Зависть богов (джен)

Корделия смотрела вслед исчезающему флайеру.

— Вот и все, — сказала она. — Мартин, собирайся.

Она обернулась. Мартин пошатнулся, будто у него закружилась голова, и упал на колени.

— Мартин, что с тобой?

— Ничего, — ответил киборг, глядя виноватыми глазами. — Отключил имплантаты.

Корделия села с ним рядом и подставила плечо, чтобы он мог опереться и уткнуться лбом. Ей хватило данного объяснения. Мартин перешел из ипостаси киборга в ипостась человека. А человек, как известно, слаб. Все предшествующие часы, с того момента, как раздался звонок таможенного офицера, когда они с кровью из перевязанной вены расставляли базисные приоритеты, затем, после признания Корделии, вычерчивали схему боевых действий и, наконец, в этих действиях участвовали, Мартин находился в режиме, близком к боевому. Сознавая неустойчивость и уязвимость своей человеческой составляющей, он предпочел довериться кибернетическому двойнику, предоставив процессору расширенные полномочия по контролю за эндокринной системой и биохимией крови.

Этот жесткий контроль, призванный обезопасить их первое сражение от таящихся в памяти событий, подавлял дремлющий в глубинах подсознания, в этом органическом процессоре, вирус страха и подчинения, вирус собственной ущербности и поклонения создателям. Мартин боялся, что этот нецифровой, неуловимый для хакера вирус распустит свои эмоциональные коды и бросит его, киборга и неполноценного человека, на колени перед хозяевами.

В цифровой памяти их имен давно не было. Над этим еще на «Подруге смерти» хорошо потрудилась девушка-навигатор, очищая нано-кластеры от лиц с правом управления, установок, директив, подпрограмм, приказов, ограничений, но их след остался в человеческой составляющей, в рисунке шрамов и ссадин, в изнанке чувств и желаний. И зыбкое то воздействие, которое эти скрытые раны, обходя фильтр разума и расчеты процессора, оказывали на решения и поступки, соперничало по своей эффективности с директивой, вбитой в командную строку напрямую. Мартин предпочел обезопасить себя от этого воздействия, изолировав человеческое от машинного и обозначив это человеческое как ресурс.

За четкость действий, стабильность и быстроту он дорого заплатил. Такой жесткий контроль пожирал энергетические запасы с удвоенным аппетитом. Вероятно, система не раз запрашивала о допустимом уровне углеводов, предупреждая об отключении, но Мартин снова и снова выбирал максимум эффективности. Когда же он в конце концов позволил себе расслабиться и дать отбой взведенной до критических величин системе, переходя в ипостась человека, его накрыло таким постадреналиновым похмельем, что он не устоял на ногах. Кровь стала пустой и жидкой, как вода.

— Прав был Бозгурд, — прошептал Мартин.

— В чем?

— Я ни на что не годен. Выработал свой ресурс. Устаревший хлам.

— Нашел кого слушать, этого… зассанца.

— Там… свидетели были. Он мне за это… 23 раза приказал сдохнуть. Потом долго бил. Сломал 37 костей. Убил бы в конце концов. Но… Пирсон вмешался. Сказал, что я… один такой. Другого подопытного нет.

Корделия вспомнила первую сканограмму, сделанную еще на яхте. Они тогда с Ренди этим старым переломам счет потеряли. Мартин будто услышал ее мысли.

— Система регенерации работала с перегрузкой. Она у меня не такая, как у армейских DEX'ов. У них более эффективная. А меня к войне не готовили. Гибульский замедлил ее намеренно, чтобы я больше на человека походил. Медленнее выздоравливал. По-человечески истекал кровью. Я до ста процентов за четыре года так ни разу и не восстановился. Сейчас… сейчас я встану, — добавил он поспешно.

— Ничего, отдышись. Мы успеем. Нет, имплантаты не подключай. Я запрещаю. Дай мышцам передохнуть. Они же у тебя человеческие.

Мартин помолчал, выравнивая дыхание и, видимо, стабилизируя систему, потом заговорил снова.

— Ты бы могла купить себе нового. Без шрамов. Без внутренних повреждений. Со стопроцентной работоспособностью.

Корделия грустно улыбнулась.

— Ну уж нет. Дамы предпочитают джентльменов с опытом. Да и где я еще такое чудо найду? Ты один такой. Уникальный.

