Пятеро в молчании (гет)

— Родился? — смущённо пробормотала она, опустив взгляд на лист бумаги, который покоился у неё на коленях. — Это… Это…

— О, не трудись, — отмахнулся я, подивившись тому, насколько равнодушно прозвучали эти слова.

Чтобы подкрепить слова действом — и чтобы она точно уверовала в моё спокойствие — с совершенно беспечным видом бросил взгляд на часы. Минутная стрелка застыла на отметке тридцати пяти минут третьего.

Думать, вспоминать, раз за разом перемалывать одни и те же мысли о прошлом не значило ничего. Ничего — по сравнению с тем, чтобы действительно, не только умом, но и телом, оказаться поблизости от того места, которое раньше было для меня домом.

Обыкновенно говорится, что самые яркие воспоминания — это счастливые розовые сопли, которые можно наматывать на кулак, когда жизнь подсовывает дерьмо, кусок за куском. Но моя голова, видимо, была устроена иначе. Я очень чётко помнил именно то время, когда в доме обосновался Лорд, и то, когда посадили отца, а мне пришлось доучиваться в школе — и возвращаться на каникулы домой, и всё это под великолепным соусом из бесконечных судебных заседаний, по итогам которых проклятый дом перестал быть нашим.

Всплыли и слова Блейза — о счёте в банке, о матери, которая спустя немало лет вполне могла вернуться в Англию. Смогла бы? Вернуться и жить дальше, будто ничего и не было? И попытается ли при помощи программы реабилитации выбить послабления для отца? Я представил, что мы, спустя столько лет, снова, всей семьёй, вернулись в поместье. Комедия, не иначе.

— Знаю, что… Хм. В общем… Можно вопрос? — зазвучал осторожный голос.

Я поглядел на её руки, прекрасно зная, что по лицу вряд ли смог бы понять, поверила она мне или нет. Большим и указательным пальцем она сгибала и разгибала уголок листка со списком из аукционного дома. На оценку настроя ушло не больше секунды, и когда поднял взгляд на лицо, то уже знал, что Грейнджер ни капли не поверила моему натужному спокойствию. А это значило только одно — она непременно постарается завязать разговор о «моих чувствах», чего категорически не хотелось.

— Конечно, Грейнджер. Всё, что угодно.

— Да ну? — неподдельно удивилась она, и её лицо смешно вытянулось. Очевидно, сарказма она не распознала.

— Да, спрашивай. Я всё равно не отвечу.

Как и думал — Грейнджер была нацелена спросить о поместье или очередное «что-я-по-этому-поводу-чувствовал», но задушевные разговоры до чёртиков надоели. Но на мгновение всё же подумал: соберись я рассказать обо всём, что волновало, не хватило бы и целого дня беспрерывной болтовни. Предвкушая недовольство, я откинулся на спинку сидения.

— Понятно, — вопреки ожиданиям, вдруг усмехнулась она. Не дав и рта раскрыть, продолжила: — Знаешь, я, пожалуй, съезжу на место одна, на машине.

— Но…

— Не надо, Малфой, — отмахнулась она, и принялась за ремень безопасности. — Я поняла, что тебе не особенно хочется ехать туда, где ты раньше жил. Мне, представь, тоже это удовольствия не доставит. Но терпеть твоё поганое настроение я не намерена, так что закрыли тему. Отвезу тебя в отдел, а там…

Грейнджер обернулась и поглядела взглядом полным решимости исполнить свою угрозу. Но даже сама мысль о том, чтобы остаться за бортом расследования, наедине с собой и мыслями, показалась настоящей пыткой.

— Ладно, твоя взяла. Последние пару дней я действительно на взводе. Переживаю за напарника. Надеюсь, с ним всё будет в порядке. По крайней мере, теперь от меня ничего не зависит.

Полных пять секунд она смотрела ничего не выражающим взглядом.

— Используешь Стюарта как оправдание? — вдруг насмешливо фыркнула она, сложив пополам лист бумаги с фамилиями участников аукциона и сунув его в карман пальто. — Отличный же ты друг!

