Сделка со смертью (гет)

Беллами прислонился к косяку, гипнотизируя взглядом позолоченную табличку на дубовой двери.

«Кейдж Уоллес, заведующий».

За всю ночь он и глаза не сомкнул, сидя на посту охраны в ожидании рассвета. Сердце билось так безумно, будто Беллами выпил с десяток чашек эспрессо или пробежал на одном дыхании марафонскую дистанцию, а пальцы непроизвольно выстукивали нервный ритм по столу. Время ползло мучительно медленно, казалось, он уже двести раз прокрутил в голове отвратительную сцену с Эмерсоном. Больше всего Беллами настораживало то, что капитан ничего не спросил, а просто пригласил к заведующему, будто на собеседование. Причём так, будто Блейк его уже прошёл. Эмерсону было не интересно, зачем и для кого Беллами это делал, как использовал краденое и как давно это продолжалось. Оттого Блейк так извёлся, что было захотел сам принять несколько ворованных пилюль — у него в заначке ещё осталась пара коробок успокоительного на чёрный день. Но он был на посту, покинуть который рисковать не хотел. Знал, что не так везуч, чтобы второй раз искушать судьбу.

Вопреки опасениям Беллами утро-таки наступило. Когда Эмерсон пришёл в комнату охраны, ему даже говорить ничего не пришлось — Блейк сам встал и послушно пошёл за ним, чувствуя себя скотом, идущим на убой. Капитан приказал ждать у двери, а сам исчез внутри кабинета. Судя по всему, у заведующего важная встреча, которой лучше не мешать. Болтаясь в невесомости от ожидания, Беллами не нашёл ничего лучше, как подпирать собой дверной косяк.

Вынужденное одиночество Блейка нарушила тихо подошедшая статная светловолосая девушка, будто становясь за ним в очередь. Она была в медицинском халате — скорее всего, врач, подумал Беллами и безразлично отвернулся обратно. Но упавшие на кафельный пол очки вдруг вдохновили его на джентльменство, и он быстро наклонился, чтоб их поднять.

— Вы, кажется, уронили, доктор… — Беллами искал глазами бейджик, но не нашёл.

— Спасибо. Доктор Алексия Максвелл, но предпочитаю просто Лекса, — девушка благодарно улыбнулась. — А вы?

Беллами только сейчас внимательно её осмотрел: русые волосы, убранные в незамысловатую причёску, спадали до лопаток, выразительные скулы, большие зелёно-карие глаза. Выглядела она не по годам молодо: не видь он её халата, ни за что бы не поверил, что она — доктор. И имя такое необычное…

— Беллами Блейк из охраны, — представился он.

— Вижу, к заведующему сегодня очередь, — вновь улыбнулась Лекса. — Вы по какому вопросу?

— Не переживайте, много времени я не займу, — уклончиво ответил Беллами. Он надеялся, что разговор и вправду будет коротким.

— Вот бы и мой вопрос решился так же быстро и в лучшую сторону.

Беллами сомневался, что его вопрос мог хоть как-то решиться «в лучшую сторону», но своей проблемой она его уже заинтриговала.

— Я из психиатрического отделения, — наконец, пояснила она в ответ на его вопросительный взгляд. — Вы должны знать, что у нас есть там все от мала до велика… Многих отправляют просто затем, чтобы они тут умирали. Руководство не позволяет давать им даже снотворное в больших количествах, а про обезболивающие и речи нет. Я не могу на это смотреть и каждый день оббиваю порог мистера Уоллеса. В пустой, наверное, надежде, что он когда-нибудь изменит своё решение.

Беллами знал об этом только понаслышке. Ребята из охраны третьего этажа часто травили байки, сложно было отличить вымысел от правды — до того тесно они порой в них переплетались. Посещать эту внезапно существующую палату смертников у Беллами не появилось ни малейшего желания. Зато эта хрупкая девушка на полторы головы ниже него зачем-то за них боролась — и за последние их мгновения, которые они проведут не корчась от боли, а в спокойствии. Вполне понятно, почему руководство решило не выдавать им препараты: для них эти люди уже мертвецы, а таблетки можно использовать с гораздо большей пользой, например, под этим же предлогом списать куда-то в кладовку для вполне очевидной цели. В ту самую кладовку…

Внезапно Беллами понял, что порочный круг должен завершиться здесь и сейчас, даже если его вышвырнут:

— Я знаю, как вам помочь, доктор Максвелл.

