Ворон (джен)

Герман, гнусавя себе под нос, покатал туманную сферу по краю больничной койки и с тяжким вздохом уставился в темный потолок. День закончился почти замечательно. Петтигрю изловили и доставили в Азкабан под белы рученьки, Сириус, стараниями лепреконьего кудесника-юриста, из преступника превратился в ценного свидетеля. Слепок личности Петтигрю, добытый Гермионой, теперь бродил в мутном шаре клочьями тумана и хаосом разрозненных воспоминаний. Шар Агасфера. Давно вышедший из употребления аврорский артефакт, внесённый в список запрещенных лично Альбусом Дамблдором. Герман криво ухмыльнулся и спрятал шар. Очень похож на напоминалку. Крупнее, правда. И стекло… стекло мутное, белёсое, полупрозрачное. Грюм говорил, что артефакт мутно алеет, когда умирает владелец воспоминаний в нем заключенных. С подобными предметами Гера сталкивался и раньше. Но они и в половину не были такими мощными.

Герман убрал шар с глаз долой и кое-как принял сидячее положение. Симулировать температуру было не особенно сложно — нагреть свою кожу заклятьем оказалось не труднее, чем нагреть градусник. И теперь Гера был совершенно свободен от необходимости тащиться на историю магии, дышать прелым духом теплиц и страдать болью в шраме на парах Квирелла.

Где-то справа, за белыми ширмами, кто-то грязно выругался и загремел склянками. Гера заозирался и сел. Поппи ушла куда-то и должна была вернуться не скоро. Что не помешало бы ей явиться обратно, едва состояние ее подопечных ухудшилось бы. В любом случае парень планировал покинуть медпункт гораздо раньше.

Герман слез с кровати, оделся, накинул мантию и, шаркая, потащился за ширмы. Перебинтованный рыцарь не только пришел в себя, он методично обшаривал тумбу в поисках чего-то и морщась.

— Воды принести? — Герман взлохматил волосы и поправил очки.

— Вина, — бросил рыцарь, не глядя, — и позови мейстера. Кто твой господин?

— Я — сам себе господин, — Герман застыл, криво улыбаясь и сонно соображая где он уже слышал что-то похожее, — вино вам нельзя, сир. Вас пичкают лечебными зельями, вино, смешавшись с ними, убьёт вас.

— Где я нахожусь? — хрипло перебил его рыцарь.

Гера помолчал, моргая, и сообщил:

— Это — школа чародейства и волшебства.

— Цитадель. Я в Цитаделе? Кто ты? — нетерпеливо перебил рыцарь, — бастард недоучки-полумейстера? Позови отца.

— Не могу, — качнул головой Гера, — он помер.

— Служил не тому лорду? — оскалился рыцарь, побелел и, кое-как хватаясь за мебель, сполз обратно на кровать, — как твоё имя?

— Гарри Поттер, — кашлянул Гера, — вас, наверное, жажда мучает. Сейчас

Не слушая более его хриплого бормотания, Гера сходил за флягой со зверобойным отваром, прихватил по пути чистый стакан и вернулся.

— Отвар зверобоя, подорожника и клевера, — хмуро сообщил Герман, вручив стакан сверлящему его подозрительным взглядом рыцарю, — заживляет раны, укрепляет тело. Как мне вас называть?

Рыцарь шумно выпил содержимое стакана и с сомнением поднес его к глазам:

— Странная чаша. Чей знаменосец твой отец?

Гера кашлянул и открыл было рот, но стремительно ворвавшийся в палату Снейп оборвал его:

— Вы способны передвигаться? Отлично, Поттер. Вон. Немедленно.

— Да, сэр, — криво усмехнулся Гера, сгреб вещи и поспешил ретироваться.

* * *

Они сидели на полу Выручай-Комнаты, в полной темноте, взявшись за руки, вокруг расстеленной на полу карты мира и лежащей поверх неё библиотечной книги с личным автографом Николаса Фламеля. Пол под ними низко гудел и мерцал светящимися контурами узоров. Огромная круглая печать, узел стихий, пылала пятью цветами: охристо-зеленым, алым, синим, бледно-голубым и белым. Живые узоры ткали собой очертания змей, сов, медведей, львов, единорогов, дев и воинов.

— Огонь, — кусая губы, возвысила голос Гермиона. И стихийный сегмент под ней взревел, взметнув космы иллюзорного рыжего пламени.

— Вода, — почти прошелестел Реддл, прикрыв глаза, — Ветер.

И два сегмента ожили,  одев Реддла клочьями тумана. Герман широко распахнул глаза, глядя, как книга медленно раскрылась, зашелестела страницами и лениво взмыла отвесно ввысь.

— Земля, — голос Невилла звенел от волнения. Его стихийный сегмент зашептал на сотни голосов разом. И пророс травами.

— Молния, — Герман закрыл глаза и возвысил голос, его стихийный сегмент сухо трещал молниями и сиял ослепительно белым, — сплетаясь, сплетайтесь, стихии. Взывают мой голос и знаки. Расцветивши камни сухие в кровавые пятна, как в маки. Ищите горячее сердце, рожденное, чтобы томиться. Зовите из внешнего мрака. Явите нам, где он таится.