— Другие тоже есть. Я их видел.

— Это ты про сорванных?

— Про тех, у кого срыв происходил постепенно. Они никого не убили, да и не собирались… убивать. Они пытались выжить, но их выследили. Самый высокий процент срывов пришелся на 43-ю партию. В «DEX-company» ее называли проклятой. Говорили даже, что вся партия бракованная. Большинство ликвидировали. Но не всех. Кто-то из этой партии уцелел. Они все были… рыжие. Как наша «Жанет». Только у «Жанет» глаза зеленые, а у них — голубые.

Корделии неожиданно понравилось это «наша».

— Ты с кем-то из них встречался?

— Да, одного привезли почти невредимым. Армейского DEX'а. Его держали в соседнем боксе. Мы с ним разговаривали.

— Что с ним стало?

— Умер. То есть, отключился. Через шестнадцать часов. Я ему тогда даже… завидовал. Всего шестнадцать часов.

Помолчали.

— Тебе сюда поесть принести или до кухни дойдешь?

— Дойду. Мне уже лучше. Система стабилизировалась.

— Я тебе сделаю горячий шоколад. Он калорийный и вкусный.

Наблюдая, как Мартин маленькими глотками пьет из большой чашки ароматную густую жидкость, Корделия вновь ощутила накрывающий ее приступ ярости. Той самой бессильной иррациональной ярости, с которой она уже давно тщетно боролась. Она вспомнила поступивший на терминал отчет Ордынцева. Бывший майор собрал все доступные через секретные службы материалы по Александру Гибульскому. Сведения по научным разработкам ведущего нейроспециалиста были укрыты в недрах «DEX-company», но и общей информации было достаточно. Со школы имел строго определенную цель — стать кибернетиком. В колледже, а затем в университете участвовал во всевозможных научных программах по ИИ, был выдвинут на повышенную стипендию Норберта Винера, самостоятельно разработал ПО для «LV-Electronics», производящей андроидов. Был приглашен на кафедру после защиты кандидатской, но предпочел работу в «DEX-company», по своему профилю. Женат не был, но обзавелся дочерью. Создатель «шестой» модели. Концептуально новый процессор, позволяющий повысить эффективность кибер-машины до максимума. Доктор Франкенштейн!

«Надеюсь, ты попал в ад, Гибульский», подумала Корделия. «И там тебя засунули в тело рыжего киборга из 43-й партии. Затем какой-нибудь адский подручный по имени Бозгурд заставил тебя 123 раза умереть. И ты 123 раза ощутил, как твое сердце останавливается, а ты в сознании, ты жив и фиксируешь эту остановку своим ясным кибернетическим разумом». Корделия закрыла глаза и несколько раз глубоко вдохнула. Спокойствие, только спокойствие! Мартин почувствует себя виноватым, если у нее подскочит давление и участится пульс.

— Хочешь еще? — осведомилась она вполне нейтрально, забирая у него чашку.

Киборг внимательно на нее посмотрел.

«Эх, и все-то ты знаешь!» Корделия сделала невинное лицо.

— Мне нужно немного поспать, — извиняющимся тоном произнес Мартин.

— Во флайере поспишь. Нам лететь больше трех часов до Лютеции. Давай, переодевайся. Ничего не бери. Я тебе на лайнере все куплю.

— Я и не знаю, что брать.

Мартин уже отдал управление процессору, а сам где-то дремал, время от времени реагируя на реплики хозяйки. Не отягощая его выбором, Корделия быстро извлекла из шкафа недавно купленные вещи и, давая максимально ясные указания, заставила переодеться. Затем отвела в ангар и указала на заднее сидение флайера.

— Полезай на свое любимое место.

Мартин безропотно послушался, вернее, послушался киборг. Потому что Мартин-человек уже давно крепко спал. Сама Корделия потратила на сборы не более получаса, переодевшись и покидав в дорожную сумку кое-какие необходимые мелочи. Все самое ценное, позволяющее решать насущные первоочередные задачи у нее хранилось в изящном вместительном портмоне, пристегнутом к поясу. Комм на запястье, удостоверение личности и банковская карта. А что еще надо?

— «Жанет», процедура консервации.

Искин вздохнула.

