Ворон (джен)

Начавшиеся со среды пары ЗоТИ неприятно удивили постоянной зубрежкой текста и полным отсутствием практической части. Стиль преподавания у Макнейра был странный — студенты просто зубрили учебник и ворох дополнительного материала, а на занятиях Макнейр устраивал перекрестный опрос, причем факты его зачастую интересовали весьма специфические. Сколько лиц у боггарта? Где ночуют келпи? Как меняется с возрастом окрас корнуэльских пикси? Сколько магии в пряди из хвоста единорога? Почему пивший кровь единорога не должен касаться девственниц? Сколько смертей у баньши? Есть ли жизнь под гривой фестрала? Какая разновидность плесени всегда сопутствует дементорам? Сколько крови может за раз выпить взрослый вампир и почему? Какого рода отношения возможны с сомалийским личом? Как из инферналов делают сторожевых псов тёмные кланы кочевников Великой Пустыни Сахара? Ворох совершенно ненужных, вроде бы, но безумно интересных фактов никак не желал оседать в головах двенадцати-тринадцатилетних подростков. Реддла странная методика обучения раздражала абсолютной бессистемностью. Гере — казалась бредовой, но интересной. Хоть и бесполезной. Невилла — путала и приводила в замешательство. Управляемый хаос заданий превращал каждое занятие в сложный ребус. Единственным человеком, излучавшим восторг от происходящего была Гермиона. Она отвечала на всех занятиях, выполняла все задания, поглощала каждую крупицу информации и первая разглядела в ворохе хаотичных вопросов элементы сложной головоломки. Что очень быстро сделало её любимицей эксцентричного преподавателя. Но личное отношение свое он выказывал странно — ещё больше путал девочку, ещё больше усложнял задачи. А также отнимал у Слизерина баллы и атаковал Гермиону градом вопросов. Отвечать следовало быстро и правильно, в противном случае отнятые баллы Макнейр факультету не возвращал. Очень быстро обнаружив, что Том на его уроках читает Артюра Рембо и Стругацких в переводе, а Гера ловит тараканов и перекрашивает им крылья, Макнейр оскорбился и предпочел игнорировать Поттеров совершенно.

Клиган прочёл все книги, посвященные Вестеросу, какие нашел. И теперь ходил мрачнее тучи. «Ветры Зимы» он ждал не как все — с обожанием и нетерпением. А с мрачной уверенностью, что грядущая Зима будет последней зимой для всего живого. Пока у всей школы были лето и каникулы, Сандор раздобыл где-то зачарованную латную перчатку и теперь активно пользовался ею вместо палочки. Не то, чтобы это кого-то интересовало, конечно. Перчатка и перчатка. Не горгулья — и ладно. Но артефакт стал причиной одного очень курьёзного случая. Всё началось с того, что мучимый дичайшим похмельем Клиган, нашел в Выручай-Комнате сломанный исчезательный шкаф. Перчатка странным образом откликнулась на его поврежденные магические плетения. И Сандор обнаружил, что видит их невооруженным взглядом. Приведенный посреди ночи в главный хогвартский хламник Снейп, опознал в клиганской перчатке рабочий инструмент средневекового артефактора, обругал рыцаря за ночные хождения и посоветовал идти спать. Сир Клиган мудрому совету не последовал. Весь остаток месяца он рылся в библиотеке, ковырял магическое плетение шкафа и невозможно топорно лепил поверх поврежденных чар что-то своё. В итоге исчезательный шкаф ожил, а у сира Клигана появилась уникальная возможность посещать самые сомнительные заведения тёмной стороны магического Лондона в свободное от трудов праведных время.

Но история этим не закончилась. Явившийся в школу как член Совета Попечителей, Люциус внезапно обнаружил, что его сын отравлен опаснейшими идеями, читает маггловскую литературу и цитирует какого-то Курта Кобейна. И при этом совершенно не реагирует ни на воспитательные беседы, ни на явные запреты.