Алексия смотрела на него очень внимательно, пытаясь заметить подвох:

— Просто Лекса. И как же вы собрались мне помочь?

— Знаю, где достать пару коробок списанных обезболивающих, — наклонившись к Лексе, тихо произнёс Беллами — не орать же об этом под дверью заведующего. — Возможно, не хватит надолго, но лучше, чем ничего.

Он надеялся, что судьба позволит ему вернуть хотя бы этот должок, но дверь кабинета Уоллеса открылась ещё до того, как Лекса смогла ему что-то ответить. Эмерсон выпустил богато одетого мужчину средних лет, и судя по капитанской «стойке смирно», он был крайне важной шишкой.

— До свидания, господин Кейн, — в Эмерсоне вдруг проснулся этикет, но только на мгновение — до того момента, как «господин Кейн» дошёл до лифта. — Заходи, Блейк, заведующий тебя уже ждёт.

Лекса проводила взглядом широкоплечую фигуру офицера охраны, исчезнувшего в дверях. Его неожиданное предложение помощи совсем сбило её с мыслей: откуда он знал такие вещи и, главное, зачем решился ей о них рассказать? Нет, Лекса совершенно не собиралась тут же докладывать обо всём начальству, но была приятно удивлена таким внезапным кредитом доверия. Она всегда отличалась гипертрофированной ответственностью, стараясь помочь каждому — потому и стала врачом, закончив медицинский на отлично. Лексе всегда говорили, что она слишком сильно стремится опекать всех вокруг, почему-то считая себя за них ответственной. Но доктор Максвелл отвечала на это улыбкой — кто, если не она, поможет этим людям не страдать? Кто, если не она, будет исцелять не только тела, но и души?

Конечно, Лекса не была настолько наивной, чтобы думать, что всё вокруг — сказка, добрая и счастливая. Просто она делала то, что считала правильным, даже если приходилось потом об этом сожалеть. Доктор Максвелл давно уже поняла бесперспективность походов к заведующему Уоллесу за препаратами — он отказывал ей уже двадцать восемь раз, грозясь уволить в последние пять. Она чувствовала свою вину за Аню, которую выгнали с работы из-за их недавнего разговора. Лекса предполагала, что Кларк Гриффин — не сумасшедшая, однажды она просто поверила в эту идею и поняла, что просто не может быть иначе, а факты всё только подтверждали. Алексия с тоской смотрела на докторов, пичкающих лекарствами, возможно, здоровую девушку, и однажды не смогла смолчать, поделившись своей теорией с одной из медсестёр — Аней. Та смогла повлиять на приём таблеток и сообщила Лексе абсолютно точно: Кларк действительно пленница. А сейчас она уволена за своё желание помочь пациентке освободиться, а Лекса, на которой лежит ответственность за всю эту чертовщину, стоит под кабинетом Уоллеса с надеждой убедить его не портить Ане жизнь.

Достаточно бесплотной надеждой, должна была признать доктор Максвелл.

* * *

Кейдж Уоллес знал, что понедельник — день тяжёлый, но не ожидал, что настолько.

Каждое утро он прибывал довольно рано, но сегодня пришлось встать настолько неприлично раньше, что уже не первый десяток раз заведующий заглядывался на целебный хрустальный графин на журнальном столике в дальнем углу кабинета. Как назло, не было и минутки спокойствия, чтоб хотя бы успеть дойти туда и налить.