Книга вспыхнула ярым жидким золотом — и обернулась витым золотистым кристаллом. Кристалл лениво закружил над картой, оставляя за собой сияющий солнечно-пыльный хвост. Камень с тонким звоном вонзился в карту и расплавился, заставляя сиять крохотную точку на мятом пергаменте. Ребята сонно зашевелились, отпуская руки друг друга, склонились над картой и забыли, как дышать. Герман шумно выдохнул вцепился в волосы и неверяще покачал головой.

— Нурменгард, — потерянно выдохнул Невилл, — прости, бабушка. Как же ты была права.

* * *

— Что случилось, Рон? — тихо позвал Невилл, печально моргая.

— Тебе я скажу, — в глазах, в голосе, во всех жестах Рона сквозят эта боль, это отчаянье, Невилл смотрел на него и гадал, когда же рыжий мальчишка не выдержит, — ты тоже Полуночник, как и я. Таракан подсказал одного хорошего парня, он легилемент. Он посмотрел моих родителей. И братьев. И сестру. И меня. Папа, ну, он в ярости. Оказывается, с мамой совсем плохо. Мозгоправ сказал, ещё пара вмешательств в её память — и она, ну… сошла бы с ума.

Голос Рона задрожал и он тихо заскулил, вцепившись зубами в рукав. Невилл скорбно зашмыгал носом и неловко положил руку Рону на плечо. Утешать он не умел. Гарри бы, наверное, смог. Но Рону лучше не знать, кто скрывается за маской Чумного Доктора.

Разбитый голос Поттера невыразимо печально пел где-то за спиной:

Начинается дождь.

Застучали, зацокали капли

По измятым листам жестяным.

Превращается новый роман в бесполезную паклю,

В ожидании новой войны.

Снова сходятся в смертном бою ледяные Гераклы,

И Антеевы дни сочтены.

И верны

Все прогнозы погоды на долгой дороге туда, блин.

— Но это, наверное, — не повод сбегать… — начал Невилл.

— Папа сказал, что мы уедем туда, где он нас точно не достанет, — Рон стиснул зубы, — это он, подарил Перси крысу, представляешь?! И мы даже ничего не сможем доказать. В суде скажут, что это кто-то другой под оборотным.

— А вдруг… — начал было с сомнением Невилл.

— Нет! — в отчаянии заорал Рон, сжимая кулаки; по его щекам побежали мокрые дорожки, — мозгоправ проверял их заклятьем русских авроров. Это точно Дамблдор. Иначе бы он, ну, двоился.

— Тогда в чем проблема? — Невилл смутился, — если так, вам же проще…

— Это заклятье запрещено законом, — страдальчески поморщился Рон, — потому что оно — что-то из магии крови.

За поворотом коридора звонко хохотали девчачьи голоса. Кто-то смеялся и спорил. Мимо пробежали, хихикая, какие-то смазливые девчонки с Хаффлпаффа.

Голос Гарри пел отстраненно и надрывно:

Начинается дождь.

Покрывают тяжёлые тучи

Удивительный город Скайград.

Начинается то, чему в скаутских школах не учат,

В Академиях не говорят.

Поднимается чёрный буран, и чем дальше, тем круче,

Безобразней и злей во сто крат.

Коловрат —

Это Свастика, в общем, хоть несколько меньше раскручен.

И, в преддверие выстрела в выцветший лоб,

Одинокий Израиль спускается вниз,

Впереди его ждёт автоматчик-циклоп,

Позади понукает погонщик-Улисс —

Такова Одиссея.

— Кошмар, — тоскливо вздохнул Невилл.

А Гарри всё пел и пел за поворотом:

Это было давно, но невинная кровь, —

Исторический факт, утверждают НИИ, —

Раз в две тысячи лет повторяется вновь,

Громовержец с лукошком пройдёт колеи,

Зёрна гнева посеяв.

— Подожди, — позвал Невилл, — Рон, но как же школа…

— Папа сказал, там тоже будет школа, — вздохнул Рон и шмыгнул носом, — но мне придется учить язык. Мы все теперь его учим. Я даже сплю с разговорником, представляешь?

Невилл печально кивнул. За поворотом коридора Гарри Поттер пел свой баянный блюз, тоскливо и как-то протяжно, под глухой ропот голосов :

Начинается дождь.

Симпатичный парнишка с улыбкой,

Куртку-дутик на случай надев,

Провожает движением взгляда напористо-липким,

В окружающей всех темноте,

Человека в очках, словно кошка — цветастую рыбку.

В окруженье невидимых стен.

По звезде

Ему то, что случится потом, ведь грядущее — зыбко.

Начинается дождь.

Арматура — оружие сильных.

Промокая тонзуру рукой,

Генерал говорит, что свобода рассыплется пылью,

Если тут же не броситься в бой,

Если горький асфальт не удобрить слезами обильно,

Не расплыться широкой рекой.

Дорогой!

Неужели не помнишь, как вместе с врагами вы пили?

