Крепость (джен)

Слабый лиловый огонёк освещал мшистые, покрытые небольшими капельками влаги стены. Временами однообразные вырезанные в скале коридоры, стены которых были покрыты загадочными символами, сменялись целыми галереями, в которых рядами были выставлены тысячи черепов. На каждом было вырезано какое-то слово на древнем, давно забытом языке Трастона. Тихий стук капель, разбивавшихся о каменный пол, служил аккомпанементом шагам кучки путников, погружавшихся всё дальше в зловещие глубины катакомб. Ожившие скелеты, тела неупокоенных, крысы и злые духи, зачастую населявшие подобные гробницы, здесь напрочь отсутствовали. Лишь пробирающие до мурашек тишина и забвение служили напоминанием о том, в каком месте они находятся. Они не знали, который час уже идут среди этих бесконечных залов и склепов. Не знали, наступило ли уже утро, ушли ли разъярённые дроги. Не знали, как глубоко забрались.

Не знали, что они уже давно не одни.

— Давайте отдохнём, — предложила Бренда, измождёно оперевшись о шероховатую стену. — Ноги уже не держат.

Слово за слово — и путники уже развели костёр из небогатых остатков хвороста, что нашлись в рюкзаках у полковника и одного из егерей. Местом для привала была избрана небольшая развилка, разделявшая коридор, по которому они пришли, надвое. Слева, насколько хватало света от костра, виднелось нечто наподобие зала со скамьями и потухшим века назад камином. Справа — коридор, тонувший во тьме.

Атрия вжалась в угол около украшенной резьбой колонны и попыталась заснуть. Полковник уставился в стену, задумчиво бормоча что-то с закрытым ртом. Двое егерей, которых звали Пирс и Мэддвик, расположились у другой стены. Пирс был небольшим человеком лет тридцати — тридцати пяти. Его плечи выглядели широкими из-за низкого роста, а толстая шея оканчивалась небольшой, налысо обритой головой. Короткие, но жилистые руки были густо усеяны шрамами различной глубины и длины. Правое предплечье имело слегка более тёмный оттенок, что выдавало в нём мага, использовавшего перчатку. Впрочем, сейчас его оружием была средней длины палица с рябым от частых столкновений навершием из грубого железа. Простенький, но надёжный стальной нагрудник был украшен длинной продольной вмятиной от когтей кого-то сильного и огромного. Левый наплечник был сорван, на руке виднелись следы маленьких, но острых, подобно бритве, зубов дрогов. Рубаха была разорвана в нескольких местах, кое-где виднелись пятна и кровоподтёки. Лицо также было украшено кровью от удара по голове. Выходя из ссадины на лбу, полоска кровавого следа опускалась, проходила через красный от крови левый глаз и оканчивалась у подбородка. Устало вздохнув, Пирс расслабился и опустил оружие. В его глазах, слегка остекленевших от пережитого стресса, отражалось пламя костра, танцевавшее в центре их импровизированного лагеря.

Мэддвик же, напротив, был среднего роста и телосложения парнем, которому на первый взгляд никак нельзя было дать больше двадцати лет. Его светлая кожа была испачкана грязью и сажей. Плащ обгорел в нескольких местах, по всей видимости, во время сражения с драконом. Пустые ножны за спиной говорили о том, что парень был мечником, однако потерял оружие в сражении. Теперь его единственным средством защиты был грязный, потёртый, наспех перемотанный тряпкой треснутый арбалет, который он судорожно сжимал в руках. В отличие от Пирса, Мэддвик не мог прийти в себя. Его тихое дыхание то и дело сбивалось, а взгляд метался от одного прохода к другому. Маленькие капельки пота, словно бисер, одна за другой выступали у него на лице, стекали вниз, оставляя светлые полоски на грязной коже. При каждом движении его светлые, испачканные копотью волосы подрагивали в такт поворотам головы, словно усики у насекомого.

Однако даже по сравнению с ним Ондерберт выглядел куда хуже.

