Некромант (джен)

— Лестейндж, Рабастан!

Под всеобщими взглядами Рабастан подошёл к табуретке и, сев на неё, замер. Шляпа опустилась ему на голову — и, мгновенно соскользнув со лба, закрыла ему глаза и упёрлась в переносицу.

Стало очень тихо. Рабастан знал и от Родольфуса, и от Маркуса, и от Мальсибера со Снейпом, что Шляпа будет говорить с ним, и напряжённо ждал — но она молчала. Тогда он сам сказал — про себя, конечно:

— Я хочу на Слизерин.

— Тебя здесь вообще не должно быть, — сказала Шляпа хмуро, и Рабастан от неожиданности очень испугался:

— Почему? Я же волшебник! — едва не выкрикнул он вслух, и лишь в последний момент закусил губы.

— Некроманту в Хогвартсе не место, — сказала Шляпа. — Вас, таких, учить тут не умеют.

— Я хочу на Слизерин! — Рабастан стиснул кулаки.

— Глупый ты, — тихо и печально сказала Шляпа. — Как и твои родители. Тебе нет здесь места.

— Я Лестрейндж, — Рабастан сжал кулаки ещё сильнее. Его же не могут вообще не взять? Он же получил письмо — значит, должны! — Мне пришло письмо! — сказал он. — Я должен здесь учиться!

— Нет, не должен, — возразила Шляпа.

— Но письмо пришло же! — Рабастану захотелось плакать. А что, если она его сейчас просто выгонит? Скажет, мол, он некромант, и ему не место здесь! Может так быть?

— Пришло, — Шляпа тяжело вздохнула. — Но…

— Я хочу на Слизерин! — сказал Рабастан опять. И жалобно попросил: — Пожалуйста!

— Не надо бы тебе быть здесь, — проговорила Шляпа грустно и, как показалось Рабастану, обречённо. И вдруг громко крикнула: — Слизерин!

— Спасибо, — прошептал Рабастан, с облегченьем выдыхая — а когда шляпу потянули с его головы вверх, вцепился руками в её поля и быстро спросил: — Вы же ведь не скажете про меня директору? И никому? Что я некромант?

— Мне нельзя, — с явным сожалением сказала Шляпа — а потом её с его головы всё-таки стянули, и Рабастан услышал перешёптывания и смех, а затем аплодисменты, которыми его приветствовали его новые однокурсники.

— Ты чего в неё вцепился? — смеясь, спросил Мальсибер, двигаясь, чтобы дать Рабастану сесть между ним и Эйвери.

— Спросить хотел, — ответил Рабастан. Сердце ещё сильно колотилось после пережитого. Представить страшно, что случилось бы, если бы его не приняли!

— О чём? — с удовольствием спросил Мальсибер.

— Она правда знает всё о нас? — Рабастану нужно было с кем-нибудь поговорить.

— Знает, — кивнул Мальсибер. — Только никому не скажет, — он лукаво улыбнулся.

— Почему? — с жадностью спросил Рабастан.

— Ты «Историю Хогвартса» не читал? — ответил вопросом на вопрос Мальсибер. Рабастан даже покраснел от досады: он всё собирался прочитать её, но времени на это с двойным набором уроков ему всё не хватало. Он мотнул головой, и Мальсибер с удовольствием принялся рассказывать: — Шляпа знает всё о том, на чью голову надета, только никому сказать не может. Колдовство такое. Основатели так специально сделали, чтобы Шляпу сохранить: понятно же, что за таким артефактом все охотились бы. А так она, в общем, бесполезна для чего-то, кроме как распределения.

— Но ведь кто-нибудь, наверное, может её так заколдовать, что она ему расскажет… — начал было Рабастан, но Мальсибер перебил его с уверенностью:

— Да нет же! Её Основатели заколдовали — разве кто-то с ними справится?

Рабастана это успокоило немного, хотя некоторые сомнения у него всё-таки остались. С другой стороны, наверное, его учитель бы подумал о такой возможности, и раз он ни о чём не волновался, значит, вероятно, шляпа правда никому и ничего рассказать не может.

Процедура распределения, между тем, закончилась, директор выступил с короткой речью — и начался ужин. Рабастан был голоден, но все его попытки съесть хоть что-то ни к чему не привели: на него всё время кто-нибудь смотрел, рядом говорили и смеялись, и Рабастан никак не мог сосредоточиться и не ощущал поэтому никакого вкуса. Так что он в какой-то момент сдался и, спрятав в карман, в тот же самый волшебный мешочек, куда он в детстве просто убирал еду, которую следовало за общим столом, две куриных ножки, пирог с почками, несколько картофелин и пару яблок, просто сидел, разглядывая зал.

