Чужая. Часть 3. Девочка с попугаем, Голубой велосипед, или Как спасти мир (джен)

Зима всё-таки закончилась — а война продолжалась. Берта как-то пропустила, когда каждодневный риск стал для неё работой, опасность — обыденностью. Надо сказать, они совершенствовались. Таких проколов, как в прошлом году, с лесным пожаром, она больше не устраивала. С тех пор ни один егерь не мог похвастаться, что видел кого-то из группы Элки Меченой. Передвигались скрытно, будто тенью следуя за перемещениями «охотников за головами». Стоило тем появиться где-то в лесу, как об этом уже знали все — «Поттер-Дозор» развернул огромную сеть.

Первая серьёзная стычка произошла после большого перерыва где-то в конце апреля. Берта и Эрик трансгрессировали в очередной лес, чтобы проведать лагерь маглорождённых, — и, как оказалось, очень вовремя. Там уже вовсю бушевала схватка. В бой врубились уже в своей обычной манере: Берта аккуратно срезала сосновую ветку над головой у парочки егерей, Эрик обвалил склон овражка под ногами ещё у троих. Тут бы можно и уходить, лагерь был не такой уж слабый, сопротивлялись вполне энергично, но в толпе нападавших Берта приметила Скабиора.

И ей вдруг изменила выдержка. Тогда, осенью, он чудом ушёл от лесного пожара. Берта успокоилась и вроде смирилась, что не судьба. А теперь ей, взбудораженной горячкой боя, захотелось непременно его достать.

Сорвалась с палочки шальная Импедимента...

То ли была у этого человека сверхъестественная реакция и феноменальное чутьё, а скорее всего — опять эта банальная «не судьба», только от заклятия он довольно небрежно увернулся, но, увернувшись, увидел Берту.

Узнал или нет — об этом судить стало некогда, потому что эта дурацкая Импедимента сшибла с ног его противника, и Скабиор переключился на Берту.

Сцепились лихо и весело, будто в игре, а не в бою, перебрасывались заклинаниями, уворачивались, ставили щиты. И в глазах своего противника Берта видела только любопытство и азарт — кто кого? — а никак не ярость.

И глаза в этот раз были синие, точно.

Но очень скоро не видно стало ничего, так как Скабиор внезапно исчез. Чтобы через мгновение объявиться у Берты за спиной, обхватить за шею, слегка придушив, и утащить в парную трансгрессию.

Едва почуяв под ногами твёрдую почву, Берта изо всех сил пнула Скабиора в подъём, одновременно ударила локтем в солнечное сплетение и вывернулась из его рук. Пинок не удался, помешала высокая шнуровка ботинок, а вот от удара егерь согнулся пополам. Впрочем, всего на секунду — и бой завязался снова. Только их, личный, один на двоих.

В общем, всё было то же самое. Тот же лес и те же деревья, та же свара шумела неподалёку. Где-то там бился или сгинул бедный Эрик, которому ничего другого не оставалось, как ввязаться в эту бестолковую схватку вслед за своей бестолковой напарницей. Он уже привык не задавать ей вопросов. В случае чего отвечать Берте придётся не перед ним.

Сейчас думать было некогда. Скабиор был сильнее и опытнее, Берте явно не хватало практики... так почему же, чёрт возьми, он ещё не скрутил её в бараний рог, не положил на обе лопатки, не убил, в конце концов? Все карты уже открыты: раз она пыталась его обмануть, другой — убить. Всё уже предельно ясно, чего ж он медлит? Чего смотрит весёлыми подначивающими глазами — покажи, мол, на что ты годишься!

Почему через мгновение растворяется в воздухе с лёгким хлопком, оставляя Берту в недоумении: а не привиделось ли ей всё это?

К счастью, Куцый не пострадал. Нудную выволочку от Элки Берта выдержала стоически. Понятно, ничем реальным вожак ей пригрозить не могла, но и без внимания такую подозрительную выходку не оставишь. Выгнать из стаи и из отряда? А с кем останешься? Потому и сквозила в резких словах Меченой какая-то беспомощность. Берта всё это прекрасно видела, но не возникала. Вожак есть вожак, поэтому спектакль должен быть отыгран до конца.

Но... если от внимательных глаз Элки можно уйти в лачугу к Бурому (а от внимательных глаз Бурого — в лесную чащу, если на то пошло), то от своих мыслей деться было некуда. А в мыслях был странный человек Скабиор и его неразрешимая загадка. И мутный страх перед чем-то, чего не мог вместить её разум.

