Часть I

…Сырой ветер ворошил отяжелевшие от висящей в воздухе водной пыли волосы. Весна выдалась ранней и тёплой, но влажной, и если дождь и прекращался ненадолго, то в воздухе всё равно оставались крохотные капли, от которых всё вокруг становилось мокрым разве что немногим медленнее, чем при очевидной мороси. Рабастану нравилась подобная погода: низкое серое небо и кажущимся почти таким же тёмным море очень подходили к его настроению. Их дом стоял на одном из многочисленных островков, щедро разбросанных вдоль северного побережья Бретани и целиком укрытого от магглов чарами, позволяющими увидеть здесь лишь голые и острые скалы и потому не вызывавшем у магглов никакого интереса. Остров представлял из себя вытянутый неправильный семиугольник, и на нём хватало места для высокого трёхэтажного домика с мансардой, сарая, где хранились лодки, мётлы и ещё какие-то хозяйственные мелочи, маленькой вересковой пустоши, пары старых и раскидистых дубов и небольшого огорода, который сейчас с большим энтузиазмом возделывали эльфы.

Комнат в доме было не так много, зато из каждого окна было видно море, а из некоторых ещё и зелёный берег с широкими песчаными отмелями. Где-то там, за горизонтом располагался Плимут — который, впрочем, ни в какую, даже самую ясную погоду, разглядеть было нельзя. Вокруг дома росли — и уже начинали оживать — огромные кусты гортензий, который летом должны были, вероятно, превратиться в подобие живой изгороди.

Добраться сюда можно было или аппарацией, или на метле, или же камином — а вот по воде сделать это было не так просто: берег был скалистым, и поднять и спустить лодку можно было только чарами. Рабастану это нравилось: чары чарами, а естественная преграда в вид моря ограждала от нежданных посетителей куда надёжнее.

Первые недели Рабастан не делал ничего: просто лежал в своей спальне и смотрел на море, или бродил по дому, выполняя просьбы брата и помогая ему… нет — им обоим обустраиваться здесь со всем доступным им удобством. Иногда у них бывали гости: Родольфус старательно восстанавливал связи с бретонской роднёй — и тогда Рабастан весь день не выходил из комнаты, не имея сил на непонятное ему общение. Родольфус не настаивал, и в благодарность Рабастан, понимавший важность этих встреч, в какой-то момент всё-таки заставил себя выйти и присоединиться к брату — и когда очередная троюродная тётушка спросила вдруг его, не согласился бы он вызвать её не так давно почившего супруга, не стал ей отказывать. В конце концов, ему это почти ничего не стоило, а тётушка ушла тогда практически счастливой…

Это навело его на мысль, кажется, уже однажды посещавшую его — но, как и тогда, Рабастан не представлял, как можно воплотить её в реальность.

— Я бы предложил им это, — сказал он Родольфусу за завтраком, к которому старался выходить всегда. Ел он, правда, через раз, но чай пил — и Родольфуса это очень радовало, — родным погибших. Но не знаю, как. Дать объявление в «Пророке»?

— Я боюсь, — Родольфус улыбнулся, — те, кто тебе нужен, не прочтут его. Зато будет масса любопытных и охотников, к примеру, за пропавшими фамильными ценностями. Можно было бы неплохо заработать, — добавил он задумчиво и спросил: — Но ведь ты не согласишься?

— Если хочешь, — Рабастан пожал плечами. — Ты говорил, мы потеряли почти все деньги — неправильно, что ты один всё восстанавливаешь. Я не против так помочь — но если мёртвый потребует отдать что-либо наследникам бесплатно, я так сделаю.

— Как скажешь, — Родольфус, кажется, обрадовался и заметно удивился. — Я не рисковал предлагать тебе подобное.

— Почему? — тоже удивился Рабастан.

— Не знаю, — признался Родольфус. — Ты особенный. Этот дар…

— Я просто с ним родился, — пожал плечами Рабастан. — Если он позволит мне помочь, я это сделаю. Но это после, — добавил он, — или параллельно. С родственниками тех, кого мы все убили, так нельзя.

— Я не предлагаю ничего подобного, — помотал головой Родольфус и предложил: — Напиши им. Вежливо и честно. Оставь адрес — захотят, напишут. Кто-то проклянёт тебя, конечно, кто-то выбросит письмо — а кто-то согласится.

— Ты поможешь с текстом? — попросил Рабастан.

— Я посмотрю, что выйдет у тебя, и, если будет нужда, поправлю, — пообещал Родольфус.

Это дело встряхнуло Рабастану, и охватившая его после суда апатия заметно отступила. Впрочем, дело оказалось не таким уж и простым: если волшебникам Рабастан и вправду собирался написать, то как быть с магглами, он не мог придумать. Разве что спросить убитых — и постараться выполнить их просьбы.

Рассылать письма Рабастан решил из Англии: его Ильда была уже слишком старой, чтоб гонять её через пролив, да и разнести такое количество писем ей было не по силам. Отправлял их Рабастан с обычной почты, сделав им, похоже, выручку не то что за день, а за всю неделю и арендовав всех сов. А потом пошёл домой — раз уж он был здесь, глупо было его не проведать.

В доме было пусто. Маркус жил теперь то здесь, то с ними, то — нечасто, но подобное теперь случалос — проводил ночь в своём фамильном доме, и сегодня он был на острове, в Бретани. Рабастан бродил по дому, и почти каждый коридор и комната будили в нём воспоминания. О разном — он и не представлял, что так много помнит. Сейчас он бы многое сделал совсем иначе — и если б можно было обернуть вспять время!