Он был весь искусан. С ног до головы. Бренда, у которой закончились бинты, начала рвать подол собственной рубашки, пытаясь найти ткань, которой можно было бы сменить пропитавшиеся кровью повязки. Глаза командира егерей были абсолютно пусты. Будто это и не глаза живого человека вовсе. Скорее стеклянные глаза куклы. Он был мертвенно-бледным от кровопотери и отчаяния. Груз потери, навалившийся на него, был куда страшнее всей боли, что он испытывал. Ладони, безвольно разжатые, лежали на земле запястьями кверху. Угловатое, покрытое сеткой морщин лицо не выражало абсолютно никаких эмоций. Короткий светлый ёжик на голове приобрёл матово-серебристый оттенок от пепла.

Они находились неизвестно где. Мораль отряда была подорвана. Все были ранены и измотаны. Правая рука Уолта растрескалась почти до локтя. Осколки кожи со звоном падали на землю при каждом движении. Главным минусом стальной кожи было то, что ранения, если уж они получались, уже никогда не заживали. Помочь могла только повторная закалка.

Натужно вздохнув, он вытащил из рюкзака свой плащ от дождя, и, оторвав от его подола длинную полосу, обмотал ею кровоточащую руку, плотно завязав импровизированную повязку.

Закончив перевязывать Ондерберта, Бренда уселась рядом с ним. Она не знала, что говорить в такой ситуации. Её руки, покрытые тёмной от постоянного нахождения на солнце кожей, потирали одна другую. Обгоревшая, некогда голубая рубаха, теперь едва доставала до грудной клетки, открывая живот, на котором виднелся старый тройной след от когтей. Простенькая кожаная броня была изорвана в клочья, пустые ножны кинжала и разорванный чехол от арбалета печально намекали на потерянный арсенал девушки. Так и не использованная сеть свисала с пояса, расстелившись по земле. Длинные, завязанные в тугой хвост каштановые волосы были растрёпаны и кое-как собраны заново после сражения. В отличие от стеклянных глаз Ондерберта, зелёные глаза Бренды то и дело сновали с одного лица на другое, ища поддержки. Она так и ждала, пока кто-нибудь что-то скажет. Разорвёт эту тишину. Вселит надежду в их сердца, подарит стремление двигаться дальше.

Медленно. Очень медленно…

Уолт устало потянулся. Он уже собирался, взяв пример с Атрии, вздремнуть пару часов. Полковник тихо водил пальцем по стене, собирая капельки влаги и слизывая их с пальца. Его ржавая пластинчатая броня была залита тёмно-зелёной кровью убитых дрогов. Длинные седые волосы, блестящие от жира, спадали на лицо и плечи, путаясь в грубой щетине. Глаза, вечно смотрящие куда-то за препятствия, попадавшиеся на пути взгляда, ошалело мотались туда-сюда, разглядывая стену. Губы непрерывно двигались в беззвучном шёпоте.

Ещё чуть-чуть, всего полметра…

Мэддвик, до треска сжимавший свой арбалет в руках, вдруг привлёк внимание Уолта, слегка вздрогнув.

Взглянув на его лицо, Уолт заметил, что он уставился куда-то в коридор, из которого они пришли. Что-то было не так.

Его зрачки уменьшились до размера крошечных точек, в уголках глаз выступили слёзы. Нижняя губа непрерывно тряслась, силясь открыться. Горло слегка подрагивало в попытках издать пронзительный вопль, однако ужас намертво вцепился ему в глотку, не давая издать ни звука. Всё тело напряглось. Мышцы слегка дёргались от перенапряжения. Всё это Уолт разглядел за то мгновение, что предшествовало его развороту на объект, за которым наблюдал парень.

Медленно, нерешительно подрагивая, пасть приблизилась к шее Бренды. Гнилые, зазубренные зубы, всё так же дрожа, постепенно раздвинулись, обнажая склизкую, гнойную глотку.

Схватив из костра самую большую головёшку, Уолт швырнул её в непонятную тень, нависшую над Брендой. Раздался душераздирающий, нечеловеческий вой, переходящий в оглушительный визг. Этот мерзкий звук отражался от стен, многократным эхом повторяясь вокруг. Языки пламени вырвали из мрака неестественно изогнутую фигуру какого-то существа, корчившегося посреди коридора. Натужно харкнув, оно, прихрамывая, скрылось за одним из поворотов.

— Что это было? — полным страха голосом пропищал Мэддвик.

— Я не…

— Пёс, — вдруг сказал полковник. Его тело больше не двигалось. Он неподвижно сидел, уставившись в стену. — Это пёс.

