Пятеро в молчании (гет)

Время приблизилось к четверти седьмого, когда я, воспользовавшись дряхлым камином в «Дырявом котле», вышел из камина уже своего отдела. Охранник, который сменил своего коллегу в положенные шесть часов, предупредил, что камин будет закрыт через пятнадцать минут, а если я намерен оставаться на ночь, то обязан его об этом предупредить. Помимо него в холле оставались лишь три запоздалых сотрудника, которые толкались перед информационной доской. Бросив, что оставаться не намерен, под его удивлённым взглядом, зашагал в сторону выхода. С крыльца попытался разглядеть машину Стюарта. Как ни в чём не бывало, она стояла на парковке.

Твою же мать.

Спустившись на тротуар, чтобы удостовериться, что и машина, и парковка точно пустовали, услышал, как в кармане брякнул мобильник. Но не успел облегчённо выдохнуть, как понял, что сообщение было не от Стюарта, а от человека, которого, почти не думая, обозначил как «Ведьма».

Грейнджер писала, что собрание решено было перенести на час раньше, но вот причины не указала. И это значило, торопиться было некуда. Успеть на чёртово сборище не было ни единого шанса. Чертыхнувшись, ещё раз набрал напарника и не добился ровным счётом ничего. Поднявшись по ступенькам, нырнув в двери и не удостоив вниманием охранника, я никак не мог сообразить, что именно испытывал и по поводу написанного, и по поводу ещё одной неудачной попытки дозвониться до Стюарта.

Когда поднялся к кабинету, то смутное чувство беспокойства снова царапнуло сознание. А дёрнув ручку двери понял, что кабинет был заперт. Чувство укрепилось. Можно было бы поверить, что Стюарта погнала с работы какая-то очень уважительная причина. Но не пешком же? Машина стояла на парковке, а значит, Стюарт был точно не дома. Он бы ни за что не оставил машину, чтобы поехать, к примеру, на метро, автобусе или такси. Особенно после истории с жучком.

Подумал о завтрашних похоронах Тейлора и содрогнулся. Нет, не стоило думать сразу о самом худшем. Отперев кабинет, с порога окунулся в тишину, которая показалась зловещей. Осветив палочкой пустое тёмное пространство, пошарил и на столе напарника, и на своём. Никакой записки или ещё чего-то похожего.

Я опустился на край стола и впервые ощутил, какой тревожной и давящей была тишина в отделе. Или, точнее сказать, мёртвой. Раньше, оставаясь после окончания рабочего времени, подобного замечать не приходилось.

Подумал о Лоле, которая наверняка уже ушла домой. Но на всякий случай сбегал и в её кабинет. Не особо надеясь на чудо, всё же дернул ручку двери с блестящей табличкой «отдел регистрации обращений». Та не поддалась. Лола, в отличие от её коллеги, странноватой дамочки с томатно-красной, вечно растрёпанной шевелюрой, иногда оставалась и после окончания рабочего дня, чтобы закончить дела. Но, как назло, не сегодня.

После неудачи с кабинетом Лолы, решил попытать счастья в комнате вещдоков. Здесь наконец-то повезло. Толкнув тяжёлую металлическую дверь с небольшим решетчатым оконцем, я сразу услышал из-за стойки, оборудованной стеклянной перегородкой, невнятное шуршание.

Откликнувшийся на зов парнишка, нерасторопность которого отметил ещё в прошлый раз, выглядел так, будто его огрели по голове мешком с кирпичами. Он что-то недовольно пробормотал об окончании рабочего дня, но всё же проверил по журналу, что детектив Миллер расписался за сдачу вещдоков по делу Палмер сегодня утром. После настойчивой просьбы он проверил наличие принесённых вещдоков и в хранилище, что располагалось за дверью позади него.

Разговор походил на допрос типичного обкурыша, который, по воле случая, стал свидетелем происшествия. Но я всё-таки добился от него ответа. Стюарт ушёл от него сам. Но помнил он это очень и очень смутно, а уж о том, в каком состоянии был напарник, и говорить было нечего.

В полной растерянности вышел в холл и с концами покинул отдел, по пути огрызнувшись с ничего непонимающим охранником, который так меня взбесил, что пульс залупил по вискам с почти оглушительной силой.

Удушливый воздух показался глотком ледяной воды в самый жаркий июльский полдень. Не поддаваться панике — именно это нужно было сделать в первую очередь. Думать логически, опираться только на имеющиеся факты, спокойно и трезво восстановить суть произошедшего.

Утром мы с Грейнджер говорили в кабинете, а после отправились к Форду. В это время Стюарт ушёл в хранилище вещдоков, после чего должен был выйти на улицу перекурить и позвонить Джиму. И где-то между двумя этими точками произошло нечто такое, что вывело Стюарта из себя. Из хранилища он направился на улицу, по пути накричав на Лолу. По её же словам, он тут же покинул здание. Но Джиму так и не позвонил. Очевидно, отправился в какое-то другое место, забыв и про машину, и про работу, и про то, что о подобном нужно оповещать.