Но у него не было хроноворота — а и был бы, что с него толку? Слишком далеко были те события, которые бы нужно было изменить, слишком многих они затрагивали. Так что ничего бы Рабастан не сделал — только мучился бы зря пустой возможностью.

Мысль о хроновороте напомнила Рабастану о другом артефакте, о котором он совсем забыл. А ведь нужно было как-то им распорядиться. Или пусть лежит в сокровищнице? Это было соблазнительно, но что будет, когда Рабастан умрёт? Если у них всё же будут наследники, однажды кто-нибудь из них отыщет камень — и что он с ним сделает, даже Мерину не ведомо. Сможет ли он удержаться от соблазна?

Нет, нужно сделать это прямо сейчас. В конце концов, кто знает, что с ним будет завтра — может, кто-нибудь из адресатов разосланных сегодня писем решит его убить и сумеет сделать это. Так ведь может быть, вполне.

Рабастан спустился в сокровищницу и, усевшись на один из сундуков, взял в руки старинный перстень с простым камнем. А что, если…

Мерлин, как же это было соблазнительно! Что, если он просто проверит? Одно дело — воскрешать простых умерших, и совсем другое — тех, которых воскресить нельзя. Вдруг… в конце концов, он ведь всегда сумеет всё вернуть назад, не так ли? Да и что он потеряет? Сделать хуже, чем сейчас, просто невозможно. Так чем он рискует?

Тем более что ещё во время работы над проблемой развоплощения дементоров Рабастан наткнулся на подробнейший трактат по использованию Даров Смерти. Он прочёл его, конечно, и описанное показалось ему, по крайней мере, не абсурдным.

Рабастан сжал кольцо в руке и, выйдя из Сокровищницы, поднялся наверх и вышел на улицу. Всё же дом — не место для подобных ритуалов. У него, конечно, ничего не выйдет… если он уверен в этом, зачем вообще пытается? Но ведь он же может ошибаться. В конце концов, это уникальный артефакт, о возможностях которого известно не так много.

Но сперва нужно проверить действие камня на ком-нибудь другом.

Отойдя подальше, Рабастан принялся прямо на траве принялся чертить стандартную защитную схему. Почти стандартную — с небольшими, но существенными изменениями. Затем медленно надел кольцо на указательный палец правой руки и прочитал коротенькое и простое заклинание.

Воздух над рисунком начал медленно сгущаться, постепенно складываясь в человеческий силуэт, постепенно приобретающий всё большую плотность, и в конце концов превратившийся в фигуру обнажённого мужчины… нет, пожалуй, старика с хорошо знакомой Рабастану внешностью. Несколько секунд тело оставалось без движения, а затем Рабастан почувствовал холодное дуновение того ветра, которым сопровождалось каждое движение Завесы, и фигура ожила.

— Ты! — сказал мужчина, чьё худое лицо исказила ненависть. — Ты предал меня!

— Разве я поклялся тебе в верности? — спросил Рабастан.

— Ты их уничтожил, — голос Экридиса был полон ненависти и отчаяния. — Всё, что я веками делал, ты уничтожил!

— Я освободил их, — возразил Рабастан.

— Пожалел их, да? А меня? — горестно спросил Экридис. — Что ты со мной сделал?

— Полагаешь, ты не заслужил такого? — спросил Рабастан.

Каждое произнесённое им слово казалось ему фальшью. Судьба Экридиса больше не занимала Рабастана. Надо бы, наверно, отпустить его — и пусть дальше будет то, что должно. Может быть, тогда у него получится забыть об этом всём. Совсем.

Впрочем, он, конечно, лжёт себе, а такие вещи позволять себе нельзя.

Экридис что-то говорил о том, что у Рабастана нет никакого права вершить его судьбу, что он не Господь, и ещё что-то столь же банальное, и чем дальше — тем меньше в его голосе оставалось возмущения и тем больше становилось отчаянной тоски.

— Отпусти меня… Пожалуйста… Ну отпусти, — забормотал он под конец, а затем умолк, словно выдохся, и апатично уставился куда-то в пространство. Рабастан тоже молчал, долго глядя на него и думал, что вдруг у него получится выменять одну душу на другую? Если он отпустит эту, может быть, ему удастся получить другую? В этой мысли не было никакой логики, но что он потерял бы?

— Иди, — сказал Рабастан и, подняв Завесу, зажёг свет и коснулся камнем лба Экридиса.

От его прикосновения тело с тихим, похожим на шелест опавшей листвы, шумом осыпалось на глазах тающим песком на землю. Экридис недоверчиво поглядел на Рабастана, а затем сожмурился от света и пробормотал:

— Нет… мне туда нельзя.

Пришлось брать его за руку и вести к Дороге — он послушно шёл, не вырываясь, и лишь тихо бормотал себе под нос:

— Не надо… мне туда не надо…

Рабастан его не слушал — просто вёл по дороге, и когда достиг того места, дальше которого ему не было пути, отпустил руку Экридиса и приказал:

— Иди вперёд.

И тот пошёл — сгорбившись и продолжая жалобно бормотать себе что-то под нос.

Рабастан же, проводив его взглядом, вернулся — и, поколебавшись, всё же решил всё сделать заново. Кто знает, вдруг это повлияет на исход?

Отойдя футов на двадцать, Рабастан, спрятав пока кольцо в карман, снова начертил на траве несложную схему и, очень медленно надев кольцо на палец, чётко произнёс заклятье.