— А ты соврала про измену и использовала жениха как повод для слежки, — парировал я, слегка подавшись вперёд.

— Бывшего жениха, — быстро поправила она. — Один-один, мистер Малфой. Но что бы ты не думал по поводу поездки в Брэдфорд, я правда всё понимаю. Можешь поговорить со мной о чём угодно.

— Ну разумеется, — я снова откинулся на спинку сидения. — Сразу, как только свиньи полетят.

— Договорились, — кивнула она с самым серьёзным лицом. — Я хотела спросить, давно ли ты там был?

— Вот на какой чёрт тебе эта информация, а? Вечно ты лезешь со своими разговорами ни о чём!

— Ты идиот, — покачала головой она. — Если нам придётся трансгрессировать, то я хочу быть уверена, что мы не рухнем кому-нибудь на голову! Поэтому спрашиваю — давно ли ты там был и уверен ли, что трансгрессировать получится в безопасное место?

Пару секунд помолчал, чувствуя, как внутри расцветала неловкость.

— Там на окраине есть дикий яблоневый сад. Я отлично знаю те места, проблем не будет.

— И ты уверен, что там не окажется кто-то из маглов?

— Слово «дикий» тебе ни о чём не говорит? Никто туда не пойдёт!

— Прошло достаточно времени, — она вскинула бровь. — Тем более, ты же там ходил?

— Грейнджер, всё будет нормально. Да и кто поверит одному-двум маглам?

— Ну ладно, — кивнула Грейнджер, стартуя с места. — Тогда едем в отдел, поболтаешь с тем сотрудником из хранилища улик, а после в Брэдфорд. А откуда, кстати, ты знаешь Эвершота?

За окном медленно поплыли серые здания, а я снова подумал о матери. Она, как и я, любила этот одичалый кусок земли почти на самой окраине Брэдфорда. Вечно заросшая сорняками тропинка, запахи цветущих яблонь, а после — океан мелких твёрдых зелёных яблок, таких кислых, что немел язык. Почему-то мне всегда казалось, что время там не властно.

— Он богат, — коротко ответил я.

— Значит, ваша семья общалась с ним? — тут же спросила Грейнджер, не сумев скрыть в голосе удивлёния.

— Разумеется, нет, — усмехнулся я. — Но богатые люди, живущие неподалёку, знают друг друга, пусть даже и не общаются.

Грейнджер слегка улыбнулась.

— Ты правда будешь в норме? — спросила она, выруливая на более широкую и оживлённую улицу.

— Хватит задушевных бесед, Грейнджер.

— Это не задушевная беседа, а простое дружеское беспокойство, — нахмурилась она.

— Тогда отвечу коротко: разумеется.

Проехали мимо шикарно оформленного свадебного салона. Возле витрины с выставленными платьями стояли две девушки с дурацкими улыбками. Как можно сознательно хотеть сковать себя узами? Уму непостижимо. В таких семьях, как моя, браки были чем-то вроде сделки. Необходимостью, чтобы продолжать род. Просто факт, и никуда от него не денешься. Родители задолго до совершеннолетия обговаривали момент женитьбы, и не нужно было напрягать себя бесполезными любовными метаниями. Зачем, если подходящая девушка из достойной семьи уже ждала где-то во вполне обозримом, продуманном и просчитанном будущем? Моей женой должна была стать Астория Гринграсс, и все были вполне довольны таким раскладом. Но, как оказалось, обозримое, продуманное и просчитанное будущее таило в себе некоторые сюрпризы.

Вспомнилась вчерашняя часовня, откуда Грейнджер забирала платья для подружек невесты. Никогда бы не подумал, что Поттер пожелает взять в жёны Джинни Уизли. Пожелает. Приятная свобода выбора.

После Грейнджер трепалась о подготовке к свадьбе и девичнике. А потом пригласила на день рождения. Может, она уже забыла об этом, как о вскользь брошенной шутке.