Сглотнув гигантский ком в горле, прикинул, что нужно будет предпринять при самом плохом раскладе, если Стюарт не объявится и завтра: просмотреть записи сегодняшнего утра с камер на парковке, найти свидетелей ухода Стюарта среди местных курильщиков из отдела, подать заявление в отдел розыска. И самое главное — рассказать о произошедшем Форду.

Под тяжёлым небом, которое из серого стало грязно-бурым, подумал: Стюарт явно не был похищен, он ушёл из отдела сам. В отличие от того же Тейлора, который просто испарился — и никто не понял, в какой именно момент времени это произошло. Стюарта могли околдовать, но кому это вообще могло понадобиться? По здравому рассуждению, ни убийца Тейлора, ни шпион — если это вообще разные люди — не имели никаких поводов думать, что Стюарт что-то знал, и логичнее было попытаться что-то сделать со мной, а не с ним.

«А если шпион понял, что в отделе ведётся какое-то расследование? — зазвучал в голове голос Стюарта. — Что, если мы следующие у него на прицеле? Незнание — худший расклад!»

Эти слова он сказал только вчера утром, когда я, не успевший отойти от бурного воскресенья и оглушённый новостью о Тейлоре, встретил его на пороге кабинета. На секунду зажмурился, пытаясь отогнать мысль о собственной причастности к внезапному исчезновению напарника и сообразить, что делать дальше. Но волнение за Стюарта будто пригвоздило к крыльцу.

На фоне мрачного неба здания выглядели размытыми силуэтами с редкими, но яркими квадратами окон. Выставленные по краю тротуара фонари ещё окончательно не зажглись, но уже подмигивали в подползающих сумерках. Через дорогу — кафе с большими окнами-витринами, где мы с Грейнджер ещё сегодня утром покупали кофе. Дверь кафе то и дело открывалась и закрывалась, а окна освещали тротуар мягким, приятным светом, который теперь виделся зловещим — огонёк, заманивающий мотылька в смертельную ловушку.

Шум проезжающих автомобилей и гул разговоров прохожих, приглушённый писк светофоров и шелест листьев, неистребимый запах специй из индийской забегаловки по соседству, мигание вывесок магазинчиков и кафе — всё это было чертовски привычным, но каким-то не таким. Будто что-то едва уловимо переменилось, стало тревожным и насторожённым. Выжидающим.

Налетевший порыв ветра и мелко накрапывающий дождь вынудили застегнуть куртку до самого горла. Поддёрнув на плече сумку, которая, казалось, стала такой тяжёлой, будто в неё залили свинца, я спустился по ступеням. На часах — без двадцати семь.

Собрание уже началось. Чёрт с ним. Я понимал, что был не в состоянии вытерпеть и минуты в присутствии кого-то вроде Уизли или Поттера.

Я отчаянно старался не думать об усталости, которая гнула спину к земле, сосредоточившись на накатившем желании хлебнуть чего-нибудь алкогольного. Сунув руки в карманы брюк и не имея ни сил, ни желания трансгрессировать, поплёлся в сторону метро. Не больше десяти минут, если не слишком торопиться. Было в этом какое-то нелепое, притупленное чувство удовлетворения — мчаться в вагоне метро и слушать свист ветра. Или разглядывать людей. Тоже неплохая забава. Молодые и старые, мрачные или громко хохочущие, любители скоротать поездку за парочкой страниц книги или за прослушиванием музыки.

Выйдя на полупустую Эвершолт-стрит, ощутил лёгкий интерес к тому, чтобы позже набрать Грейнджер, через час или два, когда собрание уже могло закончиться. А может, и не стоило. В голове будто образовался вакуум, не до неё.

Но голос, уверенный и рассудительный, всё же успел зазвучать в голове:

«Не волнуйся за него, он ведь коп!»

— Точно, — вслух, будто невидимая Грейнджер шла рядом, пробормотал я. — Как и Тейлор. Был.

Прошагал мимо парочки девиц, куривших возле входа Double Six Cafe под красным, трепещущим от ветра, тканевым козырьком. Девицы, по виду — шлюхи шлюхами, захихикали, услышав то, как я говорил с самим собой. Поглубже сунув руки в карманы брюк, бросил на них взгляд, от которого они мгновенно затихли. Побросав окурки в урну, девицы шмыгнули за дверь с пришпоренным к ней рукописным объявлением «только наличные».

Пальцы в кармане нащупали какой-то мягкий шарик. Выудив его на свет, я не сразу понял, что это было. Но вспомнил записку от Стэйси, и пальцы в волосах, и… но ведь я её выбросил?

Клочком оказалось послание от Забини, который предлагал встретиться в баре, чтобы поведать какую-то таинственную новость, узнанную от коллег. До назначенного времени оставалось всего ничего, а я так и не ответил ему. Совершенно вылетело из головы.

Взвесив все за и против (особенно беспокоила возможность ещё разок очутиться в полицейском участке), решил, что в этой записке ключевыми были слова «встретимся в баре». Прекрасно понимая, что частыми походами то в бар, то в кафе имел все шансы остаться без денег уже к середине месяца, прибавил шагу, нацелившись на ближайший переулок. При всём при этом старался не думать, что попытка трансгрессировать всё же могла закончиться расщепом.

