Слепота/Blindness (гет)

— Он определенно не может участвовать в турнире. Он даже не числится в школе! — недовольно возмущался Игорь Каркаров, сидя в кабинете Дамблдора с двумя другими директорами магических школ.

Мадам Максим энергично кивнула.

— Со'гласна. Неужели Куб'хок не может п'госто отпустить его?

Альбус провел рукой по лицу, ощущая себя постаревшим раз в десять.

А все шло так идеально. Его задумка была почти воплощена в жизнь. И вдруг он узнает, что кто-то еще поработал с Кубком, и теперь мальчик, существование которого он так надеялся превратить в миф, должен будет предстать перед всеми. Единственный, кто мог разрушить все его планы по превращению Невилла Лонгботтома в нового Избранного.

Хотя, не исключено, что все еще возможно исправить. Конечно, ведь увидев мальчика, никто и не подумает, что Гарри Поттер сможет кого-то спасти!

Альбус заговорил торжественным голосом:

— Кубок связывает чемпионов магическим контрактом. Гарри Поттер обязан участвовать в Турнире или же, в случае расторжения контракта, ему придётся заплатить высокую цену.

— Тогда за какую из магических школ он будет участвовать? То, что он британский подданный, не означает, что он должен выступать за Хогвартс, — надменно произнес директор Каркаров, отчего Альбус нахмурился, и морщины на его лице стали более заметны.

— Я предлагаю ему выступать за себя самого, возможно, с партнером, выбранным нами. Есть причина, по которой мистер Поттер не был зачислен в мою школу, очень серьезная причина, о которой, боюсь, общественность еще не знает. Поверьте, он не будет полезен командам ваших школ.

Ведьма и волшебник обменялись озадаченными взглядами.

Когда же Альбус Дамблдор объяснил последствия смертельного проклятия, обрушившегося на Гарри, их замешательство сменилось смятением.

Затем жалостью.

* * *

Звонок в дверь пробудил Гарри от глубокого сна.

В тот же миг, подобно вспышкам на солнце, пространство вокруг него засветилось яркими цветами, и его сознание привычно отфильтровало полученную информацию. Серые стены его комнаты, зеленые деревянные полы, кровать, на которой он лежал, коричневое хлопковое постельное белье. Потоки света, жизненные оттенки предметов, как присутствующие постоянно, так и постепенно затухающие.

Гарри со вздохом перевернулся на другой бок, зарываясь в одеяло и вдыхая запах чистого белья. Была суббота; Гермиона должна была приехать только после обеда, а тетя Петуния еще даже не позвала никого на завтрак.

Неужели Дадли снова поймали на чём-то незаконном? Когда в прошлый раз полиция появилась у их дверей с обвинениями, Дадли до конца года оказался под домашним арестом.

Гарри полагал, что кузен отказался от подобных вещей ради своей новой подруги, шикарной девушки с богатыми родителями, которым не понравился бы даже намек на незаконную деятельность парня их дочери. Не говоря уже о звании чемпиона боксерской команды Смелтингса, которого он мог лишиться.

— Гарри? — голос тети, раздавшийся у двери, заставил его снова проснуться. — К тебе... гости.

Услышав тревогу в ее голосе, Гарри мгновенно насторожился.

Вчерашний инцидент все еще не выходил у него из головы. Было ли это какое-то волшебство? Заметил ли министерский Надзор?

Но почему тогда пришли к нему, а не к Гермионе, где его настиг синий огонь?

Возможно, у неё уже успели побывать?

Нахмурившись, Гарри быстро оделся в привычные коричневые натуральные волокна в сочетании с огненно-оранжевыми сапогами из драконьей кожи. С посохом в руке он спускался по ступенькам скорее по памяти, нежели ориентируясь на своё зрение.

Он заметил их еще из коридора, сквозь привычные мерцающие тени отштукатуренной гостиной.

Два волшебника, один из которых представлял собой вспышки бледно-голубой магии с мерцанием алого огня в своём узоре, — странная смесь, которую Гарри еще не приходилось видеть. Это не было похоже на беременность, но определенно свидетельствовало о каком-то инородном влиянии.

Магия другого волшебника была светло-коричневой, с обычным человеческим рисунком и странными знаками, похожими на кошачьи.

Анимаг? Эта мысль была настолько интригующей, что Гарри сам не заметил, как завернул за угол и оказался лицом к лицу с посетителями.

Тетя Петуния окликнула его немного нервным голосом.

— Гарри, это директор Дамблдор из Хогвартса. И его, э-э... ассистент, профессор МакГонагалл.

— Заместитель, — спокойно поправил Петунию женский голос, принадлежавший обладательнице смешанного рисунка.

— Хогвартс? — тихо спросил Гарри, подойдя поближе и сев в свое кожаное кресло, которое вот уже много лет было для него самым заметным предметом мебели. Он почувствовал слабый запах старых книг, пергамента и шкур животных, смешанный с отчетливым природным запахом: старой травы и вечнозеленых растений. Эти люди находились на открытом воздухе совсем недавно, и явно где-то далеко от Суррея.

— Да, мистер Поттер, — ответил волшебник, испускающий бледно-голубе свечение. — Я Альбус Дамблдор. Мы с профессором МакГонагалл учили твоих родителей в школе.

Гарри кивнул, всё ещё не понимая, зачем они здесь. Если они хотели пригласить его в школу, то явно опоздали на несколько лет.

Директор откашлялся.

— Мой мальчик, в школе произошло... недоразумение. Видишь ли, мы проводим Турнир между магическими школами Европы... твоя тетя, конечно, рассказала тебе о твоем происхождении?

В дверях послышалось беспокойное движение — тете было не по себе.

— Да, конечно.

Старик вздохнул с облегчением.

— Да, мы на это надеялись. Мы были очень огорчены, когда получили от твоей тети письмо и узнали о твоей... ситуации. И, конечно, о том, что это значило для твоего образования.

Почему они извиняются сейчас? Это произошло слишком давно, и обида от их отказа давно померкла перед возможностью учиться волшебству его собственным, особенным способом. Гарри не нужна была школа, чтобы изучать магию, и, судя по уровню материала, которому обучалась Гермиона, он уже был достаточно опытен во многих сферах.

— Я понимаю, — ответил Гарри, и он на самом деле их понимал. Многим тяжело смотреть в лицо людям с ограниченными возможностями, и волшебникам в особенности.

Тем не менее, было бы лучше, если бы они хотя бы попытались или же просто поговорили с ним о проблемах, с которыми Гарри мог столкнуться. Вместо этого они списали его со счетов, даже не потрудившись лично сообщить обо всем.

Возможно, тень обиды всё ещё сидела в нем.

Профессор МакГонагалл заговорила мягким голосом:

— Нам очень трудно это признать, но произошла ошибка. Кубок Огня — артефакт, предназначенный для выбора чемпионов турнира, совершил ошибку. Он не только выбрал по два чемпиона от каждой школы, но также его выбор пал на чемпиона, который не учился ни в одной магической школе. Мы подозреваем преднамеренное вмешательство…

Гарри потерял дар речи от внезапного озарения.