Ему здесь учиться семь следующих лет — приходить сюда каждое утро, каждый день и вечер. Вспоминая, что брат ему рассказывал, Рабастан принялся изучать, кто и где сидит. По этому можно без особого труда определить, кто с кем дружит и враждует — и, поскольку он, в целом, и так всё знал о слизеринцах, Рабастан переключил внимание на другие столы, и, прежде всего, на гриффиндорский. Он почти что без труда нашёл там тех мальчишек, с которыми они подрались — те точно так же, как и они сами с Маркусом, Мальсибером и Снейпом, сидели к слизеринскому столу лицом. Разумно: врагов следует всегда держать в поле зрения. Но мальчишки эти его мало интересовали: с ними уже было всё понятно. Рабастану хотелось отыскать ту девочку-подружку Снейпа. Вроде бы, она должна быть рыжей…

Рыжих девочек подходящего примерно возраста за столом у гриффиндорцев вполне ожидаемо было несколько. Рабастан сидел и, перебирая в памяти знакомые родословные и характерные для представителей разных фамилий черты, пытался угадать, кто же среди них та самая магглорождённая. Да, конечно, он и так это узнает, но так было неинтересно. Может быть, вон та? Или вот эта? Как же жаль, что они уже все в школьных мантиях! Маггловскую бы одежду он сразу опознал и…

Его взгляд вдруг упал на появившегося из стены призрака, и все мысли про магглорождённых рыжих девочек из его головы мгновенно вылетели. До сих пор Рабастан никогда не видел призраков — настоящих, тех, кто не просто умер, а остался здесь навечно. Этот был одет в тёмно-серую мантию, заляпанную кровью, и его худое лицо с пустыми глазницами, но при этом, Рабастан это откуда-то совершенно точно знал, было устремлено сейчас прямо на него.

— О, барон пришёл, — сказал кто-то рядом, но Рабастан никак на эти слова не среагировал. Потому что призрак на него глядел — и больше всего Рабастану хотелось бы понять, знает он, кто перед ним, или нет. Мертвецы вот сразу понимали, что он видит их — а призраки?

— Похоже, он не в настроении…

— Ох, как смотрит — даже мне не по себе…

— Правда жутко…

«Не выдавай меня! — взмолился Рабастан, глядя призраку туда, где должны были бы быть его глаза. — Пожалуйста!»

Призрак вдруг прижал к губам палец — и исчез, растаяв в воздухе, и Рабастан было выдохнул с облегчением, когда тот возник опять, уже в конце стола, и, поманив его к себе, указал на дверь — и опять пропал.

— Новеньких пугает, — сказала какая-то девочка.

— Точно! Лестрейндж, эй, — кто-то назвал его имя, и Рабастан, обернувшись на голос, увидел Эвелин Саммертайм, тощую блондинку с длинным лицом, ужасно похожую на сестру, которую приводил к ним как-то один из приятелей Родольфуса, — он тебя на свидание позвал? Пойдёшь?

За столом засмеялись, а Рабастану ужасно захотелось сказать ей «спасибо». Да, она его дразнила — но насколько ж это было кстати!

— Пойду, — ответил он, вставая.

— Стой, ты что? — Мальсибер тут же ухватил его за мантию. — Барон часто новеньких пугает — не ходи!

— Нет, я пойду, — Рабастан высвободил мантию и перелез через скамейку.

— Ух, какой ты смелый! — сказала Саммертайм. — Смотри — напугает, будешь заикаться!

— Не напугает, — ответил Рабастан — и пошёл к двери. Малфой, к счастью, слишком занятый разговором с сидящей рядом с ним Нарциссой Блэк, пропустил этот момент, а больше никого его уход, кажется, не интересовал — разве что Маркус глядел ему вслед понимающе и грустно, но остановить, конечно, не пытался.

Двери в зал были большими и тяжёлыми, но створка поддалась легко — и Рабастан, выйдя в коридор, остановился, сразу же увидев поджидавшего его барона.

— Ты позвал, — сказал он, подходя поближе к призраку. Тот был вовсе не похож на мертвеца — ни капли. В нём, в отличие от них, вовсе не было ничего земного — он был словно бы неполон, будто у него забрали какую-то очень важную характеристику, что-то, что придаёт всему вокруг ту определённость, что делает живых существ теми, кем они являются.

— Я давно таких не видел, — сказал призрак, подлетая ближе. — Не один век и не два. Что ты делаешь здесь?

— Учусь, — ответил Рабастан, и призрак осуждающе покачал головой:

— Тебе здесь не место.