Без пяти минут семь толкнул двери бара, возле которого уже толпилось куча народа. Оранжевые угольки сигарет ярко горели в сумерках, будто сигнальные маяки. После мелкого и противного моросящего дождя вперемешку с ветром, тёплый и пропахший пряностями воздух бара окутал как тёплое одеяло. Здесь, в приятном жёлтом свете, как всегда играла приятная слуху музыка. Почти все столики были заняты. Кое-кто из сидящих за барной стойкой вяло пялился в беззвучный экран, висящий за спиной бармена. Вроде бы, играла сборная Англии.

Слева от входа, у самой стены, приметил Блейза. Он внимательно наблюдал за двумя девчонками, которые затеяли небольшой спор возле входа в туалет. Блейз был очень увлечён. Наверное, гадал, подерутся они или нет. Он не заметил, как я подошёл к столику, протиснувшись через узкую щель между спинками близстоящих стульев.

Полагая, что он уже навеселе, или хотя бы близок к этому, я удивился, увидев перед ним чашку с чем-то напоминающим чай.

— Забини, — в качестве приветствия сказал я, и он быстро отвернулся от девиц. — Надеюсь, не помешал.

Тот усмехнулся своей фирменной широкой ухмылкой. Я сел напротив, пожав протянутую над столом руку, а после скинул треклятую куртку. От духоты чайной и влажности улицы взмокла не только спина, но и всё остальное. Блейз, между делом, ещё раз глянул на девиц.

— Чего это ты такое пьёшь? — я кивнул на чашку, стоящую перед ним. — Чай?

— Ага, — он состроил траурную физиономию, внимательно меня разглядывая. — Чай с удовольствием и ничего больше. Пэнси сказала, что если до её родов я выпью хоть каплю, то она волшебными чернилами нарисует мне на лбу… ну сам понимаешь, — он призадумался и зачем-то пояснил: — Здоровенный волосатый член.

— Беременность ей на пользу. Она явно стала добрее.

Я поискал взглядом официантку. Выпить хотелось нестерпимо. Но вместо этого наткнулся на вопросительный взгляд сидящего напротив друга.

— Радуйся, что в этот раз хотя бы предупредила, — объяснил я. — По-моему, она уже проделывала что-то похожее?

— Ага, с Тео, на последнем курсе, — хохотнул он. — Не стоило ему говорить, что её задница за лето стала размером с рояль!

Я никак не выдал своего внезапного волнения от услышанного имени.

— Да, точно… — я с равнодушным видом кивнул. — Не видел его в последнее время?

— Тео? Не-а. А что с ним?

— Просто спрашиваю, — я пожал плечами и махнул девчонке с бейджем, приколотым к фирменной футболке заведения.

Она была такой тощей, будто её специально выбирали для того, чтобы она могла с лёгкостью лавировать в узких пространствах между столиками. Явно взмыленная, официантка не заметила моего жеста, а потому, под недовольным взглядом Забини, отправился к бару сам.

Я не особо интересовался делами своих бывших приятелей, даже в свете последних событий. Но ни разу не подумал о том, как отразится программа реабилитации на остальных. Им вернут палочки и все дружно забудут обо всём, что было? Не будет ни косых взглядов, ни возмущений. Вот так, просто, добро пожаловать обратно? Нет, конечно нет. Никогда и ничего уже не будет как раньше. В какой-то мере было ясно, почему министерские ждали столько лет, прежде чем попытаться объединить волшебное сообщество. Но прошло ли достаточно времени? Конечно, если получилось вернуть равновесие после первой магической войны, почему не получится после второй. Лишь бы такими темпами не начать третью.

— Так что там у тебя за новости?

Забини с сожалением поглядел на пинту лагера. Когда я снова устроился напротив, он внимательно меня оглядел.

— Что это у тебя на лбу, а? Неужто с воскресенья?

— С сегодня, — кратко пояснил я, машинально потянувшись к волосам. Вместо того, чтобы привычным движением убрать чёлку назад, пригладил её на сторону, прикрыв ссадину, полученную в нелепой схватке. Забини фыркнул. — Ну и?

— Попридержи-ка гиппогрифов, — он слегка подался вперёд. — Сначала — ты. Грейнджер. «Пророк»? Расскажешь мне что-нибудь интересное?

— Да ты верно шутишь. Посплетничать меня позвал?

— Я спрашиваю как заинтересованная сторона! — деланно возмутился он. — Я, конечно, не хочу лезть не в своё дело…

— С какой это стороны ты заинтересован, а, Забини? Со стороны своей жёнушки?

Сделав глоток холодного пива, немного расслабился. Мысли о худшем не то чтобы отступали, но сделались более размытыми. По крайней мере, в шумной и весёлой толпе не верилось, что могло случиться что-то плохое. Не то что в мрачном и пустом кабинете.

Забини, между тем, сверлил меня взглядом.

— Давай не будем, приятель, я не в настроении. Да и рассказывать нечего.

— Да ну? — хмыкнул он, покрутив наполовину опустошённую чашку.