— Не вздыхай, это ненадолго. Дроны вернешь на исходную позицию. Периметр оставишь в охранном режиме. Пусть датчики фиксируют все крупные движущиеся объекты. Оставшиеся продукты утилизируешь. Все. Пока. Флайер я запрограммирую на возвращение.

Мартин спал. Кибернетический «близнец» был безупречен, но безжалостен. За свое содействие он брал непомерную плату, буквально выгрызая своего человеко-брата изнутри. Корделия подняла флайер очень плавно, без рывков, хотя знала, что киборг может спать даже под ракетную канонаду. Но тот, кто лежал, свернувшись клубком на заднем сидении, по-детски сунув под голову руку, слишком мало походил на неутомимую машину. Это был усталый ребенок, которого некие компрачикосы* от науки заключили в тело-оружие и заставили в этой мышечной колбе быстро и уродливо взрослеть. Набрав скорость и высоту, Корделия бросила взгляд в «зеркало заднего вида».

— Не было у бабы хлопот…

Как она и предполагала, путь до Лютеции занял три с половиной часа. Мартин проснулся, когда на горизонте уже поднялись шпили городской ратуши и старинных земных соборов. Открыл глаза и сразу сел. Взгляд еще какое-то время оставался дремотно-пустым, но зрачки уже любознательно расширились. Процессор собирал информацию. Корделия потянулась к «бардачку», вынула бутылку воды и большую плитку шоколада с орехами. Передала своему «пассажиру». Мартин жадно отпил из бутылки и зашуршал фольгой.

— Вкушно, — сказал он, прожевывая сразу половину.

Спросонья он свалился в свой реальный возраст. Откуда-то из глубин памяти вперед шагнул сонный светловолосый мальчик.

— Мама, я плоснулся!

Очертания встающего из-за горизонта города стали нечеткими. Поплыли. Корделия стиснула штурвал. Нет, нет, пожалуйста, только не сейчас! Не сейчас. Рука Мартина коснулась ее плеча.

— Это из-за меня? — тихо спросил он.

Она потрясла головой.

— Нет. — Ответила резко, чтобы пресечь дальнейшие расспросы. — Вспомнила кое-что. Сейчас пройдет.

Город все яснее выступал из полуденного марева. С высоты птичьего полета Лютеция напоминала огромную морскую звезду, раскинувшую свои лучи-щупальца на многие километры. У вершины каждого луча этого гигантского пентакля возвышался собор, каждый — точная копия одного из знаменитых соборов старой Европы: Шартрского, Кельнского, Миланского, Сантьяго-де-Компостелло и Святого Василия. В самом городе встречались менее величественные копии известных архитектурных памятников. Каждый луч звезды так же олицетворял собой средоточие определенной исторической и национальной направленности. Это разделение стало скорее условным, дизайнерским, чем фактическим. Стили и памятники перемешались. Но несмотря на пренебрежение историческими реалиями Лютеция и в конце 22-го века могла бы служить великолепной иллюстрацией к лекциям по истории.

Корделия взглянула на раскинувшийся внизу город с сожалением. У нее никогда не было времени побродить по этим улицам, полюбоваться Пантеоном, Гранд-Опера или Адмиралтейством. Пусть только копиями, но выполненными с талантливой дотошностью. Мартин тоже завороженно смотрел вниз. Это был первый город, который ему довелось увидеть.

— Красиво, — прошептал он.

— Когда-нибудь мы там поживем, — пообещала Корделия, — будем гулять и глазеть по сторонам.

Она положила флайер на крыло, уходя от города на запад к космопорту.

Вопреки тенденции к самоизоляции главный космопорт Геральдики был размеров внушительных, с провинциальный город где-нибудь на Новом Бобруйске. И посадочное поле вокруг терминала отнюдь не пустовало, оно было сплошь утыкано частными катерами и яхтами. Кое-где попадались и транспортные суда, доставившие на планету товары для торговых сетей. У терминала, схожая размерами и величием со священным Кайласом, блестела обшивкой «Queen Mary». К лайнеру тянулся длинный прозрачный «рукав», сверху казавшийся старомодным шнурком, связывающим один громоздкий ботинок с другим. Но в действительности это была пластиковая галерея в три человеческих роста.

