Змеиные корни (гет)

Северус задумчиво потёр переносицу, рассеянно рассматривая рукав собственной мантии. Сейчас ответ на заданный вопрос совсем не казался ему очевидным...

Отправляя письмо в Малфой-мэнор, он выстроил свой план, основываясь на обрывочных воспоминаниях Поттера и собственной интуиции. Тогда ему казалось, что, узнав о романе Дафны, Драко непременно приедет в Хогвартс, чтобы обезопасить перспективы собственного брака с Асторией, а за обещание сохранить неуместные отношения Дафны в тайне — согласится рассказать своему бывшему декану всё, что знает о Смите. План, в общем-то, был сырой и опирался на сплошные допущения, ведь будучи не в курсе опасного увлечения Дафны, Драко с таким же успехом мог ничего не знать и о делах Смита. Но из обрывочных воспоминаний Поттера Северус понял, что речь, вероятно, шла о шантаже, а значит, для Григрасс Драко был единственным подходящим кандидатом, чтобы раздобыть денег. И Малфой никогда не дал бы ей ни кната, не получи он взамен исчерпывающих ответов.

Но Драко не приехал. Почему?

Возможно ли, что брак с Асторией потерял в его глазах былую привлекательность? Будь это так, и скандал со старшей дочерью Гринграсс оказался бы Малфою только на руку. Вот только в этом случае Драко никогда не показал бы Дафне письмо, а значит, и вывод напрашивался сам собой — Северус ошибся. Драко знал о вымогательствах Смита и о романе Гринграсс с Поттером ещё до того, как к нему обратилась Дафна. И раз он ничего не предпринял, то ситуация его вполне устраивала. А вот полученное ночью письмо, похоже, порядком его напугало.

И всё же Северус не верил, что именно Драко был сообщником Смита. После войны Малфои сохранили большую часть своего семейного состояния, и в деньгах Драко не нуждался. Других же причин шантажировать слизеринцев у него не было. Да и версия событий, согласно которой Малфой мог отравить Поттера, казалась Снейпу весьма сомнительной. При иных обстоятельствах, ради действительно важной цели, Драко наверняка мог пойти на отравление, но сейчас?! Сейчас разоблачение делишек Смита никак не затрагивало его лично. Обысков в доме Малфоев не проводилось больше трёх лет, имя Драко не упоминалось ни в каких документах, а интересы других слизеринцев имели для него значение ровно до тех пор, пока их отстаивание не грозило ему арестом или Азкабаном. Драко пошёл по стопам отца — занимался политикой, заводил связи, чутко держал нос по ветру и не ввязывался в неприятности.

— Ему это не нужно! — наконец мысленно подводя черту, произнёс Северус.

Он повернулся к окну и, сложив руки за спиной, несколько секунд молча смотрел на падающий снег. До рассвета оставались считанные часы, но в фиолетовых отблесках купола небо всё ещё казалось безжизненно тёмным.

— У них со Смитом нет ничего общего, да и смерть Поттера лишена для Малфоя всякого смысла. Угрожай Поттер лично ему — и он, вероятно, смог бы сотворить нечто подобное, но ради других слизеринцев Драко рисковать не станет. Его отец болен и отошёл от дел, он не переживёт ещё одно заключение в Азкабане.

— Что ж, пожалуй, это и к лучшему, — сказала МакГонагалл, подходя к окну и беззвучно становясь рядом. — Мне бы не хотелось, чтобы всё свелось именно к Драко.

На улице лениво подвывал ветер, и посеребрённое инеем окно постепенно заметал снег. Какое-то время они молчали, прислушиваясь к тому, как в тишине задремавшего замка растворяются суровые звуки зимы.