Его слова потонули во взрыве смеха за барной стойкой, но мне слышать его слов было и не нужно. Физиономия Забини со вздёрнутой бровью и насмешливой полуулыбкой говорила за него. Я отхлебнул ещё пива.

— Выкладывай, что у тебя.

Но он будто не услышал моих слов.

— Помнится, пару дней назад она обложила тебя со всех сторон, назвала трусливым ублюдком. А теперь объявила на всю Британию, что Драко, мать его, Малфой — её друг?

Мельком пронеслась мысль: помнил ли он наш разговор в этом самом баре как раз в тот день, когда она меня обложила возле участка (правда мы сидели за другим столиком, где сейчас теснилась небольшая компания) и то, как я назвал Грейнджер лицемерной сукой.

— Нам с ней нечего делить, вот и всё.

— И всё? — удивился он, отодвинув от себя явно остывший чай.

— Тебя Паркинсон подбила? — и я тут же понял, что это было правдой: лицо его приобрело извиняющееся выражение. — Неужто Грейнджер держит язык за зубами?

— Типа того, — он неопределённо покачал головой. — Да мне и самому интересно. Я в эту чушь с вашим… Как бы это сказать…

— Служебным романом? — предположил я, почувствовав, как эти два слова обожгли язык. Было в этом сочетании что-то мерзкое, до чёртиков пошлое.

— Вот-вот, — оживился Забини. — Ни разу в это не поверил. Ни после «Досуга», ни даже когда вы под ручку заявились на бал.

— Единичный случай. А что, Пэнси правда просила расспросить меня про Грейнджер?

— Ну… как-то так, ага, — он потёр щетинистый подбородок. — Совсем чокнулась. Вчера утром мы не виделись, я сразу на работу пошёл. А вот вечером, когда Пэнси на меня орала… В общем, я так понял, что она с утра на Гермиону насела, пыталась выяснить, что в точности произошло ночью. А Гермиона сказала ей только то, что мы с тобой нажрались, и я у тебя переночевал.

— А про участок?

— А вот про это Пэнс не знает. И слава Мерлину! Честное слово, надо будет Гермионе сказать спасибо, что прикрыла.

— Когда это они успели вчера поговорить? — я быстро перебрал вчерашние события. Пусть Грейнджер с утра и не видел, но сомневался, что она стала бы болтать с подружками, когда в отделе творился хаос.

— Они иногда пьют кофе вместе. Гермиона перед работой заезжает. Пэнси ведь теперь встаёт рано. Прикинь? — отмахнулся он, будто это было обычным делом.

На пару секунд я почувствовал себя выкинутым на обочину, пока мимо проезжали чужие жизни. Да и представить более странного тандема я не мог. Пэнси и Грейнджер вместе пили кофе, обменивались новостями, и, судя по всему, не просто хорошо ладили, а по-настоящему дружили. И вчера утром, пока на Грейнджер ещё не рухнула новость, она преспокойно трепалась с Пэнси о том, какие же мы с Забини сволочи. Чудненько.

Перед глазами всплыла Грейнджер, пожимающая плечами в ответ на мой вопрос о том, почему так поздно сообщили о найденном теле: «бюрократия!»

— Наверное, просто не хотела волновать её.

— Ага, — кивнул Блейз. — Но суть-то в другом. Пэнси сказала, что Гермиона её отшила быстро, разговора особо не получилось. Та сослалась на дела и умчалась. Но Пэнси решила, что Гермиона попросту не хотела говорить о тебе и о том, не закрутили ли вы тайный роман. А после сегодняшнего «Пророка» она вообще с катушек съехала, думает, что Гермиона её избегает. Нагло врёт и избегает!

— А почему она вообще должна трепаться об этом, пусть и с Паркинсон? Тем более, между нами и правда ничего нет, — я повысил голос, поддавшись неуместному желанию оправдаться. Заметив насмешливую ухмылку Забини, сбавил тон. — Не думаю, что Грейнджер избегает разговоров о том, чего в принципе не существует. Так своей дражайшей жёнушке и передай. У нас правда вчера… кое-что случилось. Не у нас, а… в общем, в отделе.

— Надеюсь, всё нормально? — с искренним беспокойством в голосе спросил он.

— Ну, как сказать, — ответил я, поразмыслив о том, было ли вообще в газетах, волшебных или магловских, сообщение о выловленном из Темзы теле.

Об ограблениях — понятно, но вряд ли бы кто-то непосвящённый связал бы два этих события. И решил, что возможно, но журналистам и с той, и с другой стороны не доложили, что убитый принадлежал к органам правопорядка.

— Это часть расследования, поэтому…

— Понял-понял, — перебил Блейз. — Я тоже подумал: вряд ли Гермиона стала бы убегать от подобного разговора, — тут он удовлетворённо кивнул, явно гордясь своей проницательностью. — Но Пэнс, конечно, распалялась по поводу статьи из «Досуга», мол, нашли о чём вспомнить!

Он многозначительно посмотрел на меня. С неохотой кивнул, поняв, что он имел в виду те самые слова о пожирателях смерти, из-за которых бесился я, и от которых отмахивалась Грейнджер.

— Да, это ещё не скоро забудут. Я стараюсь не думать об этом, но получается хреново.

