Пятеро в молчании (гет)

— Что? — Грейнджер подскочила со стула, забыв даже про скинутую туфлю. — Какого ещё пластика?

— Из обычного, — я протянул ей телефон. — Так ведь не должно быть?

— Нет… наверное, — растерянно пробормотала она, вперившись взглядом в телефон.

— То есть, если бы я не перепроверил, ты бы это пропустила?

— Я не… ты что, не понимаешь? — она подняла взгляд от телефона, одновременно пытаясь нащупать ногой туфлю. — Вот оно, Малфой!

Я оглядел её слегка раскрасневшееся лицо в ожидании продолжения, которого не последовало.

— Подробности будут? Или это всё, что мне нужно знать?

— Это наша путёвка в музей! Стоит попробовать! — радостно объяснила она. — Я сегодня же свяжусь с теми, кто составлял этот отчёт и попрошу поискать тот каталог, где была упомянута картина. Там ведь должно быть полное описание, так?

— А что реставратор? Думаю, в первую очередь стоит поговорить с ним. Если он подтвердит, что картина действительно была на реставрации, то…

— Да-да, я знаю, что делать, — отмахнулась Грейнджер, стискивая в руке телефон как ценное сокровище. — Думаю, нужно ещё найти прежнего владельца картины для верности.

— Значит, ты думаешь, Купер стащил… раму? Раму?

— Возможно, — пожала она плечами. — Главное, что у нас есть причина склонить директора музея к сотрудничеству. Если он не захочет огласки.

Последняя фраза прозвучала угрожающе, и я, незаметно от неё, позволил себе улыбку. Но воодушевления поубавилось, на его место пришло смутное сомнение в важности обнаруженной… зацепки? Улики? Чем бы оно ни было.

— Странно как-то. В кабинете Остина столько ценных вещей, почему именно какая-то рама? И что, если Остин сам её поменял?

Грейнджер посмотрела на меня как на предателя.

— Я имел в виду, что Купер может оправдаться именно так, — добавил я. — Если мы не найдём прямых улик, которые бы указывали на него…

— Мысли позитивно, — с некоторым сомнением перебила она. — Проверять нужно каждую мелочь, правда? А знаешь, может Софи это и заметила? Как считаешь?

— Не хочу додумывать там, где есть десятки возможных вариантов. Но вот что скажу — мы со Стюартом были у Софи в комнате, там вся стена завешана картинами, прямо как у Остина. Только вот все рамы оказались просто расписанными кусками пластика.

— Ты серьёзно?

— По-твоему, я мог бы выдумать подобное?

— Если всё так, то Софи вполне могла отличить подделку, как думаешь? Она ведь провела в кабинете Остина достаточно времени, аж с июля, могла заподозрить неладное… — Грейнджер глубоко задумалась над своими словами, поводив ногтем большого пальца по губе.

— Но почему не сказала Остину о том, что заметила? — парировал я. — Или сказала, а он ничего не сделал именно потому, что сам мог поменять раму? Знаешь, подделка вообще могла появиться задолго до Софи. Может, в первый наш поход в музей я уже видел не настоящую раму. И по фотографии нельзя сказать точно, висела ли картина в поддельной раме в мае, когда сделали тот снимок для газеты. Этому куску пластика можно найти множество объяснений!

— Не исключено, — поразмыслив, выдала она, оторвав взгляд от телефона, пока я в кухонной тишине домучивал свою чашку кофе. — Но если это действительно так, вся наша теория развалится. Такой исход мне не очень нравится. Прежде, чем предполагать обратное, я хочу всё-таки найти объяснение в пользу нашей догадки.

— Предлагаешь отмахиваться от всего, что не вписывается в теорию? Чертовски логично, умница, не зря ешь свой хлеб!

— Не язви! — она тряхнула головой. — Я предлагаю разделиться. Ты найдёшь Кэти, а я займусь этой несчастной рамой. Найду тот каталог, поговорю с экспертами… Может, всё-таки выясню что-нибудь о прежнем владельце картины, и так мы поймём, когда она вообще появилась у Остина в коллекции. Идёт?

Несмотря на скептические замечания, вся она источала воодушевление, какого я ещё за ней не наблюдал, и желание ещё поспорить отвалилось само собой.

— Идёт.

— Так, а… где я могу забрать своё платье? Оно и так уже слишком злоупотребило твоим гостеприимством. Ты его куда-то убрал?

Грейнджер быстрым шагом вышла из кухни, а я только сейчас снова вспомнил о треклятой тряпке. А ещё о том, как заверил Грейнджер, что оно в полном порядке.

Окинув взглядом комнату, удостоверился, что в гостиной, где Грейнджер оставила его воскресным утром, платья не было. Молчание прервал только её тяжёлый вздох. Распахнув дверь в спальню, понял, что платья не было и там. Неужели, Нэнси не просто что-то сделала с ним, а забрала его с собой? Выбросила? Сожгла, чёрт её дери?

— Малфой, ну что такое? — на пороге, позади меня, появилась Грейнджер.

Сделав пару шагов, дёрнул за ручку дверцу шкафа, она медленно приоткрылась. Сначала посыпались мелкие бусины, а потом дверь распахнулась настежь под весом чего-то тяжёлого, очень похожего на платье Грейнджер.

Блестящее месиво частично вывалилось из шкафа на пол, будто его внутренности. Всё платье было искромсано; лоскуты струящейся ткани — вот и всё, что от него осталось. Комната погрузилась в необычайно тягостное молчание, только ставший редким стук бусин отдавался в тишине.

— Серьёзно? — пробормотала Грейнджер, когда я обернулся; выглядела она растерянной. Она обошла меня и остановилась возле кровати, разглядывая печальное зрелище.

— Я заплачу за это, — ответил я. — Мне… жаль.

— Жаль? — Грейнджер подняла жалобный взгляд от того, что раньше было её платьем. — Заплатишь? Это… платье моей бабушки, единственное, что мне осталось от неё…

К горлу подступил ком. Этого ещё не хватало.

— Чёрт, Грейнджер…

Она прикрыла глаза, а я чувствовал себя полнейшим идиотом. Как вообще Нэнси могла до этого дойти? Семейная реликвия, мать её — нет, ну так могло повезти только мне.

Тут Грейнджер открыла глаза и сощурилась. Уголки губ вдруг дёрнулись вверх. Ещё секунда — и она расхохоталась.

— Ох… Малфой, ты бы себя видел! — она плюхнулась на кровать и спрятала лицо в ладонях, продолжая хохотать. — Да это же шутка! Ох…

— Шутка? Мать твою!

Прекратив хохотать, она поднялась на ноги и подцепила носком туфли ошмётки платья.

— Да ладно тебе, какой серьёзный! — всё ещё ухмыляясь, кивнула она. — Да, издеваюсь, почему бы и нет? Но платье правда жалко. А, ладно, у нас есть дела поважнее. Но ты должен серьёзно поговорить с этой своей мисс Стоун о её поведении!

— Не моей, — быстро ответил я, и помолчал, соображая, зачем нужно было это добавление. Грейнджер, надо отдать ей должное, никак это не прокомментировала.

— М-м-м… У тебя есть какой-нибудь пакет или что-то такое? Это нужно отсюда убрать.

— Есть, ага. Мешок для трупов подойдёт?

Грейнджер, вскинув бровь, замерла.

— Мешок для трупов? Ты дома хранишь мешки для трупов?

— Твоё платье иначе и не назовёшь. И да, храню. Готов к любому повороту событий, — угрожающе, проговорил я, борясь с желанием расхохотаться. В её же глазах так и читалось насмешливое «ты серьёзно?».

— Ну, а что? Ты, конечно, молодец, но не думай, что я останусь в долгу.

— Ой-ой, мне нужно почаще оборачиваться? — с усмешкой сказала она, уперев руки в бока.

— Не помешает, — серьёзно ответил я. Когда Грейнджер снова хохотнула, не смог сдержать ответной улыбки.

* * *

Мы довольно быстро добрались до министерства, по пути обсуждая ситуацию с возможно похищенной рамой и больше не затрагивая тему несчастной истерзанной тряпки.