Рабастана это неожиданно даже для него самого ужасно разозлило. Почему они все — Шляпа, теперь призрак — твердят ему, что делать и где быть?

— Это не тебе решать! — сказал Рабастан сердито. «Никогда не позволяй покойникам диктовать тебе, что делать», — вспомнил он. Легко сказать «не позволяй»! Призрак — это же не Шляпа, он имеет право рассказать и декану, и директору о том, кто Рабастан такой!

— Здесь не учат некромантов, — сказал призрак совсем не агрессивно. — И здесь много мёртвых. Тебе будет тяжело здесь.

— Я справлюсь, — буркнул Рабастан. Нет, неразумно сразу ссориться с факультетским призраком — куда правильнее было бы с ним подружиться. Родольфус рассказывал ему, что если установить с Кровавым Бароном хорошие отношения, то можно иногда уговорить его кого-то напугать — например, тех гриффиндорцев, Блэка с Поттером. И вообще, наверное, призраку есть, что рассказать Рабастану. — Думаете, меня исключат, когда узнают? — спросил Рабастан уже гораздо вежливее. — Вы ведь обо мне расскажете?

— Даже если нет, — сказал ответил призрак, — это сделают другие.

— Другие призраки? — переспросил Рабастан. — Но почему? Зачем? Я ведь вам не сделал ничего плохого. И не сделаю…

— Ты некромант, — раздался сзади другой голос, и Рабастан, обернувшись, увидел трёх призраков — двух мужчин и женщину. Они все собрались здесь, призраки всех четырёх факультетов, и Рабастан чувствовал себя перед ними совсем маленьким и беззащитным. Они могут его выдать — даже, может быть, обязаны. И что с ним будет дальше? Когда все узнают, кто он? Что бы там ни говорил его учитель, остальные всё равно считают, что быть некромантом — это мерзко, и их не переубедить. Рабастану не хотелось уезжать из Хогвартса: ему здесь понравилось. И вот…

— Да, — ответил Рабастан, обращаясь ко всем ним. — Я родился некромантом. Но я всё равно волшебник, и хочу учиться здесь. Я не собираюсь причинять вред вам или ещё кому-нибудь.

— Некроманты всегда рано или поздно это делают, — сказал Монах.

— Рано или поздно, — веско повторил Барон. — Он ещё ребёнок и невинен.

— Но он всё равно однажды это сделает, — возразил Монах. — Мы должны сказать об этом директору.

— Не надо, — Рабастану очень хотелось умолять, но он помнил, что нельзя просить у мёртвых ничего. Некромант может лишь приказывать или, в крайнем случае, задавать вопросы — но не умолять и не просить. Но он не может приказать им — они не послушают, конечно. Он им даже пригрозить не может!

— Он ребёнок, — сказал мужчина, чьё горло пересекал чудовищный разрез. Почти-Безголовый-Ник — призрак Гриффиндора. — Может быть, он может стать другим, если вырастет среди живых людей. Мы за ним присмотрим.

— Кровь есть кровь, — нахмурился Монах. — Некроманты несут смерть.

— Некроманты знают смерть, — поправил Барон. — Сэр Николас прав — мы за ним присмотрим.

— Вы могли бы научить меня чему-то, — осторожно сказал Рабастан. — Мои родители ни о чём не знают.

— Но тебя уже учил кто-то, — сказал Монах.

— Мне рассказали, кто я, — сказал, подумав, Рабастан. Он так и не научился толком лгать, но Эйвери научил его простому способу, как можно избежать ненужной тебе в данный момент правды, не обманывая, утверждая, что при общении с мертвецами ему это понадобится. «Мертвецы отлично чуют ложь, — говорил он. — Сами лгать не могут — и не спустят некроманту. Солжёшь им — и дашь шанс ослушаться. Никогда не лги им. Научись говорить правду так, чтоб она звучала нужным тебе образом. Людям лгать ты со временем научишься — но мертвецам не лги.»

— Ты хочешь, чтобы мы тебя учили? — спросила Дама, приблизившись к нему почти вплотную и внимательно вглядываясь в его лицо.

— Да, хочу! — совершенно честно ответил Рабастан. — Пожалуйста!

— Мы подумаем об этом, — сказала Дама — и словно вынесла решение за всех: — Мы пока что ничего не скажем никому — но будем смотреть за тобой, некромант.

— Неправы вы, — нахмурился Монах, однако почему-то спорить с ними не стал. И предупредил Рабастана, тоже приблизившись к нему: — Я буду следить за тобою, некромант.

— Меня зовут Рабастан, — хмуро сказал Лестрейндж, глянув прямо в глаза призраку.