— Знаю, паршиво тебе, — заметил он. — Если честно, я думал, что это только начало. Что скоро тему подхватят остальные. Но сегодняшний «Пророк» меня до чёртиков удивил. И Грейнджер за тебя заступилась, и программу сюда приплели… А почему ты, кстати, не ответил на письмо сегодня? Я уж думал, ты снова меня игнорируешь.

— Я ночевал не дома, — отмахнулся я, но когда Забини слегка подался вперёд, я понял свою ошибку. — М-м-м… поздно увидел твою записку. Да и некогда было.

— А где ты ночевал?

— В одном знакомом доме, — туманно ответил я, быстро соображая, в какую сторону увести тему. — «Пророк» подчиняется министерству. Это только дураку непонятно. А министерство не хочет заново распалять народ против чистокровных.

Мой манёвр удался. С лица Забини исчезла заинтересованность, он глубоко задумался. Выбрав меньшее из зол, я всё же не очень хотел ещё раз перемалывать всю заваруху с министерством.

— Хотели, значит, заткнуть «Досуг», — продолжил он. — Чтобы никто не рыпался написать ещё одну статейку? Ну, скажу тебе, «Пророк»-то выглядит куда убедительнее.

— Ага, — выдохнул я, стараясь принять вид человека, которому эта тема успела надоесть до чёртиков. Впрочем, так оно и было.

— С Гермионой-то всё ясно, — с видом знатока продолжал вещать Забини, — она лицо с повышенным кредитом доверия, героиня и прочее, так что попытка заткнуть недовольных ей… решение, вроде как, логичное. Но каким боком ты умудрился влезть в программу реабилитации? О ней ведь объявили только на прошлой неделе?

— Поверь, я туда не рвался. Оно мне надо?

—  Вот-вот, — с пониманием кивнул он.

— Назовём это расплатой.

Забини ничего не ответил, только ухмыльнулся, а я в один присест осушил две три пинты.

— Честно, у меня были подозрения, что она… как бы это сказать… — он задумался, сведя брови. — М-м-м… хотела таким образом поставить на место Уизли.

Усмехнувшись этому выводу, который разделял и Поттер, и Уизли, и все, кто хорошо знал Грейнджер, для себя я решил твёрдо: во что бы то ни стало продолжать строить из себя джентльмена и не порочить честь леди. Или, по крайней мере, держаться нейтралитета.

— Не знаю. Ничего такого не слышал.

— Неужели?

— Ага. Но по-моему, эту рыжую морду уже давно надо было на место поставить.

— Может быть, может быть, — покивал он, пока я допивал остатки пива.

— Так ты расскажешь мне свои новости? Честное слово, Забини, у меня сегодня был чертовски сложный день.

— М? — Блейз бросил на меня взгляд, будто только осознал, зачем он вообще устроил эту встречу. — А, да, конечно… Как я понял, ты кое-что знаешь об этой программе реабилитации?

Я порадовался, что он не стал расспрашивать о причинах участия в программе подробнее. Разговор с Поттером всё ещё вызывал одно только отрицание.

— О, да, — усмехнулся я, размышляя над следующей пинтой. — Знаю, что теперь власть имущие могут хоть раком меня поставить и трахнуть — и сказать, что на благо общественности.

Забини грубовато хохотнул, когда усатый мужик из-за соседнего столика повернулся, заслышав мои слова. И, как бы в поддержку мнения о политических делах, одобрительно покивал, пусть даже и понятия не имел, о чём велась речь.

— Он, наверное, рассказал тебе о… бонусах? — продолжил Блейз, глуповато ухмыляясь и почёсывая щеку. Ему пришлось повысить голос. За дальним от нас столом пьяная компания, поддавшись ритмичному такту, что доносился из колонок, затянула знаменитое «London calling… To the far away towns!».

— Что-то не припомню, — я подался вперёд. Голосящую компанию мгновенно поддержали и другие. — Сказал только про подписание бумажек и интервью. Показуха есть показуха. А что за бонусы?

— И ты не спросил, что за бумажки? — с сомнением спросил он, скосив глаза на распевающих.

— Да как-то к слову не пришлось, другим голова была занята! — огрызнулся я. Что Грейнджер, что Забини — до чёртиков бесили своими словесными прелюдиями перед тем, как сообщить что-то важное.

«London is drowning — and I live by the river!» — проорал грубый мужской голос, и кто-то свистнул. Я интуитивно обернулся.

У блондинки, с волосами как сахарная вата, из декольте майки выскочил краешек ярко-красного лифчика. Она явно была в восторге от происходящего и ничего не замечала, как и её рыжая подружка. Как подобает тем, кто не знает текста, но очень хочет поучаствовать в веселье, они выкрикивали только некоторые слова, периодически попадая в такт. Рыжая показалась симпатичной. С её чёрной футболки на меня глядела стилизованная физиономия Джарвиса Кокера.

Проведя ладонью по коротким чёрным волосам, Забини задержал руку на затылке и громко кашлянул. Я неохотно перевёл на него взгляд.

— М-м-м… Так и о чём речь-то?

