Кровавая Химе (джен)

— Вы просто прекрасны, химе-сама!

— Благодарю, — вежливо отвечаю, мило улыбаясь.

Слугам нельзя хамить, надо быть вежливой, мило улыбаться и вести себя как милая, наивная пятилетняя девочка. Тогда при мне не будут стесняться, а будут рассказывать много интересного. Часть из того, что не знают многие из «верхушки». Поэтому с ними надо быть несколько неразумной и вежливой. Так выгодней.

— Наверняка, старший наследник Сенджу будет без ума от вас. Точно вам говорю, химе-сама, влюбится он в вас без оглядки, да о скорейшей помолвке просить будет! — лесть, лесть, лесть, как же много лести. А ведь я прекрасно знаю, как эта прислужка за спиной обсуждает и мои новые наряды, и обливает грязью мою неразумность, называя «ни на что не способной дурнушкой».

Двуличная она, эта Отоки, да вот только болтливая не в меру, удобная для меня.

— Знаете, говорят, что вас могли бы обручить и с наследником Учиха, вот только Сенджу первыми успели. Хотя Учиха всегда славились своей холодностью и недоступностью, а ещё красотой. Ох, уверена, даже такой не устоял бы пред вашим прекрасным ликом!

О чём я и говорю. Значит, был… нет, не так, есть шанс помолвки с Мадарой Учиха? Не знаю, что хуже. Но, думаю, старший Сенджу всё же лучший для меня вариант. Одно дело со стороны наблюдать и восхищаться таким мужчиной как Мадара, а совсем другое — жить с таким. Тут никаких нервов не напасёшься.

И вот, хлопоты закончились. У меня на голове были собраны две аккуратные гульки, в концы которых были воткнуты драгоценные канзаши в виде красивых алых роз. Они были небольшими, но очень симпатичными, пускай и немного сливались с цветом моих волос.

Красивое, богато расшитое кимоно сидело прекрасно. Оно было неудобным, как для одевания, так и для ношения, я предпочитала юкаты, но химе обязана носить кимоно на такие важные встречи.

Новые сандалии неудобно легли на ноги, я уже успела привыкнуть к предыдущим. Шагаю мерно, в сопровождении служанок, сложив руки спереди и косолапя ноги. Раз, два, три, поворот на право, ещё тридцать семь небольших шажков, потом снова поворот, снова направо.

Мы подходим к беседке, в которой будут идти переговоры. Ну, как переговоры, скорее уж вежливый приём. Переговоры будут позже в специальном помещении, где обычно собираются Совет Клана, со всеми старейшинами.

Подходя, вижу свою «семью» — ока-сан, ото-сан, ни-сан, джи-сама и ба-сан. А так же двое мальчишек примерно моего возраста (года на два-три старше), женщина-альбинос и мужчина. Старик уже, по здешним меркам.

Дальше проходит церемония приветствия и знакомства. Мне представляют Тсукико-сан, Буцуму-сана, Тобираму-куна и Хашираму-куна.

Закончив с вежливыми поклонами, нам разрешают присесть на лавочку, после чего подаётся чай. Чайную церемонию ведёт личная прислужница ба-сан — Норико-сан. Она ей служит уже как тридцать четыре года. Немаленький срок. Особенно для шиноби.

Хаширама-кун был… несколько безответственным, весёлым и ярким. Тобирама-кун же был полной ему противоположностью. Серьёзный, собранный, отстранённый, сдержанный. Вынуждена признать, что младший наследник мне понравился больше.

Особенно после того, как старший из братьев просто заснул во время беседы. И захрапел. Я воспитанно отвела глаза в сторону, точно так же поступил и Тобирама-кун, только уже от стыда. Взрослые предпочли сделать вид, что ничего не заметили, а Харуто тихо усмехнулся в ладонь.

Ситуация его явно забавляла.

Положение ухудшилось только тогда, когда примеру сына последовала и Тсукико-сан. Буцума-сан раздраженно выдохнул, а единственный из не спавших младших Сенджу, просто отвернул голову. Однако я вполне успела заметить заалевшие щёки и мысленно ему посочувствовать.

Нет, я искренне верю, что он любит свою семью, но в такие моменты, когда приходится краснеть не только за старшего брата, но и за мать… бедный.

Посчитав, что никто ничего не заметит, пнула ногой Хашираму-куна. Один раз, второй, на третий не выдержала и пнула посильнее, от чего тот тут же проснулся и попытался сделать вид, что ничего не случилось. Ладно, восьмилетнему ребёнку это простительно.

Я же получила одобрительный взгляд от ба-сан, остальные мой поступок или не заметили, или проигнорировали. Вероятнее всего второе, так как для шиноби было бы странно этого не заметить.

— Думаю, дети уже утомились и их стоит отправить в их комнату. Мы выделили для ваших сыновей одну комнату, если не возражаете, — взял слово джи-сама. — Мито их проводит.

Откланявшись, мы отправились в комнаты. Они были через стенку от моих. Естественно, не случайно.