Я всё думал: каковы вообще шансы того, что Софи заметила подмену? И как сам Купер понял, что Софи заподозрила неладное? Но Грейнджер не торопилась искать опровержение для этой, надо признать, достаточно неплохой теории. А я не хотел портить её приподнятое настроение разговорами о том, что нам предстояло найти ответы ещё на множество вопросов, чтобы доказать причастность Купера. Во всяком случае, Грейнджер была права в одном: проверять необходимо каждую мелочь.

Ещё в министерском лифте, на пути в штаб-квартиру мракоборцев, я размышлял о том, что скажу Кэти, снова увидев её. Что вообще можно было сказать? И захочет ли она слушать? Вполне мог бы сказать правду, будь ситуация иной. Но в этом случае такой вариант отмёл сразу: обычно девушки не очень-то хотят продолжать разговор, услышав что-то в духе «твоё присутствие для меня невыносимо».

Когда уже почти принял мысль о том, что обязательно постигнет неудача в попытке наладить контакт с Кэти, а значит, и подбирать слова не было особенного смысла, мы вышли из лифта на втором уровне, прошли через двустворчатые двери и мимо косо висевшей таблички «штаб-квартира мракоборцев».

Большой зал, казавшийся тесным из-за высоких шкафов, набитых документами, и перегородок по левую и правую стороны, гудел смехом, разговорами, скрипами стульев и перьев. Мне довелось побывать здесь всего пару раз во время обучения, когда я ещё лелеял надежды примкнуть к мракоборцам. Но никаких приятных чувств не испытывал даже отдалённо, скорее наоборот. Казалось, что каждый дюйм штаб-квартиры источал отчуждение из-за появление в его стенах такого типа, как я.

Торчавшие в коридоре сотрудники были увлечены своими занятиями. Кто болтал с приятелями, кто искал что-то на полках. Наше появление заметили не сразу, но продолжалось это недолго. Грейнджер уверенно пересекала помещение. Я заметил, как некоторые из сотрудников, увидев начальницу, в буквальном смысле разбегались, будто мыши, потревоженные среди ночи внезапно вспыхнувшим светом.

Шёл слегка позади, чтобы не подавать виду, что понятия не имел, куда мы вообще идём. Как сказала Грейнджер, чтобы найти человека, на которого наложены следящие чары, нужно добраться до карты, которая находилась в отдельном помещении штаб-квартиры мракоборцев.

«Что-то вроде гигантской проекции города», — объясняла она таким тоном, будто проводила увеселительную экскурсию. Здесь она явно чувствовала себя в своей тарелке.

Гоняя мысль о том, как бы поскорее убраться из этого недружелюбного пространства, краем глаза заметил мелькнувшую где-то на периферии рыжую макушку. И не ошибся: завидев Грейнджер, сквозь стремительно редеющую толпу Уизли направился прямиком в её сторону.

Мы успели добраться до самого конца образовавшегося от перегородок коридора, где, если свернуть направо, и находилась комната с картой. Но заметив Уизли, Грейнджер притормозила и приветственно махнула рукой, явно намереваясь дождаться его. Похоже, он не сразу заметил, что Грейнджер была не одна. Когда его взгляд наткнулся на меня, то он тут же скривился. Впрочем, и я в долгу не остался.

Я вдруг подумал о том, что Грейнджер, довольно умная и проницательная женщина, в некотором отношении являла собой образец чистейшей глупости и наивности. Конкретно — в отношении меня и Уизли. С трудом верилось, что кто-то в здравом уме мог вообразить наше общение как обыкновенных знакомых, которые не испытывали ярого желания набить друг другу морды.

Я остановился поодаль, прислонившись к одной из перегородок, которая была сплошь обклеена плакатами квиддичной команды «Татсхилл Торнадос» — чтобы слышать их разговор, но не участвовать в нём. Стоявшая позади девица, которая очень громко обсуждала своё вчерашнее свидание с приятельницей, явно соображала очень медленно. Только спустя секунды три она тихонько ойкнула и нырнула в ближайшую дверь. Некоторые, однако, так и продолжали торчать в коридоре, усердно имитируя рабочий процесс.

— Гермиона, по-моему, к тебе что-то прилипло сзади, ты не заметила? — проговорил Уизли так, чтобы услышал не только я, но и стоящие поблизости.

Грейнджер быстро обернулась. И лицо, и взгляд были непроницаемыми. Кое-кто испустил пару смешков, поглядывая на меня.

— И тебе привет, лисья морда, — отсалютовал ему я, не имея возможности промолчать из-за прикованных к нам посторонних взглядов, но и не желая вступать в перепалку.

Шутка вышла так себе, но кое-кто всё равно хохотнул в ответ на такое приветствие. Грейнджер ещё раз обернулась, и на этот раз взгляд её был предупреждающим. Я равнодушно пожал плечами.

— А вы что тут все встали? — начальственным тоном поинтересовалась Грейнджер, не поворачивая головы. — Ни у кого работы нет?

Часть коридора опустела за считанные секунды.

— У меня куча дел, Рон, в чём дело? Соскучился по Малфою? — серьёзным тоном, явно говорившим, что она не намерена обсуждать ничего, кроме работы, проговорила Грейнджер. Я заметил, как Уизли сжал зубы, поглядев сначала на меня, потом на неё.

— Есть кое-что интересное. Кстати, Кларк сегодня не придёт на собрание, у него дежурство.

— Как всегда, — раздосадовано проговорила она. — Похоже, мы никогда не соберемся все вместе. Что там у тебя? Не терпит до вечера?

— Я хотел посоветоваться.

Уизли пошарил взглядом по коридору и мотнул головой в сторону ближайшей открытой двери. Грейнджер, постояв секунду-другую, ссутулила плечи и поманила меня за собой.

Кабинет Уизли, заставленный картонными коробками, тут и там лежащими кипами пергамента, оказался просто крошечным, что порадовало. Пусть я и не мракоборец, зато наш со Стюартом кабинет был просторнее раза в три, если не больше. Сам Уизли, с трудом протиснув свою немаленькую тушу между столом и шкафом, плюхнулся на стул и выдвинул один из нижних ящиков стола.

— Я тут решил подробнее просмотреть бумаги Тейлора. Ну, тот отчёт по рейду, когда был схвачен Нотт-старший… И заметил две странности, — сказал он, отыскав нужную бумажку в коричневой папке, которую вытащил из ящика. Грейнджер сделала всего три шага, чтобы приблизиться к его столу вплотную. Борясь с тем, чтобы явное любопытство не отразилось на моём лице, тоже подошёл поближе и остановился позади Грейнджер.

— Странности? — она нагнулась к пергаменту, который Уизли положил перед ней. — Какие ещё странности?

— Я всё думал, что тут не так, — начал он, бросив на меня быстрый взгляд, — и понял, что его рапорт кое-чем отличается от обычного рапорта об аресте. Чего, по-твоему, тут не хватает?

Грейнджер нахмурилась, взяв пергамент в руки.

— Не указано точное место задержания, — через пару секунд проговорила она и подняла взгляд от листа. — Как это вообще подшили к делу?

— Хороший вопрос, — Уизли откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди.

— А вторая странность? — спросила она. Я протянул руку, и Грейнджер, не отрывая взгляда от листа, передала его мне. Пробежав взглядом по пергаменту, быстро нашёл ошибку.

— Здесь только имя Тейлора.

— Вот именно, — кивнул он и подался вперёд. — Это вторая странность. Такого не может быть, верно?

— У него должен был быть напарник, — тут же вставила Грейнджер. — Никто бы не отправил его на такое задание в одиночку!

— Верно, Гермиона. Я только сегодня обратил на это внимание, — снова закивал Уизли. — Похоже, рапорт был подправлен уже после. Ты права, в таком виде его не подшили бы к делу.

— И кто был вторым в рейде? — нахмурилась Грейнджер, снова выхватив лист у меня из рук. — Хм… так… Рапорт написан на имя… тогдашнего начальника нашего отдела, который был до Гарри… Стоит поговорить с ним, вдруг он что-то помнит?

— Он умер.

— Умер? — встревожилась Грейнджер. — Как? Убийство?

— Нет, — покачал головой Уизли. — Драконья оспа.

— Копии ещё посылают на самый верх, начальнику департамента правопорядка… — начала она, но Уизли прервал её, деланно усмехнувшись, будто она сморозила глупость:

— Ты хочешь, чтобы я с таким вопросом пошёл к начальству департамента?