— Ты ведь ищешь способ помочь своим? — спросила Минерва, всё так же глядя на снег. — Все эти разговоры о сыворотке правды, противоядии и сделке... Ты подбираешь рычаги давления на Кингсли... — и, заметив, что Снейп собирается что-то сказать, подняла руку, прося дать ей возможность закончить. — Я не намерена мешать тебе, Северус, и мне не нужно слышать твоих оправданий. После ареста Смита слизеринцев ждут повторные обыски, и я согласна, что это не то, чего они заслуживают. Их семьи уже заплатили по счетам, и ни у кого нет права рассчитывать, что они будут делать это снова и снова. Но время уходит, — МакГонагалл на секунду замолчала, сосредоточенно глядя в окно, — и я не знаю, сколько ещё мы можем позволить себе бездействовать. Ожидание сродни убийству. Осталось двадцать четыре монеты! И "Пророк" мог бы стать прекрасным выходом. Возможно, я зря приняла подобное решение, и нам всё же стоило опубликовать известие о смерти Поттера. Мы дёргаем смерть за усы! Чужую смерть, Северус! Не думаю, что у меня есть на это право. Как только Смит сочтёт, что он достиг желаемой цели, всё тут же прекратится: монеты, зелье, превращения. Сделай мы это прямо сейчас, и больше никто не пострадает!

Свет из открытых дверей Больничного крыла кривым пятном ложился на каменный пол, и в полумраке пустого коридора лицо директора казалось усталым. "Сколько ей? Шестьдесят восемь? Семьдесят?" — подумал Северус. Последние годы дались ей нелегко. Бремя должности директора Хогвартса тяжёлым грузом ложилась на каждого, кто соглашался за него браться. Ему ли было не знать об этом?

— Как только Смит поверит, что Поттер мёртв, — сказал Снейп, стараясь вложить в голос как можно больше собственной уверенности, — он уничтожит зелье, а с ним и все доказательства своей причастности. Но что ещё более важно — он уничтожит противоядие. И кто знает, не будет ли это началом конца. Это сделка важна для всех нас, ведь нет никаких гарантий, что я смогу сварить противоядие. Я не всесилен, Минерва, мне может просто не хватить времени. Я буду пытаться, снова и снова, но Драко... Смит трус, и если он попадётся в ловушку... он сдастся и не станет покрывать своего сообщника. Он будет торговаться за свою жизнь. Но без согласия слизеринцев дать показания, Смита не удастся связать с шантажом. И он это прекрасно понимает. До тех пор, пока слизеринцы будут молчать, Смит сделает всё, чтобы авроры никогда не узнали о его сообщнике, ведь без его ареста им не связать Смита ни с зельем, ни с отравлением Поттера. Доказательств нет. А значит, и нет лекарства.

— Как ты намерен убедить Драко помочь нам получить противоядие?

Снейп вновь повернулся к окну, незаметно растирая болезненно ноющую шею.

— Во всей этой истории мне всё это время казалось странным только одно: Змеиное зелье — это не то снадобье, что держат в прикроватной тумбочке на всякий случай. Его сварили заранее и вовсе не для Поттера, а значит, возникает вполне закономерный вопрос.

— Для кого, — с пониманием сказала МакГонагалл.

Северус кивнул.

— Теперь, когда мы знаем о Хепзибе Смит, многие вещи мне видятся в другом свете. И что-то мне подсказывает, что в истории с дедом Захарии Смита не обошлось без Малфоя. Абраксаса Малфоя.

— Ты думаешь, на самом деле Змеиное зелье сварили для того, чтобы отравить Драко? — удивленно спросила МакГонагалл.

Снейп немного помедлил и вновь утвердительно кивнул.

* * *

Несмотря на накопившуюся усталость Северус позволил себе проспать всего пару часов. Вынырнув из темного провала забытья, он просидел несколько минут на кровати, пытаясь собрать свой разум по кусочкам, и лишь затем усилием воли заставил себя подняться. Голова гудела, а от жара натопленного камина ещё сильнее тянуло в сон. Впору было пожалеть и о напрасно выпитом накануне виски, и о двух последних поленьях, что, отправляясь спать, он так опрометчиво подбросил в уже порядком прогоревший камин. Привычный холод подземелья наверняка помог бы ему сейчас взбодриться.

