Чужая. Часть 3. Девочка с попугаем, Голубой велосипед, или Как спасти мир (джен)

— Это точно здесь? — глаза всё ещё раздражал дневной свет, как это всегда бывало после полнолуния, хотя день был туманный и пасмурный. Наверное, из-за тумана перед глазами всё плыло, а тело одолевала мутная слабость.

— Сам не видишь? На воротах — герб Лестрейнджей, — хмуро отозвалась Тонкс. Если бы Люпин смотрел сейчас на неё, то увидел бы, каким тревожным взглядом девушка оглядывает его самого. Но он смотрел только на большой заброшенный дом, окружённый высоким забором.

— Прости. Не силён в геральдике, — развёл руками Ремус.

— Мне можешь поверить, — Тонкс остановилась, Ремус нетерпеливо оглянулся и раздражённо вздохнул.

— Может, хватит?

Волосы её вдруг отросли до плеч и потемнели, глаза стали больше, скулы выше, чувственно-алым налились губы. Секунду спустя, вздёрнув подбородок, на него надменно глянула молодая Беллатриса Лестрейндж.

Блэк.

— Прекрати, — Люпин устало отвёл глаза.

Обратная перемена произошла так же быстро: волосы стали короче и приобрели мышино-русый цвет, глаза из тёмно-карих превратились в невыразительно-серые, нос стал длиннее, губы — тоньше.

Некрасивая. Зато настоящая.

Люпин отвернулся, ссутулился и мерно зашагал к дому.

Тонкс догнала его и встала на пути, глядя ему в лицо снизу вверх.

— Рем, я не понимаю, что ты хочешь там найти? Их уже похоронили.

— Уж слишком вы торопились...

— То есть? — она свела у переносицы тонкие светлые брови.

— Хотел бы я знать, точно ли они были мертвы?

— Мертвее некуда... — Тонкс отвела глаза. — Уже и разлагаться начали. Их и опознать было почти невозможно.

— Вот именно.

— Что — «вот именно»?! — взвилась Тонкс. — Кто это ещё, по-твоему, мог быть? Молодая женщина, худощавая, длинные тёмные волосы. Ребёнок, девочка, возраст — меньше года. Учитывая круг общения твоей супруги... Снейп тоже здесь был!

— Ты его видела, что ли?

— Мантию его здесь нашли... Провели экспертизу.

— Мантию опознали, а трупы — нет?

Тонкс помолчала, будто собираясь с духом.

— Рем, ты уверен, что хочешь это слышать? Я не хотела, чтобы ты знал...

— Да уж хватит водить меня за нос. Говори.

— В общем... там и опознавать было уже нечего. Они пробыли здесь не одну неделю. Девочка... её они просто утопили, она пролежала всё это время в бочке с водой. А Берта... — если бы Люпин видел своё лицо, он бы поразился — так страшен был он в эту минуту. Тонкс видела — и отвернулась, — ей жутко изуродовали лицо, там живого места не было, мы только по волосам...

— Так как вы можете быть уверены, что это они?

— Потому что это не может быть никто другой, — глухо проговорила Тонкс. — Смирись, Рем. Никто не будет их эксгумировать, даже ради тебя. В конце концов, я представитель Аврората! Флетчер, когда ты её видел?

Наземникус Флетчер плёлся позади Люпина и Тонкс, зябко поёживаясь и боязливо оглядываясь, наверное, уже сто раз пожалев, что пошёл с ними в это мрачное неприветливое место.

— Что? Когда? — встрепенулся он и прибавил шагу. — Да это... я не видел. Говорили мне, будто видели. Летом... это, да.

— Сейчас октябрь, — примиряюще кивнула Тонкс. — Всё сходится. Летом Снейп привел её к Пожирателям. Возможно, она их заинтересовала. Может, знала что-то об Ордене... может, сама предложила свои услуги.

Люпин поморщился.

— Да какого чёрта ей это было нужно?

— Ну, уж этого тебе никто не скажет. Берта мертва, до Снейпа нам не добраться.

Люпин нервно дёрнулся, отодвинул Тонкс с дороги и пошёл дальше.

— Рем, ну нет там ничего интересного. Там даже защиты никакой нет, вряд ли Пожиратели планировали туда возвращаться... — Тонкс почти бежала за ним.

Да, тут она оказалась права: ни одного защитного заклинания, даже ворота не заперты. Подъездная дорога засыпана сухими листьями. И никаких следов.

Люпин и сам не знал, зачем пришёл сюда, что рассчитывал здесь найти, в чём убедиться. И нужно ли было в чём-то убеждаться. Всё же и так было кристально ясно. Для всех, кроме него.