— Да будто у него работы другой нет, чтобы следить только за нашим отделом! — парировала она. Уизли с сомнением фыркнул.

— Мы, вроде как, секретность соблюдать хотели? — он бросил на меня ещё один неприязненный взгляд. — Тем более, где уверенность, что и та копия не подправлена?

— Тогда в Визенгамот? — предложил я. — Он департаменту не подчиняется и добраться до их документов сложно. У вас ведь неплохие отношения с министром, так? Ты, Грейнджер, сама говорила, что вы с ним обсуждали ограбления. Значит, он в курсе. Сможет как-то помочь?

— Может быть, — она закусила нижнюю губу. — Точно, Малфой, ты прав.

— Тем более, когда дело касается не вашего пустого трёпа про чистокровных, а конкретного вопроса. Нотта осудили, вынесли приговор, а значит у них точно должна быть копия дела. Где, кстати, протокол задержания, а, Уизли?

— Его нет, — мрачно ответил он. — Может, он потерялся… Не знаю. Документы старые, сколько уж лет-то прошло.

— Но его исчезновению может быть и другое объяснение. Значит, у нас есть подправленный рапорт, неизвестный второй мракоборец и пропавший протокол, — подытожил я. — И…

— И всё это неспроста, — закончила Грейнджер, бросив мне тревожный взгляд. — А записей у архива никаких не осталось? Ты проверил? Кто запрашивал доступ на это дело?

— Ничего с того момента, как дело было закрыто, — пожал плечами Уизли. — Я сразу проверил. Но ещё не до конца проверил вообще всех, кто запрашивал доступ в архив. Может там что-то вылезет.

— Будто мало у нас другого, теперь ещё и это! Кому вообще понадобилось править документы такой давности? Простой рапорт? Бред какой-то, — Грейнджер, обессиленно опустилась на шаткий стул.

— Согласен, — поддакнул он с гримасой свирепого одобрения. — Что такого особенного было в аресте этого Нотта? Тогда многих в Азкабан посадили.

Я проигнорировал его недвусмысленный выпад.

— Вы оба идиоты, — спокойно сказал я. — Что, правда не доходит? Этот ваш «кто-то» — напарник Тейлора. Кому ещё может понадобиться скрывать имена кроме их владельцев? Да и адрес ведь убрали не просто так. Кто-то захотел что-то скрыть. Что-то связанное с Ноттом и его арестом. Может, убийца Тейлора.

И Уизли, и Грейнджер — оба одновременно воззрились на меня.

— Что это ты имеешь в виду? — скривился Уизли. — Что Тейлора убил коп?

Приглушённое оживление за закрытыми дверями кабинета, казалось, стало громче во сто крат, такая установилась тишина.

— Я ничего в виду не имею. Просто размышляю, — я перевёл взгляд на оцепеневшую Грейнджер.

— М-м-м… — взгляд её стал стеклянным. — Малфой, ты говоришь об очень серьёзных вещах. Я так понимаю, ты ведёшь к тому, что Тейлора убил тот, чьё имя в рапорте отсутствует? Его напарник? Согласна, подправленный рапорт — это странно, да и не представляю, кому бы это ещё понадобилось такое делать, но… зачем? Спустя столько времени?

— Возможно, какие-то из последних событий подтолкнули его на это, — предположил я.

— Да, понимаю, — нахмурилась Грейнджер, — у Тейлора наверняка за тридцать восемь лет накопилось много врагов. Но если какие-то прошлые дела, особенно аресты беглых преступников, всплыли в новом расследовании… В новом… расследовании…

— Что? — всполошился Уизли, глядя во все глаза на Грейнджер. А она в свою очередь обратила всё своё внимание на меня.

— Конечно, можно и посчитать это совпадением, я не настаиваю, — я пожал плечами, глядя на её каменное лицо.

— Я не… — Грейнджер спрятала лицо в ладони, а спустя пару секунд подскочила со стула, будто у неё под задницей взорвалась бомба. — Получается, восемь лет назад Тейлор и его напарник при аресте Нотта сделали нечто такое, что посчитали нужным скрыть, так ты считаешь? Спустя время, из-за расследования нового дела — а Тейлор последнее время расследовал только дело с ограблениями — всплывает это самое нечто, совершённое много лет назад. Или возникает такая ситуация, из-за которой может всплыть. Но Тейлор и его напарник не хотят, чтобы кто-то посторонний узнал о произошедшем в прошлом, а потому… Ага, погоди, Тейлора не обязательно убил напарник! Может, он воспользовался ситуаций и стёр своё имя, чтобы обезопасить себя, раз уж Тейлору уже всё равно?

— Полагаешь, Тейлор просто выбрал удобное время, чтобы поплавать в Темзе с дыркой в голове? — не без яда заметил я. — Да брось, такой расклад невероятное стечение обстоятельств в пользу того, кто не хочет светить своё имя.

— Да, но если всё это произошло из-за расследования ограблений, значит Тейлор всё-таки что-то прознал, но не сказал нам по понятным причинам, которые он столько лет хранил в тайне, — рассуждала Грейнджер, активно при этом жестикулируя; в ином случае, она бы принялась расхаживать из стороны в сторону, я был уверен, но крошечный кабинет Уизли не мог позволить ей такой роскоши. — Но Тейлор не мог не обсудить эту ситуацию со своим бывшим напарником, это касалось их обоих! А они точно обсуждали, что проблема есть, зачем ещё напарнику решаться на такой шаг и стирать своё имя из рапорта? Даже если и не он его убил, причина всё равно была — рано или поздно кто-то всё равно бы докопался, если у нового дела была связь со старым.

— Точно, — кивнул я. — Тейлор понимал, что дело куда серьёзнее простых ограблений. Значит, у него была веская причина молчать. Неужели бы он не рассказал о своей догадке, если бы она могла помочь выйти на шпиона? Значит…

— Он решал не один, — приоткрыв от удивления рот, продолжила она за меня, будто наши мысли соединились и теперь шагали по одной и той же тропе размышлений нос к носу. — Он обсудил это с напарником, а раз это было важно для тайного расследования, то…

— То он мог свободно говорить об этом, — закончил я, совершенно добив этим выводом Грейнджер. — И про шпиона, и про всё остальное. Получается, бывший напарник Тейлора — тот, кто работает с вами в команде.

— Возможный убийца… — Грейнджер широко распахнула глаза, слегка вздрогнув, как от пощёчины. — Один из нас…

— Ну конечно, Малфой! — Уизли, хранивший молчание, вдруг поднялся на ноги, ударив кулаком по столу. Я перевёл на него взгляд. И понял, что вообще забыл, что он рядом с нами; тонкая невидимая нить, которая соединила меня и Грейнджер, мгновенно разорвалась. — Слушай, Гермиона, я правда всё понимаю, мы в тупике и прочее, но на какой чёрт ты вообще позвала его в дело, а? Ты только послушай, что он несёт! Убийца — один из нас? Один из тех, кого ты лично, сама, отбирала? Кому доверяешь? Кого знаешь не первый год?

— Послушай, Рон, Малфой прав. Нельзя просто отмахнуться от этого предположения…

Уизли выкатил глаза. Его рябая от веснушек физиономия вытянулась, и теперь он как никогда походил на туповатую мартышку.

— Ты сейчас серьёзно? Тебе и правда нужно отдохнуть, Гермиона, ты не понимаешь, похоже, что говоришь! Ты знаешь меня, Гарри, ты знаешь Кларка и Джонса. Мы через такое вместе прошли, а ты предпочитаешь слушать его? Его? Сколько ты общаешься с ним, а? Неделю? Две? И теперь его слова вдруг стали важнее доверия к тем, кто никогда тебя не… не подводил?

Он запнулся, а Грейнджер едва приметно, но с явным сомнением хмыкнула и чуть отвернулась от него, будто вспомнила старую обиду.

— Что? — прорычал он. — Спустя столько лет собираешься тыкать меня в это? Снова? По-моему я уже с лихвой за это поплатился!