Далее было только хуже. С упрямством нюхлера, подбирающегося к витрине ювелирного магазина, Драко вцепился во всё запретное и маггловское, до чего только смог дотянуться. Первым делом он начал показно курить, но быстро бросил, когда распух и загремел в Больничное Крыло. С дичайшей аллергической реакцией на табак. Следующим пунктом Драко сбрил виски и упросил кого-то из старшекурсников набить себе на шею сзади вархаммеровского орла. Татуировку набивал когтевранец Оливер Дейн, любитель экспериментов и научной фантастики. Очень увлеченная личность, совершенно не умеющая вовремя останавливаться. Так что, как родные ни бились над Драко, они не смогли свести с его кожи ни орла, ни монструозные крылья, похожие на смесь фентези и киберпанка, ни жрущий сам себя уроборос с черепами. Особенно, почему-то Люциуса возмутил именно уроборос на пояснице. Безмолвная леденящая ярость, с которой Люциус тащил сына по коридору, к кабинету директора, сподвигла Клигана немного пересмотреть своё отношение к маленькой копии Джоффри. Отыскав тем же вечером оскорбленно прячущегося в нерабочем туалете Плаксы Миртл блондина, Клиган сводил парня к одному знакомому. Куда-то к черту на рога.

Путешествие из лавки Горбина во вшивый мотель «Три Вейлы», по брусчатке Лютного, прошло относительно гладко. Из мотеля, через старый исчезательный шкаф Драко и Клиган пожаловали на чей-то неимоверно захламленный чердак. Владелец дома оказался склочным нечесаным хмырём с совершенно непроизносимой русской фамилией. Хмырь придирчиво осмотрел Драко и, плотоядно ухмыляясь, пожал рыцарю руку.

Жуткий тип оказался маггловским наёмником, скрывающимся на берегах туманного Альбиона от справедливого возмездия родной службы безопасности. О том, какого такого черта этот головорез забыл в Англии, Драко боялся даже думать. Зачем этому хаотичному чудищу ученики, не мог бы пожалуй, ответить даже сам наемник. Русский маггл прекрасно обращался с ножом, с огнестрельным оружием, владел боевым самбо, а бомбу мог соорудить буквально на коленке, почти из подручного мусора. Но при этом был истеричен, склочен и дико неряшлив.

Было бы логично предположить, что неокрепший морально юнец возведет внезапно обретенного учителя в пример и станет всячески ему подражать. Но этого не случилось. Совершенно аморальные размышления и поступки новоявленного сенсея, вызывали в Драко глухой внутренний протест. Каждодневные паломничества до чердака мистера Рукосуева, Драко совершал стиснув зубы и тихо негодуя. Идея превзойти и одолеть это аморальное чудище медленно эволюционировала где-то внутри Драко, приобретая оттенок навязчивый и антисоциальный.

* * *

Хэллоуин литературный кружок отметил тем, что показал школе состряпанную когтевранцами короткую пьесу по мотивам книги Отфрида Пройслера «Крабат: Легенды старой мельницы». Герман спел под свой зачарованный баян песню «Крабат» гражданина Скоренко, а Захария Смит рассказал доклад о немецком маге, который действительно собирал сербских магглорожденных сирот и вытягивал из них жизненные силы. Работая на его мельнице, дети стремительно взрослели. В каждую новогоднюю ночь вместо Мастера умирал кто-то из его подмастерьев. Кто-то. Самый талантливый, самый храбрый, самый лучший, добрый и честный. Мельница находилась в Козельбрухе, у Чёрной воды, у деревни Шварцкольм. Маг учил своих подмастерьев магии, да. Но только по пятницам. Уйти с мельницы не давали мощнейшие контуры заклятий на крови. Все усложняло еще и то, что в канун каждой Пасхи подмастерья давали магу-мельнику какие-то очень специфические клятвы. Кроме того, Мастер не просто занимался темной магией, он был самым натуральным дьяволопоклонником. Единственным слабым местом его ритуалов и клятв была любовь. Прекратить творимый им беспредел могла только невинная дева, готовая потребовать у мельника отпустить одного из подмастерьев. И узнать под чужой личиной, (среди обращенных в вороньё парней), своего возлюбленного. Когда же проклятие все-таки удалось разрушить, и мельник удалился в свою пылающую мельницу, оказалось, что все его подопечные стали сквибами. История так потрясла Невилла, что после выступления он бегом догнал Смита и начал что-то у него сбивчиво выспрашивать.