По мере снижения Корделии приходилось учитывать скоростной режим и перестраиваться с одного уровня на другой. Чем ближе к аэропарковке, тем медленней приходилось лететь, учитывая планы таких же флайеро-водителей. Наконец она припарковалась на свободном пятачке рядом с вытянутым разрисованным цветами аэромобилем и тюнингованным кобайком с королевой викингов на борту. Выключила двигатель и едва не застонала от боли в затекшей спине.

— Ну все, выходим. Нам еще регистрироваться и таможню проходить. Мартин, ты слышишь? Мартин!

Он не ответил. Корделия стремительно обернулась. Застывший Мартин смотрел сквозь нее выцветшими потухшими глазами. Киборг. Снова правильный, безмозглый киборг. Корделия едва не стукнулась лбом о штурвал. Люди! Слишком много людей! Все вокруг чужое, большое, шумное. Испугался, спрятался за процессор. Притворился мертвым, как брошенный на мостовую зверек.

— Нет, нет, нет, Мартин, только не сейчас!

Она выскочила из флайера и перебежала к пассажирской дверце. Резко дернула. Тащить через регистрацию и таможню на глазах у всех механическую игрушку ей совсем не хотелось.

— Мартин, пожалуйста, не сейчас. Давай, мальчик, ты справишься. Ну да, люди, их много, но им до тебя нет никакого дела. У них свои заботы. Они заняты друг другом.

Мартин отреагировал. Взглянул на хозяйку с тоской, как бы говоря: «Я стараюсь, я очень стараюсь».

Корделия хорошо понимала, что с ним происходит. Механизм был ей знаком. Она даже когда-то придумала название этому явлению — синдром личинки. Личинку насекомого, бескрылую, беспомощную, неповоротливую, без хитинового панциря, почти без кожи, с выворотом лопаты извлекают на свет. Личинка прежде сидела глубоко в земле, во влажной, прохладной норке, не подозревая о внешнем пугающем мире. Чтобы выйти в этот огромный освещенный мир, полный резких звуков, обжигающих лучей и острых песчинок, этой личинке следовало нарастить кожу или хотя бы веки на огромные фасеточные глаза. Личинке еще только предстояло защитить свое мягкое брюшко и нервные спинные узелки твердым панцирем. Но ей не позволили этого сделать, вытащили под каблуки и лопаты.

Корделия сама была когда-то такой личинкой. Добровольно ушла «под землю», в психологическую гробницу, соорудив ее внутри себя самой, чтобы пребывать в невесомости. Когда ее все-таки извлекли оттуда и заставили жить, она чувствовала себя лишенной кожи, ступившей под солнце с обнаженными нервами. Мир причинял боль одним движением воздуха. Ей тогда пришлось прибегнуть к эмоциональной анестезии, укрыться за искусственной глухотой, ослепнуть. А нервные окончания подморозить и удалить. Только так ей удалось выжить. Иначе она бы сошла с ума под натиском ощущений, запросов и угроз внешнего мира. В чем-то ее давняя попытка сохранить жизнеспособность напоминает это бегство Мартина за процессор. Он тоже еще не отрастил ни крылышек, ни хитинового панциря, не обрел устойчивого, психологического иммунитета. Но у него есть союзник — кибернетический двойник, раковина, которую он, как придонный моллюск, всюду таскает за собой. Средство верное, но лишает подвижности. Корделия вспомнила свой прием с глухотой.

— Давай сделаем так. Ты же можешь настроить свои слуховые фильтры так, чтобы слышать только мой голос?

Он кивнул.

— Сделай.

Глаза Мартина потухли, но сразу ожили.

— Лучше?

Он несколько секунд как будто прислушивался к себе. Потом кивнул.

— Ты сохранял себе голографии? Может быть, у «Жанет» скачал какие-нибудь видеоролики?

Он снова кивнул. Корделии показалось, что в глазах мелькнуло смущение, а на щеках — румянец. И что же он там себе наголографировал? Она это выяснит. Потом…

— Очень хорошо. Ты же можешь их смотреть, пока мы идем по терминалу к лайнеру?

— Могу.

— Вот и смотри. А я буду бегемотика за руку держать.

Перед «бегемотиком» киборг окончательно капитулировал. Пятилетний мальчик смотрел расширенными от любопытства глазами.

— А почему бегемотик?