— О вашем семейном счёте в Гринготтсе, — Блейз явно проследил мой взгляд до рыжеволосой красотки. — Помнишь ещё о таком?

— Тот самый, который заморожен? — с нескрываемым разочарованием уточнил я. — Я думал, все деньги конфисковали в пользу министерства… Или что-то в этом духе. Это что, и есть твои новости?

— С чего ты взял, что заморожен? — удивился Блейз, и его слова почти сразу потонули в новом взрыве безудержного смеха, только теперь уже — за соседним столом.

— Мать этим занималась, не знаю точно. Всё, что я уяснил — суд решил, что Малфои могут катиться к чёрту.

— Счёт, вроде как, собираются разморозить, — он подался вперёд, уперев локти в стол, чтобы я точно расслышал его слова. — Кое-кто снова станет при деньгах. Как тебе такое?

— Откуда ты знаешь? — спросил я. Прозвучал последний взрыв радостного визга — песня закончилась, народ слегка поостыл.

— Русалка на хвосте принесла, — таинственно отозвался он.

— Да брось, Забини, откуда?

— Кое-кто из банка шепнул своему приятелю, а тот своему другу, а он…

— Ближе к делу.

— М-да… Ну вот, до меня дошли слухи, что в Гринготтсе, по просьбе министерства, конечно, идёт подготовка к снятию ареста со счёта неких Малфоев. Вот так-то! А раз нынешний владелец, твой папашка, недоступен, то временное владение счётом будет передано тебе. Пока он из Азкабана не выберется.

Я содрогнулся при упоминании Азкабана, но ещё больше — при мысли об отце. Теперь мне казалось, что он и вовсе какой-то выдуманный персонаж, существовавший только в смутных мыслях и на родословном гобелене.

Целых два года после войны, один из которых я провёл в школе, стараясь закончить обучение, нас с матерью постоянно мурыжили заседаниями, допросами и вызовами, и она буквально тонула в бесконечной веренице всех этих событий. Я знал, как сильно ей не хватало отца, но не сделал ни единой достойной попытки быть для неё опорой, о чём не жалел и по сей день.

Мать стоически держалась, старалась сохранить хоть что-то, а в итоге удалось сберечь только свою гордость, будь она не ладна. Но что взбесило больше всего — так это мысль о том, что самым большим ударом для неё, после ареста отца, стало лишение прав на землю, и, соответственно, потеря дома. Мне казалось, что это к лучшему. Дом, осквернённый чёрной магией и трупным ядом, уже не был и не мог больше стать тем верным оплотом, коим был для многих поколений Малфоев.

Поймал себя на мысли, что ни разу не задумался: как программа отразится на матери? На отце?

— Ты не особо рад, — заметил Блейз, явно разочарованный, что не произвёл своими новостями должного эффекта.

— Но если пока не сказали мне, значит, и мать ещё не знает, — вслух размышлял я, пока Забини искал успокоения в остывшей чашке чая.

— М-м-м… а она где вообще? Всё ещё на континенте?

— Ага, — коротко ответил я, окончательно уверяясь в том, что новость не принесла ни капли радости. Только необъяснимое тревожное чувство, поселившееся внутри.

— Мне что, клещами из тебя вытаскивать информацию? — Блейз слегка повысил голос. За барной стойкой оживились самые пьяные клиенты.

— М?

— Так где она?

— Да пофигу мне. Она меня бросила, и пусть катится. Или думаешь, она звонит каждый первый вторник месяца, чтобы справиться, хорошо ли я покушал?

Блейз помолчал. Я пошарил в кармане куртки, а когда вытащил телефон, чтобы проверить, не звонил ли кто, то буквально почувствовал его пристальный взгляд.

— Чего?

— И часто ты выкатываешь эту байку любопытствующим?

— И какого это хрена ты имеешь в виду?

Забини хмыкнул.

— Нарцисса? Бросила тебя? Серьёзно? — с надменным видом проговорил он, скосив глаза на телефон. — Приятель, я там тоже недалеко был, так что…

— Много ты знаешь, Забини!

— Достаточно, чтобы напомнить: ты сам решил остаться в Лондоне. Не знаю, что у тебя с памятью, но я отлично помню, как ты слюной брызгал, что никуда не поедешь, пусть она хоть… хм… Как ты говорил? Пусть… а, «пусть она хоть пополам треснет»!

— Очень на меня похоже, — подавив недовольство, ответил я. — И я по-прежнему такого мнения. Она приняла это решение сама, никак со мной не обговорив! Что я должен был делать? Покорно собрать чемодан и тащиться за мамкиной юбкой?

— Но она тебя не бросала, — он вскинул бровь, своим спокойствием доводя меня до предела. — Это разные вещи.

— Да ну? Когда я последний раз видел её, то она паковала свои платья, распекала меня за чёртов винный погреб и твердила, что если я сейчас не заткнусь и не пойду собирать свои вещи, то она всё равно уедет в Прагу, пусть и одна! В чём тут разница? Ей, видите ли, гордость не позволила бы остаться в Англии после всего, что произошло!

Забини отвёл взгляд. Внутри всё клокотало от его дьявольского спокойствия, и чтобы хоть как-то успокоиться, принялся разглядывать девиц в куцых блестящих платьицах, которые торчали у барной стойки.