После праздничного ужина Герман тихо ускользнул от спорящих Гермионы и Тома в какой-то заброшенный тёмный класс и забрался там с ногами на подоконник. За окном бушевала гроза. Хлестали дождевые плети по спинам горгулий, по черепицам и шпилям, бились в витражные стёкла и в раскисшее грязевое месиво далеко внизу. В широко распахнутое окно врывался шквалистый ветер, заглядывал дождь, бело блистал свет молний. Герман задумчиво обнял колени и, подумав, осторожно прикрыл окно.

— Здравствуй, Гарри, — прозвучал над самым ухом скорбно голос Дамблдора. Гера вздрогнул от неожиданности и издал некий непереводимый набор звуков, — сиди, сиди, Гарри. Я, как и ты, всего лишь искал уединения.

Герман устало прикрыл глаза рукой, вытягивая ногу, слабо качнул головой и совершенно тускло отозвался:

— Садитесь, господин директор. Грозы хватит на всех.

— Да. Конечно, — Дамблдор изумленно пригляделся к ученику, будто увидел его впервые и осторожно взобрался с ногами на парту. И уселся по-турецки, подобрав под себя полы мантии, — странная штука — память. Ещё вчера я точно также сидел в пустой гостиной со своим лучшим другом, за окном неистовствовала гроза, мой друг точно также болтал в воздухе ногой, свесив вниз. Как ты сейчас, Гарри. Память. Да, память.

Дамблдор зажмурился и умолк. Герман с недоверием воззрился на застывшего в тени старика. Его сведенное неподдельным страданием лицо озаряли частые вспышки ослепительных молний. Грозовые раскаты рокотали над замком неторопливо и почти мирно. В горле застрял весь ком недооформившихся обвинений, смутного ощущения вины и слов сочувствия. Герман снял очки и тихо спросил, отворачиваясь:

— Вы любили его?

— Больше жизни, — тихим, больным голосом отозвался Дамблдор, — я… я был готов раствориться в нём. Он был мне ближе брата, сестры… и куда ближе моей бедной матери. Юные, порывистые и слишком разные. Моё слепое обожание принесло много зла, Гарри.

— Вы осознаете это, — печально улыбнулся Гера и качнул головой, — это уже многого стоит.

— Ты ведь совсем не Гарри Поттер, юноша, — очки-половинки тускло мерцали, темнота скрадывала детали, отчего директор казался моложе и куда как худее, — не по крови. По содержимому.

Герман замер и весь внутренне подобрался.

— Геллерт… — голос старика внезапно прозвучал почти умоляюще и взволнованно, — скажи мне, что вы всё ещё не сожгли Еиналеж Адским Пламенем.

— Зеркало цело, — нехотя отозвался Герман, чувствуя как его с головой захлестывает паника. Неужели Снейп всё это время сливал информацию?

— Вероятно, я кажусь тебе чудовищем, мальчик мой, — покорно и как-то обессиленно прикрыл глаза Дамблдор и достал из кармана запечатанный чуть ли не фабрично флакон с бесцветной жидкостью. И, к неописуемому изумлению Геры, бросил ему жалобно звякнувшую склянку, — вы, русские, готовы принять только искренность. Это — веритасерум. Ты можешь убедиться в сохранности фабричной фасовки.

Флакон действительно оказался наглухо запечатан, имел штамп ОТК и тонкую руническую печать на стеклянном днище. Надписи извещали о сроке годности, о том, что зелье произведено в Курской области. Одолеваемый самыми противоречивыми чувствами, Герман бросил флакон Дамблдору. И тот поймал его. Не глядя.

Альбус Дамблдор растерзал защитную серебристую плёнку, откупорил зелье и влил в себя треть флакона. Поморщился и кивнул:

— Спрашивай, Гарри.

— Вы воздействовали на сознание Дурслей? — как эхо отозвался Герман, все ещё не веря в реальность происходящего.

— Да. Мне не нужен был новый Джеймс Поттер, — в глазах директора мелькнула досада, — Вернон уже был редким скотом, мне пришлось его хорошенько припугнуть, чтобы он не вышвырнул ребенка в приют. Бедный Северус, он всерьёз вообразил, что ты — Джеймс, Гарри.

