Ветром по воде (джен)

— У лукоморья дуб зелёный;

Златая цепь на дубе том:

И днём и ночью кот учёный

Всё ходит по цепи кругом;

Идёт направо — песнь заводит,

Налево — сказку говорит.

— Там чудеса, там леший бродит, русалка на ветвях сидит, — скучающе продолжила я. — Послушай, баюн, ну пусти ты меня уже. Я про Лукоморье от тебя уже двадцатый раз слушаю. Пластинка, что ли, заела?

Черный как смоль кот гневно фыркнул и поправил очки лапой.

— Ишь ты, невежа. Сама-то мне не рассказала ничего. Вот пока не вспомнишь что-нибудь великое, дальше не пойдешь!

Я замерла, припоминая школьную программу. Однако досадить коту, пусть и волшебному, хотелось. Я вытащила блокнот из сумки и принялась быстро набрасывать строчки.

— Ты что, с листка читать собралась? Позорище, — кот отвернулся от меня, и оттого не заметил, что я показала ему язык.

Впрочем, неважно; быстро дописав, я закинула сумку на плечо и приготовилась. Проскочить будет только один шанс. Ну, поехали.

— А молви, тятя, а не просто

Наш град, овеянный огнем,

Французу отдан в бое том?

Но бой был храбрый,

Да какой!

Ведь помнят люди всей страной,

О схватке под Москвой!

— Согласен, внуче.

На век мой вышел люд по боле

Не то что нынешнее «поле»,

Лишь глупость, да язык.

Тяжелой им казалась ноша,

И многие остались в душах,

Да памяти родных.

И молви царь, посланник божий,

Что отступать мы будем должны,

Оставив рядовых.

И брат наш шел, глотая слезы,

Лелея лишь внутри он грезы,

О стычках боевых.

А старший люд роптал о бое:

«Что, брат, отступим мы на поле?

Не знаю, что ли, на престоле,

Как бьет внутри родное горе,

Да рвутся в бой штыки?

Кот кивал с умным видом на протяжении всего моего чтения.

— Ну вот, можешь же, когда захочешь.

— Так я могу идти? — сжав в руках блокнот, я мило улыбнулась.

— Да, конечно.

Прошмыгнув мимо расслабившегося кота, я торопливо забежала в лес, но гневный вопль: "Постой, в оригинале не так было!" все же услышала.