Кубок Огня. Огонь! Магический артефакт. Артефакт, который делает выбор…

— Синий огонь? — спросил Гарри, прерывая отрепетированную речь профессора. Послышался ее испуганный вздох.

— Прошу прощения?

— Этот кубок горел синим пламенем? — уточнил Гарри.

— Я... да, это так. Как я уже говорила, Кубок…

— Выбрал меня, — закончил Гарри, прислонив посох к ноге и крепче сжав его рукой.

По крайней мере, это объясняло все, что он видел. Если бы только у него не было еще миллиона вопросов в ответ.

— Совершенно верно, — подтвердил директор Дамблдор. — И контракт, связывающий чемпиона с Кубком, имеет огромную силу. Это значит, что тебе будет необходимо присутствовать на каждом задании, хотя, как мы выяснили, твое непосредственное участие будет не обязательно, так как отказ от каждого вызова так же соответствует требованиям Ткрнира. Мы более чем рады предоставить тебе комнаты для проживания на время каждого раунда, а также заранее приглашаем на все запланированные торжества.

Гарри почувствовал, как его кровь буквально закипает от возбуждения. Проблема участия в турнире казалась пустяком, если он мог просто проиграть; но шанс попасть в магическую школу, которую Гермиона описывала в деталях, возможность ознакомиться с самой великой волшебной библиотекой — вот то, что заставляло его сердце биться быстрее.

И призраки! Гермиона рассказывала, что в школе живут призраки. Похоже, он сможет, наконец, осуществить корреляцию в своей теории духовных жизненных сил и метода смерти.

Но он не мог поехать один.

Гарри выпрямился в кресле.

— Я поеду, но мне необходимы определенные уступки.

Он давно усвоил, что, даже если человек не обладает талантом вести переговоры, уверенность в своем решении часто приносит желаемые результаты.

Наступило неловкое молчание.

— И... Что это за уступки? — наконец, задал вопрос директор.

Гарри задумчиво постукивал пальцами, составляя в уме список. Затем широко улыбнулся.

— Я хотел бы провести в школе, по крайней мере, несколько месяцев, и мне нужно разрешение на пользование библиотекой, включая Запретную секцию. Кроме того, я хотел бы, чтобы со мной поехал мой друг. В таком случае, в Хогвартсе мы сможем продолжить наши собственные исследования так же легко, как и здесь.

Ведьма громко втянула воздух, задержав дыхание. Директор вздохнул и, выдержав долгую паузу, ответил:

— Мистер Поттер, боюсь, что магглы не могут попасть в Хогвартс. Конечно, если вы желаете оставаться в школе в течение длительного периода времени, это более чем приветствуются. Но что касается библиотеки, волшебники не используют шрифт Брайля…

Гарри оборвал директора, прежде чем тот смог продолжить. Они, что, и правда думают, что он идиот?

— Нет, нет, нет, — Гарри махнул рукой. — Естественно, моя подруга — ведьма, ее имя Гермиона Грейнджер, она раньше училась в вашей школе. И у меня есть заклинание, чтобы читать вслух книги, которые мне нужны, — его лицо озарило улыбка. — Мы договорились?

Гарри заметил, как практически синхронно их огни запульсировали в крайнем возбуждении, почти имитируя последствия сердечного приступа, обнаруженного у его куратора на ЭКГ.

Они что, действительно удивились?

* * *

Профессор МакГонагалл не видела мистера Поттера с тех пор, как ему исполнилось десять лет, да и то наблюдала за ним издалека.

Она представляла себе робкого, спокойного мальчика. Думала, что, возможно, теперь он будет носить темные очки; слепые магглы всегда так делали, по крайней мере, те, которых она видела.

Минерва надеялась, что тетя, по крайней мере, проинформирует его о существовании магии, конечно же, без подробностей, о которых магглы не могут знать. Она ожидала, что мальчик отреагирует смущенно, затем, возможно, испугается или даже разозлится.

Сейчас же она не представляла, что делать с тем, что они узнали.

Зеленые глаза мальчика смотрели прямо на них, так, что слепота казалась лишь фарсом. Гарри был высоким и худым, как и отец, его черные волосы были растрепаны. Он держал трость с подозрительно знакомыми символами, изображенными на ней, а его сапоги были очень похожи на обувь из драконьей кожи.

Улик собиралось все больше и больше. Но это было невозможно. Невозможно.

И затем мальчик произнес имя мисс Грейнджер с такой нежной дружеской теплотой и с такой же легкостью упомянул, что использовал заклинание, будто делал это много раз не задумываясь.

Минерва почувствовала, как у нее перехватило дыхание; увидела, как и Альбус застыл в шоке.

Она слегка облизнула губы и произнесла единственный ответ, который они могли ему дать:

— Да, конечно, мистер Поттер. Вы оба — желанные гости в Хогвартсе.

Директор и его заместитель не просто согласились на все условия, они начали задавать вопросы.

Море вопросов.

Гарри не был склонен просто так делиться информацией, на сбор которой у него ушло сколько лет, но он дал им достаточно фактов, чтобы удовлетворить их любопытство и вежливо с ними попрощаться.

Он познакомился с Мисс Грейнджер в школе магглов. Да, он и мисс Грейнджер, оба получали частные уроки, отправляя выполненные задания совой. Да, он выучил заклинания. Да, он использовал посох, купленный в Косой аллее, и дальнейшие вопросы об этом можно адресовать Олливандеру.

Да, он был слеп.

Да, он все же мог видеть.

— Или, по крайней мере, видеть некоторые вещи, — уточнил Гарри, с удивлением увидев, как их узоры пришли в движение.

— Как вы это делаете? — неуверенно спросил директор, и Гарри вздохнул.

— Цвета и узоры. Я научился обходиться тем, что у меня есть, и это имеет свои преимущества и недостатки. Это похоже на своеобразную форму магического зрения, на которую есть намеки в нескольких моих книгах, только без нормального зрения наряду с ним. Я вижу некую смесь жизненного света или магии в виде отдельных узоров, с определенными характеристиками, такими, как цвет, движение, даже яркость.

Оба волшебника, сидевших напротив него, долго молчали. Наконец директор откашлялся и спросил:

— Не могли бы вы привести пример? Так мы сможем лучше понять.

Гарри медленно кивнул, оглядывая по-маггловски обставленную комнату. В ней не было ничего по-настоящему впечатляющего: мебель — все натуральные ткани и компоненты в соответствии с его видением. Пол деревянный, стены покрашены.

На самом деле, единственный пример, который он мог бы привести, были волшебники, сидящие перед ним.

Гарри улыбнулся и уставился на ведьму.

— Профессор МакГонагалл. У вас достаточно яркий рисунок, который, как я предполагаю, основываясь на наших с Гермионой аурах, является признаком магических способностей. Ваш образ — человеческий, хотя и несет в себе кошачью основу, которая предполагает либо способность анимага, либо какое-то магическое наследие, с которым я не знаком.

Он видел, как свет колдуньи взволнованно пульсирует, но директор был молчалив и неподвижен, как камень.