— Как Лонгботтомы лишились разума? — очень тихо спросил Герман, глядя, как взгляд Дамблдора тускнеет и наполняется тоской.

— Заклятье, создающее крестражи, — голос директора задрожал и он крепко зажмурился, — я расщепил их личности на мириады осколков. Я... мне нечем гордиться. Я раскрошил их души в тончайшую пыль, оставив эти искаженные осколки в их телах. Мне несказанно повезло, пришедшие на подмогу Фрэнку друзья были удивительно похожи на братьев Лестрейндж. Славные, честные парни. Я модифицировал их память. Они в Азкабане.

— Зачем? — с болью в голосе пробормотал Герман, с отчаянием вглядываясь в Дамблдора, — зачем всё это? Вы могли просто уйти, скрыться. Обезопасить всех от своей тайны.

— Геллерт, — просто ответил Дамблдор, — я дал себе слово, что не повторю ошибок юности. Я был намерен уничтожать каждого нового Геллерта, Гарри. Управляемый Том быстро разрушил сам себя и сам создал оружие, способное себя убить. Том без крестражей изменил бы Британию до неузнаваемости, прикрываясь нормами права и амбициями аристократии. Исказил бы. Втоптал бы в смрад шовинизма и управляемого террора. Он был куда хуже Геллерта. Опаснее. Ибо никогда не был идеалистом. Тебе ли не знать это.

— Зачем вам возвращение Певерелла? — стараясь игнорировать странные намёки, поспешно выпалил Герман, все отчетливее понимая, что действие зелья скоро закончится.

— Я рассматривал возвращение создателя Даров Смерти чисто гипотетически, — растерянно воззрился на Геру Дамблдор, — мне искренне жаль, что мой брат не уловил ход моих мыслей. Он всегда был несколько уперт и мыслил плоско.

— Во мне нет крестража, — прямо заявил Герман, — что будем делать со случившимся, господин директор?

— Полагаю, в Крауче больше нет надобности, — задумчиво отозвался Дамблдор, запустив пятерню себе в бороду, — я добьюсь его амнистии. Кажется, я переоценил устойчивость его психики. Мальчику нужно лечение. Лже-Лейстрейнджей я тоже освобожу. Им понадобятся срочная

госпитализация и всесторонняя помощь колдомедиков. Боюсь, что делать с Фрэнком и Алисой, я не знаю. Крестражи — слишком темная и неизученная область знания.

Герман недоверчиво дернул щекой и хмыкнул:

— И всё? Даже не попытаетесь меня прикончить?

Лицо Дамблдора на миг озарила совершенно мальчишеская, бесшабашная улыбка:

— Я похож на безумца, Гарри? Атаковать кровь Певерелла, слившуюся с Бузинной Палочкой было бы весьма недальновидно, как по мне. Да, именно, Гарри. Глава эльфийской общины Хогвартса доложил мне и о том, кто похитил палочку, и о возвращении древней магии, и об Отце Эльфов. Как его… паладин… ты — скорее ценный союзник, чем противник.

— Что вы хотите? — Герман водрузил на нос очки, хмуро разглядывая величайшего светлого волшебника современности, усевшегося с ногами на стол. Протезную руку бывшего семинариста обожгло фантомной болью. И Гера с изумлением осознал, что на месте старика сидит эксцентричный рыжий балбес с совершенно лисьим выражением лица на хитрой, загорелой физиономии. Морок растаял, но восторженно-хитрая мальчишеская ухмылка с лица почтенного старца так и не ушла.

— Заключить союз, конечно же, — просто ответил директор, —

история повторяется, гоблины неспокойны. Между тем, Орден Феникса существует на средства, автоматически списываемые со счетов его членов. Членские взносы. В Британии нет ни одного мага, который не зависел бы от золота гоблинов.

— Враг моего врага — мой друг, — пробормотал Герман, и стекла его очков полыхнули белым.

— Как бы благородны ни были мотивы светлого паладина Отца Эльфов, в глазах британского магического сообщества то, что ты делаешь — измена, Гарри, — печально улыбнулся Дамблдор, понимающе кивая головой, — но я тебе не враг. Есть магия куда старше нас и наших жалких потуг творить волшбу. В глубоком прошлом существовали маги, способные призывать в тела умирающих души великих воинов древности. Я уважаю законы детей Дану, Гарри. И никогда не пойду против эльфов и тех, кто готов отстаивать их свободу. И смею просить взамен того же. Для себя и своего ордена. Но всё ещё остается нерешенным вопрос мистера Реддла.