— Нет, не собираюсь, но предпочитаю трезво смотреть на вещи! — проговорила она всё так же, не глядя на него, но слегка повысив голос и вскинув подбородок. Её поза мгновенно сменилась на «типичную защитную» — руки, скрещенные на груди, плотно прижались к телу.

— Ты тоже делаешь ошибки, Гермиона, — немного помолчав, сказал он; пыла в нём явно поубавилось.

Но этого его «тоже» острым когтем царапнуло сознание, будто Уизли старался подчеркнуть: именно они двое здесь заодно, а я — лишний не только в этом кабинете, но и в их жизнях.

— О, хочешь поговорить об ошибках? — Грейнджер изобразила на лице фальшивое удивление, за которым явно пряталось желание молча съездить Уизли по морде. Она изо всех сил старалась держаться, но лицо уже начало наливаться краснотой.

— Я хочу сказать, что из-за него, — от ткнул пальцем в мою сторону, — ты подозреваешь своих друзей. Тех, кого ты хорошо знаешь! Кто он такой, а? Вылез из своей змеиной ямы, где каждый готов подставить друг друга, дай только шанс, а теперь он заставляет сомневаться в нас и тебя! Сомневаться в себе! И какая вообще от него помощь? Он хочет всех нас перессорить, ты что, не видишь этого? Всё было нормально, пока он не появился! Не думаю, что ему место среди нас, и остальные меня поддержат!

— Я не собираюсь снова выслушивать эту чушь! — голос Грейнджер дрогнул, но она тут же взяла себя в руки. — И знаешь, я ещё раз, благодаря тебе, убеждаюсь в том, что Малфой на своём месте! Он может смотреть на ситуацию непредвзято! И если твоими поступками управляют чувства, если они играют большую роль, чем профессионализм!.. Чем желание найти виновных!.. То я глубоко сомневаюсь, что кто-то тебя поддержит!

— Так ты согласна с ним?! — Уизли дёрнулся, и стол с резким скрипом сдвинулся вперёд.

— Да, я согласна с тем, что нам нужно иметь в виду любой поворот событий, и такой — не исключение! Я не собираюсь строить заговоры за спинами наших людей, но и не позволю тебе решать, о ком и как именно мне нужно думать, понятно?

— Чёрт возьми, Гермиона, ты что такое несёшь? Кто-то из нас — убийца?!

— Охренеть. Я всё ещё здесь, если что. И ещё, — я шагнул вперёд, встал почти вплотную к столу Уизли, даже слегка нависнув над ним, — обвинять меня нормально, а как только тень упала на кого-то из твоих приятелей, то это звучит как бред? Отлично, Уизли, гениально, не зря носишь форму! С таким-то отношением не пора ли тебе сменить профессию?

— Да ты обернись, Гермиона, он пожиратель смерти! — продолжал он, будто не услышав моих слов. — Он хотел убить Дамблдора! И убил бы, если бы не… Он и вся его паршивая семья должны в Азкабане гнить!

— Рот свой закрой, Уизли!

— А то что? — прогнусавил он, скорчив рожу. — Что ты сделаешь, Малфой? Расскажешь папочке? Хотя подожди-ка, это будет не так просто, правда?

Оглушающая тишина. Но я усмехнулся. Громко, с чувством — и сам не ожидал от себя такой реакции.

Грейнджер даже не пыталась прервать этот разговор, она будто окаменела. В повисшей тишине почти слышалось ускоренное биение её сердце. А перед глазами поплыла утренняя сцена, и его слова о ней.

Его задевало не моё участие в расследовании, нет. Дело было в ней, и только в ней. Всегда было, и всегда будет. Мне до зуда в костях хотелось посмотреть на его реакцию, узнай он прямо сейчас о том, что Грейнджер слышала каждое его слово, которое он сказал сегодня утром.

— В чём дело, а, Уизли? Тебя бесит, что никто не видит того, что видишь ты? Всё никак не можешь донести до друзей всю правду обо мне? Так задумайся: может, в тебе дело? Может, это ты недостаточно хорош, а?

— Закрой рот, ублюдок!

— Ага, сейчас же, — я снова усмехнулся, хоть и знал, что насмехаться над Уизли сейчас — верх идиотизма, но меня уже было не остановить. — Во-первых, завязывай раздавать указания, ты здесь не начальник, да и команду не возглавляешь. Своё мнение можешь запихать себе в задницу!

— Малфой… — вдруг очнулась Грейнджер, но голос её был таким слабым и тихим, что я не был до конца уверен в том, что она действительно что-то сказала.

— Помолчи, Гермиона! — рявкнул я, не оборачиваясь на неё. — Он, видимо, не привык понимать с первого раза! Во-вторых, Уизли, вот серьёзно — сколько можно этого пустого трёпа? Ты просто посмешище со всеми этими разговорами о пожирателях! И если ты не в курсе, то я в это ваше расследование не напрашивался ни разу, и ты сам прекрасно знаешь, зачем меня вообще привлекли ! Уж ты-то не один раз озвучивал эту причину! Это тебя бесит? И в-третьих. Что бы ты не сделал, я уже никуда от этого дела не уберусь, хоть ты пополам тресни! Чего ты вообще добиваешься своими чёртовыми истериками?

— Ты что, думаешь, я ничего не понимаю?!

— Понятия не имею, о чём ты! — и от такого ответа Уизли ещё больше рассвирепел.

— Я просил тебя по-хорошему, но ты, видимо, действительно тупой!

— Чёрт возьми, Уизли, ты серьёзно? Если проблема в этом, то я тебе уже всё сказал: это не моё дело! Разбирайся сам со своей…

Дверь с грохотом распахнулась. На пороге стоял Поттер, и волосы его топорщились ещё больше обычного.

— Вы что тут устроили?! — он шагнул внутрь и с грохотом захлопнул за собой дверь.

Мы одновременно уставились на Поттера, замерев как были. Уизли — вцепившись в край стола с таким выражением, будто собирался сию минуту перевернуть его. Грейнджер — сидя на стуле, напряжённая как вытянутая пружина, готовая сорваться с места. Я — возле стола Уизли, со скрещёнными на груди руками. Так проще и быстрее можно было достать палочку из внутреннего кармана куртки.

— Гарри… — начала Грейнджер, но продолжить не успела.

— Вы совсем тут охренели? — процедил Поттер. — Под дверями уже слушатели собрались, молодцы, работники, устроили шоу! Гермиона, я от тебя такого не ожидал! — он несколько раз вдохнул, словно сам старался взять себя в руки. — Так, ладно, вы двое за мной, а с тобой, Рон, я потом поговорю!

Глянув напоследок на Уизли, лицо которого явственно говорило о том, что разговор не окончен, вышел вслед за Грейнджер, которая тоже больше не сказала ни слова. Мы покинули штаб-квартиру мракоборцев в почти полной тишине огромного зала. Всё ещё клокоча от злости, еле сдержался, чтобы не рявкнуть на кого-нибудь из тех, кто молча провожал нас взглядами.

Поттер распахнул двери своего кабинета, и Грейнджер протиснулась первой. Я перешагнул порог за ней, а следом вошёл сам Поттер, приложив дверь о косяк с таким грохотом, будто захлопнулась гигантская мышеловка.

Он молча прошёл за свой стол, на котором царил всё тот же бардак, сел и потёр глаза, сунув пальцы под стёкла очков. Мы с Грейнджер стояли перед ним, будто два провинившихся школьника.

— У меня просто слов нет, — выдохнул он. — Гермиона. Объясни, какого чёрта вы там устроили?

— Гарри, послушай, это недоразумение…

— А при чём тут вообще она? — деланно удивился я. — Она в нашей беседе с Уизли не участвовала. И она мне не нянька, чтобы за меня отчитываться.

Грейнджер слегка повернула голову, а Поттер воззрился на меня с крайним изумлением.

— Я тебе объясню, что случилось, — продолжил я, сжав в карманах куртки кулаки — так, что и без того короткие ногти с силой впились в ладони. — Если уж кто-то тут охренел, то это твой приятель Уизли! Если ты, Поттер, сам не в состоянии пришпорить свою драгоценную псину, чего ж ты возмущаешься, если это делает кто-то другой? Вечно ты делаешь вид, что ни хрена не происходит! А Уизли твой всё никак не может смириться с тем, что его мнение поддерживают не все, всё гавкает и пыжится, затрахало! На что ты вообще рассчитывал? Что мы дружно возьмемся за ручки и радостно поскачем на встречу радуге, прославляя дружбу и любовь?