Первопричиной скверного настроения Уоллеса был неожиданный утренний визит Маркуса Кейна, дяди спящей красавицы, личного кумира и просто могущественного человека с кучей денег за спиной. Насколько было известно Кейджу, Кейн приходился родным братом ныне покойной Эбигейл Гриффин, Кейн в девичестве. Один из главных акционеров, почти сооснователь «Скай Кру» — человек достаточно требовательный, привыкший, что его желания всегда исполняются и исполняются качественно. Любимая племянница Кларк, унаследовавшая от родителей два контрольных пакета акций, стала внезапно крупнейшим акционером в истории компании, но по воле обстоятельств вдруг сошла с ума и оказалась в «Маунт Уэзэр» под бдительным присмотром Кейджа Уоллеса. Право Маркуса Кейна на опекунство, как ближайшего живого родственника, пытались оспорить, но бесполезно — Гриффин была объявлена недееспособной по причине психического расстройства, а все её активы перешли под крыло заботливого дяди.

Если бы Кейдж был моралистом, то точно не смог бы держать несчастную девчонку под замком, не натравил бы на неё Цинь, упорно пичкающую ту самыми разными препаратами, не допустил бы, чтобы она превратилась в овоща, лежащего под капельницей. Хорошо, что он всё же оказался реалистом, и ценил ресурсы, которые можно перенести в блага, намного выше каких-то там высоких идей. Именно в этом плане Кейдж Уоллес ничем не отличался от господина Кейна — и они прекрасно понимали друг друга на этой почве. Но он отнюдь не считал своего прямого покровителя другом, товарищем или чем-то похожим, а совершенно разумно боялся его могущества. Если Кейн как-то запихнул сюда наследницу империи, не попав под открытое подозрение, то чёрт знает, на что он ещё способен, если вдруг его разозлить.

Именно поэтому утренний визит Маркуса Кейна совершенно не радовал Кейджа Уоллеса. Даже сидя в дорогущем кожаном кресле за шикарным дубовым столом, заведующий чувствовал себя провинившимся первоклассником перед строгим родителем.

— Как там поживает моя племянница?

Уоллес сглотнул. Видимо, Кейну уже сообщили. Кейдж, конечно, предполагал, что ему это только на руку, но почему-то вдруг очень испугался.

— Вам, вероятно, уже сообщили, что она пыталась сбежать. Мы применили усиленную дозу препаратов, чтоб успокоить её истерику после неудачной попытки, и организм её отреагировал весьма необычно… — заведующий пытался смотреть в глаза покровителю. — Она впала в кому четыре дня назад и пока что не просыпалась.

Маркус задумчиво потеребил лацкан пиджака, изматывая Уоллеса молчанием, а потом приказал:

— Не будите её. Так даже лучше.

— Господин Кейн, — осторожно начал Кейдж — он обязан был предупредить: — Если мы продолжим использовать такое же количество препаратов или другими способами погрузим её в искусственную кому… Это состояние крайне нестабильно. Кома — это ведь состояние между жизнью и смертью без лишний преувеличений… Она может умереть.

Его последние слова зависли в воздухе, будто только что подписанный приговор, и Кейдж вдруг почувствовал грань, которую не ожидал — что-то дрогнуло в его душе при мысли, что он — предположительно убийца. Но только на мгновение.

— Я же сказал, что так даже лучше. Говорите всем, что она совсем плоха — заболела чем-то серьёзным, я не знаю, придумай что-то, Уоллес. Чтоб её смерть вдруг не оказалась для всех неожиданностью.

Живой Кларк нужна была Кейну только для того, чтоб никто не посмел обвинить его в убийстве. Если Эбби и Джейкоб очень любили друг друга, то их родственники ненавидели друг друга настолько же сильно. Джейк Гриффин просчитался, решив взять в качестве первых инвесторов в свой бизнес близких друзей и родных: со своей стороны он привлёк товарища ещё со школы Телониуса Джаху, а Эбби забрала с собой родного брата и лучшую подругу — лучшего юриста, которого Кейн когда-либо встречал. Их с Кэтлин тандему пока удавалось побеждать семейство Джаха, амбициозно мечтающее захватить доминирующую позицию в совете директоров. У них не было родственных связей в качестве козыря, а потому единственный способ получить акции любимой племянницы — переманить её на свою сторону. При её поддержке власть их стала бы просто безграничной, а при условии, что они добьются как минимум отмены запрета на посещения — Кларк будет им благодарна и точно не останется в долгу. Кэтлин пока удавалось выигрывать все слушания по этому вопросу в их пользу, но Маркус всё равно опасался, что однажды они просто не смогут найти лазейку, и тогда…

Лучше, если вдруг племянница последует за своими родителями. Конечно, он скорбел по сестре — в первые пару часов, но в этом мире можно заняться делами куда более полезными, чем сожалеть о смерти очередного человека. Маркус многим был обязан Эбби, но она была уже в лучшем мире, а он — сам создавал для себя этот лучший мир.