— Том не опасен, господин директор, — решительно возразил Герман порывисто сжимая протезные пальцы в кулак, — он…

— Ты больше похож на меня, чем думаешь, Гарри, — глядя на Геру с болью, отозвался Дамблдор, и губы его предательски дрогнули, — иногда я смотрю на тебя и вижу себя самого в двадцать с лишним лет.

* * *

— Это похоже на какой-то странный сон, Гарри, — шепотом поделилась Гермиона, сводя бадьяном с локтя и колен кровоточащие ссадины, оставшиеся после очередного занятия сира Клигана, — знаешь, до Хогвартса я иногда мечтала о инопланетных цивилизациях и контактах с ними. Ну… знаешь… А потом появился ты и магия, и Том, и письмо из Хогвартса… И магия поглотила всё.

— Магия диво как красива, — тепло улыбнулся Герман, задумчиво глядя куда-то сквозь Гермиону.

— Да, — Грейнджер закрутила крышку фляги и, тяжело вздохнув, уставилась на неё неподвижным взглядом, — понимаешь, когда оказалось, что существуют и инопланетные технологии и магия, я… Я поняла, что что-то во мне умерло. Логика пожрала волшебство, наука — магию. Таинственные и чудесные волшебные народы оказались просто мутантами.

— Да, но это не мешает им быть таинственными и чудесными, — понимающе качая головой, заметил Герман, вглядываясь в лицо девчонки, — красота — в глазах смотрящего, Гермиона. Никто не в силах убить красоту магии покуда ты видишь её, понимаешь? Все эти люди со сверхспособностями — либо маги вроде нас с тобой, либо — потомки магических народов. Инопланетных, да, но именно магических. Но по большей части это, конечно, жертвы экспериментов. В любом случае, я не вижу причин для огорчения. Мир прекрасен в своём многообразии. И у нас с тобой появился шанс в очередной раз убедиться в этом.

Гермиона качнула головой и внезапно порывисто обняла Геру, крепко зажмурив глаза. Так они и сидели минут пять. Гермиона — уткнувшись носом в серебристо-зеленый вязанный шарф, Герман — подбородком в девичьи кудри.

Пустая слизеринская гостиная дышала холодом и сумраком. Герман задумчиво, обнимая, раскачивал кузину Сириуса из стороны в сторону, тихо гнусавя под нос песню из мультфильма про медвежонка Умку. Отчего Гермиона внезапно заплакала и так же внезапно затихла.

— Ты чего? — Гера дернул Гермиону за нос, вызывая тем самым хихиканье сквозь слёзы, — ой, нашла из-за чего плакать. Давай лучше придумаем, как бы нам так вывернуться, чтобы и ИЛС на Авалон пустить, и местонахождение острова скрыть.

— Сжечь к нарглам всю их электронику, например, — Реддл впустил в гостиную вооруженного кактусом решительного Невилла и рассеянно улыбающуюся Полумну, — могу тебя поздравить, Поттер. Мистер Лонгботтом, потрудитесь объяснить, откуда мисс Лавгуд знает о заключенном в зеркале Еиналеж Гриндевальде?

Невилл издал какой-то булькающий звук и под яростно алеющим взглядом Тома, попытался заслонить собой мечтательно разглядывающую прозрачные потолки Полумну.

— Вам очень идёт костюм фараона, мистер Реддл, — с безмятежно-мечтательной улыбкой на губах откликнулась Полумна, — вашим последователям очень пошли бы эти египетские мотивы. Куда больше ваших этих железных масок. Скажите, а это правда, что вы изобрели заклинание, делающее сырные дырки, но Министр украл его и вы решили за это свергнуть его?

— Лонгботом! — на парселтанге засипел Реддл, медленно надвигаясь на отступающего Невилла.

— О, Господи… Ребята, спокойно… Том! Том, стой, где стоишь, — поспешил вмешиваться Гера, — Том. Посмотри на меня. На меня смотри. Всё хорошо, слышишь?