Видимо, процессор успел произвести сравнительный анализ, поискать логические и ассоциативные связи между моделью киборга DEX-6 и бегемотом, млекопитающим из отряда парнокопытных, ведущим полуподводный образ жизни. Связей не нашел.

Корделия засмеялась.

— Был такой старый-старый земной мультик про бегемота, который боялся прививок. У этого бегемота был друг, не то аист, не то журавль. Так вот, бегемот его постоянно спрашивал: «А ты меня будешь за руку держать?» «Буду, буду», отвечал друг. Я тоже буду тебя за руку держать. У тебя есть пара минут, пока я заправляю флайер и программирую его на возвращение.

У стойки регистрации служащая космопорта, разумеется, узнала Корделию. Взглянула на Мартина, которого знаменитая пассажирка крепко держала за руку, и понимающе улыбнулась. Что тут такого? Элегантная состоятельная дама едет в путешествие с юным любовником. Может себе позволить. Мартин, державшийся вполне естественно и даже слегка развязно, играл свою роль, даже не догадываясь об этом. Он слышал только голос хозяйки и видел что-то очень приятное на внутреннем экране. Таможенный сканер, возможно, определил его как киборга, но Корделию не побеспокоили вопросом. Пассажиры первого класса кого только не провозили в статусе спутников. Киборг — это еще не самое экстравагантное.

Красивая стюардесса, вся в белом, с логотипом компании на лацкане форменного кардигана, проводила Корделию до каюты и тоже понимающе улыбнулась.

— Ужин в восемь по корабельному времени или, если желаете, вам сервируют стол в каюте.

— Возможно. Но мы еще не решили, — ответила Корделия.

Втолкнула Мартина в каюту и захлопнула дверь перед носом вежливой сопровождающей.

— Все, отключай звукоизоляцию.

Мартин вздрогнул, будто разбуженный, и огляделся. Каюта состояла из двух просторных помещений. Первое — подобие гостиной, с мягкими пуфами, диванами, напольными светильниками и головизором, и второе — спальня с низкой широкой кроватью, принимающей форму тела. Интерьер комнаты пассажир выбирал по собственному вкусу. Стены, ковры, портьеры, абажуры меняли цвет и даже фактуру согласно указанной в меню гамме. Наличествовал даже иллюминатор, огромный, во всю стену, но явно фальшивый, лишь создающий качественную иллюзию звездного неба. На самом деле космос за бортом был черный и скучный.

Пока Мартин стоял у фальшивого иллюминатора, Корделия извлекла из дорожной сумки планшет и набросала сообщение Ордынцеву.

— Скажи мне, пожалуйста, еще раз номер той партии, — попросила она, — и год выпуска.

— Сорок третья, год 2181-й, — ответил Мартин. — Они старше меня на три года. Срывы начались в то время, когда Гибульский прятал меня на станции. Он, вероятно, теоретически допускал полноценный симбиоз мозга и процессора, но при условии, что мозг органической заготовки не будет подавляться. Срывов «шестерок» он не предвидел, так как их мозг обрабатывался по стандартному, уже опробованному методу. Вырастив меня, он подтвердил свою теорию синтеза. Но и подавленный мозг оказался способен к развитию. Тот рыжий киборг… — Мартин повел плечом, — почти ничем от меня не отличался. Только эмоционально был несколько заторможен. Им приходилось скрываться, держать эмоции под контролем. Мне же, напротив, пришлось этому учиться. Я бы среди людей не выжил. А вот у них был опыт. Их личность формировалась в кризисных условиях, в ситуациях экстремальных. Возможно, кто-то скрывается до сих пор под личиной правильного киборга, кто-то выдает себя за человека, например, среди ксеносов, а кто-то предпочел малонаселенные или даже вовсе необитаемые планеты. Боевые киборги могут за себя постоять.

— А такую вероятность, как обрести дом и семью, ты исключаешь?

Мартин бросил в сторону Корделии настороженный взгляд. Она улыбнулась.

— Думаешь, желающих кроме меня не найдется?

Он продолжал на нее смотреть. Она тоже не отводила взгляда. Хотя играть с киборгом в «гляделки» дело неблагодарное.

— Поищем? — спросила Корделия. — Я уже написала Ордынцеву, чтобы он собрал сведения по сорок третьей партии. В армейских базах данных информация должна сохраниться.