В ответ на эту тираду Поттер с сомнением хмыкнул и откинулся на спинку стула, скрестив на груди руки.

— Ну уж нет, Малфой, таким образом ты всё это не вывернешь. Прости, конечно, но я рассчитывал, что все мы люди взрослые, и сможем на время и во имя общего дела засунуть свои взаимные претензии подальше. С ним я ещё поговорю, — он бросил взгляд на Грейнджер, которая стояла с таким лицом, будто её огрели мешком с песком. — Очевидно, я ошибся, думая, что у тебя прибавилось мозгов!

— Какого это хрена ты имеешь в виду?

— А такого! — рявкнул он, подавшись вперёд. — Ты что, хочешь меня убедить в том, что не в состоянии был помолчать? Не давать конфликту ход? Ведёшься на провокации как сопливый пацан!

— Намолчался уже, сколько можно меня с дерьмом смешивать? Если тебе действительно нужно моё участие, почему ты не обсуждаешь со своими людьми свои же решения? Или ты не в состоянии управлять ими? Будто ты не знал кто я такой и не думал, как всё вывернется!

— Серьёзно? Будешь обвинять кого угодно, но на себя ответственность брать не будешь? Ты у нас белый и пушистый, да, Малфой?

— А я что, по-твоему, делаю сейчас? Да, чёрт возьми, я высказал ему всё, что думал! И что дальше? И он, я тебе скажу, за словом в карман не лез! Может, я и мог бы сдержать, как ты изволил выразиться, этот конфликт, но с какого это хрена ты решил, что я буду раз за разом так поступать? И вообще, тебе бы с приятелем сначала поговорить, а не мне мозги выносить. У меня к нему вообще претензий нет!

— Разумеется, — Поттер бросил быстрый взгляд на Грейнджер. — Никаких претензий.

— Если он псина бешеная без тормозов, — я равнодушно пожал плечами, — ну что уж тут поделать, какой уродился!

— Ты помнишь, о чём мы говорили в субботу? — прервал он меня, никак не прокомментировав последние слова.

Я помолчал.

Да, я прекрасно помнил, как Поттер пытался выяснить, не просила ли меня Грейнджер о совместном походе на бал, дабы побесить её жениха. Поттер, конечно, понимал, в какой-то мере, что причина скандалов и неприятия одна: та, что стояла сейчас по левую руку от меня.

Мне не особо понравились намёки Поттера на то, что Грейнджер — эдакая интриганка, которой нравилось всё происходящее. Ведь он прекрасно знал, что она заварила всю эту кашу с балом не просто так, а из-за расследования. Но и не мог с ним не согласиться: не в последнюю очередь из-за Уизли, она выбрала именно такой вариант «проверки». Да и Поттер не был бы Поттером, если бы не предполагал, что я согласился на эту авантюру не только из-за своих личных мотивов, но ещё и для того, чтобы достать рыжего.

— Я тебя понял, — коротко ответил я, поймав взгляд Грейнджер.

В её смущённом лице я ясно прочитал, что она каким-то неведомым образом прекрасно поняла, о чём шла речь.

На самом то деле, в чём-то Поттер был прав: ситуация с Уизли выходила из-под контроля. И только теперь соединил два кусочка пазла, найдя ответ на вопрос Поттера, который он задал мне в субботу: о том, знал ли я, что произошло у Уизли с Грейнджер.

Ответ этот Грейнджер дала мне сама на следующий же день: Уизли уже давно ревновал её к работе, а после того, как появился я, перед ним возникла более оформленная цель, на которую можно было направить свой гнев. Более того, эту мысль подтверждал сегодняшний утренний разговор, в котором он прямым текстом обвинял меня в том, что я украл его подружку.

— Очень на это надеюсь.

Поттер перевёл взгляд на Грейнджер. У неё был такой вид, будто она готовилась оправдываться всеми доступными ей способами; зрелище было отвратным. Если уж Поттер и хотел сказать своей подруге пару ласковых, то я не имел никакого желания при этом присутствовать. А ещё как никогда ощутил, что мы с ней на одной стороне. Несчастную Грейнджер необходимо было срочно эвакуировать.

— Кстати, о надеждах, Поттер. Надеюсь, ты уделишь мне пару минут своего драгоценного времени и прояснишь несколько моментов. Наедине.

— Что, сейчас?

— Сейчас. Потом будет не актуально.

Поттер прикрыл глаза, а потом сказал:

— Хорошо, только быстро.

— Уйди, — обратился я к Грейнджер, которая с явным вопросом глядела на меня во все глаза. — Пожалуйста.

Грейнджер, которой, казалось, уже давно не терпелось убраться подальше от всей этой неловкости, повторять дважды не пришлось. Она кивнула и, когда повернулась к Поттеру спиной, одними губами выговорила «спасибо». Вслух же заметила, что пойдёт разбираться с картой — и быстро вышла за дверь.

Уже дважды до этого я видел её слабость, и каждый раз из-за Уизли. Каждый чёртов раз! Слабая, растерянная, смущённая — эту сторону Грейнджер я не мог понять и принять. Такой она была мне не нужна. И дай Мерлин, чтобы видеть этого мне больше не пришлось.

Когда её шаги стихли, Поттер кивнул на стул. Когда я с неохотой устроился подле его стола, то заговорил:

— Что насчёт сегодняшнего «Пророка»?

— А что с ним?

— Обойдёмся без прелюдий как взрослые люди или дальше будешь делать вид, что ничего не понимаешь?

Поттер поджал губы.

— Тебя волнует вопрос о программе реабилитации и при чём тут ты, так?

— Десять из десяти, господин начальник, — кивнул я, сунув руки в карманы куртки. — Что-то не помню, чтобы мы договаривались о чём-то подобном. Что за фокусы? Ты ведь знаешь, как меня бесит это перемывание костей? Я полагал, что всё это мы уже прошли. Зачем снова трепать моё имя в газетах?

— По-моему, твоё имя светится в газетах исключительно твоими усилиями, — спокойным тоном заявил он. — Я только стараюсь не допустить повторения прошлых лет. Ты ведь понимаешь, почему именно так вышло? Почему нам пришлось так сделать?

— Да, понимаю, — процедил я. — Но программа реабилитации — это ложь. Зачем вся эта показуха? Зачем выставлять меня какой-то подопытной крысой?

— Потому что люди задают вопросы! Как это так вышло, что бывший пожиратель смерти стал детективом в отделе правопорядка! — жёстко проговорил он. — Я буду с тобой честен. Когда я принял решение помочь тебе и сделал всё для того, чтобы тебя взяли в мракоборческий центр, я был слишком… Знаешь, я многого не понимал. Более того, это не до конца моя идея. Я не понимал, почему моя просьба к министру вызвала столько шума среди тогдашнего начальства. Но мне пошли на уступки, а сам я думал больше о… назовём это справедливостью. О том, как поступить правильно, а не о последствиях. Но что сделано — то сделано.

— Как это понимать, не до конца твоя идея? И о каких последствиях мы говорим? Неужели, я надежд твоих не оправдал?

— Таких, которые происходят сейчас! И прекрати ёрничать, это всё серьёзно! Ты не забыл, что писал «Досуг»? И это расхожее мнение, к сожалению. Я не говорил, что ты не оправдал надежд, но ты и сам знаешь, что факт останется фактом — ты тот, кто есть, и этого никто не забудет. Но министерство нацелено на воссоединение магического сообщества, а чистокровные волшебники, большинство которых поддерживали Волдеморта, его неотъемлемая часть, и с предрассудками нужно что-то делать. И раз уж всё так случилось, то ты — отличный пример того, насколько полезна эта программа.

— В которой я даже не участвовал? — с деланной усмешкой поинтересовался я, делая вид, что спустя столько времени меня вовсе не задевает его имя.

— Хорошо, насколько может быть полезна эта программа, — скривился Поттер. — В любом случае, это шанс, в котором нуждаются многие, и нам не помешали бы реальные результаты, а не только красиво расписанные на бумаге преимущества. Это пойдёт тебе на пользу, ты ведь не дурак, сам это понимаешь. Ты всё говоришь о том, что везде нужно искать выгоду — по-моему, выгоднее соглашения не найти, особенно для поправки репутации.