К ещё большему счастью, размышлять долго Берте было некогда. После зимнего затишья и охотники, и их потенциальные жертвы повылезали из своих нор, как подснежники из-под земли. Дни напролёт Берта и Эрик проводили в патрулях, ночевали тоже по большей части в лесу.

С ледохода к их обычной работе добавилось ещё одно дело, которое приобрело неожиданный размах.

Джеф Питерс, отец Куцего, промышлял речной контрабандой. А Бурому однажды пришла светлая мысль, что перевозить контрабандой можно не только вещи, но и людей. Причём с магловской точки зрения это было бы вполне легально, а с магической — ни капли не подозрительно. Министерство магии речными пароходами не интересовалось.

Берта в детали операций не вникала. Все планы разрабатывались Питерсом и Бурым, на практике осуществлять их помогали Каин и Авель. Берта и Эрик иногда бывали на подхвате.

Однажды майской ночью Берте и выпал такой «подхват». В условленном месте, на старой заброшенной пристани, надо было дождаться парохода и издалека подать сигнал об отсутствии опасности... или о присутствии таковой. В последнем случае следовало немедленно исчезнуть.

Берта притаилась в прибрежных кустах. Кругом было темно, и тишина стояла мёртвая. Подул прохладный ветерок, согнал облака в кучу, и вышел из-за них узкий месяц. Очень вовремя. Прямо к пристани шёл человек. Шёл быстро, целенаправленно, будто точно зная, куда и зачем.

Этот странный пугающий запах... вернее, даже не запах, а вот само это чувство липкого мутного страха, которое охватывало её в присутствии этого человека, Берта не смогла бы перепутать ни с чем.

Из многих других она могла бы узнать Скабиора — даже в такой прозрачной полутьме. А уж когда месяц осветил его лицо, никаких сомнений не осталось. Вот только неживым оно показалось ей, страшным.

По уму (и по инструкции) Берте следовало спокойно отсидеться в укрытии, дождаться далёкого пароходного гудка, выпустить в чёрное небо красный фейерверк искр — и мотать куда подальше.

Берта кинула в Скабиора заклятьем. Здравый смысл подсказывал ей, что вряд ли Скабиор пришёл сюда один, без прикрытия. Всё это грозило бойней, которая кончится в лучшем случае смертью Берты, в худшем — пленом. Но и поделать с собой она ничего не могла. Ей нужно было уничтожить этого человека. Чтобы не тряслись больше руки, чтобы не подводил глазомер и не сдавали нервы. Чтобы не было больше страшно. Никогда.

Скабиор не был бы главарём своей шайки и доверенным лицом Волдеморта, если бы не среагировал мгновенно. Он бросился ничком на землю, одновременно отвечая Берте заклятием Подножки. Она высоко подпрыгнула, пытаясь обезоружить. Скабиор перекатился и выставил Щит.

И завязалась очередная утомительная потасовка. Скабиор был значительно сильнее, ловчее и быстрее, но... Вот именно — но. Он виртуозно оборонялся и почти не нападал сам. Это злило, изматывало, сбивало с толку. Берта бы покончила со всем одним ударом, но... но Скабиор виртуозно оборонялся. Берта заметила, что он теснит её к реке.

Скрипнули под ногами подгнившие доски старой пристани. Тут судьба решила дать Берте ещё один шанс: месяц спрятался за тучами. Этот шанс можно было использовать! Можно было превратиться в паука, забиться в щель между досками, и фиг бы он её нашёл. Можно было обернуться птицей, взмыть в ночное небо, сесть на одно из ближайших деревьев, дождаться парохода, переобернуться человеком, подать сигнал и скрыться. Можно было... да всё, что угодно!

Берта выбрала самый бестолковый вариант: она опрометью бросилась через пристань. Бежала она быстро, нечеловечески быстро, догнать Скабиор её бы не мог, зато мог бы легко зацепить заклинанием, но почему-то вновь не сделал этого. Берта одним прыжком преодолела широкую полосу чёрной блестящей воды и очутилась на большой заброшенной барже, что качалась возле причала. Там, ловко петляя среди груд старых подгнивших досок и брёвен (когда-то ценный груз), Берта очутилась возле каких-то баков и, только втянув носом воздух, поняла, куда вляпалась. Мало того, что сама себя загнала в ловушку — хоть она и оторвалась от противника, искать её, кроме как на барже, больше было негде, запах рассказал ей, что в баках было горючее. Видимо, Питерс решил заправиться здесь перед обратной дорогой.