Выполнив все свои обязанности, рассказав, что если что-то понадобится, они могут обращаться ко мне, позволила братьям уединиться. Сама же отправилась в свою комнату, где села у стенки и стала прислушиваться к разговору двух Сенджу. Такова моя роль — слушать, потом рассказывать. Очень уж удобно подслушивать тут, тонкие стены и никакой звукоизоляции. Временами кажется, что это было придумано специально. А может так и есть — не знаю.

За стенкой же Тобирама-кун активно читал морали о недостойном поведении своему аники. Холодным, почти равнодушным голосом, в котором слишком сильно пробивалась нотка раздражения, которая была вызвана тем, что ему пришлось краснеть из-за него и Тсукико-сан. Высказать такое своей ка-сан он, конечно, не мог, вот и высказывал всё Хашираме-куну. А ещё, я совершенно уверена, сверлил того взглядом злых алых глаз.

Послушав эти выговоры, тихо встала. К моим комнатам приближалась Джунко-сан, видимо, в качестве замены излишне говорливой Отоки.

Служанка вошла почтительно поклонилась и после моего кивка, приступила к своим обязанностям: помогла снять мне кимоно, распутала причёску, после чего расчесала мои волосы. Длинные и густые, они доходят до середины бедра, красными локонами спадая на плечи. Гордость клана и моя личная. Мне выдали одежды для купания — купальня почти готова.

Как только все приготовления были завершены, я, в сопровождении Джунко-сан и ещё одной женщины прошла в ванную комнату. Там мне помогли помыться, помыли волосы, рассказали последние новости и указания ба-сан. Мне предстояло наладить отношения с двумя наследниками, сделав их если не дружескими, то хотя бы просто приятельскими.

Проблематично.

Ни наследник, ни его младший брат не дураки. Даже старший, каким бы шалопаем не казался. Всем прекрасно известно о его гении мокутона. Уже сейчас этот мальчик показывает себя как один из сильнейших бойцов клана в будущем. Среди своих ровесников он — сильнейший. И будь он дурачком до восьми лет не дожил бы.

Что ж, думаю, оба наследника предупреждены о возможной помолвке, в связи с чем наладить контакты должно быть несколько легче.

— Что-то известно по поводу помолвки? — под самый конец, даже не смотря на прислугу интересуюсь, смотря в зеркало. В сумраке слишком ярко выглядят глаза — единственное, что выбивается из образа. Они не сочетаются с тёмно-алыми волосами и немного бледной кожей.

— Да, Мито-химе, — через зеркало вижу как кланяется Джунко-сан. — Вашим будущим супругом станет Хаширама Сенджу.

Ещё раз поклонившись женщина уходит.

А я давлю в себе вздох разочарования. Не смотря на то, что была уверена именно в этом итоге, до конца надеялась на то, что моим будущим супругом станет Тобирама-кун. Как личность он мне импонировал больше. Мы бы быстрей нашли общий язык и нам было бы легче ужиться. Однако выбирать не приходиться.

Глава клана — значительно более выгодная партия, поэтому я стану именно его женой. Выгода для клана и больший почёт для меня — расклад как нельзя лучший. Вот только желание недовольно скривиться никуда не пропадает.

Впрочем, это не важно.

Чувства для шиноби и правящих кланом — роскошь. Для химе в том числе. Мне это пояснили уже давно, вбивая эту простую истину едва ли не с самого рождения в этом мире. Жесткие правила, цепи, из которых уже не вырваться. Смерть — единственный выход, вот только мне слишком страшно умирать и поэтому гораздо легче смириться со всем этим. А так же извлечь выгоду.

Смотрю на горящую свечу, что мерцает неровным пламенем. Красиво.

Подхожу к свече и тушу её двумя пальцами; комната погружается во мрак. Мне это, конечно, не мешает. У потомственных шиноби хорошее зрение даже в темноте. У членов клана Узумаки с «сильной» кровью — тем более.

Вздохнув подхожу к футону и ложусь на него. Сейчас лучше поспать, слишком уж напряженным обещает быть завтрашний день.

* * *

В итоге всё вышло так как я и предполагала. Хаширама, так же как и Тобирама, был уже оповещён о заключённом договоре. И совершенно без зазрений чего бы то ни было, внимательно разглядывал меня, временами выразительно кривя мордашку. Смотрелось более чем забавно, особенно в сочетании с укоризненными взглядами альбиноса, который тот бросал в такие моменты на брата.

Я же всё это просто игнорировала. Какая мне разница, как он на меня реагирует? До нашей свадьбы пройдёт ещё лет десять как минимум, а до тех пор многое может переменится. И старший наследник должен будет смириться с тем, что мне будет суждено стать его женой.

Впрочем, прекрасно понимаю, что ему не понравилось.

Во мне нет открытости, ярких эмоций, чувств — всего того, чем славится мой клан и, что есть в самом Хашираме. Другое дело, что всё это вполне можно скрывать, ведь старшая химе, на которую возлагаются большие надежды, не должна вести себя глупо и импульсивно. Пусть даже иногда очень сильно хочется, а кровь бурлит и требует действия, проказы, крика, шума и прочего.

