Многоножка (джен)

— Я позвоню тебе в 15:42. На семь минуточек.

— В такой пунктуальности вообще есть смысл?

— Это тайм-менеджмент. Мне Нюра посоветовала.

— Ну и что это было? — спросил Ромка, когда они встретились на улице.

Уже совсем скоро наступал апрель, снег всюду стремительно таял и в город пришло долгожданное тепло. Зимний пуховик Тамара наконец-то сменила на лёгкое синее пальто, и иногда позволяла себе ходить без шапки, потому что уже было можно.

Сейчас был один из таких случаев: четверг стоял ясный и солнечный.

— Ты о чём? — спросила Тамара, «хлопнувшись» с Ромкой ладонями, а затем несколько раз стукнувшись рёбрами кулаков.

— Ты из конфы вышла.

— А, это. Временное помутнение рассудка. Знаешь, у девушек такое случается.

— ПМС что ли?

— Грубиян, ты давно тростью по заднице не получал?

Они медленно пошли вдоль дома.

— Ну так всё-таки…

Тамара потёрла пальцем переносицу, а после с наслаждением вдохнула прохладный городской воздух. Весна ей нравилась гораздо больше, чем зима, и даже немного больше, чем жаркое лето.

— У меня в последнее время болели колени, — сказала она негромко. — Меня повели к врачу, он сказал, что артроз. Сделали пункцию… ну, это такая штука, когда втыкают шприц и медленно выкачивают лишнюю жидкость из ноги, чтобы та не отекала. Врач мне сказал, что при такой нагрузке я три месяца пробегаю, а там — в худшем случае, инвалидность.

— А в лучшем?

— Дорогая операция.

— Херово… — протянул Ромка задумчиво. Тамару слегка успокоило то, что он не проникся к ней мгновенной жалостью, не начал смотреть сочувствующими глазами и успокаивать. Он как будто разом принял то, что реальность может быть такой, и не стал делать из неё трагедию. Как минимум за это Тамара была ему чуть-чуть благодарна.

— И что будешь делать?

— Мне Егор поможет. Брат мой. Он, кстати, просил передать тебе свои извинения за тот случай.

На самом деле, Егор не просил.

— Мда, непростая у тебя ситуация… Я ж тебе говорил, чтобы ты себя и ноги свои пожалела.

— Тогда уже было поздно, — грустно сказала Тамара.

Она повернула голову и увидела во дворе свободные качели.

Двор вообще был пустым: из-за весны здесь было слишком грязно для игр, да и дети теперь по большей части проводили время в какой-нибудь своей виртуальности. Тамаре захотелось как-нибудь проложить путь к качелям и как-нибудь покачаться (хотя она настолько редко это делала, что толком и не умела). Так она и сделала: сойдя с ровной и более-менее чистой дороги, она испачкала ботинки и немного даже колготки с носками, но добралась до качелей и, аккуратно пристроив Стикер возле одного бортика, присела на них, поправив юбку.

— Покачай меня! — попросила она Ромку без обиняков, поболтав ногами в воздухе. Потом, схватившись за цепи, выпрямила ноги и наклонила корпус, раскачиваясь самостоятельно. Получалось плохо.

— Давай. Только держись крепче, как бы вправду не взлетела.

Взявшись за седалище сзади, Ромка оттащил Тамару назад и резко отпустил. Прокатившись по дуге, качели резко взмыли вверх. В конечной точке полёта сердце испуганно сжалось — а затем порхнуло назад.

Тамара радостно зажмурилась, раскачиваясь всё сильнее. Небо, к которому она то и дело подлетала, было над самой головой, казалось — только руку протяни. И стоит ей взлететь вверх, и тогда ни у кого язык не повернётся назвать её хромой, назвать её инвалидкой! «Да и какая из меня инвалидка?» — думала Тамара. Если она может двигать руками и ногами, может двигаться с такой сумасшедшей скоростью, может чуть ли не летать?

— Ром! — прокричала она полуиспуганно — полувосторженно. — А у многоножек крылья бывают? А то мне бы отрастить не мешало!..

— И кто ты тогда будешь? Бабочка?

— Не! Я ж сейчас не гусеница!

— Иногда — та ещё.