— Что это такое? — спросил Уолт, однако полковник вновь погрузился в прострацию.

Они застыли в нерешительности. Каждый ожидал, пока кто-то другой заговорит. Скажет что-то, успокоит, разорвёт давящую подобно прессу тишину.

— Нужно идти дальше, — крякнул Пирс, поднимаясь на ноги и глядя на остальных в ожидании реакции.

Следом за ним поднялся Мэддвик, всё ещё сжимающий в руках арбалет. Ссутулившись, вжав голову в плечи, он не отрывал взгляда от тьмы прохода, в котором скрылось существо.

— Из зала доносится едва заметный поток ветра, — продолжил Пирс. — Думаю, если мы пойдём туда, то рано или поздно доберёмся до выхода.

Собравшись в путь, группа направилась по левому проходу. Вскоре свет факелов открыл их взору очертания колонн, скамей, столов с давно опустевшими сосудами, сгнивших льняных гобеленов, на которых всё ещё угадывались символы и гербы каких-то додревних государств и родов.

Звуки их шагов многократно отражались от высоких сводов, путая и заставляя прислушиваться. А не послышалось ли? А был ли тот звук очередным эхом? Или, может, это — шаги той потусторонней твари, преследовавшей их и сейчас скрывавшейся где-то неподалёку?

Тортенвальские катакомбы были выстроены королём Трастона Гордом Вторым в качестве усыпальницы для величайших воинов страны. Впрочем, проигрышная война с Иствером вскоре привела к тому, что в эти катакомбы стали хоронить вообще всех подряд — места под кладбища уже не оставалось. А потом, потеряв Тронвальд, остатки воинов укрылись тут. Что было дальше — я вам уже рассказывал.

— Получается, — задумалась принцесса, — этот… пёс их убил?

— Вряд-ли. Будь это существо способным уничтожить сразу две немаленькие армии — оно бы не стало церемониться с нами. Думаю, здесь было что-то ещё. И думаю, спускаясь всё глубже, мы рано или поздно столкнёмся с этим.

— Кстати, — сказала Бренда слегка дрожащим голосом. — Вы ведь все это заметили?

— Да, — прошептал Мэддвик.

Пирс кивнул. Атрия тоже.

— Это не химера, — прошептал Ондерберт общую мысль. — Но и не магическое животное. Таких просто не существует.

Мужчина шёл вперёд, глядя в землю. Безвольно опущенные руки болтались по бокам тела.

— Это не оборотень. Да, похоже, но не он. Другая анатомия, размеры, повадки. Да и не способен оборотень такие звуки издавать, — он едва не упал, однако Бренда успела его подхватить.

С трудом поднявшись, Ондерберт осел на стену, — это нечто совершенно другое. Думаю, это не что иное, как делириум.

— Только не это… — прошептала Атрия.

— А ведь всё сходится, — хмыкнул Уолт, задумчиво уставившись во тьму.

— Что это такое? — спросил Пирс, неуверенно осматривая присутствовавших.

— Делириум, — начала Бренда, — это нечто наподобие фантома, призванной заклинателем иллюзии, способной взаимодействовать с физическим миром в зависимости от силы мага. Однако возможности фантомов ограничены восприятием и навыками самого мага. Делириум же — совершенно иная субстанция. Это явление порождается неудержимой яростью, гневом, ненавистью, гордостью, завистью и прочими сильными негативными эмоциями человека. Если этим человеком является могущественный маг — они обретают физическую форму. Непроизвольно возникший фантом. Воплощение всего худшего, что есть в его «хозяине». Впрочем, — пожала плечами девушка, — эти твари редко живут долго. В отличие от фантома, делириум зачастую не подчиняется создателю и первым делом атакует его самого. На самом деле, смерть от делириума — одна из самых ужасных. Бывало, эта мерзость появлялась за спиной у человека пока он сидел за столом, или возникала в комнате, пока он спал. Оно может появиться в любой момент, когда маг поддаётся сильным злым эмоциям. Появиться — и разорвать его на части. А затем — наброситься на родных и близких, вырваться на улицы, убивать и пожирать людей, питаясь их жизненной силой. Опять же, когда фантомы получают ману от своего создателя, делириум, единожды появившись, больше не имеет подпитки кроме той, что добудет себе сам. Обычно эти твари стягивались в крупные города, где их в итоге убивала стража. Но вот… я до сих пор не понимаю, как это чудище смогло прожить целые века в этих пустых залах, не питаясь маной других живых существ. Почему оно не сбежало? Что его удерживало?