Свой двадцать шестой день рождения отметил просто: мы со Стюартом напились до зелёных чертей, после чего он ещё неделю убеждал меня в том, что больше не возьмёт в рот ни капли. Мне помнилось, что Стюарт даже преподнёс какой-то презент, но вот что это было — хоть убей не помнил. Сделав себе мысленную пометку о том, что нужно будет спросить его об этом сегодня вечером — если он придёт в себя — подумал: а что, если вдруг сложатся обстоятельства, можно было бы подарить Грейнджер?

Глянул на неё. Брови сведены, между ними пролегла морщинка, вся поглощена дорогой. Всё, что я знал о Грейнджер, можно было бы записать на крошечном клочке пергамента, ещё бы и место осталось. Чем она занималась в свободное время? Хотя, стоило бы для начала уточнить: было ли у неё это самое свободное время.

Её хмурая гримаса, такая привычная, почему-то напомнила, как по пути до часовни она смеялась (над чем именно — вылетело из головы), а я представил её в свадебном платье у алтаря под руку с безлицей фигурой. Это зрелище всколыхнуло волну неприязни. Разве не плевать? Меня это не касалось.

Закрыл глаза, чтобы избавиться от наваждения, но в темноте под веками оно проступило ещё чётче. Цветочный венок на голове. В руках — букет. Она улыбается. Она говорит «согласна» безликому типу, и он вторит её словам.

Грейнджер что-то сказала. Поглощённый мыслями, ни черта не понял.

— М?

— Я говорю: надеюсь, этот Эвершот поможет прояснить ситуацию.

— Да. Я тоже.

Мысли о Грейнджер в свадебном платье рассеялись. Салон заполнила реальность. Вот она, за стёклами авто. Закопчённые фасады. Разрисованные стены. Яркие пятна дорожных знаков, вывесок и указателей. Быстро проносящиеся мимо автомобили.

Нет. Лучше подумать о предстоящем деле и как следует сосредоточиться. Всё остальное — просто чушь.

Если этот Эвершот действительно сможет рассказать что-нибудь о треклятой картине, то это будет самым настоящим подарком судьбы. Но внутренний голос подсказывал, что просто не будет. Таких запутанных и сложных дел ещё не встречалось, и на какое-то мгновение подумалось: я не был готов к чему-то подобному. Но признать, что дело не по зубам, просто не мог. Не позволила бы гордость.

Перебирая в памяти всё, что произошло с тех пор, как в переулке в Сохо обнаружилось тело Софи и глядя на безрадостный серый пейзаж за окном, я даже удивился, что прошло всего-то без малого две недели. И за это время дело продвинулось совсем ничего. Каждый раз, когда мы делали шаг вперёд, появлялись обстоятельства, который отбрасывали на два шага назад.

Чувство беспомощности, которое всё время свербело где-то глубоко внутри и время от времени то проявляло себя активнее, то немного заглушалось более или менее интересной зацепкой, никак не отпускало.

Единственное, что знал на данный момент точно, так это то, что историю Софи Палмер не забуду никогда. Огромная выгребная яма, куда не плюнь — из шкафов сыпятся скелеты, вскрываются давние преступления, обнаруживаются совершенно нереальные связи между людьми и судьбами, которые, на первый взгляд, не имеют к друг другу никакого отношения.

Грант Остин, бывший Дэниэлом Шоу, представлялся центральной фигурой всего водевиля — и именно из-за него произошло то, что произошло. Если уж он, как утверждало письмо, найденное в доме в Уолсингеме, не убивал Аллин, то совершенно точно был в этом повинен косвенно. Как и в смерти Софи. Если бы в то время Остин не ввязался бы в авантюру с Майклом, Аллин была бы жива, самому Остину не пришлось бы бежать и просить помощи у сестры, которая старалась наладить свою собственную жизнь. Он никогда бы не работал в музее и никогда бы не встретил Софи, а Джина не задавалась бы вопросами о том, на что, на самом деле, способен её муж. И были бы они женаты?

Оставалось только дивиться, сколько человеческих судеб пострадало всего из-за одного лгущего ублюдка. Где-то глубоко внутри кольнула совесть. Но задержка Нэнси в отделе не шла ни в какое сравнение с ложью Остина, а потому совесть снова угодливо замолчала.