— Ах ты! Ты просто!.. Пользуешься своим положением, потому что я… не могу тебя стукнуть!!! — схватившись за столбец рукой, Тамара кое-как остановила качели, встала с них, взяв Стикер, шагнула к Ромке и… изо всех сил чихнула, да так, что чуть не подпрыгнула на месте. С её-то ногами!

— Куда взлетаешь? — широко ухмыльнулся Ромка.

— В кошмощь… — Тамара шмыгнула, вытерев нос рукой. — Кстати, сейчас же какая-то простуда приставучая ходит. А ты чего расстёгнутый, не боишься заболеть?

— Да куда уж мне, — Ромка равнодушно хмыкнул.

— Ну это не дело, — остановившись, Тамара схватила его за края куртки, взяла и застегнула на ней молнию до самой шеи. От Ромки чем-то пахнуло, а сам он странно на неё посмотрел. Поймав его взгляд, Тамара высунула язык.

— Бе!

— Дурная… — вздохнул зачем-то Ромка.

* * *

В Тамарином классе многие действительно слегли от гриппа: отсутствовала чуть ли не четверть класса, а часть девчонок даже приходила на уроки в марлевых повязках на лицах. Сама Тамара упорно не хотела в такой ходить, так что только почихивала иногда, но в основном против весенней лихорадки держалась довольно упорно.

Чего нельзя было сказать про других членов «Стаккато». Одно занятие Костя Соломин по болезни пропустил, но на следующий день весь фыркающий, чихающий и шмыгающий пришёл на съёмки. По его словам, пропускать такое он не хотел гораздо больше, чем занятия Людмилы Юрьевны.

Стоило ему появиться в комнате — на этот раз снимали дома у Нюры — как Агата тут же забавно отстранилась чуть ли не в другой угол, при этом упорно стараясь делать непринуждённый вид. На Костю больно было смотреть, настолько он болезненно выглядел.

— Ты нас всех тут перезаразишь! — ворчал Серёжа, усадив его в кресло. — Сидел бы дома, дурья твоя головень…

— Но съёмки же!.. — пробасил Костя и шумно шмыгнул.

Нюра нервно вздохнула.

— Я сделаю тебе лекарство. Боже… Рома, там на верхней полке вон в том шкафу коричневый плед, достань пожалуйста…

— А ты, кстати, здесь вообще нужен? — спросила его Тамара, когда Ромка потянулся к указанной полке. — Вроде, отрывки с тобой уже закончили.

— А чё, без этого мне нельзя поглядеть? — вопросом на вопрос ответил Ромка, кряхтя, и дотягиваясь до свёрнутого мягкого пледа. Развернув его, он накинул плед на Костю, и тот стал похож на большое коричневое приведение. — На, держи, болезный…

— Я повалуй так офтанусь… — из-под пледа снова донеслись сочные рулады: Костя куда-то сморкался.

— У тебя там хоть платок есть, Карлсон? — спросила Тамара, опасаясь, как бы Нюрин плед не оказался безнадёжно попорчен.

— У меня салфетки… — пришёл глухой ответ. — Влажные… Целая коробка…

— Тогда ладно.

Вскоре явилась Нюра с дымящейся чашкой и критично посмотрела на плед, накрывший Костю с головой. Закатила глаза — «вы всё делаете не так!» — поставила чашку рядом, и, сдёрнув плед с головы Кости, принялась укутывать его, и подоткнула везде, где только можно. Тамаре подумалось: хорошо, что Сашка Солнышев решил не идти сегодня, потому что такие картины явно не доставили бы ему удовольствия… Впрочем, возможно, это было связано?..

— Держи, горюшко, — сердито сказала Нюра, когда от Кости из-под пледа торчала одна голова. В углубления, которые были его руками, она уткнула горячую кружку. — Не смей проливать!

— Спасибо, — благодарно шмыгнул Костя. — Что бы я без тебя делал.

— Умер бы в муках, — буркнул Серёжа.

— Ну, теперь, когда все больные и раненые заняты собственным лечением, давайте начнём? — предложила Тамара.

Прихорошившись перед зеркалом и поправив одежду, Нюра села на колени прямо на пол перед чистым холстом. Взяла в руки кисточку. По сюжету она изображала художницу за работой.

— ФЕЕЕ!!! — раздался звук отвращения. Кажется, Костя сделал первый глоток из кружки. — Чего ты мне намешала?!