Прошло немало времени с тех пор, как Ремус рассказал в Ордене про Элку Меченую и её стаю, как после долгих споров и раздоров всё-таки решено было поверить подозрительным оборотням — Пожиратели стремительно набирали силу, Ордену не было лишним любое подкрепление. Конечно, весомым аргументом стали доспехи Гриндевальда. Правда, про них Ремус рассказал только Грюму и Макгонагалл. И Гарри был допущен к этим доспехам только с их одобрения. Кстати, это Грюм запретил Поттеру самому идти в Тёмную Топь, а велел вызвать Элку куда-нибудь в тихое нейтральное место. Сам Рем как-то об этом не подумал. С сожалением он понимал, что голова у него забита совершенно не тем, чем нужно. Грюм это тоже понял: «Соберись уже, парень! А то боец из тебя аховый». Ремусу было бы наплевать, но в будущем от его оплошности могли пострадать люди...

Тем не менее, Берту он продолжал искать. Снова, как и тогда, он прочёсывал Лондон, улицы, переулки, тупики. Почему-то ему казалось, что искать надо именно в Лондоне. Правду сказать, он и сам не знал, чего хочет от этой встречи. Ясное дело, если уж Берта ушла, значит, быть с ним она не хочет, и вернуться он её никак не заставит. В чём-то этот человекообразный философ Бурый был прав.

И всё-таки на что-то Рем надеялся. Ровно до того момента, когда внезапно свалившийся непонятно откуда Наземникус Флетчер не отозвал его в сторону и, воровато отводя глаза и по обыкновению запинаясь на каждом слове, проговорил:

— Это... видели её. В «Дырявом Котле». Со Снейпом.

Да, это был удар. Наверное, больше никто на свете не мог так сильно ударить Люпина, причинить ему такую боль, как Берта. В тот вечер он впервые за много лет вдрызг напился. Очнулся головой на коленях у Макгонагалл. Было стыдно.

Потом потекли дни, обычные за последнее время полувоенные будни. Он чувствовал, что постепенно каменеет душой, но даже радовался этому. Он думал, что ему никогда не будет больнее, что самое страшное он уже пережил и теперь рассудок его останется холоден, что бы ни случилось.

Он ошибся.

В октябре Тонкс рассказала, что при обыске заброшенного после ареста хозяев поместья Лестрейнджей были обнаружены недавние следы пребывания людей и два трупа...

Сам Люпин в обыске не участвовал. Зато потом известие обрушилось на него всей своей жуткой тяжестью и придавило к земле, словно каменная плита. Потому что теперь уже не договорить, не доспорить, никому ничего не объяснить и ничего не исправить. Никогда.

Вот это и есть самое страшное.

Из морока чёрного отчаяния его вытаскивала Тонкс, непривычно тихая и сочувствующая. Она всегда как-то ненавязчиво была рядом, слушала, молчала. Из этих тёмных, неотличимых друг от друга дней он запомнил разноцветные шнурки на кедах Нимфадоры (она разрешила называть себя так), едко-розовые бретельки лифчика... Когда на душе совсем уж беспросветно, глаз цепляется за ненужные детали... Смешно.

Наконец, пришло полнолуние и избавило Ремуса от необходимости думать, снова и снова прокручивать в голове одну и ту же мысль, у которой нет и не может быть никакого исхода, никакого разрешения, а также от необходимости отвечать на неудобный вопрос: а какое, собственно, теперь занимает место Тонкс в его жизни?

Может быть, именно второй пункт его невесёлых размышлений и побудил Ремуса после полнолуния отправиться в поместье Лестрейнджей. Тонкс, естественно, пошла с ним. Она вообще постоянно была рядом, как будто работа в Аврорате и задания Ордена перестали для неё существовать.

Как ни странно, сюда за ними увязался и Флетчер. Но его-то мотив был, при всей мерзости, абсолютно прозрачен: мелкий жулик рассчитывал поживиться какими-нибудь безделушками в заброшенном некогда богатом доме. С его стороны это было не так уж глупо: Лестрейнджи славились по всей Британии как тёмные маги, вряд ли до Наземникуса кто-то из мародёров решился побывать в их особняке.

Дверь в логово чёрных магов также оказалась открытой. Войдя, Люпин понял, что поиски будут трудными — там было очень темно, очень пусто. Пусто не только в смысле отсутствия живых существ, но и в смысле наличия следов, которые любое живое существо неизбежно оставляет после себя. Ремус знал, что дом уже обыскивали авроры, и, будь здесь ещё что-то значимое, кроме двух трупов, они бы это нашли. С одной оговоркой: дом обыскивали люди, а Рем был оборотнем. И он станет волком, если это нужно, чтобы докопаться до правды. Предметы и звуки могут обмануть, запахи и чутьё не лгут никогда. «Чутьё» — не значит «обоняние», «чутьё» — это то самое чувство, которое позволило Люпину точно знать, что жуткое двойное убийство произошло именно в этой, большой, мрачной и пугающе пустой комнате. Хотя в ней и не осталось ничего, что зримо напоминало бы об этом.