— Ваш цвет светло-коричневый, но я еще не пришел к какому-либо определенному выводу о том, что могут означать подобные оттенки у разумных людей. Они могут предполагать способности, которые в вашем случае были бы сродни способностям животных или свойствам растений. Или же могут означать вашу природу, которую было бы трудно классифицировать, поскольку оттенки коричневого, как правило, связаны с существами, одновременно и спокойными, и энергичными.

Гарри закончил, бросив последний взгляд на ее фигуру, сосредоточившись в основном на очаровательных отметинах, похожих на полосатую кошку.

Макгонагалл откашлялась.

— Это... удивительно, мистер Поттер. Если бы мы знали... хорошо. Этот вопрос будет обсуждаться позднее.

Оба гостя встали. Гарри тоже медленно поднялся на ноги, держа посох наготове.

Директор заговорил.

— Мы будем рады видеть вас в Хогвартсе.

Гарри широко улыбнулся.

— Буду ждать с нетерпением.

* * *

Гермиона была недовольна. Более того, она была в ярости.

Она мерила шагами комнату, разглагольствовала, размахивала руками и кричала не хуже баньши. Рассуждала о судебных тяжбах, о том, чтобы подать в суд на школу или даже на министерство, которое потворствует использованию Кубка. Ворчала что-то об этике заключения контракта против воли участника и об уровне знаний чемпионов, а затем перешла к гневным размышлениям о том, как такое вообще возможно.

Гарри стоял на кухне рядом с мистером Грейнджером, чья жизненная сила буквально бурлила в нем, как надвигающаяся гроза, взволнованная назревающей яростью.

Но они оба злились не на него. Сама Гермиона даже не дала родителям возможности запретить ей поехать с другом.

— Как будто я отпущу Гарри одного! Кто знает, когда может появиться следующий т-т-тролль или даже проклятый дракон! Это смешно! Как они могут заставлять тебя п-принимать участие в Турнире?

Наконец, в разговор смог вступить Гарри.

— Они сказали, что я могу отказываться от каждого тура, я должен лишь присутствовать.

Зубы Гермионы скрипнули, и Гарри мог бы поклясться, что она зарычала.

— И опозориться перед всем миром? Что это за чушь? Только потому, что ты слепой!? Ты гораздо лучший волшебник, чем любой из этих болванов в Хогвартсе! Я помогу тебе. Мы найдем способ сбить их с-с-спесь!

Гарри втянул в себя воздух, стараясь успокоиться.

— Гермиона…

— Даже не думай, Гарри Поттер! Я знаю тебя, у тебя есть грандиозные идеи исследований и заклинаний и тому подобное. Не смей даже не думать о всяких там опасностях. Да, я знаю. Если ты позволишь им думать, что ты слаб, они будут использовать тебя налево и направо. Я не буду т-т-терпеть это.

И громко фыркнув, Гермиона выбежала из комнаты.

Гарри выдохнул, задержав дыхание и глядя вниз на тусклый, почти безжизненный зеленый пол под ногами, его неподвижный деревянный узор намекал на преклонный возраст.

— Гарри.

Послышался мягкий голос мистера Грейнджера. Гарри вскинул голову: он совсем забыл, что отец Гермионы был все еще здесь.

— Да, сэр?

Мистер Грейнджер обреченно вздохнул, и стерильный металлический запах, исходивший от него, усилился, когда он подошел ближе.

— Я знаю, что не могу помешать ей поехать с тобой, но... она моя дочь. То, что случилось в той школе, чуть не убило ее. И это изменило ее жизнь. Я не хочу, чтобы все повторилось.

Гарри выпрямился.

— Она моя лучшая подруга. У меня нет намерений попадать в неприятности и, конечно, я и не подумаю вовлекать в них Гермиону.

Мужчина кисло рассмеялся.

— Не думаю, что это зависит от тебя. Я беспокоюсь о ней. Она не сможет держать свой нос в стороне от того, что ее не касается.

Гарри усмехнулся.

— Любопытна, как кошка.

Мистер Грейнджер лишь вздохнул.

— Совсем как ты. Два сапога — пара. Ладно, проехали, завтра Гермиона прибудет со своими вещами.

Позже, когда мальчик ушел, а дочь благополучно улеглась в постель, Джон Грейнджер крепко обнимал жену — она, дрожа, прижималась к нему.

— Не думаю, что я готова. Я совершенно не готова отпустить ее! А для нее вернуться туда снова... О, дорогой, думаешь, мы поступаем правильно?

Он только крепче прижал ее к себе, когда его жена сама ответила на свой вопрос.

— Но конечно, мы должны позволить ей; она стала сильнее, теперь она знает всякие причудливые заклинания и готова ко всему. И у нее будет Гарри. Она никогда не простит нам, если мы заставим ее остаться, когда ее единственный друг будет вынужден поехать. Я не уверена, что мы смогли бы заставить ее, если бы даже попытались.

Мистер Грейнджер уткнулся лицом в плечо жены и вздохнул.

— Я тоже за нее беспокоюсь.

Он произнес эти слова совсем тихо и почувствовал ее слезы.

* * *

Новость о том, что Гарри Поттер приедет в Хогвартс, молниеносно разнеслась по всей школе. Остальные чемпионы были практически забыты в пылу страстей, разгоревшихся из-за желания наконец увидеть таинственного Мальчика-Который-Выжил.

— Держу пари, он высокий.

— Держу пари, он намного лучше нас в заклинаниях.

— Держу пари, он уродливый, поэтому так долго прятался.

— Я слышал, он тренируется с аврорами.

— Я слышал, у него рыжие волосы, как у его грязнокровки-матери.

— Я так хочу увидеть его шрам!

Комментарии продолжали сыпаться горой не только со стороны студентов Хогвартса, но и со стороны студентов других школ, приглашенных на Турнир.

Директор Дамблдор был готов сделать заявление, чтобы прекратить распространение ложных домыслов: объявить о слепоте Поттера и попросить соблюдать осторожность по отношению к нему.

Но теперь, после встречи с мальчиком, все изменилось. Он планировал сделать Невилла одним из сильнейших волшебников, одним из тех, кто победит Темного Лорда и будет отмечен, как сказано в пророчестве. Но Гарри Поттер уже был отмечен, шрам, который он получил в детстве, все еще пересекал его лицо паучьими белыми линиями, похожими на зазубренные горизонтальные молнии.

И сила, о которой говорилось в пророчестве, легко могла быть уникальным зрением, которым обладал Гарри.

То, как его глаза смотрели на них, как будто он мог их видеть. И при этом он ни разу не встретился с ними взглядом. Видя что-то внутри них, словно вглядываясь в самую душу, в их сущность.

Он надеялся встретиться с мальчиком-инвалидом, не имеющим особых способностей. Не представлявшим угрозу ни восходящей звезде — Лонгботтому, ни Темному Лорду, который, возможно, попытается его убить.

Вместо этого Дамблдор начал осознавать, что все это время ошибался. Гарри Поттер был Избранным, а он оставил его одного в мире магглов, неопытного, необученного.

Он должен узнать все то, что знает Поттер, должен подготовить его к тому, что вскоре произойдет, если, конечно, мальчик позволит.