Теперь об этом будет знать враг. Теперь он точно поймёт, что здесь что-то готовится.

Как можно быть такой дурой?!

Берта ввинтилась в щель между двух баков, надеясь, что её не заметят. Хотя, казалось, даже стук её сердца слышен до самой пристани.

Конечно, Скабиор нашёл её. В горло ей упёрлось острие волшебной палочки.

Берту буквально парализовало ужасом. Нет, не Авады она боялась до потери дыхания, а самого этого странного волшебника, который стоял к ней теперь очень близко, со скучающим видом и, кажется, ничуть не волновался.

Палочка царапнула шею, пробралась за ворот и вытянула потрёпанный шнурок. Мягко звякнув о дерево, сверкнул в лунном свете медный крестик.

— Ты, правда, из маглов, что ли? — удивился Скабиор.

Она промолчала.

«Какая, к чёрту, разница?»

— И в бога веруешь? — нервно усмехнулся Скабиор. — Мар-та...

Берта снова ничего не сказала. Теперь-то уж точно разницы никакой...

— А я думал, ты сквиб... — можно было атаковать его нежданным заклятием, но Берта будто оцепенела. Руки повисли плетьми. Он был страшно близко, его красивое точёное лицо в лунном свете ужасало Берту, словно лицо смерти. Впрочем, наверное, у её смерти и будет его лицо. — А у меня сестра — сквиб, понимаешь? — Скабиор дёрнул за шнурок так, что он больно врезался ей в шею. — Они обещали ей жизнь в обмен на мою службу.

— В обмен на мою жизнь, — тупо продолжила Берта. — Ты убьёшь меня? Или я вам нужна живой?

— Я... должен, — голос его дрогнул. На миг страх будто чуть отступил от Берты. На миг показалось, что перед ней не враг, не необъяснимый иррациональный кошмар из снов, но человек. — Сестра у меня твоих лет...

Он нервно тряхнул головой, густая прядь волос перестала скрывать половину лица, и Берта увидела несколько уродливых, плохо заросших шрамов на щеке у Скабиора. И тут всё стало на свои места.

«Человек, на которого оборотень напал, но укусить не смог, человек, который ускользнул из лап зверя, становится для оборотней неуязвим. Они боятся его и подчиняются ему даже в полнолуние».

Действительно, ценный кадр. Такому можно что угодно пообещать.

— А ты уверен, что они сдержат своё обещание?

— А что мне остаётся? — устало ответил он.

Вдалеке мигнули огоньки подходящего парохода. Сигнала быть не должно — его и не было. Огоньки видела Берта, их не видел Скабиор, но это на доли секунды, не больше.

Она не успеет.

Вот он поднял голову, повернул, вот сейчас... сейчас.

— А! Гори оно всё! — треснул оторванный шнурок, ударился о доски медный крестик, коснулся щеки Берты разрезанный заклинанием воздух. — Инсендио!

В тот же миг столбом взмыло в небо гудящее пламя. Светло стало, как днём.

Берта тупо и заворожённо смотрела в огонь.

Сильная рука подхватила её сзади за ворот, вытащила из щели между баками и подтолкнула к краю баржи.

— За раба Божьего Мартина помолись! — прокричал Скабиор ей на ухо. А потом сильно толкнул в спину.

Палочку она утопила сразу же. Течение оплело её ноги своими ледяными щупальцами, потащило за собой. Берта и сама от него не отставала, гребла изо всех сил. Она знала, что у неё есть только несколько мгновений до тех пор, как...

Ярчайшая вспышка света на миг лишила её зрения, грохот взрыва оглушил. Плечи накрыла тёплая волна...

Течение несло её ровно и спокойно, почти не нужно было грести. Одежда вымокла сразу же, башмаки черпнули воды и нещадно тянули вниз. Сначала Берту трясло от холода, но потом и холод стал постепенно отступать. Веки отяжелели, заклонило в сон...

Когда ботинки чиркнули по дну, она сперва подумала, что утонула. Потом поняла, что берег рядом. Берта вышла из воды. Она не знала, долго ли её кружила река и куда именно её вынесло. В такой темноте трудно было разобраться.

Да и не хотелось. Хотелось лечь тут же, на мелководье.