— То есть, если что-то случится с мисс Гриффин, мы не должны прикладывать все усилия, чтобы спасти её? — решился на вопрос Уоллес.

— Как вариант, — согласился Кейн, а его голос — не дрогнул.

— Господин… Всё-таки дело серьёзное. Одно дело — давать девочке пилюли, а совсем другое — вот так…

Маркус отмахнулся:

— Ну ты и попрошайка, Уоллес. Ладно, твой гонорар увеличу вдвое, а в случае успеха — получишь годовой за раз.

— Спасибо, — загоревшимся взглядом поблагодарил Кейдж, будто выпил всё спиртное в кабинете разом.

Повисшую паузу нарушил тихо просочившийся в кабинет Эмерсон, кивающий Кейджу о выполненном задании.

— Мы бы хотели усилить охрану, чтоб не допустить новой попытки побега или ослабления действия медикаментов, — решил посоветоваться заведующий. — Капитан Эмерсон как раз нашёл подходящих людей.

— Делай, что считаешь нужным, Уоллес, не надо уточнять у меня каждую мелочь, — раздражённо отмахнулся Маркус. — Считай я твою компетенцию или преданность недостаточной хоть на долю процента, ты бы уже тут не сидел. Тебе понятно?

Мурашки пробежали по позвоночнику Кейджа против воли. Чтоб выровнять дыхание, он напомнил себе, что покупался и продавался — очень и очень дорого.

— Я прекрасно понял вас, господин Кейн. Простите, что отнимаю ваше время.

Услышав напоминание о времени, Маркус быстро глянул на дорогие часы на запястье:

— Да, мне, пожалуй, пора. Держи меня в курсе о состоянии племянницы. Я хочу узнавать всё одновременно с вами.

— Конечно, господин. Хорошего дня.

Кейн кивнул и направился к выходу — у лифта его уже ждали двое телохранителей.

Эмерсон пригласил внутрь парня, взволнованного, но держащегося вполне достойно, усадил на место, где только что сидел Маркус Кейн, слегка похлопал по плечу и приступил к объяснению:

— Не так давно озадачившись проблемой исчезновения незначительного количества таблеток из нашей кладовки, — Уоллес, конечно, был в курсе, — нашёл сегодня ночью Блейка. Он там активно занимался перестановкой — сомневаюсь, что просто так с учётом внезапной перезагрузки камер третьего этажа из-за неполадок в психиатрическом отделении. Подумал, что парень нам подходит: остальные ребята его уважают, не совсем дурак, раз брал понемногу и не слишком часто, при этом достаточно сговорчив с совестью, раз готов пойти на такое нарушение ради денег. Я верно говорю, Блейк? — и сильно стукнул Беллами по плечу.

Блейк уже почти разозлился от того, как его описали в его же присутствии, но вовремя вспомнил, что не время и не место демонстрировать характер. Просто кивнул с безразличным выражением лица.

— Интересно, — заведующий хищно сложил пальцы домиком, облокотившись на стол. — Капитан Эмерсон, что бы вы сделали по уставу, узнав о таком ужасном преступлении?

— Конечно, вызвал полицию, инициировал разбирательство по причине краж и уволил бы, сэр.

Беллами не знал, для кого они разыгрывают этот спектакль — для него или для себя. Он и сам прекрасно понимал, чем чревато попасться на горячем в таком деле, в противном случае сладко бы сопел, пока на дежурстве был Шоу.

— То есть если мы вдруг великодушно согласимся забыть об этом инциденте и даже позволим продолжать в том же духе, то этот Блейк не будет против небольшого перевода в психиатрию?