— Возможно, — Уолт почесал подбородок, — создатель сумел подчинить себе эту мерзость. Подчинить — и сделать сторожем своего логова. В таком случае, его хозяин и есть тем, кто уничтожил обе армии, а также третью Крепость. И он уже ждёт нас где-то там, внизу. Вполне логично.

— Итак, — подытожила Атрия, — если допустить, что напавшая на нас тварь — делириум, то можно сделать несколько выводов: во-первых — поскольку это существо упоминалось ещё Мудриком сотни лет назад, можно говорить о том, что оно появилось ещё до начала войны с Трастоном. Возможно, ещё до постройки Тортенвальских катакомб. Во-вторых — скорее всего, его хозяин является тем самым, кто погубил войска Трастона и Иствера, а затем и бедолаг из третьей Крепости. В-третьих — стоило бы упомянуть, что столь длительное поддержание сильного делириума выдаёт в нём невероятно могущественного мага, а само существование подобной твари уже даёт нам представление о том, насколько сильны его негативные эмоции. Возможно, эта сущность была заточена здесь, в подземных гробницах, и лишь при помощи делириума она могла взаимодействовать с окружающим миром. Однако, это уже из сферы догадок, которые подтвердятся лишь после встречи с хозяином твари.

— Разумно, — удивлённо посмотрел на девушку Уолт. — А ты, оказывается, не такая и бесполезная.

Пропустив колкость мимо ушей, принцесса продолжила:

— Теперь перед нами встаёт выбор: спускаться ниже, в самые глубины катакомб в поисках другого выхода, либо вернуться наверх и дождаться, пока дроги уйдут.

Остановившись посреди низкого коридора, выложенного всё теми же подписанными черепами, группа решила проголосовать. Мэддвик первым вскинул руку, голосуя за возвращение наверх. Следом за ним подняли руки Бренда и Атрия. Затем — Пирс и Уолт. И в конце концов, Ондерберт.

— Единогласно… — Атрия уже собиралась договорить, как вдруг запнулась.

— Эй… — пробормотала она, — а где полковник?

Все оглянулись. Сумасшедшего старика нигде не было.

— Как он умудрился оторваться от нас? — воскликнул Уолт.

— Неважно, — заметила Бренда. — После поворота в зал со столами мы не встречали развилок. Да и не мог он пройти мимо нас и уйти вперёд. Значит, он остался где-то позади. Раз мы всё равно возвращаемся — сможем найти его. Если он жив, конечно… — мрачновато закончила она.

— Конечно жив, — сказал Уолт. — Его стальная кожа даже крепче моих рук. Восемь циклов закалки. Его никакая тварь не прокусит, будь то хоть делириум, хоть последняя, мать её, химера.

Развернувшись, они направились обратно. Однотипные коридоры и галереи сменяли друг друга подобно картинкам в калейдоскопе. Они то и дело видели в игравших на стенах тенях очертания жутких чудовищ, которых рисовало у них в головах разыгравшееся воображение. Нигде не было ни следа полковника.

Вот, они вновь вошли в зал со столами. Вошли — и ошарашенно замерли. Посреди зала стоял дрог. Неуверенно переминаясь на своих тонких лапках, он то и дело поглядывал в стороны, будто не зная, куда ему себя деть.

— Назад..! — исступлённым шёпотом сказал Уолт, однако было уже поздно.

Заметив их, дрог завыл своим мерзким, квакающим воплем, которому мигом начали вторить крики со всех сторон. Ужасающая какофония закладывала уши, заставляла трястись от ужаса и дискомфорта, заглушала топот тысяч лап по каменному полу.

Дроги никуда не ушли. Они бросились в погоню.

Развернувшись, путники бросились бежать со всех ног. В третий раз перед ними пролетали коридоры и галереи. Они заваливали стопки с черепами на пол, пытаясь задержать бежавшие следом полчища кровожадных карликов. Альтернативы больше не было. Теперь для них оставался только один путь. Вниз. В глубины.

Ондерберт упал в очередной раз. Тяжело раненый, обескровленный, он больше не мог бежать.