Никогда ещё не приходилось задаваться таким количеством вопросов. И что самое обескураживающее — ответ на каждый из них являлся необходимым кусочком для разгадки дела. Всё ещё было не ясно, зачем Майкл резко сорвался из своего дома в Уолсингеме и куда подался. И если он не поверил письму и поехал в Лондон в полной уверенности, что Остин убил его дочь, то как намерен искать того в огромном городе? Через их общую знакомую Элисон? Остин, хоть и был сквибом, имел возможность спрятаться в магической части города. Но если полиция не может найти Элисон, какие шансы у Майкла? И действительно ли он намеревался искать его или отъезд был скорее импульсивным поступком? Что такого узнала или увидела Софи, за что её убили? Неужели пластиковая — прости, Мерлин — рама стала тому причиной? И куда подался сам Остин после того, как узнал о её смерти? К сестре он не обратился. По крайней мере, по её словам. Да ещё и странные перемещения картины, которая сначала не давала покоя мне, а теперь ещё и Грейнджер.

Вера в причастность Купера была шаткой. Непонимание его мотива сводило с ума. Но, как недавно напомнил Стюарт, вопрос предполагает только наличие ответа, и не важно, как мы к нему относимся. Если Купер, уму непостижимо, тут замешан, то мы обязательно найдём способ это доказать, пусть даже придётся помотаться по всему Лондону. Да хоть по всей Англии! По крайней мере, наличие одного подозреваемого куда лучше, чем полное отсутствие оных. Это позволяло сосредоточить расследование вокруг конкретного объекта, а не тыкать пальцем в небо, надеясь, что уж следующий-то раз окажется удачным.

Для себя, чтобы совсем уж не вешать носа, решил: всё, что мы предпринимаем по отношению к Куперу, если уж не уверенная попытка доказать его виновность, то вполне логичный ход, чтобы исключить его из списка подозреваемых и двигаться дальше. Такая формулировка слегка приободрила. Окончание расследования, туманное и смазанное, не виделось теперь таким далёким и беспросветным, а поиски доказательств — бесполезной вознёй.

Глянул в окно и понял, что мы почти на месте. Грейнджер как раз свернула с Юстон-роуд на Чалтон-стрит, проехала мимо тёмного фасада кафе The Rocket. Из дверей забегаловки вышла парочка с бумажными пакетами в руках. Неплохо было бы перекусить. Половина яичницы давным-давно выветрилась, а нервный разговор с Фордом, новости от Лолы, похороны Тейлора и образ Стюарта на больничной койке — а ведь ещё не было даже пяти вечера! — напрочь выбили из головы даже мысль о еде.

А ещё Грейнджер бросила Уизли. 

И считает Нэнси не подходящей для меня парой. Вот уж повод для выпивки.

Глупо. Будто спор с самим собой мог хоть как-то заглушить тот факт, что я держал эту мысль на полке «об этом обязательно нужно подумать в самое ближайшее время».

Когда вылез из машины на парковке, то, бросив взгляд на камеры видеонаблюдения, вспомнил, что нужно было проверить записи вчерашнего утра. Что бы там не болтал Форд, дело Стюарта нельзя бросать на произвол судьбы.

Мысли быстро заняла задержка Нэнси в отделе. Мутная и неприятная, безо всяких правдоподобных объяснений. И я не совсем понимал, что взволновало больше: то, что задержка эта имела место быть или то, что она всплыла в мыслях в связке с исчезновением Стюарта.

Нет, хватит. В последнее время я стал слишком подозрительным, и был почти уверен, что в этом виновато влияние мисс-вечно-на-стороже Грейнджер. Хорошо, что Нэнси не было рядом. Она бы ни за что не спустила бы тот факт, что мы с Грейнджер работали вместе, вдвоём, и находились в течение дня в постоянном контакте.

Но где-то в глубине души всё же не мог не обратить внимания на то, что Нэнси с того пропущенного — единственного — звонка так ни разу и не позвонила. Разобиделась? Смутное, неясное чувство беспокойства, поселившееся где-то под рёбрами, постарался проигнорировать.