А если худшие опасения окажутся правдой, Невилл все еще будет здесь, в ожидании вновь занять свое место Избранного и выполнить то, что предначертано.

* * *

В отличие от Гермионы, неохотно возвращающейся в школу, Гарри был невероятно взволнован первым знакомством со Школой Магии и Волшебства Хогвартс.

Они прибыли с помощью портключа, магического устройства телепортации, которое, казалось, было разработано, чтобы вызвать как можно больше дискомфорта.

Для Гарри, способного видеть ужасно быстро вращающуюся магию, эффект был значительно усилен. Когда они приземлились, лишь вид школы удержал его на ногах.

Над головой по небу простирался широкий купол света: массивные обереги, похожие на те, что были в Косом переулке, только более старые, даже древние, настолько глубоко укрепленные, что казались вырезанными в самом воздухе.

И замок был живым, дышащим существом. Его неподвижный каменный свет мерцал темными оттенками пурпурного цвета, который Гермиона называла величественным, когда Гарри описывал его ей тихим шепотом, неслышным для их сопровождающих.

Вокруг них росли зеленые и коричневые деревья и растения, более темные оттенки черного и фиолетового обозначали голую землю и камни. Тот же самый запах диких холмов и леса, который он узнал при первой встрече с директором, словно покрывало, окутывал все его чувства, сопровождаясь звуками, наполнявшими это место. Дикие птицы, лай одинокой собаки, отдаленный шум сотен студентов. Когда Гарри приблизился к замку, ему показалось, будто он наблюдает за каким-то гигантским существом, спящим глубоким сном: казалось, что даже слишком громкие шаги могут разбудить его.

Узор Хогвартса двигался, возможно, вяло, но он был живым. Каждый яркий оттенок, из которых состояли его камни, говорил о жизни, о магии. Гарри и не подозревал, что волшебники способны на такие подвиги — сделать здание из камней живым. Возможно, он вовсе не был задуман таковым, возможно, это было лишь последствием столетий магии, жизней, прожитых в его стенах, такого огромного количества мыслей, чувств и образов, укрытых в его чреве, что замок начал думать и чувствовать сам за себя.

Он словно великан, двигался очень медленно, и Гарри сомневался, что когда-нибудь сможет разгадать его мысли.

Внезапно Гарри перестал интересоваться призраками. Ему хотелось только сидеть и смотреть на стены Хогвартса и пытаться понять его.

Когда Гарри остановился перед стенами замка, с благоговением глядя на возвышающиеся башни, Гермиона взяла его за руку, привычным жестом, который должен был успокоить ее так же, как и его.

Профессор Макгонагалл вздрогнула и засуетилась, но ничего не сказала.

Гарри сжал руку Гермионы и улыбнулся, купаясь в свете Хогвартского замка, чувствуя себя маленьким, незначительным ребенком рядом с его размерами и силой.

Профессор Макгонагалл немного нервничала, когда провожала детей в их комнаты.

Не мисс Грейнджер вела мистера Поттера по извилистым тропинкам. Мальчик даже не воспользовался своей тростью, посохом, как это обычно делали слабовидящие и незрячие люди.

Он шагал позади нее, крутя головой из стороны в сторону, с глазами, устремленными на вещи, которые он не должен был видеть, шепча мисс Грейнджер о том, что она не могла понять. Он обошел доспехи, прежде чем она успела предупредить его, прошел по лестницам и, подойдя к портрету, почтительно провел рукой по холсту.

Женщина внутри, как ни странно, не возражала против прикосновения. Хотя обычно портреты обижались на такое обращение.

Затем МакГонагалл оставила их в комнатах, которые им выделил директор. Обычно в Хогвартсе не принято было помещать двух детей противоположного пола в одну комнату, даже если комнаты были разделены; казалось, они просто напрашиваются на неприятности. Оставив их, профессор МакГонагалл направилась прямо к директору.

— Это правда. После того, как мы уехали на днях, у меня были сомнения: я думала, что, возможно, мистер Поттер слышал обо мне от кого-нибудь. Мне казалось, что все это продуманная шутка, вроде той, что выкидывал его отец. Но, Альбус...

Минерва замолчала и задумчиво посмотрела в сторону.

— Он может видеть. Может быть, не так хорошо, как мы, но то, как он ходит... он не беспомощен. И этот его посох, то, как он его носит, совсем как на портрете моего прадеда. Как волшебник, обученный его использованию. Он не все нам рассказывает. Я могу гарантировать, что он знает гораздо больше, чем простые базовые заклинания.

Директор сложил руки вместе, голубые глаза устало смотрели на Минерву.

— Тогда мы должны заслужить его доверие, если хотим узнать, на что он действительно способен.

* * *

В ту же ночь Гарри встретил своих первых домашних эльфов, существ флуоресцентно-желтого цвета, которые кланялись, мерцали и, казалось, никогда не стояли на месте. Еду должны были доставлять прямо в их комнаты, что Гермиона восприняла как оскорбление.

— Они даже не подумали, что ты можешь есть с ними? — горячо воскликнула она, бросаясь в темно-коричневую кожу и более легкие тканевые подушки. — Ты же не б-болен!

— Они думают, что таким образом помогают, — мягко ответил Гарри и начал ходить по гостиной и из комнаты в комнату, тщательно осматривая каждый дюйм в поисках препятствий, которые он мог не заметить.

Но, к его радости, в этом не было смысла. Все казалось наполненным магией, никаких темных теней не было видно, все природные материалы и заклинания, которые почти заставляли его чувствовать себя нормальным, способным двигаться без колебаний, не натыкаясь на какой-нибудь сдвинутый стол или загроможденный пол.

— Ну, я предлагаю позавтракать в Большом зале, — фыркнула Гермиона, и Гарри продолжил свой путь, блуждая глазами вокруг.

— Если после этого мы пройдемся по школе. Я уже начал думать о мире возможностей. Хогвартс! Ты никогда не говорила мне, насколько он живой. Как какой-то огромный зверь, чье сердце колотится вокруг нас. Камни пульсируют, возможно, в четверть скорости нормального сердцебиения, и в ритме, который я еще не понял. К нему привязаны домовые эльфы, статуи, портреты... все они несут на себе его метку. Надеюсь, ты привезла дополнительные блокноты.

Гермиона не ворчала и не вздыхала; в душе она была исследователем, и в перспективе новых знаний сделала именно то, на что он надеялся.

Она села, позабыв все оскорбления.

— Живой? Связаны?

И Гарри опустился на стул, чтобы объяснить, что он видел.

* * *

Никто не ожидал увидеть Гарри Поттера в Большом зале.

Всеобщего объявления директор не делал, большинство обитателей замка даже не знали, что мальчик уже в школе. И, конечно, завтрак в Хогвартсе не был обязательным к посещению, и многие ученики вместо этого предпочитали довольствоваться дополнительным часом сна. А те, кто все же присутствовал, смотрели перед собой затуманенными ото сна взглядами и замечали лишь то, что ожидали увидеть.

Гермиона не повела Гарри к столу своего бывшего факультета. Она не сидела за ним уже несколько лет, и у нее не было абсолютно никакого желания встречаться со своими бывшими одноклассниками. Вместо этого она решила, что гораздо благоразумнее устроиться за столом Хаффлпаффа в дальнем конце зала, где на них обратят как можно меньше внимания.