Неторопливо умывшись, Снейп выпил бодрящее зелье и настолько крепкий чай, насколько смог вытерпеть его измученный зельями и тошнотой желудок, и направился в лабораторию. Стакан с монетой всё ещё стоял на столе, жидкости набралось немного, на пару пальцев, а то и того меньше, но для анализа должно было хватить и этого. Порывшись на стеллажах, Снейп выбрал несколько справочников по зельям, достал пергаменты, перо и чернильницу и принялся за работу.

Вопреки обещанию, данному накануне Гермионе, Северус совершенно точно не собирался привлекать её к анализу зелья. Он мог бы пространно и очень убедительно порассуждать об опасности предстоящего эксперимента, о собственной ответственности как зельевара и нестабильности составов, сваренных на основе ингредиентов животного происхождения, однако на самом деле причина была до банальности проста — в присутствии Грейнджер ему гораздо хуже думалось. Его отвлекал аромат её волос, её неуместное стремление всегда задавать вопросы, и собственные мысли, всё реже удерживающиеся в рамках дозволенного. Вот и сейчас, поддавшись соблазну, Северус на секунду прикрыл глаза, и тело медленно, но охотно отозвалось на воспоминание о ночном поцелуе. Почти поцелуе...

— Чёрт, — он яростно растёр лицо ладонями и усилием воли заставил себя сосредоточиться на зелье. Ему и вправду нужно было работать...

В свете ярких масляных ламп содержимое стакана выглядело вязким и очень мутным и, настоявшись, так отчетливо пахло болотницей, что казалось даже странным, что, навещая Поттера в Больничном крыле, он так ни разу и не заподозрил, что болезнь может быть вызвана зельем. Видимо, и с ним уверенность Поттера в проклятье сыграла недобрую шутку.

Стараясь не думать о собственных просчётах, он аккуратно разлил зелье по трём мензуркам и приступил к проверке. Пять первых ингредиентов он без особых усилий определил ещё накануне, как только почувствовал идущий от монеты тяжёлый, маслянистый запах, и хотя его предположения всё ещё предстояло проверить, в истинности своих догадок он абсолютно не сомневался. Потратив немалую часть жизни на изучение старых потрёпанных книг, где от чётких инструкций со временем остались лишь истлевшие завитушки, он поднаторел в теории совместимости составов и в изучении правил, которыми руководствовались зельевары старой школы. Это сейчас молодая поросль без должного почтения относилась к законам и фундаментальным правилам науки, а раньше строгие постулаты зельеварения не допускали никакого вольнодумства, а значит, кто бы не создавал это странное зелье, он непременно следовал правилам. Годы практической работы над зельями не прошли для Снейпа впустую, он, знал, что смог бы разложить любое зелье на компоненты, и единственное, что ему требовалось — это время. Но времени-то как раз и не было. А значит, оставался единственный способ — импровизировать. Он открыл книгу с одним из самых старых рецептов антиликантропного зелья и выписал из него большую часть ингредиентов. В подобном решении была своя логика. Чего бы на самом деле не добивался Салазар Слизерин — в конечном счете он создал средство, позволяющее принимать конкретную анимагическую форму, не будучи анимагом. А значит, и зелье, помогающее оборотню сохранить человеческое сознание, должно было стать прекрасной основой для противоядия.

Спустя два часа штудирования справочников Северус извлёк из шкафчика свой самый маленький серебряный котел и, запалив горелку, осторожно поставил его на огонь. Сыворотка из крови Поттера, антидот из крови Короля Змей, зелье на основе волчьего противоядия — Снейп знал, что он в очередной раз хватается за соломинку, но не попытаться было нельзя. Чтобы он там не говорил Минерве, он всё же не был до конца уверен, что противоядие существует.

Северус бросил в котёл безоар и, тщательно растерев, добавил в воду вулканический пепел. Основа для зелья стала болезненно серой, и на душе неожиданно заскребли кошки. Что если он ошибся? Ошибся во всём? И, выторговав для слизеринцев немного времени, подверг смертельному риску ещё двадцать четыре человека. Он никогда ещё не был так не уверен в собственных силах. Список из двадцати двух основных ингредиентов лёг на стол. Ему нужны были подавители, очень мощные подавители. Он вытащил из ящика целый пучок борец-травы, и, распределив его на порции, размеренно застучал по разделочной доске ножом.