— Не бойтесь, мистер Темный Лорд, я никому не скажу, — Полумна обошла намертво вцепившегося в воротник Невилла взбешенного Реддла и тянущего его за локоть Геру, — ведь вы уже пытаетесь искупить всё то плохое, что уже сделали. Ведь, это вы спасли Вестминстрский собор. И помогли спасти Гермиону от тролля. И разрешили мне погладить василиска. Скажите, а вы знали, что Салазар Слизерин хотел поместить на флаг Британии морщерогого кизляка?

— Как же ты похож на деда, — скрипя зубами от еле сдерживаемой ярости, процедил Реддл, — Лонгботтомы! Всюду лезете со своей правдой.

— Полумна и без меня поняла, кто такой Царь Кобр, — возмутился Невилл, — её отец часто общается с нашими, из Лиги Полуночников. Полумна — ученица Нарцисса. Она тоже приглашена в декабре на Авалон. Я всего лишь объяснил, что происходит. И почему мы это делаем.

— Постой, так ты и есть та новенькая, о которой говорил Агрессор? — Гера усадил первокурсницу на диван, — никогда бы не подумал.

— Я уже сшила костюм, Гарри, — безмятежно улыбаясь сообщила Полумна. Редиски-подвески согласно качнулись, в такт движению головы, — скажи, а это правда, что ты освобождаешь эльфов и это не нравится гоблинам?

— Похоже, что да, — пробормотал Гера, безуспешно отдирая зловеще сипящего Тома от мучнисто-белого Невилла.

— А ты — Гермиона Грейнджер, магглорожденная слизеринка, способная запоминать с листа, — Луна протянула ладошку и Гермионе, и та со вздохом её пожала, — не то, чтобы это было очень важно, но я очень рада. Я тоже люблю читать. Мистер Реддл…

— Будет уместнее называть меня Томом, — выдавил из себя Реддл, отпустив наконец рубашку Невилла и позволив усадить себя в кресло, — лучше бы ты прикончил меня, Поттер.

Герман со смехом взлохматил идеально уложенные локоны Тома. И Том даже не зашипел в ответ.

* * *

Остаток дня Гера бродил по замку в обществе призрака факультета Хаффлпафф. Брат Теодорус охотно рассказывал про житьё-бытьё средневекового монастыря, про политическую обстановку средневековой Англии. Про полыхнувшее в Кенте опасное еретическое учение, утверждающее, что срамные недуги смывают дюжину грехов за раз, а страдающие ими — чуть ли не мученики. Гера, в свою очередь, принялся рассказывать монаху про современные деструктивные культы. В половине из них брат Теодорус признал старые еретические учения времен Царя Гороха, посетовал, что сия гидра никак не издохнет и посоветовал Гере поискать парочку схоластических трудов средневековых отцов-богословов.

Ближайший матч с Гриффиндором закончился с совершенно разгромным счетом в пользу Слизерина. Отсутствие Вуда и близнецов Уизли ощутимо ударило по качеству командной игры львиного факультета.

* * *

Мягкий ночной мрак обнимал и дарил покой. Река, сонно и незримо шептала, подгоняя легкую лодку. Тихое призрачное и безумно красивое пение сотен незримых голосов баюкало пылающее сознание и звало сердце в путь, под своды лесного чертога, в нарнийские кущи из детских книжек. Медово горел россыпями искр теплый ночной мрак. Шептала вода невесомо в камышах у берега. А в ветвях сновали неясные тени, исторгая шакальи вопли и осыпая на воду листву.

Брюс Уэйн распахнул глаза и стремительно принял сидячее положение. Кто-то уложил его бессознательное тело на дно лодки, в ворох маков и речных лилий. Пьянящий аромат цветов плыл над водой, вокруг сновали золотые и голубые сгустки живого света. А впереди, на возглавии, с фонарём в тонкой ручонке, замерла крохотная, тщедушная фигурка в черной мантии с капюшоном. Из-под которого весьма явно топорщились огромные эльфийские уши. Отогнав от себя нездоровые ассоциации с мастером Йодой, мистер Уэйн заозирался и наткнулся взглядом на восхищенно разглядывающую всё вокруг себя леди Годиву и на небывало мрачного Железного Генерала. Красная Ракета очень живо, хоть и несколько косноязычно, пытался разговорить везущее его остроухое существо. А Зеленый Фонарь просто сгрёб всю кучу своих белых лилий себе в изголовье и теперь полусидел в лодке. А у него в волосах дремала диковинная белая тварь, похожая на помесь меховой змеи и енота. Стрекозиные крылья твари лениво подрагивали в такт пению и ропоту реки. А огромные черные глаза мерцали мягко и влажно.