— А как же моя репутация пожирателя смерти?

— Малфой!

— А что? — я сделал вид, что удивился, но хотелось рвать и метать при мыслях о такой «заботе». — Хоть словом обмолвиться, так нет, снова проворачиваете какую-то хрень за моей спиной! Раз уж я не дурак, почему бы сразу не заручиться моей поддержкой?

— А кто мог предположить, что ваша с Гермионой выходка выльется в нечто подобное? Нет, не спорю, предположить было можно. Да вот я как-то не поверил, даже не думал, что она так поступит, когда сказала нам об этом. Я даже говорить не буду, к чему ведёт это её поведение… Ты, по-моему, лучше всех это прочувствовал. Мне уже давно кажется, что я её совершенно не знаю.

Поттер помолчал, явно ожидая реакции, какого-то комментария. Может, даже, поддержки?

— Грейнджер тут ни при чём, дело касается только меня и Уизли. Или хочешь сказать, в сегодняшней ситуации виновата только его тупая ревность? Какие к тому поводы? Его неумение найти подход к женщине?

— Ну, а как же бал, а, Малфой? Прости, конечно, но я не верю, что ты не понимал, что к чему.

— А при чём тут бал? Вот серьёзно. У них что, отношения не заладились с субботы? Или всё это тянется уже несколько лет?

Поттер, пожевав язык, неопределённо пожал плечами.

— Возвращаясь к теме, ещё вот что скажу: невозможно заткнуть все дыры. К тому же, и без этой статьи в «Досуге» ситуация была напряжённой, а после неё всё стало куда хуже. Просвещать тебя времени не было, нужно было действовать быстро. И я думаю, что это было верным решением, учитывая твою реакцию.

Последнее замечание, сказанное так, будто я какой-то взбалмошный неразумный подросток, взбесило ещё больше.

— А тебе не кажется это лицемерным? Ратуете за воссоединение сообщества, а сами подозреваете чистокровных в заговоре? — не без яда спросил я, надеясь, что Поттера это выбьет из колеи. Но он оставался спокойным и, казалось, у него есть ответ на любой мой вопрос.

— Программа — идея министра, и это его политика. Я вправе думать о ней то, что захочу.

— Но не имеешь права пойти против неё, — с некоторым удовольствием заметил я. — У тебя нет выбора.

— Всё верно, Малфой, наконец-то до тебя дошло, — Поттер слегка расслабился, будто мы только что пришли к какой-то общей мысли. — Подпишешь пару бумажек, дашь парочку интервью и свободен. А там, думаю, всё уляжется, если у вас не хватит ума снова дать повод журналистам. Как я говорил — всех дыр не заткнёшь.

— В каком это смысле? — усмехнулся я, глядя на его настороженную физиономию. — Кто тебе сказал, что я на это согласился?

— У тебя тоже нет выбора, — отчеканил он, и от этих слов всё нутро покрылось льдом. В последний раз, когда я слышал подобное, ничем хорошим это не кончилось.

— Я сам буду это решать, а не министерство.

— Слушай… — Поттер ссутулил плечи, устало запрокинул голову, будто ему предстояло объяснять простейшую истину туповатому ребёнку. — Система работает не так. Министерство взяло тебя под своё крыло, дало тебе работу, дало шанс на новую жизнь. Ты был должен, и теперь пришла пора отдавать долги. Так понятнее?

Я слегка опешил от такого заявления, но не нашёл слов, которые были бы в состоянии выразить моё несогласие.

— Неожиданно, — я подтянулся на стуле.

— Честно, — поправил он.

— И тебя устраивает такой расклад?

— А это уже не твоё дело, — тряхнул он головой и пригладил волосы.

— А если я уволюсь? — ляпнул я, надеясь хоть как-то выбить его из колеи спокойствия. — Пошлю к чёрту тебя и твоё любимое министерство?

— Дело твоё, — он едва приметно хмыкнул. — Ты прекрасно знаешь, что я ничего против тебя не имею. Что сделано, то сделано, мы уже давно зарыли топор войны. Я хотел бы, чтобы ты помогал нам в расследовании и дальше. Твои знания и способности нам очень нужны. Так что не трать напрасно кислород на бесполезные возмущения, договорились? Ты ведь всё равно не уволишься, тебе слишком нравится эта работа.

А сукин сын был прав. Мне нравилась моя работа. Но я не был готов вот так столкнуться с проявлениями воли министра. Вся эта политическая возня казалась мне безумно далёкой и неважной, неинтересной. Но прекрасно понимал, что не только моя любовь к работе удержит меня под колпаком. Если бы уволился из нежелания подчиниться, то это было бы попросту тупо. Тогда бы точно выглядел как чересчур эмоциональный ребёнок, совершенно некомпетентным.

Но проскользнувшая яркой вспышкой мысль о том, что расследованиями можно заниматься не только в отделе министерства, а ещё, к примеру, в частном порядке, мгновенно и крепко засела в мозгу, будто призрачный спасательный круг, за который цеплялось сознание в попытке опровергнуть набившее оскомину словосочетание «нет выбора».

— Я тебя понял, — кивнул я, ставя в разговоре точку.

И уже поднялся, чтобы покинуть кабинет Поттера, вяло подумав, стоило ли сообщать ему, к какому выводу привели наши с Грейнджер размышления в кабинете Уизли. Но передумал. Он наверняка сам побежит докладывать Поттеру и о подправленном рапорте, и обо всём остальном. Но Поттер сам остановил меня, будто прочёл мысли.

— Подожди.

— Что ещё?

— На собрание придёшь? — поразмыслив, спросил он. — У вас с Гермионой вроде какая-то догадка была.

— Нет, у меня планы, встречаюсь со Стюартом, чтобы рассказать ему о вашем чёртовом предприятии, — ответил я, поднявшись на ноги и добавив мысленно: «если он соизволит ответить на звонок». — Думаю, Грейнджер сама справится. Это всё?

— Может, ты с ней поговоришь? — выдал он так быстро, будто сомневался в том, что смог бы озвучить эту просьбу, если промедлил бы ещё хоть секунду.

— Насчёт чего? — слегка опешил я, замерев на месте.

— Ты сам понимаешь, насчёт чего, — он нахмурился. — Я уже устал вести эти неловкие разговоры.

— Я? — от такого заявления я подавился теми словами, которые действительно вертелись у меня на языке. — А я, по-твоему, мастер вести неловкие разговоры, да? У неё что, подружек нет? Свою рыжую попроси. Они, вроде, ладят.

— Так-то оно так, — пожал плечами Поттер. — Но ты, вроде как, пострадавшая сторона, и тебя это касается самым прямым образом. Не думаю, что ты получаешь удовольствие от того, что тебя втянули в эту… в это…

— Думаешь, она делает назло?

— А ты?

— Не особенно хочу в это лезть.

— А я уже давно не понимаю, чем она руководствуется, после того как… — тут он запнулся и, пожевав язык, внимательно посмотрел на меня. — Это должно прекратиться, и глядя на вас двоих, что вы… каким-то образом нашли общий язык, я думаю… что ты сможешь найти нужные слова, — неловко закончил он, будто сам же сомневался в сказанном. После этого он тоже поднялся, протянув руку.

Секунду подумав и подавив желание оставить его в такой позе и уйти, всё же пожал руку. Он одобрительно кивнул, будто это было не простое рукопожатие, а клятвенный жест, которым я подписался согласием под каждым его словом.

И снова проскользнула в разговоре о Грейнджер неясная тайна, вернее, намёк на неё. Что Уизли, что Поттер — оба упомянули (но я бы выразился иначе: проговорились) о чём-то, что вполне могло бы объяснить поведение Грейнджер. Но, в отличие от Уизли, Поттер словно гадал, имел ли я представление об этом некоем событии, гадал, насколько далеко мы зашли в общении и доверилась ли она мне; но в итоге не решился озвучить эту самую тайну.

Не имея других идей, где бы могла сейчас быть Грейнджер, я отправился к её кабинету, по пути стараясь соединить в целое куски диалога, из-за которого мы пришли к не самому радостному выводу.