Поразмыслив пару секунд, всё же решился отправить ей сообщение. Пока Грейнджер копошилась в салоне, проверяя, видимо, не завалилось ли ещё что-нибудь между спинкой и сидением, набрал:

«У тебя всё нормально?»

И тут понял. Неясное беспокойство точно не связано с тем, обиделась Нэнси или нет. Или решила и вовсе покончить с нашими «отношениями» — так даже лучше. Наверное, просто нервы. Грейнджер не подозревала Нэнси в чём бы то ни было, и я всеми силами держался за её уверенность. Но, вопреки желаниям, мысль эта, проникшая в голову единожды, уходить не торопилась, пусть и сидела тихо на самом краешке сознания. Может, она и правда была не слишком подходящей для меня парой, но это было и не важно. Важно только то, что я искренне верил — на предательство она не способна.

Догнал Грейнджер на ступеньках, ведущих к дверям в здание отдела.

— Слушай. А кто подходящая? — спросил я сходу, открывая перед ней дверь. Грейнджер сделала шаг в полупустое фойе и запнулась об порог.

— Чего? — расстегнув пуговицы на пальто, она осмотрела носки своих туфель, прищёлкнула языком, и только потом подняла взгляд.

— Кто, говорю, подходящая пара? Для меня? — мы прошли мимо распахнутых дверей в столовую и доски объявлений, к лестнице.

— А, ты всё про это, — равнодушно, как ей, наверное, думалось, она махнула рукой. Но я видел, как она поджала губы. — Ты ведь сказал, что задушевных бесед вести не хочешь.

— Пусть это будет простое дружеское беспокойство, как ты изволила выразиться, — и шагнул вслед за ней на лестницу. — Ты что, подруга, счастья мне не желаешь?

Остановились на лестничном пролёте второго этажа, пропустив трёх сотрудниц, спускающихся вниз. Грейнджер проводила их взглядом, и как только их шаги и громкая болтовня немного стихли, она поднялась на три ступеньки, остановилась и развернулась.

— Не думаю, что мне уместно высказывать своё мнение по этому вопросу, — строго проговорила она. Но я понимал, что её эти прения забавляли.

— По-моему, ты высказываешь своё мнение по любому вопросу, уместно это или нет.

Глядя сверху вниз, она растянула губы в приторной улыбочке и показала средний палец, после чего продолжила подниматься.

— Вот значит ты как.

В три больших шага преодолел половину лестницы, а Грейнджер, между тем, уже скользнула на этаж. Но мои слова определённо услышала.

Коридор был пуст, за исключением пары детективов, которые приветственно кивнули, завидев Грейнджер. Она свернула в коридор, очевидно, понимая фразу «уйти от ответа» самым буквальным образом. Нагнал её только у кабинета.

— Эй, Грейнджер! Разве так ведут себя с друзьями?

— Малфой! — в тон мне пропела она, пошарила в кармане пальто и достала ключи. — У тебя, по-моему, дела есть. Напомню, это называется ра-бо-та. И именно ей, а не мной, тебе нужно заниматься на рабочем месте!

Грейнджер отперла дверь, шагнула на порог и развернулась ко мне, всё ещё стоявшему в коридоре.

— Так, значит? — с видом оскорблённого достоинства проговорил я. — Ладно, мисс Грейнджер, понял вас, больше об этом ни слова. Работа — и только. Тогда зайду к вам позже.

— Чудная мысль! — с едкой улыбочкой ответила она и захлопнула перед носом дверь.

Я остался стоять в коридоре. Отзвук захлопнутой двери разлетелся по пустынному коридору. Хорошо, что никто не видел этой сцены. И моей, наверняка, дурацкой ухмылки.

Добраться до хранилища вещдоков не успел. Завидев меня, Кларк, к удивлению, махнул рукой. Он стоял в холле второго этажа в компании Джонса и ещё одного детектива, имя которого я не вспомнил бы даже под пыткой. Они явно о чём-то спорили. Даже с расстояния, с лестничного пролёта, это было ясно как день. Что-то сказав собеседникам, Кларк быстро пошёл в мою сторону, а когда вышел на лестничную клетку, то, без всяких прелюдий, заявил:

— Ты где был, Малфой?