Гарри последовал за ней, надвинув на глаза черные маггловские очки, покачивая головой из стороны в сторону и впитывая магию, которая буквально текла по воздуху. Ему не нужна была Гермиона, чтобы сказать, где находятся столы; печать желтого света домашних эльфов была на них, словно краска. Зеленые стулья светились ремонтными и чистящими заклинаниями, которых было не счесть.

Когда они сели, студенты, сидящие рядом с ними, бросили лишь несколько любопытных взглядов на мальчика и девочку, одетых в простые непримечательные черные мантии. Они не узнавали их, но не было ничего необычного в том, что студенты другого факультета садились друг с другом за завтраком. Те, кто помоложе, думали, что они, скорее всего, старшекурсники; те, кто постарше, предполагали, что они были с младших курсов другого факультета и просто не встречались им раньше.

Впоследствии их присутствие было замечено только после того, как Гарри закончил завтрак.

Профессор Макгонагалл, бросив взгляд через зал, узнала знакомые фигуры подростков, поднимающихся на ноги из-за стола Хаффлпаффа. Директор поймал ее взгляд и проследил за его направлением; профессор Флитвик, разговаривавший с директором, нахмурился и повернулся.

Внезапно все профессора, сидящие во главе стола, посмотрели в одном направлении; большинство с любопытством, видя знаменитого мальчика, который, как они только что узнали, был слабовидящим.

Судьба распорядилась так, что именно в этот момент проказники, сидящие за гриффиндорским столом, совершили свою запланированную шалость.

С одним чемпионом в Гриффиндоре и другим в Хаффлпаффе между двумя факультетами расцвел дух товарищества. Но вместе с ним появилось и дружеское соперничество, сопровождающееся, главным образом, шутливыми сглазами, то и дело запускаемыми друг в друга представителями обоих факультетов. Одни изменяли цвет волос соперников, другие изменяли изображения значков факультетов на мантиях или запутывали буквы написанных названий. Шутки выглядели достаточно драматично и быстро исчезали, а потому казались лишь забавными шалостями.

Близнецы Уизли запланировали свое мероприятие на конец трапезы; оба брата хотя и стали более спокойными после смерти сестры, не утратили желания устраивать розыгрыши, но теперь их шутки стали острее. В то утро их выбор пал на хаффлпаффский стол. Заклинание превращающее черные одежды в золотые. Для осуществления этой шутки они завербовали еще нескольких гриффиндорцев, заклинание было легким, детский трюк. Предполагалось, что это вызовет смех — цель, к которой близнецы стремились гораздо больше, чем к любой другой.

Первый залп предназначался для правой стороны стола, второй — для левой, а третий — для оставшихся. Ожидалось, что профессора лишь снимут несколько баллов за устроенный хаос, но это определенно стоило того, чтобы увидеть, как четверть учеников школы будет ходить в золотых мантиях до конца дня. На самом деле, гриффиндорцы планировали сменить цвет и своих мантий, сразу присоединившись к хаффлпаффцам.

Для Гарри, который изучал потолок Большого зала, в то время как Гермиона собирала свою сумку, заклинания поднялись в воздух, словно розовая дымка, и покрыли противоположную часть стола.

Он не понимал, что происходит, видя лишь, как магическое заклинание нашло свою цель, а затем коричневые волокна студенческих мантий наполнились магическими оттенками, при этом их узор остался неизменным.

Гермиона ахнула, удивленная происходящим, ее палочка тут же оказалась в ладони. Рука Гарри сжала посох. Он услышал испуганные крики, но ни страха, ни боли в них не было.

Второй залп заклинаний пронесся вслед за первым, и Гарри резко встал перед застывшей фигурой Гермионы, уверенно держа свой посох; основное защитное заклинание автоматически сорвалось с губ: это был первый раз, когда он использовал его не в исследовательских целях.

— Протего!

Его заклинание затерялось среди криков хаффлпаффцев, а заклинание, которое должно было ударить по ним, отлетело в сторону, его магия запуталась и потерялась в потоках магии замка. Гарри наблюдал, как она разливается по стене, постепенно впитываясь в камень. Гермиона ворчала у него за спиной.

— Просто какая-то нелепая ш-шутка, Гарри. Теперь все кончено. Я думаю, что мы единственные, кого они пропустили, возможно, потому, что мы стоим. Давай поторопимся.

Гарри позволил своему заклинанию исчезнуть, улыбаясь и качая головой. Он повернулся, собираясь покинуть зал вслед за Гермионой.

Внезапно он увидел, как магия собирается и поднимается снова, услышал громкий голос директора.

— Прекратите немедленно!

Но его слова опоздали. Заклинания появились снова, и на этот раз они представляли собой не расщепленные цвета, которые нацеливались на стол в целом, спиралью, чтобы взять несколько целей. Они были сосредоточены исключительно на Гарри и Гермионе, и даже учитывая ее предыдущее утверждение, что это была шутка, Гарри не позволил инородному лучу коснуться своего света и рисунка, даже если речь шла лишь об одежде.

За секунду до того, как он подлетел к ним, разум Гарри произвел быстрые расчеты. Заклинания исходили из нескольких точек, слишком разнообразных, чтобы их можно было предотвратить с помощью простого защитного заклинания, предназначенного для использования в качестве щита лишь с одного направления и от одного заклинания.

Розовая магия не была сильной, но она была выпущена из нескольких палочек. Она преодолеет простое Протего. Ему нужно было что-то большее, и он знал, что нужно сделать.

Гарри стукнул посохом по земле, понимая, что у него нет времени произносить слова, и позволил изумрудной магии хлынуть из рук в алый посох и вспыхнуть вокруг них золотым куполом заклинания "Протего Максима".

Розовый свет встретился с золотым и вспыхнул вокруг него, пройдя без вреда для Гарри и Гермионы, чтобы, как и предыдущее заклинание, погрузиться в камень. Гермиона глубоко вздохнула и громко застонала. Гарри почувствовал на себе взгляды, похожие на физическое покалывание на коже, звуки радостного удивления повергли его в шок.

Он сбросил щит, сосредоточив свой взгляд на желтом столе, от которого исходили все заклинания.

— Мистер и мистер Уизли! — Профессор МакГонагалл взвизгнула, свет ее коричневой магии поспешил к столу, и Гарри увидел мириады узоров гриффиндорских студентов, мерцающих и ерзающих на своих местах.

— Как он это сделал?

— Ты видел это заклинание?

— Я не слышал, чтобы он сказал хоть слово!

— Может, это он?

Студенты заговорили все разом, тишину вызвал лишь крик МакГонагалл. Гермиона снова застонала, и Гарри почувствовал ее руку на своем локте.

— Пошли, пока она не начала орать. Это так смущает…

Она потащила его прочь, и Гарри развернулся, чтобы выйти из зала вместе с ней.

— Это же та девушка, которую чуть не раздавил тролль! — одна единственная фраза среди всех остальных привлекла его внимание, и он повернул голову, увидев, как бледно-лиловый узор поник, когда его лицо повернулось на голос.