Буквально сегодня утром Грейнджер размышляла о том, что поиски шпиона ни к чему не приведут, потому что в расследовании не хватало ещё одного куска, какой-то важной и очевидной мелочи. А не был ли этой мелочью подправленный рапорт? Не он ли был той нитью, которая сшила бы разрозненные кусочки мозаики, вроде убийства детектива, шпионажа и истинного смысла ограблений?

«А если увидим, то сразу всё станет понятно…»

В своих поисках не прогадал. Дверь кабинета Грейнджер была чуть приоткрыта. Я успел заметить, что она сидела за своим столом, вялая и беспомощная. Но стоило только сделать первый шаг за порог, как она мгновенно подобралась.

— Ну что? — тут же спросила она. — Что он тебе наговорил? Чёрт… спасибо, что вытащил меня оттуда, я…

— Значит так, ведьма, — я подтащил стул к её столу, сел напротив. Но не так, чтобы нас разделял стол, а прямо перед ней; при желании мог бы коснуться своими коленями её. — Настало время неловких разговоров.

Грейнджер мгновенно из бледной сделалась порозовевшей.

— Это ты о чём? — она слегка отъехала на своём стуле.

— О том самом, — ответил я, сделав вид, что не заметил явного желания убраться от меня подальше. — Хотел бы сказать, что меня это не касается и что спрашиваю только потому, что ситуация начинает причинять неудобства другим… Но тогда бы соврал. Так скажи. Что у вас с Уизли, при чём тут я, и как ты намерена разрешить этот непростой вопрос?

— По-моему, это не твоё… — начала Грейнджер, стараясь держаться слегка надменно. Она закинула ногу на ногу, будто этот вопрос её вовсе не взволновал.

— О, нет, дорогуша, такой ответ меня не устраивает, — перебил я, и Грейнджер вскинула бровь. — Тебе пора разобраться с ним, иначе в один прекрасный день всё может плохо кончиться. Ты всё трепалась о том, что нам нужно объявить перемирие, но этого не будет, Грейнджер. Может, в ином случае мы смогли бы друг друга игнорировать, но между нами ты. И пока ты не объяснишься с Уизли, я не смогу нормально работать. Меня это бесит. Если у тебя, принцесса, всё окей, то у меня ни черта нет кроме работы. Она мне очень нужна. Я понятно говорю?

Размышляя о том, что Поттер вряд ли имел в виду нечто подобное, когда говорил «ты найдёшь нужные слова», я уставился на неё в ожидании ответа. Лицо Грейнджер стало непроницаемым. Решил, что это к лучшему; пусть будет так, без всех этих попыток смягчить разговор, без намёков и прочих нежностей.

— Это Гарри тебя попросил, — не вопрос, а утверждение. Но я всё-таки кивнул.

— Когда расследование закончится, и ты уйдёшь из отдела, хоть потоп устраивайте в своём министерстве. Но я думаю, что Уизли немного успокоится. По крайней мере, меня это волновать уже не будет. Но сейчас это меня касается напрямую. Я так понимаю, что его беспокоит не только твоя работа со мной, но и кое-что другое. Пора с этим разобраться, как считаешь?

— Ты хочешь узнать, хочу ли я быть с ним? — Грейнджер вся подтянулась, возмущённая и оскорблённая.

— Да плевать мне на это. Чего я действительно хочу, так это узнать, почему ты и дальше позволяешь этой ситуации существовать, — я слышал, как голос становился всё жёстче, но не пытался остановиться, получая при этом какое-то притуплённое болезненное удовольствие. — Тебе это нравится? Что он ревнует и бегает за тобой как собачонка? Это тебе нужно?

— Нет! — выкрикнула Грейнджер, вскочив со стула.

Казалось, задребезжали стёкла. Её неистовый протест резанул так отчаянно, так резко, будто она вложила в него всю скопившуюся за многие годы злобу. Протест, хлёстко ударивший по барабанным перепонкам, сравнимый по своей силе и угрозе разве что с последней затрещиной от «мадам Гильотен».

Её стул, проехав спинкой вперёд добрые пять-шесть футов, с размаху шлёпнулся на пол. Ковёр приглушил удар, но в тишине он всё равно прозвучал неимоверно громко.

Уж лучше так, пусть рвёт и мечет, чем беспомощная и растерянная гримаса.

Она обошла стол, сжав руки в кулаки, и остановилась посреди кабинета, спиной ко мне.

— Как ты вообще мог так подумать обо мне?

— А что мне остаётся? — поражённый её всплеском, я, слегка растеряв свой настрой, повернулся на стуле, чтобы держать её в поле зрения. — Сама посуди. Используешь меня как повод позлить Уизли, причём ты проворачивала это не один раз. И не трать силы на отрицание, мы оба знаем, что это так. Попросила остаться на ночь, зная, что Уизли это взбесит. И сегодня утром: ах, у нас с Малфоем есть кое-какие мысли!

— Я не!.. — задохнулась она. — Всё не так! Да ты на себя посмотри! Весь такой против!

— А я не говорю, что я против! — я тоже поднялся, обошёл её стол и присел на его край. Теперь она снова оказалась напротив меня. — Да, мне кажется забавным то, как он бесится. Пока что. Но это может плохо кончиться. Я могу отвечать за себя и не собираюсь заходить дальше словесных перепалок, но за него поручиться не могу. Признай, ты ведь специально затеяла этот манёвр с балом, чтобы… да чёрт тебя знает! Я уже не уверен, что ты врала, когда говорила, что хочешь ему отомстить! Только вот за что? Он ведь ни черта тебе не сделал! Не изменял, не…

— Нет, ты знаешь! Ты знаешь, зачем я это затеяла! — она окончательно позволила себе раскричаться.

Резко развернулась — её руки, безвольно болтающиеся вдоль тела, снова сжались в кулаки. Я поднялся, поравнявшись с ней в росте. Но движение это получилось слишком стремительным и стало для неё неожиданностью; она отшатнулась. Сделал шаг вперёд и еле подавил желание схватить её за плечи. Всё нутро скрутило от нахлынувшего, какого-то совершенно дикого бешенства. Я знал: если бы вцепился в неё, то под рукавами пиджака, под белой рубашкой, под кожей — хрустнули бы кости.

— Да откуда мне это знать? — процедил я сквозь сжатые зубы.

Её лицо было слишком близко. Я думал только о том, что если разожму челюсти, то нахлынувшая ядовитая злоба выплеснется наружу, прямо ей в лицо, и разъест, как кислота, белую, с бледными точками веснушек кожу.

Я чувствовал, что она старалась дышать ровно и спокойно, но предательское учащённое дыхание выдавало с головой. От тела шёл такой жар, будто её бледная кожа — раскалившийся добела металл.

В лёгкие проникал аромат духов, невыносимо приторных.

Секунда, две, три — растянулись, а я всё ждал какой-то реакции, но Грейнджер не предпринимала ровным счётом ничего. Только удивлённый взгляд, будто увидала какого-то неизвестного зверя.

Это отрезвило, словно сознание прояснилось после приступа забытья; я сделал шаг назад.

— Прости.

— Ты ничего не сделал, — тут же сказала она. — Это ты меня прости. Я обычно себя так не веду.

— Я тоже. Я хотел сказать, что Уизли и Поттеру так не кажется.

— Что? — она сцепила руки в замок, сделала несколько шагов до стола и присела на него рядом со мной.

— Сама подумай, как это всё выглядит со стороны. Они думают, что ты специально ломаешь комедию.

— И ты тоже так думаешь? — немного помолчав, спросила она; я повернул голову — её тон был странным, как и обидчивая ухмылочка, скривившая губы.

— С чего это вдруг моё мнение тебя заинтересовало?

Она помолчала, глядя прямо мне в глаза, будто искала в них правильный ответ.

— Хочу его знать, — и тут же отвела взгляд, облизнула губы и быстрым движением поправила волосы, хаотично рассыпавшиеся по плечам. В живот будто вдвинулось что-то ледяное. Нет, пора с этим разобраться. Чем скорее, тем лучше.