Впрочем, так можно было сказать и про все прочие комнаты, тут «представитель Аврората» оказалась права. Они с Тонкс обошли все три этажа, заглянули в каждую дверь, обшарили каждый угол, лазили на чердак, спустились и в подвал. Везде было пыльно, безлюдно и ничего подозрительного. Просто заброшенное здание. И только когда уже спускались вниз, откуда-то, будто из гулкого подземелья, раздался хриплый голос Флетчера, который по дороге отстал:

— Эй, Люпин! Поди-ка сюда!

— Что там? — Рем насторожился сразу же, нервы и так были напряжены до предела.

— Да сам не знаю. Кладовка, похоже. Только магия тут непростая.

Тонкс нахмурилась.

— Не могли мы пропустить...

А Люпин, уже перепрыгивая через ступеньку и приближаясь к маленькой неприметной двери в подвальном этаже, понял, что пропустили. Потому что «непростая» для Наземникуса Флетчера магия включала в себя вязь заклинаний, которую сам Люпин накладывал на все помещения, в которых ему доводилось ночевать в полнолуние. Совпадением это быть просто не могло.

Чтобы снять эти заклинания, ему не понадобилось много времени. Чтобы плечом высадить дверь, магии не понадобилось вовсе.

Это была не кладовка и не подвал. Непонятно, что можно было держать в таком крохотном помещении. Разве что — пленника. Настоящий каменный мешок — чтобы войти, Люпину пришлось согнуться в три погибели, а когда вошёл, чуть не наступила четвёртая — от удушья. Воздух туда не проникал совсем, а теснота была такая, что руки вытянуть в стороны на всю длину и то нельзя.

Непонятно, как она могла здесь находиться?..

Ведь Берта была здесь, это он понял, ещё даже не воспользовавшись Люмосом. Тут не нужно было обладать нюхом оборотня, чтобы учуять избитого искалеченного человека, доведённого долгим заточением до состояния зверя.

Она лежала на каменном полу, лбом прижавшись к стене, невообразимо скорчившись, потому что вытянуться во весь рост там было невозможно. Ремус наскоро провёл над ней первую диагностику (этому их научили ещё в первом составе Ордена), чтобы понять, целы ли кости и внутренние органы, можно ли её трогать. Удивительно, но Берта оказалась цела. Тогда Рем осторожно взял её на руки, внутренне содрогнувшись... нет, не от грязи и вони, а от того, какой страшно лёгкой, почти бестелесной, она теперь стала. Казалось, что он держит в руках ворох грязного окровавленного тряпья.

Когда Ремус вынес её в коридор, воздух подземелья показался ему живительным. По крайней мере, кислород в нём присутствовал. Как мало, оказывается, нужно для существования — просто дышать...

Как можно скорее Люпин пошёл к выходу. Больше здесь делать было нечего.

Он донёс Берту до ближайшего дерева, опустил на ворох сухих листьев, накрыл своей мантией. Серенький дневной свет безжалостно показал ему всё.

Худа она была страшно, невозможно поверить, что живой человек может так выглядеть. Лицо её будто утратило все приметы пола и возраста, и, если бы Люпин не знал Берту так хорошо, если бы он не был зверем, обладающим чутьём, он никогда не узнал бы её. Волосы стали короткими, но не остриженными, а будто оборванными, и торчали неровными прядями. Кожа была ровного серого цвета — и веки, и щёки, и губы. Черты лица выражали только одно — нечеловеческую муку. К запаху крови, пота и грязи примешивался ещё и непонятный запах едкого дыма, и теперь Люпин понял, откуда это: ворот платья был чёрен от сажи, на самом платье — обильные следы пепла, а на шее у Берты уже гноился огромный ожог. Люпин отвернулся. Его трясло.

Незаметно сзади подошёл Флетчер.

— Ну... это... будет тебе, Люпин. Не убивайся так. Как это маглы говорят: Бог дал — Бог взял. Она ж так и так не жилица была.

Люпин отчего-то долго не мог понять, о чём это Флетчер говорит. И сам ничего не мог ему ответить. Забыл, как звучит человеческая речь, что означают эти странные звуки и есть ли у них вообще какое-то значение — теперь. Из горла рвался волчий вой и звериное рычание.

— Ну, всё, всё... Не вернёшь её уже.

— Она жива, — поразительно, но факт: без пищи, воды, почти без воздуха, но Берта продолжала жить, тут он ошибиться не мог. Правда, ниточка, связывающая её с жизнью, была очень тонка и грозила вот-вот оборваться.

Рядом прошуршала по листве ещё одна пара ног. Это Тонкс догнала их. Бегло оглядев представшую перед ней картину, девушка присела возле Берты на корточки. Прижала кончики пальцев к необожжённому участку шеи (Люпину бросился в глаза кричащий ярко-розовый маникюр).

— Пульс есть, — констатировала Тонкс. — Чего встали, остолопы?! В Мунго её! Быстро!