Затем они удалились.

Как только мистер Поттер покинул зал, директор прочитал студентам суровую лекцию, включавшую в себя часть о том, как сильно он разочарован учениками школы, встретившими гостей подобным образом.

Известие о том, что мистер Поттер не только действительно находится в замке, но и использовал могущественное заклинание прямо на их глазах, еще сильнее разожгло интерес студентов, даже несмотря на отработки, полученные половиной студентов-гриффиндорцев мужского пола.

И сразу же после отбытия наказания студенты толпами отправились на поиски Гарри Поттера, в то время как директор и его профессора вновь задумались о том, так ли беспомощен был Гарри Поттер на самом деле.

Альбус, Северус и Минерва встретились в кабинете директора.

Профессорам было велено молчать о потенциальной слепоте мистера Поттера. На данном этапе не следует показывать его слабость, если это вообще была слабость.

Они собирались поговорить с Олливандером, человеком, который дал незарегистрированному ребенку могущественный посох, нечто гораздо более мощное, чем стандартная волшебная палочка, хотя и громоздкое по своим размерам. Они так же планировали поговорить с мистером Поттером о том, как много он знает о волшебном мире и о магических заклинаниях.

Профессора собирались выяснить, насколько хорошо он видит, достаточно ли хорошо, чтобы принять участие в турнире. И если он это сделает, кто захочет стать его партнером.

Профессор Снейп предпочитал поставить студента со своего факультета, профессор МакГонагалл же считала, что следует дать шанс факультету Равенкло.

Дамблдор лишь подчеркнул, что любое решение должно быть согласовано с директорами других двух школ, а также с самим мистером Поттером.

А когда Северус и Минерва, наконец, вернулись к преподаванию своих предметов, Альбус Дамблдор сидел в своем кресле и размышлял о прошлых ошибках и о том, как же теперь их исправлять.

В первый день в Хогвартсе Гарри и Гермионе удавалось избежать встречи со студентами лишь потому, что они проводили время в местах, где их никто не ожидал увидеть, хотя и тут не обошлось без некоторого везения.

Как только они увидели реакцию студентов на присутствие Гарри, услышали их восклицания, как грубые, так и просто удивленные, — любые трапезы в Большом зале были прекращены, а посещение библиотеки они предпочли отложить либо на поздний вечер, либо на раннее утро.

Гарри едва замечал студентов. Он видел их цвета и узоры, но все это было легко проигнорировать на фоне того величия, которое окружало их в Хогвартсе. Он слышал обрушившиеся на них невежественные вопросы студентов, но предпочитал игнорировать их.

Гермионе приходилось гораздо труднее. Она видела их глаза и слышала все их рассуждения. Она истолковала взгляды, брошенные на них, некоторые пылкие, выражавшие поклонение герою, другие темные, а остальные просто любопытные. Они хотели знать о Гарри все: от того, помнит ли он ночь, когда умерли его родители, до его любимого цвета. А что до нее, то их мало что интересовало, кроме того, как кто-то вроде нее подружился с Мальчиком-Который-Выжил.

Один за другим профессора приходили к Гарри Поттеру и проверяли его зрение и способности, некоторые ради праздного любопытства, другие намеренно. Он не возражал, понимая любопытство профессоров. По их просьбам Гарри описал кое-что из того, что он видел: портреты, камни, людей, их домашних животных.

Для Флитвика он выполнил несколько заклинаний, как базовых, так и продвинутого уровня, из-за чего миниатюрный человечек, чей узор выдавал гоблинские корни, возбужденно запрыгал вокруг него.

Для МакГонагалл он описал увиденное, когда она подтвердила свою анимагическую форму и преобразилась перед ним.

Гарри и самому было интересно увидеть, что в ее анимагической кошачьей форме ее рисунок не менялся, оставаясь в основном человечьим с печатью кошки. Наконец, он обсудил с профессором, что может означать изменение души объекта, его рисунка, а не только его кожи или цвета, и как это могло повлиять на продолжительность преображения.

Когда Гермиона записывала его новую гипотезу, профессор МакГонагалл была удивлена. Но Гермиона ничего не объяснила, лишь ответив, что могла бы сделать ссылку на это в одном из своих домашних заданий, которые должны были быть отправлены ее профессору совой. Еще до приезда в Хогвартс они с Гарри договорились, что работы Виолы Джеймс останутся тайной.

Когда несколько часов спустя к нему зашел профессор Снейп, Гарри увидел, что темно-пурпурный оттенок этого человека содержит странные пятна глубокого ярко-красного цвета. Когда он упомянул об этом, профессор зелий подозрительно странно замолчал, затем, ушел без объяснений, оставив после себя лишь едкий шлейф из запахов ингредиентов для зелий.

Когда после долгого дня, проведенного за осмотром замка, Гарри столкнулся с профессором Защиты, Гарри заметил у него тот же красный отпечаток.

В отличие от Снейпа, профессор Муди дал ему объяснение.

— Скорее всего, это следы применения темной магии. На мне их с войны немало.

Позже Гермиона прошептала ему, что Аластор Муди был отставным аврором, и у него было много шрамов, а так же отсутствовали глаз и часть носа.

Гарри насторожился.

У Аластора Муди был почти такой же красный осколок, как и у профессора Снейпа, расположенный там, где должна быть его правая рука. Это выглядело не как магия, а скорее как рисунок и оттенок другого человека. В сочетании со странным оттенком серых тонов профессора защиты, испещренным черными пятнами, как будто у него загадочным образом не хватало частей, это выглядело странно. Гарри забеспокоился.

Возможно, это была какая-то магическая болезнь? Болезнь, которую он никогда раньше не видел?

Было бы невежливо спрашивать?

Гермиона подумала так же, когда Гарри, наконец, спросил ее мнение, и на этом вопрос был закрыт.

По крайней мере, пока Гарри было еще чем заняться.

Именно Дамблдор мягко намекнул Невиллу Лонгботтому подружиться с Гарри Поттером, надеясь свести вместе двух мальчиков, которые могли бы спасти мир, и именно его добрые слова, сказанные из наилучших побуждений, проинформировали юного гриффиндорца об ужасных последствиях шрама от убивающего проклятия.

Невилл поведал все своим ближайшим друзьям, объясняя им свое внезапное желание найти Гарри Поттера; Дин поделился с остальными гриффиндорцами, которые рассказали своим друзьям с других факультетов.

Никто не видел шрама за солнечными очками Мальчика-Который-Выжил, и некоторые не поверили слухам.

Другие наоборот, поверили, и воцарилась неразбериха.

Мог ли Гарри Поттер быть слабым? Никчемным? Он стал участником турнира! Он произнес мощное заклинание в Большом зале!

Он победил Темного Лорда и потерял зрение.

Девушки вздохнули с жалостью и решили успокоить разбитое сердце героя. Мальчики громко говорили о помощи ему, в то время как мировоззрение других — основанное на историях из "Ежедневного пророка", которые, как все теперь знали, были ложными — рушилось.