— Слушай, Грейнджер… — я отвёл взгляд от её губ. — Я тебе объяснил свою позицию. Мне и на работе всякого дерьма хватает, а теперь ещё надо тратить силы на выяснение отношений. Пора с этим завязывать. Поверь, я бы лучше жил без Уизли, без этого расследования и без вашей дружной компании. Понимаешь, что к чему?

Эти слова, пусть и частично, не были правдой, но правильнее было солгать. Невысказанная, иррациональная потребность в её присутствии жгла нутро; невыносимость этого понимания рвала сознание в клочки. Если бы не расследование, Грейнджер никогда бы не пришла в отдел, а лучше бы это было или нет — я не понимал.

Но даже если бы мог оформить слова во что-то более или менее внятное, то всё равно бы не сказал; не мог сказать, смутно понимая, что не имел на это никакого права.

— Понимаю, — кивнула она, неопределённо поведя плечом.

— Но раз так всё сложилось, то Уизли кое в чём прав. Я тебе никто Моё мнение не имеет никакого значения.

— Ты так считаешь?

— Не в этом случае — точно.

— Может и так, но… почему-то мне кажется, что понимаешь меня гораздо лучше, чем мои собственные друзья, — тихо сказала она. — Даже не так. Ты… хотя бы стараешься понять.

Эта фраза заставила меня бросить на неё удивлённый взгляд.

— Я не могу сказать Рону, что ничего к нему не чувствую. Вернее, не чувствую того, чего он ждёт, — продолжила она, и слова эти спутанным комком засели в горле, а всякие попытки его сглотнуть заканчивались провалом.

— Ну так… почему? — мой голос показался каким-то чужим, хриплым; я прочистил горло и добавил: — В чём проблема?

Она несколько раз вдохнула, будто тонула в невозможности — или нежелании — сказать то, что вертелось у неё в голове. Большую часть времени она смотрела строго перед собой. Не ожидал, что в ответ на этот вопрос она повернётся и позволит себе улыбку; но такую горькую, что я почти почувствовал её вкус на языке.

Время превратилось во что-то густое и физически ощутимое. Каждая минута — словно целая вечность.

— Я ищу повод. Нет… оправдание. Я трусиха, Малфой, я просто… — она поднялась, слегка покачнувшись, обняла себя руками. — Нас связывает слишком многое. Мы друзья, и я люблю его как друга, как брата, как… Я не хочу задеть его этим, никогда не смогу выбросить его из своей жизни, потому он её важная часть. Он мне дорог. Но что мне делать с этим? С его попытками как-то поправить отношения? Я всё думаю, что стерплю, смирюсь, привыкну — но года идут, а мне от себя тошно. Он не сможет понять, а я не смогу объяснить. Эта недомолвка, будь уверен, сожрёт нас обоих.

— Тебе стыдно, что ты не испытываешь к нему того же, что и он к тебе?

Грейнджер повернулась и опустила взгляд.

— Похоже на то, — кивнула она. — Мне казалось, что наши отношения — это что-то правильное. Даже… логичное.

— Если ты своим поведением стараешься сделать так, чтобы он тебя бросил, чтобы тебе не пришлось делать это самой, то ты одна из самых ужаснейших людей, Грейнджер. Из всех, что я встречал. А мне, поверь, есть с чем сравнивать.

— Я подумала, что ему будет лучше сделать этот выбор самому. С ним он смирится, и мы сможем вернуться к обычному дружескому общению, — пробормотала она, окончательно скиснув.

— То есть, вот это не сожрёт тебя, да? Я, конечно, называл Уизли псиной, но он всё-таки человек. Ты жестокая, — усмехнулся я, а Грейнджер замерла.

— Зачем ты так? — её голос слегка дрогнул.

— Потому что это правда. Не переживай, у всех есть недостатки.

— Не думай, что я использовала тебя всё это время, чтобы позлить его. Может, ты и прав по поводу бала, я… — она сглотнула, — была очень зла и сделала ошибку. Но остальное — нет.

— Понятно, — пробормотал я, почти не слыша своего голоса. — Ты говорила с кем-то ещё на эту тему?

— Нет, — она покачала головой, будто слова было мало.

— И почему мне выпала честь?

— Я подумала, что тот, кто равнодушен к ситуации, сможет взглянуть на это иначе, трезво… что-ли. Хотя… — она горько усмехнулась, — вряд ли тут идёт речь о равнодушии. Он ведь тебе никогда не нравился.

— Но зато ты мне нравишься, — ляпнул я, прежде, чем успел сдержать слова на кончике языка. — Как… человек. Я имею в виду, что…

— Ты мне тоже нравишься, Малфой, — Грейнджер слегка расправила плечи. — Как человек, разумеется.

— Разумеется, — торопливо вставил я.

— Даже несмотря на то, что назвал меня ужаснейшей из людей, — по её губам скользнула тень улыбки.

— Я не осуждаю, — я подумал, что если бы вытянул руку, то смог бы дотронуться до её руки. — Знаешь, как иногда мать мне говорила? Иногда мы поступаем плохо, но с благими намерениями.

— Хотелось бы мне верить, что это относится и ко мне. А твоя мама, судя по всему, очень мудрая женщина, — негромко сказала Грейнджер, чем окончательно выбила меня из колеи.

На этот раз я прикусил язык, потому что готовящееся сорваться «после всего ты ещё способна такое про неё думать?» явно не поспособствовало бы обстановке.

— Скажи ему правду. Уизли тот ещё мудила, но это моё мнение, а тебе не стоит быть подлой. И сжигать мосты таким поганым способом не стоит. Да и вообще их лучше не сжигать. Сейчас тебе тяжело, и ты думаешь, что я единственный, кто тебя понимает, но это не так. Расследование закончится, ты уйдёшь. Вряд ли мы будем часто видеться. На меня ты уже положиться не сможешь.

— Почему? — искренность её удивления заставила меня улыбнуться. — Мы ведь работаем в одном отделе.

— Я работаю здесь уже год, а видел тебя до расследования три раза. Мне кажется, что ничего не изменится, к сожалению или к счастью. Я буду пожирателем… — она открыла рот, чтобы вставить слово, но я жестом показал ей, чтобы она замолчала, — а ты так и будешь героиней войны. Должен признать, ты говорила чертовски правильные вещи, Грейнджер, и я обязательно смирюсь с самим собой и всё такое. А другие? А ты? И дело не в сейчас, а в потом, и… я не уверен, что ты можешь сейчас трезво смотреть на вещи. Мы и так уже дел наворотили. Не стоит усугублять.

Я почувствовал себя настоящим кретином: всё выглядело так, будто я набивал себе цену.

— Ты снова про статью? — она вскинула брови.

— Не только. Мы потолковали с Поттером, и он мне объяснил, что кое-кто беспокоится из-за моего назначения. Я не хочу проблем.

— Он что, сказал, что выгонит тебя? — ахнула она. — Он так не поступит!

— Нет, не выгонит. Надеюсь, эта программа сможет хоть как-то урезонить недовольных, — поднялся на ноги. От сидения на столе жутко занемела задница. Наручные часы показывали без четверти четыре. — Время поджимает, да и у тебя есть дела. Что там с Кэти?

— Ох, чёрт возьми… — Грейнджер засуетилась. — Не поверишь, но она в Лютном. Никуда не уходила! Но чего-то подобного я и ожидала.

— Чёрт бы её побрал, — пробормотал я, стараясь всё же смириться с мыслью, что придётся вернуться. — Я, конечно, тоже не особо поверил словам Люси, но…

Я не закончил, ограничившись многозначительным взглядом, давая понять, что возвращаться в Лютный после сегодняшнего представления — затея так себе.

— Ну, думаю, это очевидно, — слабо усмехнулась она.

— Что именно?

— Что женщина не будет откровенничать, если она бросает в собеседника стеклянную пепельницу. Или бутылку.

— Тонкая женская психология. Учту.

— М-м-м… Значит, прощаемся до завтра? Если ты, конечно, не успеешь на собрание после разговора со Стюартом. От него нет пока ответа?

— Нет.

— Если будут новости, напиши мне, ладно? — говорила она, забрасывая в сумку несколько листов пергамента, коричневую папку и волшебную палочку.

— И ты.

Грейнджер повернулась и мягко улыбнулась. А я подумал, что такие перемены были ей к лицу. И, что радовало несомненно — кое-какие точки над «и» были поставлены.