках, подождала, пока оба меню замерцают и исчезнут, и тихо спросила:

— И еще предложение целителя Хопкирка, да? Кстати, ты его примешь?

— Ну, сначала мне нужно кое-кого спросить, — он рассеянно потер предплечье. — Не исключено, что я просто заплачу за обучение, и все — карьера диагноста меня как-то не прельщает. Да и «Малый свод», опять же... Если я пойду по тому пути, что предлагает Альберт Великий, у меня есть реальные шансы через несколько лет получить remedium magnum.

Ничего себе! Даже так? Она приподняла брови, но тут послышался хлопок, и перед ней появился бокал на высокой ножке. Потом такой же бокал возник перед Северусом, а через мгновение в воздухе повисла большая пыльная бутылка.

Поднатужившись, бутылка выплюнула пробку и принялась разливать по бокалам белое вино. На зеленом горлышке играли рыжие блики, и пузатый огарок на столе лизал воздух огненным язычком.

Лили подняла бокал за ножку.

— За тебя! И за избавление мистера Блэка от фамильной напасти, и за то, что они в кои-то веки повели себя, как нормальные люди, — понизив голос, сказала она и пригубила вино.

М-м, какое необычное! Легкое, немного сливочное на вкус, оно мягко обволакивало рот, переливаясь богатством полутонов и оттенков. Гвоздика, ваниль и... да, персик и легкая цитрусовая кислинка. Небось страшно дорогое — жалко, она не посмотрела, сколько тут стоят вина...

Северус наблюдал за ней, пряча усмешку за краем собственного бокала. Его глаза блестели, тонкие пальцы сжимали стеклянную ножку.

— И за тебя, — добавил он. — И твои догадки. Я проверил — ты была абсолютно права.

— Права? В чем именно?

Северус бросил взгляд по сторонам, но полная дама в токе продолжала есть свою рыбу, а мужчины у дальней стены все так же о чем-то переговаривались, и на них косилась стеклянным глазом засушенная виверна.

— Похоже, Квинтию Маккуойд и в самом деле убили по приказу Проциона Блэка, — из его рукава на мгновение высунулся кончик волшебной палочки, и Лили всей кожей ощутила вибрирующий холодок Муффлиато. — Она считала, что ее учитель был прав, и предлагала магам отказаться от магии. И слова о гордыне, Божьей каре и покаянии из ее уст звучали куда как убедительно, особенно подкрепленные чудесными исцелениями. Судя по тому, что эти рукописи она никому передать не успела, среди опубликованных работ их нет, но зато они каким-то образом оказались в распоряжении Блэков... — он пожал плечами. — Вывод напрашивается.

И за это ее убили? Целительницу, которая вылечила их от темной скверны? Лили уставилась на Северуса, но тот невозмутимо поднес бокал к губам и отпил глоток. Из-под рукава мантии выглянул белый манжет, блеснула серебром змейка-запонка...

— Ты так спокойно об этом говоришь, — от его равнодушия становилось не по себе.

— А если я буду их осуждать, от этого что-то изменится? — Северус отставил вино на стол. На его лицо упала черная прядь, и он раздраженным жестом заправил ее обратно за ухо. — Их и без меня осудили и приговорили — даже на далеких потомков хватило...

Перед ним с легким хлопком появилась фарфоровая креманка с матлотом. На кусочках белой рыбы зеленели листики петрушки, а из-под густого соуса выглядывали поджаристые дольки шампиньонов.

— Кстати, ты так и не сказала, кто их проклял и откуда ты об этом узнала, — с явным намеком добавил Северус, взяв со стола серебряную ложку, и только тогда Лили спохватилась, что ей уже успели доставить ее заказ.

— Разве не сказала? — она пододвинула к себе глиняный горшочек. Под слоем томатов чернели приоткрытые ракушки, и между их створками проглядывали жемчужинки мидий. — Я работала с памятью одного волшебника — его звали Амброзиус Хромой, он был прорицателем и чернокнижником...

Северус нахмурился.

— Амброзиус Хромой, вот как? Это который изобрел... — он защелкал пальцами, пытаясь вспомнить. — Лабиринт... Лабиринт... как же он назывался?

Сердце замерло и пропустило удар. Лили выпустила вилку — серебряные зубчики тускло звякнули о край горшочка.

— Откуда ты знаешь про Лабиринт палача? — спросила она сердито.