Спустя сорок минут его первое зелье свернулось. Северус заклинанием очистил котел и начал заново.

* * *

Утро наступившего дня усталая и ужасно осунувшаяся Гермиона провела в гостиной Гриффиндора, успокаивая детей. Известие о том, что ночью заболели студенты Хаффлпаффа, произвело эффект разорвавшейся бомбы. Все хотели узнать подробности случившегося — действительно ли болезнь так опасна, и не заразились ли они сами. Заблокированные камины и отсутствие сов делало ожидание новостей ещё более томительным и пугающим, и студенты, не желая мириться с неизвестностью, самостоятельно придумывали самые невероятные объяснения происходящему. Кто-то «выяснил», что «чумную лихорадку» принёс в школу Гарри Поттер, а Склизкий-Гад-Снейп, воспользовавшись ситуацией, отравил профессора Лонгботтома, и общее возбуждение мгновенно переросло в настоящую панику.

Убедить гриффиндорцев в том, что Склизкий-Гад-Снейп ни в чём не виноват, Гермиона так и не смогла, а вот в то, что болезнь не заразна, дети поверили куда охотнее. Выяснив у декана все подробности и немного успокоившись, они постепенно разбрелись по гостиной и занялись домашними заданиями, а Гермиона решила немного пройтись.

События прошедшего вечера не давали ей покоя всю ночь, и в беспокойном, постоянно прерывавшемся сне её мучали нескончаемые кошмары: умирающий Джордж, изуродованная чешуёй Джинни, весь изломанный превращением Рон, бледная и едва живая Луна, Кэти Белл, пожирающая собственный хвост. Гермиона просыпалась в холодном поту и, терзаемая страхом и постоянным ожиданием плохих новостей, вновь проваливалась в сон. И, так и не сумев выбраться из одного кошмара, попадала в другой.

— Шиаааах анааах... — шипел Гарри.

— Ты опоздаешь, — чудилось Гермионе.

— С-сссссслишком долго, — в горячечном бреду бормотал Невилл.

И, в очередной раз проснувшись с первыми лучами восходящего над долиной солнца, Гермиона поняла, что уже не сможет заснуть.

Отсутствие новостей о друзьях и мысли о том, что если она ничего не предпримет, то непременно опоздает, стали квинтэссенцией её страхов. Она долго стояла в Больничном крыле, глядя на худое, осунувшееся лицо Гарри, и думала о том, что они упускают самое важное — время. Антидот помогал, и внешние признаки трансформации постепенно отступали, но Гермиона знала — там, внутри, затаившаяся и незримая — страшная болезнь всё ещё запускает в души её друзей свои змеиные корни.

То, что профессор Снейп решил заключить сделку с министром, Гермиона поняла почти сразу же. Осуждала ли она его выбор? Едва ли. Она хорошо помнила, каким унижениям и притеснениям подвергались слизеринцы после окончания войны. И Гермиона никому бы не пожелала пережить это снова, но было ли у них время спасать чьё-то будущее, когда могло не хватить времени, чтобы спасти чью-то жизнь? Чувство вины и страх, угнетающие, ломающие её волю, не давали ей возможности сосредоточиться. Двадцать четыре монеты, разлетевшиеся по всей Британии... Сколько из них могли случайно попасть в чужие руки, сколько уже причинили свой вред? Она смотрела на измученное лицо Гарри, и ночные кошмары вновь обретали над ней свою власть... Она должна была что-то сделать, она сама должна всё это исправить...

Не в силах больше сдерживать переполняющие её эмоции Гермиона торопливо покинула Больничное крыло и поспешила вниз... Коридор, ступеньки... Холодные сырые стены Хогвартса душили её, питая её нескончаемые страхи. Ей нужен был воздух — морозный и злой, и тысячи миль незапятнанного белого снега... и небо...

Тяжёлые двери замка легко поддались под её напором, и Гермиона стремительно вышла на улицу.

Если они не успеют — это будет только её вина...