Но надо было выбираться. Берег был топкий, илистый, густо заросший камышом. Берта с трудом пробиралась среди жёстких стеблей. Наконец, под ногами оказалась твёрдая почва. Берта остановилась, чтобы перевести дух. Сразу прохватило холодным майским ветерком. Превращаться в птицу сейчас нечего было и думать: с мокрыми перьями далеко не улетишь, и куда лететь, в темноте всё равно непонятно. Придётся ночевать здесь.

Берта стащила с плеч промокшую мантию, выжала, повесила её на низкое кривое дерево без листьев, кстати оказавшееся тут. Стянула с ног чудом уцелевшие ботинки — в реке она порывалась их сбросить, а теперь порадовалась, что не сделала этого. Где их ещё достанешь?

Вылила воду из обуви, натолкала туда травы и оставила сохнуть. Сняла и брюки, и рубашку, от них только холоднее. Расплела волосы, встряхнула головой. Пусть сохнут. Потом сосредоточилась, зажмурилась, ничком бросилась на землю — и стала неприметной серой кошкой в зарослях камыша. Подобрала под себя лапы, прикрыла их облезлым хвостом, сомкнула веки. Несколько часов до рассвета у неё есть...

Как и следовало ожидать, анимагическая форма сползла с Берты во сне, как одеяло, и проснулась девушка от холода. Впрочем, это было на руку, потому что уже рассвело. Берта встала с холодной земли, надела полупросохшие вещи, снова сосредоточилась. Теперь сил должно было хватить. Иначе смерть.

Встрёпанная ворона взмахнула крыльями и поднялась в воздух. Сверху открывалась широкая панорама леса, реки... Теперь Берта хорошо понимала, куда ей двигаться.

Когда она прилетела к домику Бурого, то сразу поняла, что там нехорошо. Дверь в лачугу была распахнута настежь, чего хозяин никогда не делал. Берта притаилась на сосновой ветке, чтобы понаблюдать — серьёзной помощи без палочки она оказать не могла. Но кругом было тихо и безлюдно. Должно быть, то, что должно было случиться, уже случилось...

Вдруг шевельнулся соседний куст. Берта дёрнулась на шорох так резко, что чуть не сверзилась с сосны. Да тут же и ушла в крутое пике, потому что из куста показалась взъерошенная шевелюра Рыжей. Едва коснувшись земли, Берта обернулась человеком и бросилась к Риве. Рыжей ту можно было назвать условно: бледна она была так, что даже веснушки казались серыми.

— Что здесь было? Где Бурый? — Берта вцепилась в женщину мёртвой хваткой.

— Они пришли. Их пятеро было... — прохныкала та.

— Кто?

— Егеря... Я не знаю их.

— Дальше?

— Бурый встал на пороге. Его туда... к реке увели, — она всхлипнула и мотнула головой в сторону деревьев. — Что он против них без палочки? Потом в дом вошли. Шумели сильно... видать, искали что-то.

— А ты, сука, где была?! В кустах сидела?

— А чего я могла?! Их пятеро! Не шушера какая, Скабиора головорезы. Он и сам с ними был...

— Дальше что?

— Ушли они. С полчаса тому, — всхлипнула Рива.

Берта резко выпустила из рук мантию Ривы и опрометью бросилась к деревьям, цепляясь за ветки собственной одеждой, не замечая, как на ходу превращается в птицу. До реки она добралась молниеносно.

Берта молча встала на берегу, тупо глядя на медленно текущие тёмные воды. Она знала, что Бурого здесь нет. Его и не было.

Берта опустила голову и медленно побрела назад.

— Остальные где? — спросила она у Ривы, как только вернулась.

Та удивлённо округлила глаза.

— Так в Хогвартсе они. Бьются...

Когда они трансгрессировали к Хогвартсу, там всё уже было кончено. Берта ошалело заозиралась по сторонам, пытаясь понять, в какую часть территории замка их занесло. Кажется, западная стена. Кругом никого не было, сильно пахло дымом, под ногами хрустел битый кирпич. Они пошли вдоль стены, вымазанной сажей, в том направлении, где должен быть мост.

Моста там не было. Сквозь кружащуюся в воздухе известковую пыль Берта пыталась рассмотреть его очертания. Ошибки быть не могло: вот ров, почему-то без воды, они шли сейчас по его дну. А на месте моста вздыбленные вверх рёбрами каменные плиты. И звук, непонятный и страшный. Он был похож на тяжёлый многоголосый стон.