— Дерьмовое было времечко. Каждый справлялся как мог, — заметил он. От этих слов на плечи свалилась такая дикая усталость, что намертво прибила и злость на Блейза, и желание немедленно и молча покинуть бар.

— Ладно, закрыли тему. Не хочу говорить о ней.

Ни о ней. Ни о её бледном, вечно мокром от слёз лице. Ни о тех словах, что мы сказали друг другу во время последней и самой безобразнейшей сцены, что развернулась посреди малого зала в поместье, которое уже не было нашим домом.

Прошло шесть чёртовых лет, даже представить сложно. И ни одной живой душе за это время я не сказал — да и говорить не собирался — что некоторое время мать писала письма. Я их ни разу не читал. Какой в том смысл? Ещё раз, только в письменной форме, получить напоминание, какой же я плохой сын? В те моменты хотелось убить чёртовых птиц, которые могли отыскать получателя даже в заднице мира.

— Как скажешь, — он пожал плечами, и я понял, что если разговор продолжится, то принесёт ещё большее взаимное неудовольствие. И прежде, чем успел сказать, что слишком устал для ведения подобных разговоров, Блейз добавил: — Но ты прав.

— Ну ещё бы. А ты про что?

— Про то, что Нарциссе тоже сообщат. И есть вероятность, что она вернётся в Англию. Кто знает, что даст эта программа? Может, и поместье тоже…

Не успел я и рта раскрыть, как он выставил вперёд руки, будто сдавался:

— Я понимаю, что тебе этот дом — как низзлу пятая лапа, но деньжата-то пригодятся, согласись? Переберёшься в нормальный дом, а то эта твоя живопырка… Просто кошмар!

— Уж лучше там, чем транжирить отцовские деньги. Меня это всё уже давно не беспокоит, — ответил я, поняв, что это не было правдой.

Вернее, частично: отсутствие привычной финансовой свободы иногда действительно задевало. Но вот нежелание распоряжаться отцовскими накоплениями было совершенно искренним, в ином случае я бы давным-давно продал его перстень, который лежал в ящике комода в хаммерсмисткой «живопырке». Но не сделал этого даже тогда, когда сильно нуждался. Просто не мог. Иногда и вовсе казалось, что эта вещица — единственное, что связывало меня с некогда уважаемым родом волшебников. Будто напоминала, кто я есть и кем буду всегда. Чистокровным волшебником, слизеринцем. Отцовским разочарованием. Тем, кто был на стороне проигравших. Пожирателем смерти. Заносчивым и неприятным типом.

Грейнджер всё это прекрасно знает, но ей плевать. 

Забини хотел что-то вставить, но и его невысказанный комментарий, и писк мобильника поглотила очередная волна громкого пьяного смеха. Мельком увидев «Ведьма», я схватил телефон и резко встал. Грейнджер будто на расстоянии почуяла, что её поминали.

— Пойду отолью.

Блейз отрешённо махнул рукой. Однако, я заметил, как он стрельнул взглядом в экран, но не был до конца уверен, увидел ли он что-нибудь или нет.

Пробравшись через толпу к туалету — там висел неистребимый отвратительный запах — я остановился у раковины, мельком глянув в зеркало. Оттуда на меня, тоже мельком, глянул мрачный тип с тёмными кругами под глазами.

«Я освободилась. А ты?»

«Не занят».

Ответ не заставил долго ждать. В пустой туалетной комнате телефон разразился предательски громко.

— Привет, Грейнджер, как собрание? Наш строгий начальник ещё бушевал?

— Привет, — тяжёлый вздох. — М-м-м… Ты про Гарри?

— Про него.

— Ну… на то он и начальник. Ему положено быть таким. В общем, собрание закончилось, и я ушла. И у меня есть кое-что рассказать! — тут проскользнули нотки самодовольства.

— А я договорился с Кэти, она попробует уболтать Люси на разговор, — я кивнул своему отражению в зеркале. Рассказывать о нашем договоре с Кошкой было попросту лень. Между тем, в трубке раздалось невнятное шуршание.

— Серьёзно? Ну так это здорово!

— Да, неплохо. У тебя что?

— Каталог у меня на руках, — похвасталась она. — Его составил магловский аукционный дом «Золотой дракон».

— Значит, прежний владелец той дурацкой картины был маглом?

— А вот не факт, — тут же отозвалась Грейнджер. — Почему волшебник не может поучаствовать в аукционе и прикупить картину художника-магла? В общем, я договорилась на встречу на завтра. Мне предоставят списки участников того аукциона, на котором выставлялась картина в последний раз. Кстати, картина вовсе не дурацкая, называется «белый дом ночью». И ещё. В каталоге она в совершенно другой раме.

— Чудно, ты умница, — отозвался я, не совсем уверенный, что понял хотя бы половину из сказанного.

— Ну ещё бы! — по её бодрому голосу было понятно, что она заулыбалась. — Найдём прежнего владельца и хорошенько его допросим. Когда, кому и в какой раме он продал картину.

— А эти эксперты твои что говорят? Они всё ещё уверены в подлинности картины?

