Из уст подвыпившего слуги: история графа, двух баронов и девицы Женевьев (гет)

Но мы забегаем вперёд, ибо боевые подвиги в тот страшный день ещё не были окончены. Во время всеобщей стычки Женевьев в одном из домов возле конского рынка укрывалась. Как потасовка закончилась, выскочила она на улицу, и — нате вам. Сталкивается Женевьев, думаете, с кем? С самим бароном Антрагэ. Страшным таким, в грязи и кровище. Антрагэ улыбнулся Женевьев и шпагой ей отсалютовал.

— Обещание я своё выполнил, — говорит, — сударыня. Не смотрите на меня с такой надеждой, я не ранен, это всё кровь не моя, а графа де Келюса. Помните такого? Я же весь цел и невредим остался (приврал Антрагэ, Келюс несколько раз его клинком своим во время боя задел). Красиво, правда? — продолжает барон. — Я эту рубашку непременно на память сохраню.

Женевьев молчит, а Антрагэ хватает её за запястье, крепко так, с вывертом, и о рукав Женевьев клинок шпаги своей вытирает.

— Что, недовольны вы исходом дуэли, сударыня? — продолжает Антрагэ. — Если бы перед вами покойник граф тут стоял, вы бы, эдакой цацочкой (и слово-то какое выдумал!) прыгали и в ладошки хлопали. Женевьев руку из цепких пальцев барона вырвала и за спину отвела.

— Вот досада какая, правда? — выкрикивает Антрагэ, а Женевьев от него потихоньку пятится. — Не будучи супругой, уже вдовой стали! Не повезло вам сегодня. Ай-яй-яй! Мне в своё время в Лувре тоже несладко было. Но теперь мы квиты! Позвольте откланяться. Дела! Счастливо желаю вам оставаться!

Женевьев ещё на несколько шагов отступила, да как руку вперёд выбросит! Как в воздухе что-то просвистит! Барон Антрагэ как охнет! Как пополам согнётся! Женевьев как бежать припустит! Тут из-за угла четверо швейцарцев выскакивают, а Женевьев им кричит:

— Хватайте вон того подлеца! — и на Антрагэ указывает. — Убейте его! Убейте!

Да как завизжит, поднимая боевой дух отборной королевской гвардии. Пришлось Антрагэ изворачиваться и жизнь свою спасать. Сиганул он в переулок, до лошади своей кое-как добрался, вскочил в седло и дал шпоры. После ему и из Парижа бежать пришлось, опасаясь гнева короля, а то и впрямь на Гревской площади рисковал очутиться. Вернула-таки Женевьев барону, бывшему жениху, подарок его, кинжал, «каким взрослые мужчины дерутся». Метила в грудь, но впопыхах по самую рукоятку в правое плечо вогнала. Очень потом на это досадовала, что промахнулась. Антрагэ рану, конечно, залечил, но после правой рукой уже так хорошо владеть не мог. И боевой пыл свой с тех самых пор поумерил. Во время бегства в Анжу, доблестный барон из-за своего ранения, от слабости четыре раза с лошади падал, но до своего имения доехал всё же. Только недолго он там оставался. За границу бежать пришлось. Вот и женился, называется.

Но это мы опять вперёд забежали, а пока к Женевьев вернёмся, как она на конский рынок побрела, труп графа разыскивать. Вот уж никому не пожелал бы очутиться на её месте.

Вначале увидала она Можирона с Рибейраком. Маркиз к тому времени дышать перестал. Кровью истёк. Жаль его. Обаятельный был кавалер и смелый.

После на Шомберга наткнулась — с кинжалом между лопаток и пальцами, стиснутыми на глотке у окоченевшего Ливаро. Женевьев за рукоятку кинжала взялась и осторожно его из раны вытащила. Потом признавалась, что захотелось ей кромсать труп Ливаро этим кинжалом, так, чтобы от него ничего не осталось. Рибейрак с Можироном хоть в честном бою, лицом к лицу сошлись, а тут… И ещё говорила, что почему-то ей громкий смех Шомберга вспомнился. Всё. Не будет больше смеха. Глаза у Шомберга были широко открыты, так Женевьев их закрыла. Последняя услуга мёртвому другу и храброму кавалеру.

А ещё поодаль видит — фигура длинная над кем-то склонилась. Дядюшка её, Шико, бездыханное тело поддерживает. Граф оказался. Граф уж до чего плох был, вот-вот дух испустит, да Женевьев решила не отчаиваться, слёзы в сторону отложить и жизнь графа спасать. И заявила: «Вот если граф умрёт, тогда и слёзы лить буду, только прежде до барона Антрагэ, подлеца такого, доберусь и его убью. На этот раз у меня рука не дрогнет». Пажи да слуги, наконец, подоспели. Женевьев нижнюю юбку свою скинула. Не до церемоний тут. Разорвали её на полосы, перетянули раны графа прямо поверх рубахи, носилки соорудили и доставили израненного Жака де Леви во дворец его, на улицу Сент-Оноре. Прежде чем в путь рядом с носилками двинуться, Женевьев на миг задержалась.

— Да, вот ещё что, — прямо против воли и с непреодолимым отвращением говорит Женевьев и слугам на виконта Рибейрака указывает, — он вот… жив ещё… Позаботьтесь о нем. Доставьте его во дворец его что-ли… Поживее… А то поздно будет.