Им и оказался.

Под плитами лежали люди, много, невозможно сосчитать, сколько. Берта и Рива медленно продвигались между глыб, то и дело натыкаясь на чьи-то раздробленные конечности. Основное число трупов скрывали плиты. Те, кого было видно, оставались живыми.

Его Берта заметила сразу. Помогли красные пряди в волосах — почему-то их не запорошила извёстка, как всё здесь. Потом узнала и лицо, почти не поцарапанное, только страшно, смертно бледное. Живыми были глаза — синие, страдающие. Узнал ли он её в предсмертной своей агонии, Берта не поняла. Но это было и неважно.

Она знала, что ей делать.

Девушка выхватила палочку у бледной до синевы Ривы и чётко, как в Школе, — «рассечь воздух и взмахнуть» — подняла над землёй кусок плиты, придавивший Скабиора. Широким и плавным движением палочки перенесла его на край рва.

Рядом послышались булькающие звуки — рвало Рыжую. Может, случись это когда-нибудь раньше, при виде изломанных окровавленных тел вырвало бы и Берту. Но это в другой, позапрошлой, жизни. Сейчас она чувствовала только умиротворение.

У него были перебиты ноги и позвоночник. Внутренности превратились в кровавую кашу. Лицо, даже искажённое мукой, оставалось нетронутым, красивым. Берта молча смотрела на него. Взглядом отметила странный, немужской, розовый в чёрную полоску шарф у Скабиора на шее.

— Авада Кедавра!

Мгновение — и из светящихся от болевого шока глаз навеки ушла жизнь.

— Покойся с миром, раб Божий Мартин! — она наклонилась и закрыла ему глаза.

Они с Рыжей двинулись дальше.

Изо рва выбирались тяжело — по обломкам камней, помогая другу другу заклинаниями, как будто подавая руки. Наконец, впереди показались ворота Хогвартса.

Группку подростков Берта разглядела у самых дверей в замок. Присмотревшись внимательнее, она узнала в них гриффиндорское трио. И вздохнула с облегчением, ведь означать это могло только одно: Орден Феникса победил. Поттер и Уизли живы-здоровы, только более лохматые и чумазые, чем обычно. Грейнджер, уткнувшись в грудь Рона, билась в истерике. Берта даже разобрала слова:

— Шарф... я шарф потеряла, понимаешь?..

Кажется, Берта начала понимать.

Рядом с гриффиндорцами крутился ещё какой-то мальчишка... да нет, девчонка, просто малорослая и тощая, очень коротко стриженная и одетая в мальчишеские брюки с множеством карманов. А вот сверху одежда на ней была до того странная, что Берта глазам не поверила.

Потому что на неизвестной девчонке были надеты доспехи Элки Меченой. Берта видела их всего однажды, но забыть это чудо работы неведомого мастера было нельзя. И магия, особая, ни на что не похожая магия доспехов осталась при них, и Берта узнала и её тоже. Магия показалась ей дружелюбной к той, что их носила.

А потом девочка повернулась к Берте лицом — и про доспехи девушка забыла.

Невероятно... Сходство на грани фантастики!

— Ты кто?

Ответом стали страшноватые чёрные глаза, ни на чьи не похожие.

— А тебе какое дело? — жутко хриплый, прокуренный голос.

— Почему на тебе доспехи? — продолжала недоумевать Берта.

— Впору пришлись, — пожала плечами девчонка. Действительно, они ладно охватывали всю её щуплую фигуру.

— Ты-то что здесь делаешь? — вмешался Гарри. На Берту он смотрел подозрительно и строго.

— Где Ремус? — сейчас только это было самым важным, и про девчонку Берта тут же забыла.

Злое и настороженное выражение разом сползло с лица Гарри. Он отвёл глаза и сказал глухо:

— В Большом зале они все.

Берта кивнула и пошла в Большой зал.

Рива отстала где-то по дороге, но Берта даже не заметила этого. Шла ровно, спокойно, знала, что торопиться некуда, и не торопилась.

Большой зал встретил её сумраком, простым каменным потолком вместо зачарованного небесного, выбитыми окнами. Факультетские столы были убраны. Берта шла совсем медленно, еле переступая ногами. Она знала, что увидит Ремуса совсем скоро, что это неизбежно... и что это будет конец. Поэтому — внимательно разглядывая лица убитых, которых перенесли в Большой зал и сложили прямо на полу, — медлила.