— О, да, на сто процентов, — протянула она. — У тебя там какое-то это эхо или мне кажется? Ты где вообще? Как прошло со Стюартом?

— Я в… да никак. Не прошло.

Грейнджер что-то уронила.

— Чёрт… Что случилось-то?

— Без малейшего. Он не вышел на связь. Машина на парковке возле отдела, так что он не дома.

— Не переживай за него, — завела она свою обычную шарманку. — Он ведь обученный коп.

— Да, и Тейлор тоже таким был.

— Ты ведь не думаешь, что он… Ситуации совершенно разные. Он ведь не… — Грейнджер помолчала, и я услышал, как что-то громко брякнуло. — Слушай. Сейчас ты всё равно ничего не сможешь сделать. Не ходить же по Лондону ночью и не выкрикивать его, согласись?

— Конечно, нет, — я набрал в лёгкие побольше воздуха. — Пойду завтра к Форду, в отдел розыска… В общем, буду бить тревогу, если с утра не появится.

— Это верное решение, — тут же вставила она. — Ой, подожди минутку… — бряканье в трубке стало громче, а потом всё стихло. — Главное — не паниковать.

— Точно. Что там с остальным? Как всё прошло?

Вопрос прозвучал двусмысленно. Будто я спрашивал её про Уизли. Но поправиться не успел.

— Ты про собрание? М-м-м… я уже дома и собираюсь что-нибудь приготовить, — Грейнджер так резко сменила тему, что я ещё секунды три пытался понять смысл сказанного. — Ну ты как?

— В каком смысле?

— Я тебя жду? Расскажу про собрание.

Я глянул на своё отражение и быстро убрал с лица дурацкую ухмылку.

— Нет, не жди, — после некоторого молчания, ответил я. — Это терпит до завтра?

— Ясно, — бросила она, как мне показалось — слегка раздражённо. — Хорошо. Завтра и поговорим.

— Приду домой и позвоню тебе, если ты сегодня ничем не будешь занята, — вяло предложил я, мгновенно сообразив, что такой ответ её если уж и не обидел, то явно задел. Очевидно, ей просто не терпелось рассказать свои новости. — Так пойдёт? Не хочу светиться у твоего дома. Да и что-то я устал сегодня, лягу спать пораньше.

— М-м-м… не знаю, — тон её голоса слегка повысился, но раздражения больше не слышалось. — Если так, тогда уж ложись спать. Какой толк в беседе, если ты с ног валишься? Отдохни как следует. Выглядишь ты, надо сказать, паршивенько в последнее время.

— Зато ты как всегда прекрасна, — тоном, который буквально сочился ядом, отозвался я. Но заслышав её приглушённый смех, я понял, что она не в обиде.

— Тогда…кхм… не забудь про завтра.

— А что завтра?

— Похороны, Малфой.

Мы немного помолчали.

— А, ну… да, я помню. Слушай, твои новости правда терпят до завтра?

— Да, конечно, — она помолчала. — Я, наверное, тоже лягу пораньше.

— Ты же готовить собралась?

— До завтра, Малфой.

Когда вернулся к столику, размышляя над странной реакцией Грейнджер, то Забини тут же оживился.

— Пойду-ка я домой. Без обид, да? Из-за…

— Да понял я, — добродушно отмахнулся он, поняв, что имел в виду разговоры о матери. — Погоди, я с тобой выйду.

На улице совсем стемнело и похолодало. Небо, будто весь день державшееся из последних сил, наконец-то дало себе волю. Мелкая морось сменилась стремительным хлёстким шквалом, загнав курильщиков под козырёк.

— Значит, ты сейчас встречаешься со своей ведьмой? — спросил он, перебив шум дождя и слегка оттеснив к двери бара крикливую девицу с сигаретой в зубах.

— Не такая уж она и… не важно. Нет, потащусь домой в свою одинокую берлогу и в одиночестве завалюсь спать.

— А что за ведьма-то? — он слегка усмехнулся, оглядевшись по сторонам.

— Да так, с работы.

— Красотка? — допытывался Забини, не сводя с меня взгляда.

— Ну… да, ничего такая.

— А почему «ведьма»?

— Ох, дружище, ты себе не представляешь, — мысленно усмехнувшись, я прикрыл голову сумкой, готовясь к пробежке до короткого тёмного тоннеля, который отделял проулок бара от улицы — откуда он мог трансгрессировать, а я, в целях сохранности, добраться до ближайшей станции метро.

Забини натянул куртку на голову, и мы, разбрызгивая лужи, за несколько секунд преодолели стену дождя. Асфальтовый тротуар, видневшейся впереди улицы, казался живым. В грязноватых потоках воды отражался свет фонарей, светофоров и ярких вывесок.

— Тогда до встречи, — он протянул мне руку, оглядываясь по сторонам; не было ли поблизости лишних глаз. — Знаешь чего, Малфой?

— Ну?

Забини, достав палочку из внутреннего кармана, поглядел на меня и усмехнулся:

— Передай этой своей ведьме от меня спасибо, при случае. За то, что прикрыла перед Пэнси.

И, ухмыльнувшись напоследок, он трансгрессировал.