— Там чай вперемешку с «Терафлю», — обернулась на него Нюра. — Чтобы выпил всё, и не капризничай!

— Чай?! Вперемешку?! Ты серьёзно?!

— Только попробуй не выпить! Так… что мне рисовать? — Нюра повернула голову к Тамаре.

— Ааа, ну… просто нанеси несколько мазков, а мы это заснимем. Потом тебе приходит сообщение…

— Разве она не должна для сюжета рисовать что-то определённое? — напомнила Агата.

— Вроде да, мы ведь так решили, — подтвердил Серёжа.

Тамара потёрла переносицу.

— Я решила просто сделать скидку на то, сколько мы холстов изведём на неудачные дубли.

— Да не так уж много… Ладно, давайте начнём уже.

Съёмки продолжились, и на этот раз всё вышло довольно бодро и быстро. Всё потому что Нюра серьёзно подходила к делу, почти не ёрзала, не шутила и не показывала в камеру язык («как кое-кто на предыдущей квартире»). Так что примерно за час они отсняли всё, и даже с запасом. Как-то даже слишком легко выходило, — подумалось Тамаре.

— В следующий раз у нас только во вторник?.. — спросила она, глядя на сделанный ей же лист-расписание. — Долговато. Может, давайте послезавтра? Будет суббота…

— Тогда камеру, Серёж, сегодня с собой забери, чтобы нам клуб не открывать…

— Ага.

* * *

В ту субботу супруги Суржиковы решили нанести неожиданный визит родственникам из Перми, оставив Тамару на попечении Егора. Последнему наказали о сестре заботиться и никуда не выпускать. Благодаря их слаженной работе уже две недели мама считала, что Тамара завязала со «Стаккато», смиренно приняла свою судьбу и после школы под строгим надзором старшего брата сразу же отправлялась домой. Обманывать, конечно, было нехорошо… но Тамара успокаивала себя, что во всей этой схеме только часть от обмана: ведь она действительно находилась под почти постоянным надзором Егора, условия которого они просто немного подправили.

Так что в назначенный день, подойдя к Егору, залипающему в телефон, Тамара спросила, наклонившись:

— У тебя далеко мопед припаркован?

— Не очень, а что?

— Можешь подвезти меня кое-куда?

Егор поднял голову, взглянув на сестру вполоборота.

— Что, съёмки опять что ли?

— Угу.

— В клубе?

 — Нет. Дома у моей подруги, — она шмыгнула носом.

Это сразу же вызвало подозрения у Егора:

— Болеешь?

— Да что-то с утреца заложило нос, — Тамара поморщилась. — Я себе брызну по-быстрому каплями. У меня по весне часто такое.

— А ты не обманываешь насчёт фильма? — спросил он лениво. — А то мало ли, гоняешь куда-то тусить за мой счёт, а я тут уши развесил.

— Честное-тамарческое, не обманываю, — пообещала Тамара. — Могу тебе потом материал со съёмок показать.

Егор задумчиво почесал затылок пятернёй.

— Я чёт не знаю, когда родители вернутся.

— Да у нас недолго, максимум час провозимся. Плюс-минус минут тридцать. А родители обещали только вечером приехать. Ну будь братом…

— Ла-а-адно. Дай переоденусь.

Собираясь, Тамара оделась поудобнее (юбка да рубашка с жилеткой, в которых она ходила в школе, на съёмках были не слишком практичны), но в последний момент обнаружила на телефоне один процент зарядки. Но махнула рукой, сунув его в сумку вместе с фотоаппаратом Люциорусом.

Спустя примерно минут двадцать Егор подогнал мопед к подъезду. Помог сестре спуститься, напялил на неё тесный мотоциклетный шлем (Тамаре вспомнился противогаз, которым снабдил её когда-то Задира Робби). Красноватый мопед выглядел почти что как новый, но был красиво покрашен чёрными языками пламени.

Несколько дней назад, перед первой поездкой Тамара спросила брата, как он его называет.

— Кого? — не понял Егор.

— Ну. Мопед.

— «Корнет». Или «Иж».

— Но это всё марки, ему их на заводе дали. Может, ты сам дашь ему какое-нибудь имя? Что-нибудь своё.

— Даже не знаю. А зачем?