Её отвлекли тоненькие всхлипывания из амбразуры окна. Берта подняла голову и увидела невысокую светловолосую женщину, закрывшую лицо руками в чёрных митенках. В нескольких шагах от неё на полу лежал мёртвый Аргус Филч. Надо бы подойти, утешить. Но Берта прошла мимо. Зачем подходить? Чем тут утешишь?

...Ремуса увидела сразу. Только не сразу поняла, что за худенькая молодая женщина лежит рядом с ним, чуть склонив голову к его плечу. Потом признала Тонкс — бесцветно-русые волосы у корней тлели розовым.

Берта опустилась на колени рядом с ними и вгляделась в лицо Ремуса. Ни боли, ни страха, ни удивления она не увидела — Авада Кедавра убивает быстро. Только бесконечная усталость... Она погладила его волосы. А потом тихо запела — колыбельную. Странная это была колыбельная — без слов.

От резкого удара в плечо Берта чуть не растянулась на полу. Рядом кто-то длинно выругался. Голос показался знакомым, но узнавание пришло раньше — по запаху. Много лекарственных зелий и трав, чуть-чуть крахмала и кровь. Так пахло в больничном крыле, так пахло от мантии мадам Помфри. Резкий раздражённый голос тоже принадлежал ей.

— Ну, что, что ты тут расселась?! Здесь уже ничем не поможешь, а у меня там сотни раненых и на всё-про всё одна пара рук. Зелий не хватает, бинтов не хватает... Пойдём отсюда. Тут уж ничего не сделаешь, — просительно повторила она.

Да. Ничего.

Берта поднялась с пола и вслед за мадам Помфри пошла в больничное крыло.

...Ну, положим, насчёт всего одной пары рук медсестра краски сгустила. Помогали ей студенты, не участвовавшие в Битве, прибывали целители из Больницы Имени Святого Мунго, чтобы забрать раненых, но пострадавших было всё ещё очень много, а ведь ещё не начали разбирать ров под рухнувшим мостом... Койки все были заняты, люди лежали на полу и в коридоре.

...Так что Снейпа Берта заметила только, когда в сотый раз пробегала через больничное крыло и едва не споткнулась о своего бывшего учителя. В пылу работы (перевязать, дать зелье, смазать мазью ожоги) она не сразу узнала его. Отметила только длинные чёрные волосы, знакомый профиль. Но в остальном он стал неузнаваем — и через секунду Берта поняла, почему. Его лицо не было лицом живого человека. Это был без пяти минут покойник. Она видела такие лица много лет назад, в госпитале. Пергаментная бледность, багровые круги под глазами, заострившиеся черты. Душа готовилась покинуть это тело.

Шея его была плотно забинтована, на повязке проступало розовое пятно.

К счастью, чистый бинт у Берты был. Она опустилась рядом, на пол, и уже протянула руку к Снейпу...

— Ты чего? — недовольно окликнула её мадам Помфри.

— Повязку сменить надо, — Берта глазами указала на Снейпа.

— Меняла уже. Без толку. Часа через два кончится. Оставь его.

— Как так? — Берта отказывалась это понимать.

Мадам Помфри объяснила.

Снейпу повезло и не повезло одновременно. Повезло в том, что Нагини укусила его именно в шею, прокусив сонную артерию, и хлынувшая потоком кровь вымыла из раны весь смертоносный яд. И не повезло в том, что Нагини была необычной змеёй, и её слюна не давала ране зажить. Снейп истекал кровью и не умирал только потому, что ему периодически давали Кроветворное зелье.

Что-то щёлкнуло в голове у Берты.

— Но в Мунго уже работали с таким случаем! Артура Уизли исцелили от такого же укуса! Надо переправить его в Мунго!

Мадам Помфри печально покачала головой.

— Он не перенесёт транспортировки. И потом... Там никто не станет с ним возиться. Пойми, он для всех — убийца Дамблдора, Пожиратель Смерти, сподвижник Того-Кого-Нельзя-Называть. Мы никому сейчас ничего не объясним. Там тоже люди работают...

— Люди?

Мадам Помфри кивнула.

— Пусть уж лучше здесь, в родных стенах... — и пошла дальше.

Берта взяла Снейпа за руку.

Моментом смыло всех стонущих и раненых. Их там много. Им там помогут.