И, в преддверие выстрела в хилую грудь,

В изувеченых костной болезнью руках,

Коченеющий Яков, ступая на путь,

Держит рваную книгу, но тайм старика

Прерывается скоро.

Рон вздохнул и встряхнул Невилла за плечи, вымученно улыбаясь:

— Не переживай, мы справимся. Там в цене британские деньги, представляешь? Папа сказал, мы попросим убежища и он, возможно, даже работать будет кем-то похожим на то, кем работает сейчас!

А Гарри всё пел и пел:

Это было давно, но замкнулось кольцо,

Как писали фантасты различных времён,

Хроноскопы рассыпались душной пыльцой,

Снова вздыбились в небо полотна знамён

Под рычанье моторов.

Начинается дождь.

Или это простая случайность,

Не система, а так — баловство…

По ошибке синоптика

Богом пролитого чая

Три минуты, и хватит того.

Ведь не каждый же день с отголоском стихии встречаясь,

Мы лазурный хулим небосвод,

Или вот :

Три дороги сплелись, выбирай, я тебя угощаю!

Начинается дождь.

Или он разразится грозою?

Разразится ужасной войной,

По серебряным дланям равнин ледников кайнозоя,

Наступающей, свежей весной?

Или сгинет во мраке лесном быстроногой борзою,

Или стихнет сенною копной…

Только Ной

Помнит время, когда куропатка дружила с лисою.

— Кто-то ещё знает? — тихо спросил Невилл, глядя, как Рон отряхивает от побелки локоть.

— Нет, зачем? — пожал плечами Рон и с явным подозрением заглянул себе за спину, почти свернув голову, — Невилл, посмотри. У меня зад не грязный?

— Нет.

— Ну и ладно, — отмахнулся Рон и остервенело потер кулаком испачканный рукав.

— Расскажи Полуночникам, — Невилл попытался вручную оттереть с мантии Рона следы побелки.

— Наставница уже знает, — отозвался Рон, — Мерлин, да где же я так изгваздался?!

А голос Поттера все пел и пел:

И, в преддверие выстрела в тощий живот,

Улыбается древний старик Моисей,

Не расстрельная рота, и даже не взвод,

Просто зольдат, отъевшийся на колбасе,

Безусловно, баварской.

Он мечтает о Кирстен, берлинской мадам,

О божественном пиве в вечернем кафе,

И в вагоне остались пустые места,

Но придётся терпеть, так как на голове

Не фуражка, а каска.

— Я не представляю, что ему сказать, не породив в нем желание вернуться в свою реальность, — из-за поворота появились Том и Гермиона, Том нервно сжимал и разжимал руки, — однажды он пожелает узнать. И я не смогу смолчать.

— Да что происходит? — Гермиона сложила руки на груди, — Том.

— Ладно, свидимся, Невилл, — Рон шмыгнул носом и кивнул, — пойду собирать вещи.

— До свидания, Рон, — вздохнул Невилл и поравнялся с ребятами, — Рон уже уезжает. Что там у вас?

Гермиона закатила глаза и ткнула пальцем в Тома, но тот её перебил:

— Смерть Поттера в его мире не была несчастным случаем. Его убили.

— Что…

— Он пустил в свою память, — Реддл поджал губы и наложил заглушающие чары, — и я имел удовольствие наблюдать то, что наш пустоголовый друг столь наивно упустил. На крыше был человек. Он бил по карнизу.

— Ну и что… — упрямо возразила Гермиона.

— Ни единого человека вокруг и никаких ограждений, мешающих ходить под сбиваемыми кусками льда, — Реддл холодно улыбнулся и склонил голову набок, — и толпа, волшебно набежавшая к трупу. Из всех подворотен. Как по команде.

Дети непонимающе переглянулись.

— Я нашел это странным, — взгляд Реддла рассеянно блуждал по коридору, — и заглянул глубже. За Поттером следили. Ходили, несколько раз пытались убить. Совершенно бесплодные попытки, что удивительно. Учитывая, какой же наш Поттер олух.

— Но зачем? — вырвалось у Гермионы, — он же был просто…

— Какой-то кошмар, — пробормотал Невилл с болью в глазах.

— Он не должен узнать, — ледяной и темный взгляд Реддла почти пригвоздил Гермиону к месту, — я не имею ни малейшего желания посещать реальность, в которой нет магии. В привычном понимании.

Гермиона упрямо задрала подбородок и стиснула зубы, всем своим видом выражая несогласие. Голос Гарри пел тихо и потерянно, под ропот баяна:

Точно так же дурак, выбривая виски,

Не за Родину — просто, чтоб быть при делах,

Полирует трёхглавую мышцу руки

В перекрученных кеттлером ёмких узлах.

И берётся за биту.

Всё, что знает он в жизни — заведомо ложь,

Но погода — не в небе, погода — в уме,

Это значит, опять начинается дождь,

Дело движется снова к холодной зиме.

Что же, небо, мы квиты.

Слышишь, небо, мы квиты.

Начинается дождь.

Примечания:

Тим Скоренко — Начинается дождь

борщевик дописал кусок