— Командир! — воскликнула Бренда, бросившись ему на выручку.

— Проваливай, — сказал он. — Убегай.

Девушка остановилась.

— Со мной вам далеко не убежать, — уставшим голосом сказал он. — А даже если и убежать — твари преследуют нас по пятам. Любая заминка — и нам конец. Ну, а так, я не буду вас тормозить, да и выиграю немного времени.

— Кончай придуриваться, — сказал Уолт, отталкивая девушку и подходя к нему. — Коридор узкий. Примем бой здесь. Сколько бы дрогов ни было — мы сможем потрепать их достаточно, чтобы выиграть время и обойтись без потерь.

Ондерберт задумался. Затем резко поднял взгляд и, прищурившись, уставился во тьму коридора.

Только сейчас они поняли, что всё это время дроги, неотрывно преследовавшие их, отсутствовали. Никто не нападал. Коридор перед ними был пуст, насколько хватало взгляда. Да и мерзкие крики уже давно стихли.

— Что за… — Ондерберт вглядывался куда-то вперёд.

Проследив за линией его взгляда, Уолт увидел предмет его беспокойства.

Из-за угла медленно вытекала какая-то жидкость. Почти чёрная в отсветах факелов, она ручейками стекала по пологому камню, медленно приближаясь к ним. Когда один из ручейков подобрался поближе, они смогли разглядеть цвет жидкости. Она была тёмно-зелёной. Такой же, как и пятна крови дрогов, покрывавшие их одежду.

— Уходите, — прошептал Ондерберт не своим голосом.

Из за угла медленно начала выглядывать тень. Лишь голова с парой сверкающих угольков глаз. Большая голова, едва умещающаяся под потолком. Ручейки зелёной крови стекали из оскалившейся пасти на пол. Падали густой росой с измоченной кровью, неаккуратной и облезлой шерсти.

— Уходите… — его голос окреп. Он закричал властным голосом настоящего командира. — БЕГОМ!!! ЖИВО!!! УБЕГАЙТЕ!!!

Невольно подчинившись, они сломя голову бросились вниз по коридору. Откуда-то сзади раздался омерзительный визг делириума, набросившегося на Ондерберта.

Они бежали, не разбирая дороги, резко сворачивая в случайных местах, петляя, поднимаясь и опускаясь, падая, вставая, не думая ни о чём. Даже невозмутимый Уолт был в ужасе. Одного лишь взгляда на чудовище хватило, чтобы изничтожить все остатки самообладания. Тогда, в свете факелов, он был виден куда лучше, чем в первый раз. И одно Уолт знал наверняка: он никогда не забудет то, как выглядела эта морда. Никогда. Его ночные кошмары не дадут ему забыть это зрелище. В голове помимо страха осталось лишь уважение. Уважение к человеку, который не побоялся встать между этой тварью и ними. Человеку, который пошёл на делириума с голыми руками.

Очередной поворот, очередная спиральная лестница, и вот, они всем скопом вывалились в какую-то дыру в стене, обнажавшую вход в большую пещеру.

Она явно была искусственной, а судя по обломкам стены катакомб, нашли её случайно.

— Это конец, — прошептала Атрия, едва дыша от усталости. — Мы в самом низу. Ниже уже некуда. Это самая глубокая точка катакомб.

Тусклый свет каких-то люминисцентных грибов слегка разрывал покров тьмы в пещере, вёдшей куда-то вперёд. Следы неаккуратных ударов киркой показывали, сколько усилий было вложено, чтобы пробить этот проход.

Вот, после нескольких минут пути, они оказались на краю обрыва. Перед ними раскинулось пространство, не меньше километра в диаметре. В центре этого огромного природного колизея виднелось возвышение, на котором находилась фигура, закованная в кристаллы.

Имею честь приветствовать вас в моей скромной обители, путники. Надеюсь, вы простите мне мою негостеприимность? К сожалению, последние две тысячи лет я слегка… скован в движениях.

Вкрадчивый потусторонний голос плавно разносился по пещере, исходя, будто бы, из каждого её миллиметра.

Моё имя — Н’талак. Сегодня мы с вами проведём замечательную беседу, путники. Прошу, располагайтесь поудобнее. Времени у нас предостаточно. Целая вечность, так сказать…