— Здесь слишком тепло для декабря, — откуда-то сзади донесся голос Золотого Ракетчика, — Ракета, тебе удалось выяснить наши координаты?

— Вся электроника спит, — мирно отозвался Красная Ракета, стаскивая с головы шлем, — не знаю, чем они нас приложили, но я тоже спал как младенец. Если хотите знать мое мнение, агрессии я не ощущаю. Мирный народец.

— Это место волшебно красиво! — прокричала Годива, раскинув руки и со смехом заставляя свои волосы плясать над головой золотым пламенем, — смотрите! Смотрите, за деревьями ещё сотни этих существ! И они поют. Танцуют.

— Что здесь, черт возьми, происходит?! — не выдержав, возопил Золотой Ракетчик, где-то сзади, — эй! Куда вы нас везёте?

— Мы плывём в страну волшебных фей, — отозвался, ехидно ухмыляясь, Гай. И тварюшка на его голове согласно зевнула, обнажая четыре ряда острейших зубов.

Из темных вод с чарующим смехом вынырнула абсолютна нагая красавица. В копне золотых кудрей Брюс разглядел речные цветы, а на бледной шее — жабры. Красотка ударила по воде серебристым хвостом и, звонко смеясь, нырнула под воду.

— Ловите русского! — раздалось со всех сторон, — Гаврил, не ныряй! Гавриил!

Под громкий плеск и хохот всплывших русалок, облепленого водорослями Красную Ракету коллективно втащили обратно в лодку. Мужчина, победно ухмыляясь, продемонстрировал обозленному Железному Генералу какие-то пестрые ракушечные феньки.

— Отлично, здесь есть русалки, — Зеленый Фонарь пересадил неведомую тварь себе на грудь и принялся почесывать под звонкие, тонкие трели и урчанье, — понимаешь, Бэтс. Когда ты говорил про остров Авалон, я это понял как-то немного не так буквально. Не настолько, понимаешь?

— Я тоже, — сумрачно отозвался Уэйн, запрокидывая голову.

Над рекой, из вездесущих золотых искр, стремительно ткались тела очень странных существ. Похожие на женщин рогатые твари почти полностью состояли из лавовых пород, огня и углей. Ветвистые оленьи рога их ало горели, рассыпая искры. Существа окружили гостей, они сновали над лодками, кувыркались в потоках ветра и, с инфернальным шепотом, заглядывали в лица людей. Агрессии существа не выказывали, но безопаснее это их не делало.

— Я увижу могилу короля Артура? — тем временем терзала вопросами, почти прилипшая к остроухому коротышке Годива, — это правда Авалон? Здесь действительно живут эльфы?

— Бедолаги. Это сколько же веков они от нас прятались? — как эхо отозвался Зелёный Фонарь, задумчиво почесывая за ухом спящую пухнастую тварь, — вообрази, Бэтс. Целая раса разумных существ, ютящаяся под самым нашим носом на жалком клочке суше. Могущественный народ, употребляющий всё своё могущество на то, чтобы прятаться от едва слезших с пальмы дикарей с дубьём…

— Нори везёт прекрасную леди в землю вольных эльфов, — страдальчески морщась, пищало существо, пытаясь выскользнуть из рук Годивы, — Нори не велено говорить. Истинную магию следует созерцать тихо.

— Эй, мистер, почему лодки? — свесился через край Зеленый Фонарь.

— В чертоги Вечного Лета лучше всего идти водой, мистер, — искреннее не понял эльф вопроса, — доброе дерево, чистая магия. Зачем тревожить Стражей в воде и в небе, если лодки надёжнее?

— Отлично, теперь мы знаем назначение этих горячих красоток, — кивнул Гай Гарднер Уэйну и понизил голос, — боюсь, под водой живут не только русалки, Бэттс. Здесь не любят незванных гостей.