Блейк вдруг похолодел. Начало мысли Уоллеса ему уже не нравилось, но, кажется, вопрос о его «не против» совершенно риторический. И угораздило же попасться, теперь эти двое решали его судьбу, получая при этом невиданное удовольствие. С рациональной точки зрения предложение заведующего — потрясающее во всём, кроме одного: у Уоллеса и Эмерсона в руках отличный повод для шантажа. Кто знает, что ещё они от него захотят?

— Я думаю, именно так, сэр.

— А вы что думаете, а, мистер Блейк? — шрам над губой Уоллеса изогнулся вместе с его губами в ухмылке.

— Меня учили не думать над приказами, а исполнять их.

Эмерсон снова от души хлопнул Беллами по плечу, заявляя:

— Я же говорил, что нам подходит этот парень! Я отлично над ними поработал!

Заведующий не спешил тешить самолюбие капитана, но удовлетворённо кивнул:

— Отлично, мистер Блейк. Тогда от вас требуется не спускать глаз с одной важной пациентки из вип-палаты в психиатрии. Она там одна, поскольку социально опасна не только для окружающих, но и для себя самой. Из-за недавнего… инцидента нам требуется усиленная охрана, которую не может круглосуточно обеспечить медицинский персонал. Днём она находится полностью под присмотром докторов. А вы будете смотреть за ней ночью, удостоверяясь, что она стабильна. Ясно?

Брови Беллами почти что взлетели вверх в удивлении, но он сдержался: нужно шантажировать его увольнением, чтобы заставить следить за сложной пациенткой? Эмерсон вполне мог отправить его туда и со своим собственным спектром полномочий, не привлекая к этому заведующего. Неужели в этом было что-то большее?.. Но все вопросы Беллами предпочёл оставить при себе — в силовых структурах любят не мыслящих, а исполнительных людей. Блейк кивнул:

— Прекрасно понял вас, сэр. Должен ли я знать что-то ещё, необходимое для службы?

— Эмерсон даст тебе её карточку, сможешь изучить и сегодня же приступишь к дежурству, — Уоллес вдруг закончил с играми и резко перешёл на «ты». — Капитан, займитесь всеми организационными моментами и разъясните детали. А ты, Блейк, не забывай, почему там оказался.

Беллами сомневался, что забудет, даже если из памяти сотрется всё остальное.

* * *

Вообще Блейк считал разрешение ситуации невероятно удачным ещё до того, как узнал, что его подопечная Кларк Гриффин — в коме. Если до этого ему казалось, что работа будет действительно сложной, то теперь сидение всю ночь рядом с бессознательной девушкой — даже легче, чем раньше. Эмерсон примерно ввёл Беллами в курс дела, рассказав печальную историю про родителей, депрессию, попытки самоубийства, клинику, очередные попытки — побега и снова навредить себе и, наконец, кому. Дал номер телефона заведующего, Цинь и свой — всех ответственных за жизнь и здоровье «спящей красавицы», как он её назвал. Сказал в любом непонятном случае звонить хотя бы одному, а лучше всем, чтобы были в курсе и могли действовать по обстоятельствам. Капитан, конечно, несколько сомневался в вероятности возникновения чрезвычайной ситуации, но обязан был дать такие инструкции.

Подводя его к палате и вручая ключи, Эмерсон добавил, что Беллами может по-прежнему брать из кладовки коробки «в разумных пределах», чтобы Блейк мог считать это своеобразной премией, и распоряжаться ими по своему разумению. Само собой, капитан точно не считал Беллами наркоманом, а просто давал свободу действий, пользоваться которой Блейк пока не спешил. Мёрфи не писал ему после той ночи, ограничившись краткой перепиской:

«Не смогу доставить вовремя».

«Почему?»

«Не важно».

«Фигово. Сочувствую, чувак».

Кажется, он и сам всё понял: что таблетки ворованные и что его поставщика поймали. Теперь заткнулся ненадолго в ожидании вестей, но надолго его терпения точно не хватит — Беллами был в этом уверен. А пока он каждую ночь сидел в полупустой палате, немного навевающей жуть: писк монитора при каждом ударе сердца, глубокое дыхание девушки, беспомощно лежащей на кровати с иглой от капельницы в вене.