Но неба не было...

Нависший над Хогвартсом фиолетовый защитный купол подействовал на неё отрезвляюще. Она на секунду замерла, вглядываясь в тёмные пурпурные сгустки магии, медленно плывущие над её головой, а затем ускорила шаг. Ноги мгновенно утонули в снегу, и Гермиона, смахнув ладонью непрошеные слезы, попыталась успокоиться. Очевидная в своей простоте мысль заставила ее сбиться с шага. «Почему она до сих пор не попыталась поговорить со Смитом?» Профессор Снейп собирался охотиться на него как на опасного зверя, но что, если они ошиблись? Ведь Смит в глубине души не убийца. Озлобленный, напуганный, затравленный отцом-тираном мальчишка. Что, если он просто не смог найти выход?! Дал ли Гарри ему шанс на спасение, или только потребовал, чтобы тот добровольно сдался? Предложил ли он ему помощь? Навряд ли. Добрый, но слишком прямолинейный, Гарри никогда не отличался терпимостью к человеческим слабостям и всегда очень остро реагировал на любую несправедливость. Знал ли Смит о том, как опасно Змеиное зелье, или, поддавшись панике, использовал первое, что подвернулось ему под руку?

Бесконечные вопросы мучали Гермиону, лишая её душевного спокойствия и наполняя потребностью к действию. Снег сменился деревянным настилом моста, и Гермиона ощутила, что от постоянного напряжения последних дней её начинает колотить нервная дрожь. Что, если им нужно лишь протянуть руку помощи Смиту, вместо того, чтобы подстраивать ему ловушку? Дать ему возможность всё исправить! Может, и для неё это шанс искупить свою вину? Шанс спасти всех.

Что, если..

Она схватилась рукой за покрытые льдом перила моста, словно пытаясь отыскать для себя опору, и подставила лицо зарождающемуся ветру, и...

... замерла, поражённо глядя на Хижину Хагрида: вокруг, на сколько хватало глаз — на заснеженных деревьях, деревянной ограде и на чёрных глыбах Каменного круга — сидели совы.

Здесь были десятки, быть может, сотни сов, доставлявших в школу почту, но так и не сумевших преодолеть защитный барьер: сипухи и бородатые неясыти, белые полярные совы и ушастые филины, сплюхи и воробьиные сычи. Сов было так много, что в первую секунду Гермиона даже растерялась. А потом она увидела её.

Луна Лавгуд сидела на изгороди в окружении многочисленных сов и медленно покачивала ногами.

— Луна? — не веря собственным глазам, пробормотала Гермиона, и в ту же секунду дурное предчувствие железными тисками страха сдавило ей сердце.

Что-то было не так.

— Луна! — закричала она что было мочи и, оскальзываясь на обледенелых досках настила, побежала в сторону хижины. Услышав её отчаянный крик, Хагрид вышел из дома и, удивленно оглядываясь, заспешил к ней навстречу.

Гермиона добежала до границы защитного купола и яростно упёрлась в него руками. Барьер был плотным — он мягко прогибался под ладонями, но не хотел её пропускать.

— Что приключилось-то? — растерянно спросил Хагрид, открывая для неё проход. Но Гермиона не ответила. Она преодолела последние ступеньки каменной лестницы и прежде, чем изгородь преградила ей путь, поняла, что не ошиблась. Луна выглядела очень бледной. В маленьком бордовом пальто она казалась невообразимо худой, словно прозрачная невесомая тень. И чешуя была везде: на руках, на шее, на выглядывающих из-под пальто тоненьких щиколотках...

— Боже! — всхлипнула Гермиона, замирая и в отчаянии зажимая ладонью собственный рот — только бы не зарыдать в голос, она больше не выдержит: Гарри, Невилл, дети. А теперь и Луна!

— Гермиона! — испуганно позвал её Хагрид, глядя на то, как она медленно оседает в снег.

— Здравствуй, Гермиона, — с легкой полуулыбкой сказала Луна, и, спрыгнув с изгороди, спокойно опустилась на грядку рядом с Гермионой.