— Покажи мне место, где их любят, Гай, — Бэтмен с сомнением зачерпнул горсть кроваво-красных маков со дна лодки и медленно поднялся на ноги. Кутаясь в плащ и сумрачно вглядываясь в дальний берег.

Кудрявые ивы медово пахли и с ласковым шепотом мели своими прядями водную гладь. Отчаянно красивое пение забиралось за подкорку, перебирало расстроенные струны истерзанной, больной души. Пение звало, окрыляло и унимало боль. Золотистая дымка рассеялась, являя очертания поросшего клевером и медуницей берега. Охранные менгиры заросли травами, но всё еще выглядели внушительно. В отдалении звучала музыка. Многоголосое пение изменилось, рождая разудалый, лихой мотив. Уэйн пригляделся и подумал на миг, что бредит. На берегу лихо отплясывала целая толпа низкорослых ушастых существ, наряженных в шкуры, в травяные туники и в, (явно сделанные из древесной коры), рогатые маски.

— Ночь Разбивающего Цепи, — пояснил эльф, правя лодку к берегу и почтительно освещая Уэйну путь на берег, — великий праздник свободы для всех.

Уэйн не ответил, он смотрел, как звонко смеющейся согнувшейся пополам Годиве эльфы коллективно водружают на голову пушистый венок из огненно-алых маков. Где-то слева Золотой Ракетчик безуспешно пытался отбрехаться от необходимости надевать на себя эти сомнительные украшения. Ракета и Генерал приняли оказанные почести по-разному, русский — благодушно, китаец — с почтительным уважением. Брюс Уэйн сумрачно сжал губы в жесткую линию и позволил коротышкам нацепить себе на голову лохматый венок из листьев папоротника и каких-то диковинных белых звезд-соцветий. Щеголяющий черемухами и сиренями Гай хлопнул Уэйна по плечу и разразился гомерическим хохотом. Норвежская ледяная леди с задумчивой улыбкой поправила немного скособоченный венок и поравнялась с ними.

— Тебе идут лилии, — шепнул Зеленый Фонарь, обнимая девушку и мягко перебирая короткие белоснежные пряди.

Уэйн поспешил удалиться. За деревьями Ракетчик до хрипа спорил с каким-то долговязым типом в костюме Чумного Доктора.

— Я думал, мы обо всём договорились! — возмущался Ракетчик, — где Король?

— Ну нет его, понимаешь, нет, мудрая твоя башка, — почти взвыл Чумной Доктор, — рожу я тебе его, чтоли…

— Моргана? — заложив руки за спину и чуть нагнувшись, леди Годива с живым интересом разглядывала невероятно серьёзную маленькую фею, — та самая соблазнившая короля Артура фея Моргана?

— Та самая исповедывающая активный эксгибиционизм средневековая леди Годива? — в тон ей съязвила малышка, багровея. Её спину, босые ноги и руки густо покрывали татуировки. В ворохе всклокоченных кудрей чутко подрагивала пара кофейно-пушистых усов-антенн. Пушистые кофейные крылья по форме напоминали крылья волнянки. Алый доспешный лист слабо прикрывал грудную клетку ребенка и из-под него коротким подобием юбки вниз уходил ворох щербатых, неровных черных лент. В латном купальнике девочки угадывались какие-то смутно знакомые инопланетные технологии.

— Какая милая крошка, — весело умилилась девушка и взлохматила непослушную гриву слишком серьезного и чопорного ребёнка.

Пока хозяева острова уверенно вели гостей через чащу, Брюс вполуха слушал как негромко о чем-то своём беседуют на русском Ракета и Чумной Доктор, а иронично улыбающуюся Годиву атакуют просьбами дать фотку какой-то сквернослов в косухе и нахальный байкер с хеллоуинской тыквой вместо головы. Тыква Джек клятвенно уверял по-лисьи посмеивающуюся красотку, что он — само воплощение Хеллоуна. Пару раз байкер на спор перекидывался в добродушного черного пса и вообще шутил и дурачился напропалую. Хоть и несколько похоронно. Ему завороженно внимали какой-то мальчонка в костюме пирата и странная винторогая девочка в белом меховом одеянии, с редисками-серьгами в ушах.