Северус сощурился — точь-в-точь черный кот, который провожает взглядом беспечную птичку; потом отправил в рот кусочек рыбы и медленно облизнул ложку.

— Я, если заметила, как раз и не знал. А вот откуда об этом проклятии узнала ты?

В его голосе звучало такое неприкрытое подозрение, что она растерялась. Хлопнув глазами, уставилась на него — он облокотился о стол и сцепил перед собой пальцы. Свет огарка обливал золотом высокие скулы, подчеркивал худые запястья с острыми косточками, наполовину выглядывающие из-под манжет, но нижнюю половину его лица скрывала густая тень.

— Я... я читала об этом в его биографии, — Лили снова взялась за вилку. — Когда рассчитывала максимальную совместимость. Там было написано, что он считался величайшим темным магом своей эпохи.

Северус еле заметно выдохнул. Расслабил плечи, расцепил переплетенные пальцы, и на напряженном лбу разгладились складки.

— Еще бы — замаскировать проклятие под инфекцию! — подхватил он. — Так не только со скверной, но и с любой болезнью можно: с обсыпным лишаем, или грибковой золотухой, или той же драконьей оспой... Оно выглядит, как инфекция, лечится, как инфекция... но могло бы и не лечиться, если б в формулу было включено другое отменительное условие, — и, заметив, что Лили опять нахмурилась, поспешно добавил: — Не то чтобы я призывал его менять. В конце концов, именно это позволило мне вылечить мать — судя по всему, я еще в детстве заразился от нее и переболел этой дрянью.

Он отправил в рот очередную ложку матлота, и Лили, спохватившись, подцепила вилкой парочку мидий. Заразился и переболел в детстве? Хм, это объясняет, откуда у него антитела... но ведь для зелья годилась и ее кровь, и кровь Эммы! Значит, они тоже переболели, и тоже в детстве, когда их магия была еще слаба. Наверное, она заразилась от Северуса, а Эмма... Эмма от нее — больше не от кого. Когда они вместе лежали в Мунго... да, точно, у нее как раз страшно болела голова, и все решили, что из-за Дара, а это, выходит, была темная скверна.

Хорошо, что на Эмме эта цепочка закончилась — ее лечили от исчезательной болезни, целители боялись заразиться и принимали меры предосторожности. Страшно подумать, что было бы, если бы кто-то из них наплевал на защитные чары и разнес эту гадость по всей больнице! Как же им, оказывается, повезло!

Северус потянулся за кусочком багета, и она тоже вспомнила о еде и наконец попробовала мидии. О, да тут и впрямь прекрасно готовят! Нежные, сочные, томатный соус выше всяких похвал, и это сочетание приправ... чеснок и тимьян, да? Вроде и просто, а в руках умелого повара — такая же магия, как ингредиенты в руках зельевара.

— Знаешь, ты прав, мидии тут очень вкусные, — вслух сказала она — и на его губах расцвела улыбка. Зажглась, как папоротников цвет, и мгновенно преобразила все его лицо: смягчила жесткое выражение, лучистыми отблесками тронула глаза...

Лили улыбнулась ему в ответ и выковырнула из раковины еще одну мидию.

* * *

Ей снилось, что они играют на заднем дворе — она и девочка лет шести с тугими черными косичками и выпавшим передним зубом. Лили незаметно щелкнула пальцами, заставляя взлететь воздушного змея... Он уходил вверх кругами, все выше и выше, размахивая длинным веревочным хвостом, ярко-полосатый на фоне низких облаков, и девочка запрокинула голову к небу, захлопала в ладоши...

...и вдруг застонала — длинно и протяжно, словно от боли.

Лили рывком села на кровати. Еще не успев проморгаться, зашарила по тумбочке, запуталась в одеяле и рукавах ночнушки и сшибла на пол пустой стакан — он мягко покатился по ковру, и лишь тогда пальцы нащупали знакомую рукоять.

На палочке вспыхнул ровный огонек Люмоса. Стон повторился — Северус лежал на спине, и по его застывшему, бледному лицу пробегали мелкие судороги. Одна за другой, как рябь по воде... Сомкнутые веки трепетали, рот кривился, в тусклом свете белели оскаленные зубы — ему же приснился кошмар, надо его разбудить... Но тут он заговорил, и у нее в руке дрогнула палочка.

— Это не я, клянусь... Я его не убивал — он сам умер, — еле слышно сказал Северус.