Корделия отправила еще одно сообщение капитану МакМанусу. Мартин продолжал изучать звездное небо в иллюминаторе. Иллюзия была очень правдоподобной, завораживающей и влекущей.

— Купить тебе телескоп?

Мартин обернулся.

— А можно?

Откуда-то снова шагнул заспанный мальчик в пижамке.

— Конечно. Как вернемся, так и куплю. На крыше поставим.

Пару часов спустя Мартин объявил, что готов продолжать социализацию и звуковые фильтры ему больше не понадобятся.

— Храбрый бегемотик согласен на очередную «прививку»! — засмеялась Корделия.

Она чувствовала себя измотанной после всех событий этого дня и предпочла бы остаться на диване в тихой, мягко освещенной каюте, но порыв Мартина, эта его победа над призраками прошлого была слишком ценной, чтобы ради нее не пойти на некоторые жертвы. Поваляться на диване она успеет. И как показало очень скоро наступившее будущее, жертва была не напрасной.

Они спустились на вторую палубу, где публика была попроще и где вероятность встретить знакомых с Геральдики или Новой Москвы скатывалась до безобидных процентов, вошли в один из многочисленных баров, чтобы выпить по коктейлю и понаблюдать за людьми в их естественной среде обитания. Корделия заказала для Мартина увесистый ломоть яблочного штруделя, залитого взбитыми сливками, а себе — бокал мартини. Столик выбрали в полутемном углу.

— Ну вот, смотри, — сказала Корделия, — это и есть люди.

Центром одной из самых многочисленных и шумных компаний у барной стойки были два молодых человека в форменных комбезах с золотым логотипом «Queen Mary». По-видимому, кто-то из экипажа, сменившиеся с дежурства. Один, темноволосый, скуластый, лет двадцати пяти, второй — белобрысый, со вздернутым носом, по-мальчишески лопоухий, но крайне самоуверенный, невзирая на очевидную молодость. Этого белобрысого обступили веселые раскрасневшиеся девицы, в предвкушении отпуска на Шии-Раа одетые весьма ярко и необременительно.

— Алексей, а это правда, что вы сражались с пиратами? — придвинулась одна из зрительниц. — Расскажите!

— Да! Да! Расскажите!

Тот, чрезвычайно польщенный, ответил с деланой небрежностью бывалого космолетчика:

— Да что там рассказывать? Рассказывал уже. Так, небольшое приключение.

— Вам было страшно? — спросила другая девица.

— Истинная смелость предполагает преодоление страха, а не его отсутствие, — пафосно изрек белобрысый. — Конечно, как существу, одаренному разумом, мне было страшно. Я же не киборг какой-нибудь, у которого одни программы и который не осознает опасности и потому кажется бесстрашным. Я — человек.

«А человек — это звучит гордо», мысленно прокомментировала Корделия, забавляясь этой бравадой.

— Человек прежде всего трезво оценивает риск, просчитывает варианты, порой самые невероятные и рискованные, а не выбирает усредненный вариант, приемлемый для искина. Я взвесил и оценил все возможные последствия. Я знал, что меня ждет! Знал… Догадался, что этот… как его… Павел, он так представился, связан с пиратами. С работорговцами! Простейшая схема, рассчитанная на новичков. Он сказал, что занимается мелкой торговлей. Но в секторе, где мы оказались, нет обитаемых планет. Ни одной станции гашения! И тогда я принял решение. Я полечу с ним и найду пиратскую базу. Конечно, я рисковал! Конечно, я мог погибнуть! Но кто, если не я?

— Но там же был экипаж! Тот, с которым вы летели. Как они отреагировали на появлением этого… Павла? — задал вопрос кто-то из слушателей мужского пола.

Белобрысый презрительно шмыгнул своим вздернутым носом.

— Они ничего не поняли. Не догадались! Даже их хваленый киборг с его детектором.

— У них был киборг?

— Ну да, — с какой-то кислинкой в голосе ответил рассказчик, — рыжая «шестерка». Мне с моей первой стажировкой тогда крупно не повезло. Попал к этим неудачникам. Какой-то бывший армейский транспортник, старый, облезлый. Капитан… тоже бывший… космодесантник. Пилот — чокнутый, врач — алкоголик, кошка — бешеная, и еще этот… киборг. Носились с ним как с человеком! Он у них вроде как за навигатора был.