Меня всегда учили контролировать эмоции, так, как пожалуй не учили даже Харуто. Не знаю с чем это связано, но я должна всегда контролировать свои порывы, будь они хорошими или же нет. Мною должен править разум, а сердцу дозволено лишь право голоса, но не право решать.

Временами я сама не понимаю зачем такие сложности. Ведь их нет у того же Харуто, Киоко, Айко… но мне говорят, что надо — и я должна слушаться и не задавать лишних вопросов. Надо будет — расскажут, а пока мне пять лет и я должна слушаться ба-сан и джи-сама.

— Хаширама-кун, Тобирама-кун, если желаете, то мы можем пройти к реке Кокушибо*? Оттуда открывается красивый вид на горы, — говорю с вежливо-холодной улыбкой, что не сходит с моего лица с самого утра. Да, с тех пор, кажется, моё выражение не поменялось ни на секунду. Скулы уже даже начало сводить.

— Как-то жутко звучит… — пробормотал Наследник, резко впадая в мини-депрессию. Мне до сих пор немного не по себе от таких резких перемен настроения.

— С радостью пройдёмся, Мито-химе, — исправляет оплошность брата Тобирама-кун и почти незаметно наступает ему на ногу. Прикрывая губы широким рукавом кимоно, прячу в нём усмешку. И старательно делаю вид, что не слышу дальнейших реплик.

— Ай! Ну за что, Тоби-чан?! И правда ведь жутко звучит!

— Не позорься перед Узумаки-химе, Хаширама, — почти шипит альбинос в ответ.

— Прости-прости, больше не буду, — улыбка так и скользит в этой фразе.

Качаю головой. Забавные они, братья Сенджу, даже интересно какие по характеру их младшие братья? Такие же яркие, или же всё самое «незабываемое» в характерах родителей перешло к старшим, а младших этим обделили? Как знать, как знать…

Поход на речку прошел весьма хорошо. В основном говорил Хаширама, иногда вставлял вежливые реплики Тобирама, а я в основном слушала, молчала и улыбалась. Как и подобает благовоспитанной химе.

Заговорила я лишь тогда, когда Хаширама-кун спросил почему такую красивую и, в общем-то, безобидную речушку прозвали Чёрной Смертью. Как итог — мне пришлось рассказывать легенду про возникновение этой реки, а заодно и нашего клана — слишком уж крепко они переплелись.

— Когда-то давно, во времена бесконечных войн, когда Кагуя-химе только принесла в этот мир чакру, у неё родилось двое сыновей-близнецов — Хагоромо и Хамуру Ооцуцуки, одного из них мы сейчас знаем как Мудреца Шести Пустей. Когда обоим мальчикам исполнилось по тринадцать лет, их мать, Кагуя, родила от другого мужчины дочь — Усаги Ооцуцуки. Девочка росла вдали от старших братьев, а после, когда химе запечатали в луне её собственные сыновья, так и вовсе стала жить практически как отшельник. Когда Усаги исполнилось семнадцать лет, старший брат — Хагоромо, захотел взять её себе в жены, но в силу сложного и бунтарского характера, она отказалась, сказав, что скорее за бога смерти замуж пойдёт, чем за того, кто сам убил родную мать. Слова у Усаги-химе редко расходились с действиями, поэтому она использовала технику призыва самого Шинигами, заявив тому, что он обязан на ней женится. Не иначе как с растерянности, Шинигами не успел ничего ответить, как Усаги скрепила их договором, который пусть и не был брачным, но не позволял богу покинуть этот мир или причинить вред призывавшей его. Эта история умалчивает о том, как Ооцуцуки-химе смогла уговорить самого Бога Смерти на брак и как такое возможно, в принципе, но на следующий день, пришедшему за её согласием Хагоромо, она ответила, что уже является женой Шинигами и он может идти на все стороны, — и нет, я не добавляю слов от себя, в древнем трактате всё было записано именно так. А писала его именно Усаги-химе. — Известно, что у Усаги-химе и у Шинигами-сама родилось пятеро сыновей и двое дочерей, которые выбрали своим домом остров О`Узу и основали клан Узумаки. Усаги-химе, сказала своему супругу, что хочет вернутся обратно на землю и дожить свой век смертной, однако перед тем попросила его покровительствовать всем их потомкам и как-то обезопасить остров. Тогда Шинигами-сама порезал своим кинжалом себе руку и пролилась на землю чёрная кровь Бога Смерти, став речкой, что должна веками защищать весь род его потомков и их дом, позволяя нашему Богу наблюдать за своими потомками и оберегать их.

— Ого! Интересная история, Мито-химе, — несколько неловко улыбнулся Хаширама-кун.

— А как они смогли… получить потомство? — неожиданно спросил Тобирама-кун, задумчиво смотря на реку.

— До сих пор задаюсь этим вопросом, Тобирама-кун.