— О, ну извини, забыл тебе сказать, что это не твоё собачье дело! — огрызнулся я, опешив от его тона. — Чего надо?

Кларк вскинул брови. Я отступил на шаг. Он был выше головы на полторы, и разговаривать с ним, запрокинув голову, было бы более, чем оскорбительно.

— Форд тебя искал, — неприязненно бросил он, скривив губы.

— Зачем это?

Вопрос, надо сказать, был дурацким. Ничего особенного натворить за сегодня ещё не успел, и из своих прегрешений мог вспомнить только то, что вопреки приказу Форда отправился не по следу убийцы Софи, а в больницу к напарнику, едва только выяснилось его местоположение.

— Забыл тебе сказать, что он передо мной не отчитывается, — он потёр выступающий щетинистый подбородок. — В общем, это всё.

Он ушёл. Я вернулся на этаж, который только что покинул. Шагая в сторону кабинета Форда, размышлял, что бы такого можно было сказать в своё оправдание. Но самое главное — кто вообще доложил Форду о больнице?

«Зачем объясняться? О том, что ты был в больнице, ему знать вовсе не обязательно», — прозвучали в голове слова Грейнджер, когда уже входил в приёмную Форда.

Стейси заполняла какие-то бланки с министерской печатью. Когда она подняла голову, её светлые навыкате глаза слегка сузились.

— Привет, — бросил я, на что она, поджав губы, едва приметно кивнула.

Почему она вела себя так недружелюбно — не понятно. В отличие от сегодняшнего утра, например. Может, ей прилетело от Форда? За то, что он попросил его не беспокоить, а я ворвался к нему с разговорами о Стюарте. Или затаила обиду за очевидный отказ от её общества.

— Мистер Форд ждёт вас, — сухо проговорила она, поправив воротничок рубашки. — И ещё. Из министерства переслали, вот.

Она протянула коричневый конверт без каких-либо подписей с информацией об отправителе. На нём было написано только одно: «для детектива Д. Малфоя». Почерк был не знаком, но почему-то сразу подумалось о Кэти и Люси.

После этого Стейси снова занялась бумагами. Сунув конверт во внутренний карман куртки, вошёл в кабинет Форда с одной мыслью: во что бы то ни стало, нужно держать себя в руках.

Форд тут же поднял взгляд и нахмурился, отложив ручку в сторону.

— Детектив Малфой. Как мило, что вы зашли, — начал он, слегка ослабив галстук, будто мысль о предстоящей выволочке доставляла ему удовольствие. — Что из моих слов было не понятно?

— Мы говорим о чём-то конкретном?

Сунув руки в карманы брюк, понял, что был прав — Форд прекрасно знал, где я был и чем занимался. Но слабую надежду на то, что разговор был о чём-то другом, отпускать не хотелось.

— Помнится, я сказал передать заботы о Миллере специалистам, — спокойно проговорил он. — Какого хрена ты оказался в больнице ещё раньше, чем я узнал о том, что случилось?

— А с чего вы взяли, что я вообще там был? — с нотой воинственности спросил я, но мгновенно об этом пожалел.

— Целители пожаловались на хамоватого блондина со значком детектива. Кто-то другой приходит на ум? По-моему, у нас тут больше нет таких, кроме тебя!

— Хм.

Быстро соображал, что бы такого сказать, но Форд опередил:

— Ты за идиота меня держишь? Хочу, чтобы ты знал, — он слегка подался вперёд. — Я не отстраняю тебя от работы только потому, что работать над делом будет некому. Ясно?

— Более чем, — согласился я, глядя прямо в глаза. Он поджал губы. Этот ответ, судя по всему, его не до конца удовлетворил.

— Дружба с Гермионой Грейнджер и Гарри Поттером не спасёт тебя, если ты на это надеялся.

Его слова были сродни удару под дых.

— Я не…

— Твой непосредственный начальник — я, и ты должен подчиняться моим приказам, — отчеканил он, глядя с нескрываемым неудовольствием. — То, что мисс Грейнджер присутствует здесь, не даёт тебе права делать что угодно, прикрываясь её положением.