Поттер не убивал ведьм и не летал на метле. Он был слеп, использовал посох как трость, носил очки, чтобы скрыть, должно быть, глаза, затянутые бельмом. Грейнджер не была его другом, она просто была его поводырем, он никогда никуда не выходил без нее.

В течение первых трех дней школа пыталась поговорить с Гарри Поттером из уважения и благоговения, но в течение последующего дня их вопросы превратились в шепот, а во взглядах, все еще любопытных, появился болезненный намек на удивление.

Мальчик-Который-Был-Слеп — звучало непривычно, странно.

Гермиона сразу же поняла, что все ученики в курсе, ей не нужно было слышать вопросы, хотя ни один человек так и не подошел и ничего не спросил. Она заметила жалостливые взгляды и сжала руку Гарри.

Он же не обращал на это никакого внимания. Гарри продолжал думать только о призраках, привязанных к Хогвартсу, и о том, как их белые спектральные узоры, казалось, питаются магией, присущей школе, которую он считал разумной. Он жил в своем собственном мире, и Гермиона только на секунду задумалась, стоит ли ей рассказать ему, как ведет себя школа.

Увидев, как он нахмурился, размышляя о загробной жизни и ее взаимодействии с магией, Гермиона улыбнулась и заставила себя выбросить эту мысль из головы. Зачем волновать его, и почему он вообще должен волноваться? Турнир завершится, и они вернутся к учебе, подальше от волшебного мира и его предрассудков. Гарри был гением, и они уже были известны под именем Виола Джеймс. Им не нужны были ученики Хогвартса.

Они прекрасно ладили сами по себе.

Стоя в коридоре, Гарри объяснял профессору Бабблинг как, на его взгляд, была сформирована структура Хогвартса, когда заметил, что к ним приблизился директор — бледно-голубой свет, знак силы.

Дамблдор вежливо извинился перед профессором древних рун и отвел Гарри в сторону, хотя при этом, он, казалось, не возражал против присутствия рядом с ними Гермионы.

— Мой мальчик, мне очень жаль, что твое состояние стало общеизвестным. Я надеялся скрыть твою слепоту от широкой публики, но, увы, кто-то из педагогического состава, должно быть, проговорился.

Гарри нахмурился.

— Я никогда не планировал ничего скрывать, директор. Я не стыжусь своей неспособности видеть, и если уж на то пошло, то держать ее в секрете опасно. В моих же интересах, чтобы другие знали, что я слабовидящий.

Гермиона, стоявшая рядом с ним, нервно заерзала, ее свет задрожал. Директор вздохнул.

— Но, думаю, ты, по крайней мере, захочешь более тщательно охранять секрет своей довольно уникальной формы зрения? Мои профессора откровенно поражены твоими способностями, но вряд ли они смогут умолчать о том, что ты им рассказал. Я рекомендовал бы тебе быть очень осторожным в том, с кем ты обсуждаешь то, что видишь.

Гарри изогнул бровь.

— Вы не доверяете своим сотрудникам?

— Дело совсем не в этом, — заверил директор. — Я просто не всегда доверяю их суждению. У тебя есть враги, Гарри, из-за того, что ты сделал, когда был еще ребенком. Они будут стараться навредить тебе любым возможным способами.

Гарри покачал головой.

— Сначала вы хотели, чтобы я выглядел нормальным, чтобы меня не считали слабым, а теперь хотите, чтобы я выглядел слабым, чтобы мои враги не знали, кто я на самом деле? В чем смысл?

Директор издал разочарованный вздох.

— Пожалуйста, попытайся понять. Твое зрение может быть чрезвычайно полезным, если на тебя нападут. Чем больше они недооценивают тебя, тем больше у тебя шансов сбежать...

Голос Гермионы дрожал от волнения, она прервала речь директора на полуслове.

— Что вы хотите сказать? Гарри в опасности? Вы говорите так, будто он может пострадать в любой м-м-момент.

Голос Гермионы резко оборвался, Гарри понял, что это было возобновившееся заикание и напоминание о том, что в Хогвартсе они на самом деле не были в безопасности. Он почувствовал, как внутри закипает гнев от того, что директор снова вызвал в ее сознании это чувство тревоги, а так же смущение из-за своей речи.

Дамблдор вздохнул.

— Гарри, мой мальчик, ты Мальчик-Который-Выжил. Возможно, ты и был в безопасности в относительной отдаленности от волшебного мира, но теперь все взгляды устремлены на тебя. Ты должен быть готов. Я могу тебе помочь. Некоторые из моих профессоров будут рады лично обучать вас обоих, вам нужно только спросить. Мы хотим лучшего для вас.

Гарри с трудом сдержался, чтобы не фыркнуть, это было совсем на него не похоже, но казалось вполне уместным в данной ситуации.

Вместо этого он напрягся и посмотрел прямо на бледный свет.

— Мы с Гермионой будем рады получить любой совет, а так же будем рады занятиям с вашими профессорами. У меня есть много теорий, которые я хотел бы обсудить, и есть много того, что я еще не знаю о своем собственном зрении и почему оно таково. Шанс узнать об этом побольше — это одна из причин, по которой я был так счастлив приехать сюда. Но, — Гарри вздернул подбородок, — я не собираюсь намеренно скрывать, кто я. Я не буду афишировать это, но и не буду умалчивать. Ни факт, что я не могу видеть нормально, ни факт, что то, что я вижу, необычно. Я смирился с тем, кто я есть, а значит, и остальной волшебный мир тоже сможет.

С этими словами Гарри потянулся к Гермионе, взял ее протянутую руку и зашагал в том направлении, куда ушла профессор Бабблинг.

В конце их первой недели в Хогвартсе Гарри и Гермиона стояли на Астрономической башне глубокой ночью; Гермиона быстро писала в своем блокноте, в то время как Гарри мерил шагами пол круглой смотровой площадки и, не обращая внимания на высоту, активно жестикулировал, рассуждая.

— Этот замок, он изменился с течением времени, оригинальная конструкция хорошо прослеживается в узоре, более насыщенном магией, этот узор более связный. И эта башня — его неотъемлемая часть. Центр магического купола находится прямо над нами...

Гермиона с любопытством посмотрела на звезды.

— ...и прямо под нами находится сердце школы, что-то вроде компьютерного процессора. Все магические импульсы, кажется, текут в него или из него, остатки магического остатка собираются в центре, чтобы перераспределиться по всей школе, даже в некоторой степени питая обереги. Должно быть что-то и под землей, под канализационными трубами, которые присутствуют в стенах, как показывают изгибы узоров. Возможно, огромный магнит или алгоритм Уорда, который действует как мозг, хранящий воспоминания. Я думаю, Хогвартс может сам понять, если ему нанесут урон, достаточно сильный, конечно. Он даже может действовать независимо от распоряжений директора, чтобы противостоять угрозе. Удивительно!

Гарри топнул ногой и широко раскинул руки, будто для объятий, очки были сняты и забыты в кармане с наступлением комендантского часа, а широко раскрытые зеленые глаза улыбались чему-то, что Гермиона не могла увидеть.