— Киборг за навигатора? Разве такое бывает?

— Если нет денег нанять человека, то и киберкукла сойдет, — добавил кто-то.

— Вот-вот, — подтвердил белобрысый, — я полетел, потому что стажировка важнее странностей экипажа. Вот и пришлось с платиновым дипломом на корыте летать.

— Что там с пиратами? — напомнила первая девица.

— Так вот, этот Пашка оказался их лазутчиком. Он-то думал, что меня обманул, на свой катер заманил и снотворное подсыпал, но я знал на что иду. И про плантации на Медузе знал, и про работорговцев…

Мартин тронул Корделию за запястье и прошептал:

— Он врет.

— Я на одной из станций гашения послание для полиции оставил. Правда, поработать пришлось. На плантации. — Белобрысый принял позу попавшего на допрос партизана. Трагически понизил голос. — Холод, голод, сырой барак, цементный пол, надсмотрщики с бластерами.

Слушатели женского пола дружно ахнули. Парни сочувственно и многозначительно молчали. Мартин снова коснулся руки Корделии.

— Очень старательно делает вид, что не врет.

— Но мы выдержали, не сдались. Именно в таких непростых ситуациях и проявляются лучшие человеческие качества. Товарищество, взаимовыручка, находчивость. Мое послание дошло вовремя и нас спасли. Целый десантный крейсер прислали. Пираты были разгромлены. А их главный попал в плен.

— Это вы его захватили? — спросила прильнувшая к рассказчику девица в парео.

Белобрысый явно стушевался.

— Не совсем я… Я только помогал. Там опять этот рыжий был. «Шестерка». И пилот. Чокнутый.

— Они тоже попали в плен?

— Сдались, вероятно, — пожал плечами белобрысый.

— Врет, — сказал Мартин.

Корделия кивнула. Отодвинула бокал и встала.

— Подожди меня, — шепнула она Мартину и направилась к шумной компании.

На нее сразу обратили внимание. Узнать не узнали, но нечто беспокояще знакомое уловили. Корделия мысленно поморщилась. Медийность в действии! Но вида не подала. Обратилась сразу ко всем.

— Извините меня, пожалуйста, что я, не будучи знакома, позволяю себе… но предмет вашей беседы настолько интересен, что я…

Пауза. Наконец один из молодых слушателей шагнул ей навстречу и отвесил поклон.

— А черный кот у вас есть?

Корделия засмеялась.

— Приятно встретить коллегу-читателя. Кот есть. Искин на моей яхте. Но здесь я одна, без свиты. И надолго вас не задержу.

— Чего же вы хотели? — с затаенной неприязнью спросила одна из девиц. Другая, которая предположительно все же узнала Корделию, толкнула первую локтем.

— Я всего лишь хотела задать пару вопросов этому джентльмену. — Она указала на белобрысого.

У того в глазах мелькнуло беспокойство. Тем не менее обращение «джентльмен» и внушительное количество зрителей подвигло его на соблюдение приличий.

— Алексей Васильев, четвертый навигатор «Queen Mary». Чем могу помочь?

— Как назывался транспортник, на котором вы стажировались? Тот, где киборг за навигатора?

В лице белобрысого, назвавшегося Алексеем, что-то неуловимо изменилось. Он смотрел не на Корделию, а мимо нее. Мартин, пренебрегший хозяйским приказом или скорее терзаемый любопытством, стоял за ее плечом, играя в телохранителя. И лицо соответствующее сделал.

— Так как транспортник назывался?

— «Космический мозгоед», — выдавил белобрысый, все еще завороженно глядя на Мартина.

Впрочем, на него все смотрели завороженно, а девицы еще и с восхищением. Мартин, уже откровенно наслаждаясь безнаказанностью, потянулся к стоявшей на барной стойке вазочке с орешками. Белобрысый шарахнулся.

— Это… это мое место! — почти взвизгнул он. — Скажи спасибо, что тебя вообще сюда пустили.

— Спасибо, — покладисто ответил Мартин, взял несколько соленых ядрышек и отступил.

Корделия погрозила ему пальцем, потом с затаенной гордостью объяснила:

— Прошу прощения за этого невежу. Это Мартин, мой киборг. Он у меня... немного избалованный.