— Ещё раз. Я ни чем не…

— Если такое повторится, — он поднял руку. — Ты вылетишь отсюда быстрее, чем мистер Пламптон поймал снитч. Намёк понят?

— Понят, — раздражение, рвавшееся наружу от его слов про «положение Грейнджер» и «дружбу с Поттером», сдержать я не мог. — Но поступил так, как посчитал нужным не из-за того, что Грейнджер… вернее, мисс Грейнджер способна меня прикрыть. Утром я говорил о своих подозрениях, но всем, очевидно, плевать! Но выходит, я был прав.

— Что это ты имеешь в виду? — откинувшись на спинку стула и поразмыслив несколько секунд, спросил он.

— Я имею в виду, что Миллер не сам ушёл из отдела, — уже не скрывая злости, ответил я и шагнул вперёд, будто это могло убедить Форда в чём бы то ни было. — В отделе что-то происходит, и вы это прекрасно знаете! — ещё шаг. — Я не должен забывать о своём долге перед обществом, помнить, что могу домой не вернуться и прочее дерьмо, но разве я не должен помнить о долге перед напарником? Перед тем, кто прикрывает меня каждый день? Или смысл в чём-то другом? Если я, если мы не в состоянии прикрывать друг друга, то на какой, простите, хер это вообще всё нужно? Палмер уже мертва, и ей ничем не поможешь, а Миллер ещё жив, и я не считаю, что её смерть важнее жизни моего напарника!

Форд вскочил, отправив такой взгляд, каким можно было бы прожечь в скале дыру. Я не сдвинулся с места.

— Лучше помолчите, пока лишнего не сказали, детектив!

— А я уже закончил. Хотите, так отстраняйте, хотите — увольняйте. Я даже Грейнджер с Поттером не пожалуюсь, честное слово! Подумаешь, одним детективом больше, одним меньше. Мы ведь материал бросовый, так? Хотя нет, двумя меньше — как я мог про Тейлора забыть.

Сердце бухало в груди так, будто готово было разорваться. Не сказав больше ни слова, развернулся и, совершенно не слыша, что там ещё орал Форд, вылетел из кабинета.

Слетел по ступенькам, не чуя под собой ног, от досады и злости сводило зубы. В глазах то темнело, то снова возвращалась ясность зрения, а в груди нарастал огромный, обжигающий комок чистой ярости — он будто распирал рёбра, готовый вот-вот сломать их, чтобы выплеснуться наружу. Никогда так остро я не чувствовал необходимость что-нибудь разнести. Каждая клетка тела требовала выброса скопившегося гнева. Я и не помнил случая, когда бы бесился — нет, был в самом настоящем бешенстве — так, что тряслись руки.

— Вот же сукин сын!

Даже сам не понял, как оказался перед дверями хранилища вещдоков. Закрыл глаза и выдохнул, но не отпустило. Это дерьмо никогда не помогает, когда нужно.

Зато понял, что было абсолютно плевать и на отстранение, и на увольнение. Да хоть всё вместе.

«Если тебя уволят, и ты оставишь меня одного — я тебе этого не прощу», — так сказал Стюарт, казалось, много-много лет назад.

Заболела голова. А почему, собственно и нет? День и так покатился дракону под хвост ещё с самого утра. Разве могла такая мелочь, вроде головной боли, испоганить этот день ещё сильнее?

Но, как оказалось, кое-что могло принести ещё большую досаду, чем ссора с начальством, предстоящая вылазка в чёртов Брэдфорд и головная боль.

На месте того самого парнишки, которого я уже допрашивал по поводу Стюарта вчера вечером, был совсем другой человек. Мужчина с пышной шапкой тёмных волос едва приметно улыбнулся, всем видом показывая готовность помочь. Но глянув на меня, дурацкая улыбка слезла с его лица так же быстро, как чёртов мистер Пламптон поймал снитч.

Глупо, конечно, надеяться, что тот вчерашний болван работал каждый день. Из разговора с незнакомцем, то ли Барри, то ли Ларри, который, как оказалось, работал здесь с самого основания (и почему я его не помнил?), узнал, что вчерашний парень заболел и взял небольшой отгул.