— Мы обошли весь периметр и большую часть коридоров. Это место великолепно! Перед нами твердое доказательство того, что объекты могут быть разумными. Это место Живое, Гермиона, я более чем уверен в этом. Как это возможно? Искусственный интеллект вкупе с магией, служащей его жизненной силой, его кровью. Магия, собранная за тысячелетие, или, возможно, основатели этой школы знали что-то, что было потеряно или скрыто от всех с тех самых пор.

Гермиона улыбнулась и шагнула к нему.

— Не думаю, что ты сможешь это выяснить за неделю, Гарри. Я тоже много читала, и в книгах по истории нет даже намека на то, о чем ты говоришь. Комнаты перемещаются, да, но это объясняется тем, что магия иногда творит странные вещи. Это вполне ожидаемо. Ты пытаешься утверждать, что это происходит осознанно.

Гарри фыркнул.

— Конечно, это так. Лестницы движутся в зависимости от количества студентов, их использующих, и того, насколько замок расположен к определенному человеку...

Гермиона недоверчиво рассмеялась.

— Гарри, они зачарованы передвигаться наугад! В Истории Хогвартса говорится…

Гарри закатил глаза, провел рукой по своим непослушным темным волосам, коротко подстриженным у самых ушей.

— Я знаю, что там написано. По предложению Ровены Равенкло, лестницы были зачарованы на движение, чтобы сэкономить место, когда были построены верхние этажи. Но там ничего не говорится о том, когда они двигаются и почему. Я наблюдал за замком, и вижу, что школа взаимодействует с учениками. У нее есть любимчики.

Гермиона вздохнула, плюхнулась на стул и написала еще несколько заметок.

— Хорошо. Но я не знаю, что нам с этим делать. У нас нет времени доказывать, что Хогвартс живой, как нет и причин заниматься этим. Я думала, ты больше хочешь пообщаться с призраками, возможно, исследовать Запретный лес…

Гарри вздохнул.

— Время. Его никогда не хватает. Я думаю, что мог бы провести всю свою жизнь в этой школе, и Хогвартс все равно оставался бы загадкой. Теперь мне действительно понятно, почему он так важен для волшебного мира.

Сердце Гермионы сжалось. Гарри продолжил, подойдя к самому краю башни и глядя вниз, его взгляд блуждал где-то у основания башни.

— Полагаю, мне следует начать экономить время. От такой чудесной головоломки трудно отвернуться.

Чей-то вздох заставил Гермиону оторваться от записей, Гарри застыл, склонив голову и прислушиваясь.

Из дверного проема внизу медленно поднялась рыжая голова, и любопытные глаза уставились на Гарри.

— Он не должен стоять так близко! Он вообще знает, что стоит на самом краю?— спросил Рон Уизли. Пока Гермиона удивленно таращилась на него, следом за ним появился ещё кто-то. Из дверного проема вышел Невилл Лонгботтом.

Гермиона открыла и закрыла рот, затем покачала головой.

— Почему ты здесь?

Рон не ответил. Он смотрел на Гарри.

— Сделай шаг назад, медленно. Это Астрономическая башня, вы должны быть осторожны.

Губы Гарри изогнулись в улыбке, когда он повернулся к двум гриффиндорцам.

— Не беспокойся обо мне. Даже если я перешагну через парапет, то не упаду, там есть заклинания, чтобы предотвратить случайно падающих или целенаправленно прыгающих студентов или любых живых существ. Несколько мучительных секунд, а потом Хогвартс вернет тебя обратно в башню.

Рон нахмурился, Невилл, неловко кашлянув, зажег Люмос, чтобы осветить их лица. Гермиона наблюдала, как оба мальчика с нескрываемым любопытством разглядывали открытое лицо Гарри, как луч света выделил тенями шрамы на его глазах.

Невилл откашлялся.

— Я, э-э, видел, что вы оба здесь. Комендантский час уже подошел но... у нас есть возможность передвигаться по замку и не быть пойманными. Я не был уверен, должны ли вы следовать комендантскому часу, но если да, я подумал, может быть, мы могли бы помочь вам вернуться.

Гарри пожал плечами.

— Не нужно. Поскольку мы являемся в замке гостями, директор не устанавливал для нас комендантский час.

Гермиона скрестила руки на груди.

— Что вам на самом деле нужно?

Гарри нахмурился, услышав ее тон, а Рон покраснел.

— Гермиона, ну, я хотел поговорить с тобой в первый же день, когда ты была здесь, но... Я хотел извиниться. Это именно я говорил все эти вещи, другие просто слушали меня. Я был дураком, я на самом деле так не думал.

Гермиона хотела ответить, но Гарри опередил ее.

— Рон Уизли? — его голос звучал натянуто, такого странного тона Гермиона у него никогда не слышала. — Герой Хогвартса?

Рон покраснел еще больше, и Невилл шагнул вперед.

— А я — Невилл. Думаю, ты знаешь эту историю, — он серьезно посмотрел на Гермиону. — Может, я ничего и не говорил тогда, но я рассмеялся. Я хотел вписаться в компанию, но это было неправильно. Мы искали тебя, Гермиона. Мы просто ... мы опоздали.

В конце его голос сорвался. Гермиона просто стояла, не зная, что сказать.

Это случилось три года назад, но память о тролле изменила все, что было до него. Она помнила их смех, помнила свой плач, но ярче всего в ее воспоминаниях был тролль — его запах, его рев, боль.

Она стояла молча, опустив голову.

Гарри заговорил, приблизившись к ней:

— Все имеет последствия. Вы причинили ей боль, что привело к ситуации, в которой она едва не погибла. Я не уверен, что извинений спустя годы будет достаточно.

Рон вздрогнул.

— Извини, но это не твое дело, Поттер. Тебя там не было.

Почему Гарри не было рядом, было ясно по тону Уизли. Гермиона гневно вскинула голову и сверкнула глазами.

— Он мой лучший друг, так что это его дело. Ты даже не прислал мне письмо, пока я была в больнице. Почему же ты так сожалеешь сейчас?

Рон побледнел.

— Все не так. Мы просто хотели…

Гарри подошел ближе к Гермионе, нашел ее руку и крепко сжал. Взгляд его зеленых глаз был сосредоточен на том месте, где стояли Рон и Невилл. Гермиона знала, что, глядя на них, он запоминал их узоры и цвета.

Она напряглась.

— Я знаю, чего вы х-хотели. Вы думали, что сможете использовать меня, чтобы сблизиться с Гарри, хотя уже сейчас обращаетесь с ним, как с инвалидом. Но вы даже не з-знаете его. Речь идет о Турнире? Или вы просто хотите сделать его частью вашей шайки г-г-героев ?

Гарри крепче сжал ее руку. Он посмотрел на нее, пробежал взглядом по ее лбу, по шее, потом вздохнул и покачал головой. Он повернулся к гриффиндорцам.

— Вы не знаете меня, и я сомневаюсь, что когда-нибудь узнаете, но я думаю, что вы искренне извинились перед Гермионой. Вы мне не нравитесь, но это и не нужно. Если Гермиона захочет простить вас, она к вам придет. А пока оставьте ее в покое.

Невилл кивнул, Рон нахмурился. Но оба ушли, не сказав больше ни слова.

Гермиона встала и позволила Гарри заключить себя в объятия.