Спящая красавица — Эмерсон охарактеризовал её абсолютно точно. Каждое своё дежурство Беллами ненадолго останавливался взглядом, изучая правильные черты лица. Изящная линия бровей, длинные ресницы, ровная переносица и смело вздёрнутый кончик носа, бледные губы и бессознательно опущенный подбородок. Ему было жаль, что её постигло столько несчастий — в её-то восемнадцать. Сам Беллами был всего на три года старше, но закутанная в одеяло, она казалась ему слишком маленькой и беззащитной. Порой он даже так забывался, что хотел убрать со лба упавший непослушный светлый локон волос, а потом вдруг отдёргивал руку, вспоминая, что не должен ей сочувствовать.

Он брал с собой смартфон, играя в игры, разгадывал разные головоломки, смотрел фильмы с одним наушником, чтобы не пропустить чего-то важного. Его сбережений пока что хватало, чтобы оплачивать необходимые счета, но деньги уже неумолимо заканчивались. Неделя ночных дежурств прошла без происшествий, но ночную тишину вдруг нарушил звонок его телефона — он резко завибрировал на деревянной тумбочке, принесённой сюда для нужд вынужденного надзирателя.

Беллами почти подпрыгнул на месте, отвлекаясь от книги, и не заметил, как девушка на постели дёрнулась вместе с ним. Кларк иногда приходила в сознание, но никогда не была так близка к разоблачению — она не рисковала шевелиться или открывать глаза, если кто-то был рядом. В сознании было мучительно и некомфортно от головной боли, живот то и дело схватывало так, что хотелось свернуться калачиком, но Кларк не теряла ни мужества, ни надежды. Она ждала подходящий момент, и, возможно, сегодня ей повезло. Её новый тюремщик был человеком незнакомым, но вряд ли жестоким — это точно проявилось бы рано или поздно, особенно когда он считал её просто овощем. Кларк пыталась узнать его получше за те несколько раз, что получалось прийти в себя, и этот звонок постепенно заполнял пробелы в его биографии.

— Алло. Джон? — кажется, он был удивлён. — Не ожидал твоего звонка…

Он недолго слушал ответ, а затем снова заговорил:

— Да, конечно, мне нужны деньги, но я не могу сейчас рисковать. У меня есть половина нужного, если это спасёт, — ненадолго замолчал, а потом разразился проклятиями: — Чёрт подери, я прекрасно понимаю, но не могу ничего сделать! Ночами я теперь не свободен как раз, потому что меня поймали в тот раз. Теперь у меня сменился род деятельности, и сам я его себе не выбирал! — и снова тишина. — Да понимаю я, что тебе плевать, но прояви, пожалуйста, терпение. Отдам половину завтра вечером, — ответ, а потом краткое прощание: — Хорошо, давай.

Остатки сознания Кларк собрались в кучу под действием адреналина, и она надеялась, что участившийся пульс не выдаст её бодрствование. Бинго! Из услышанного следовало два приятных вывода: её надзиратель не проявлял личной заинтересованности и не получал удовольствия от её страданий, а ещё Кларк было, что ему предложить. Она, конечно, понимала, что очень сильно рискует, но однажды вкусив надежду на освобождение из этой жуткой темницы, больше не могла от неё отказаться. Подобный шанс кружил ей голову.

Будто что-то почувствовав, охранник оказался у её постели. Кларк почти физически ощущала его тяжёлый взгляд, а потом, кажется, почти впервые он с ней заговорил:

— Хорошо вам, мисс Гриффин, лежать вот так и не знать проблем. Не нужно оплачивать счета, переживать за жизнь родных, постоянно работать. У вас, наверное, была интересная жизнь.

Как же сильно он ошибался! У Кларк было очень много забот. Столько, сколько ему и не снилось. Главная из них — вынужденные каникулы на протяжении нескольких месяцев в этой палате. В его тоне слышалось сочувствие, и Кларк увидела в этом отличный знак. Её надзиратель вдруг развернулся и отошёл обратно в другой конец палаты, а Кларк вдруг решилась — сейчас или никогда. Собрав в кучу все свои силы, она открыла глаза и напрягла отвыкшие от речи голосовые связки:

— Сколько денег вам нужно?