— Чтобы было. Как говорится, «как вы яхту назовёте…», — немного подумав, Тамара предложила: — Давай, он будет Мистер Парус?

Егор ухмыльнулся, опуская забрало из тёмного стекла.

— Пусть будет так.

Мистер Парус был гораздо просторнее, чем мог показаться на первый взгляд, и ровно бурчал, пока они ехали. Егор не сильно разгонялся, лишь иногда обгоняя машины. Первое время было страшновато, но после нескольких поездок Тамара привыкла, что её брат знает, что делает, и в случае чего предпочитает не рисковать, так что на него можно положиться.

Стикер, кстати, во время поездок она совала за лямку сумки за спину, и он висел у неё «на манер самурайского меча». Пару раз чуть не выпал, но обошлось. Тамаре нравилось, как она выглядит с тростью за спиной и в мотоциклетном шлеме, скрывающем её лицо. Несколько раз она даже позировала перед зеркалом и несколько фотографий скинула Агате.

«Я воин апокалипсиса!».

…Они остановились у дома Агаты, но с противоположной стороны от подъездов, где и располагалась дорога. Сойдя с седалища Мистера Паруса, Тамара сняла шлем, тряхнула волосами и упёрла Стикер в землю.

— Я недолго. Заберёшь меня потом?

— Ага, — Егор поднял забрало. — Я ещё кое-куда смотаюсь и через час-два сюда приеду. Будь на связи, договорились? Телефон взяла?

— Да, — Тамара хлопнула по сумке. — Давай!

— Удачи, мышка, — и прежде, чем Тамара успела что-то сказать, он снова закрыл шлем, дёрнул ручку и тронулся с места, уезжая.

Тамара с улыбкой отсалютовала ему в спину и двинулась в сторону подъездов.

Возле одного из них её уже ждали Серёжа, Ромка и Саша Солнышев. Серёжа был с большой сумкой за спиной: в ней лежала камера.

— Всем привет! — помахала им Тамара. — Вы чего тут стоите?

— Домофон не работает, — объяснил Серёжа. — Мы Агатину квартиру набираем, а он скидывает. Сами только недавно пришли. Решили тебя подождать.

— И что, никто не проходил?

— Пока ещё нет… — буркнул Саша, а затем как-то съёжился и покашлял в кулак.

— И ты тоже болеешь? — спросила Тамара сочувствующе. Сама подумала: «стоило Нюру оставить дома, чтобы никого не заражала…».

— Сейчас чёт все болеют, — сказал Ромка. — Вон батя у меня тоже хандрит. Сильная зараза.

— Вы смотрите, не простывайте, — сказала Тамара ему и Серёже. — А ты, Саш, нормально?

— Да всё ОК, — вяло улыбнулся тот. — Просто кашель. Ничего страшного.

— Ага, «ничего страшного». Не запускай, а то хуже станет…

Домофон запищал: из дома вышел мужчина в шапке и зелёной телогрейке. Пропустив его, команда зашла внутрь.

До Агаты здраво решили подниматься на лифте.

Пока ждали, Серёжа спросил:

— Она дома вообще?

— Должна быть, — кивнула Тамара.

Лифт с глухим стуком раскрыл двери, и они зашли внутрь. Кабина была широкой и прямоугольной: видимо, им попался грузовой. На одной из стен висело зеркало, в котором Тамара себя машинально рассмотрела в блеклом свете. Немного растрёпанные волосы, но в целом — всё в норме.

— Нам на какой? — спросил Серёжа у панели.

— На девятый. Это кнопка «пять».

Двери закрылись и лифт медленно двинулся вверх. Все молчали. Саша, прислонившийся к стене, снова закашлялся. Тамара поёжилась.

— Холодно тут? — зачем-то спросил Ромка.

— Ага. Вроде март, а всё холодина…

— Да ты наверное легко оделась, вот и мёрзнешь.

— Одевается, как хочет, тебе-то что, — неожиданно подал голос Саша.

Все разом посмотрели на него.

— Мне ничего, а тебе что? — спросил Ромка удивлённо. — Какие-то проблемы?

Стоило ему договорить, как лампочки на потолке погасли, и всё вокруг погрузилось в кромешную тьму. Лифт затих, остановившись, и наступила гробовая тишина.

Спустя пару секунд раздался Серёжин голос:

— Да вы что, шутите…