Здесь могла помочь только она.

Берта уже делала это раньше, сможет и теперь. Этот человек должен жить.

Она закрыла глаза, вся настроилась, как струна, как музыкальный инструмент, как антенна, только на одну волну — чужой силы, чужой магии. Хотя её и волной-то не назовёшь, так, слабый поток, которому скоро иссякнуть.

Берта повела ладонью вдоль его тела, близко, не касаясь. Знакомое ощущение, будто трогаешь лезвие меча. Больно.

Ещё несколько таких движений, и Берта поняла, что у б и в а е т е г о в о в с е н е р а н а.

...Это было похоже на холодный ожог. Сквозь сухие сомкнутые веки ей представилась чёрная воронка, небольшая, с ладонь, но отчего-то маленькой по сравнению с ней Берта почувствовала себя. Ей показалось, что не руку она держит на уровне сердца Снейпа, а сама стоит на краю страшной пропасти — из тех, что со временем начинают всматриваться в тебя.

Берта осторожно коснулась края воронки. И тут же её затянул внутрь страшный чёрный вихрь. Она подумала, что это смерть, но потом стало светло, и в голову ей хлынул целый поток мыслей и воспоминаний. Берта уже переживала такое при Легилименции, но тогда воспоминания были её собственные. А теперь безразборчивая карусель образов, лиц, голосов кружила и кружила её, и не было ей конца. Она захлёбывалась в этом потоке, теряя и забывая себя. Ещё секунда, и угасающее сознание Снейпа утащило бы её туда, откуда не возвращаются. Даже сейчас он был во много раз сильнее неё. Среди всех образов Берта чётко увидела и запомнила только один: пара огромных чёрных глаз на незнакомом женском лице. Лица она никогда не видела, но глаза — глаза видела точно. И совсем недавно.

А главное — это воспоминание было её собственным.

Берта не знала ментальной магии и сейчас могла только физически до скрипа сжать зубы (впрочем, даже не почувствовав этого), с рыком-стоном оторваться от чужой души, вынырнуть из чужого ада. Вынеся с собой только одно ощущение, одно чужое чувство: он не хотел жить.

«А мы ведь уже это проходили, профессор», — тяжело дыша и с удовольствием пробуя языком зубное крошево, подумала Берта. — “Сбежать надумал? Не-е-ет, будешь ты жить, тварь! Ради себя не станешь, а ради неё... Что там тебе нужно, а, гадина?» — это она уже сказала воронке. — «Силы? А вот она — сила!»

Она поднесла к груди Снейпа обе ладони, ещё раз почувствовала, как настойчиво тянет в себя проклятье всё, до чего может дотянуться, а главное — силу, физическую, магическую, душевную, даже то, самое последнее, что остаётся, когда всё отнято, — волю к жизни. Этого хочешь? Ну, что, сейчас получишь!

Сила хлынула неконтролируемым мощным потоком, яростным водопадом, способным сокрушить камень. Берта год прожила в лесу среди оборотней, почти не колдовала, и силы у неё накопилось с избытком. Воронка хищно шевельнулась, шире раскрывая свой зев. Но вскоре её повело, замутило, вывернуло нахлынувшей энергией — и последнее, что видела Берта своим человеческим зрением, были чёрные лохмотья, на которые разорвало эту злосчастную воронку.

А дальше... дальше пыльной декорацией рухнули стены больничного крыла, будто смазало и стёрло все звуки и краски. Неведомой силой Берту подняло с пола и поставило на ноги, под ногами оказались высокие крутые ступеньки, а выше, перед глазами, — лестница без перил вроде той, что вела на Астрономическую башню. А может быть, та самая это лестница и была...

И Берта побежала по этой лестнице вверх, пролёт за пролётом, сначала тяжело, еле переводя дыхание, потом всё легче и легче, её словно подбрасывало вверх, и она стала пропускать ступени, а потом сообразила, что это оттого, что тело её стало маленьким и лёгким, а рукава мантии — будто шире и просторнее. И она взмахивала руками и смеялась — громко, звонко, захлёбываясь, до потери голоса, до хрипа, напоминающего карканье. А потом взмыла в серое бесцветное небо серой взъерошенной вороной и полетела над древним замком Хогвартс, над Запретным лесом, над живыми и мёртвыми, над прошлым и будущим. И не было больше человеческих мыслей в её голове.

Вот теперь всё действительно было кончено.