— Вот же дерьмо, — пробормотал я, потерев лоб.

— М-м-м… Если он вам срочно нужен, то можно узнать его адрес и сходить к нему домой, — предложил то ли Барри, то ли Ларри. Смерил его таким взглядом, от которого он мгновенно стушевался.

— Спасибо за охренительно ценную идею, Барри.

И когда дверь почти закрылась, я услышал вдогонку:

— Ларри! Моё имя Ларри!

Пока поднимался обратно, чтобы зайти к Грейнджер, только и думал о том, чтобы не встретиться с Фордом. А за лучшее будет вообще убраться из отдела подальше и как можно скорее.

Похоже, что Форду действительно было плевать, что в его отделе произошло подобное. Или он просто старался найти этому другое объяснение, чтобы его не обвинили в некомпетентности после двух случаев нападения на его детективов?

Данное обещание держать себя в руках с треском провалилось, и теперь оставалось только гадать, что мог предпринять Форд. Злость немного поутихла, но недовольство, копившееся чёрт знает сколько времени, не давало успокоиться окончательно. Казавшиеся правильными слова, которые были сказаны Форду, всё-таки стоило придержать. Слушать его и слушаться — вещи разные, а затевать перепалку не стоило. Грейнджер, когда узнает, точно с ума сойдёт.

Открыл дверь её кабинета не постучавшись, и она даже вздрогнула, когда я появился на пороге. Сидя за столом над блокнотом, она вертела между пальцев ручку.

— Собирай свои манатки, Грейнджер, и валим отсюда поскорее, — с раздражением бросил я, всё ещё клокоча от злости, но теперь уже не только из-за Форда и его попустительства, но и из-за своей несдержанности.

— Какая муха тебя укусила?

— Да есть одна кудрявая, ты её не знаешь!

Ручка, метавшаяся из стороны в сторону между пальцев, замерла. Смерив меня вопросительным взглядом, она захлопнула блокнот и бросила его в сумку.

— Чувство юмора на месте, пусть и сомнительного качества. Что выяснил в хранилище?

Она подхватила пальто, и мы вышли в коридор.

— Ни черта не выяснил. Тот парень заболел и взял отпуск. Надо поговорить с ним, найти его, что-то предпринять! Я уверен, что…

— Малфой, — перебила Грейнджер и взяла меня за руку, слегка сжав её прохладными пальцами, будто боялась, что ещё мгновение — и я умчался бы допрашивать несчастного болвана из хранилища. — Я всё понимаю, но надо быть осторожнее. Если Форд узнает, что ты ослушался его приказа и начал разнюхивать насчёт произошедшего со Стюартом сам, то…

— Да знает он, — выдохнул я и потёр лоб. Головная боль уменьшилась, но не настолько, чтобы её можно было запросто игнорировать. — Он сам меня вызвал.

— Знает? — Грейнджер нахмурилась. Она выпустила руку, бросила ключи в карман пальто и кивнула в сторону лестницы. — Кто ему сказал?

— Целители пожаловались. Я им, видите ли, нахамил! Разве я хамил? А, да чёрт с ними, дело-то не в этом. Мы с ним, с Фордом… как бы это сказать… Поцапались.

Грейнджер резко притормозила возле выхода на лестницу.

— Что ещё за «поцапались»?

— Остались друг другом недовольны, если угодно.

Глянул в сторону приёмной Форда, тупо подумав, что он мог вот-вот оттуда выскочить и помчаться вслед за мной.

— Он знает про больницу?

— Да, и ему, ожидаемо, не понравилось, что я там был. И ещё… — я замолчал, переведя взгляд на крошечный шрам на брови. — В общем, он ляпнул кое-что такое, что мне не понравилось. Я высказал ему всё, что думал.

Грейнджер с тревогой поглядела в сторону кабинета Форда, а после первая шагнула на лестничную клетку.

— Что именно он сказал? — спросила она после некоторого молчания, когда мы уже успели спуститься на второй этаж.

— Да так, не важно.

— Нет, важно! — Грейнджер снова остановилась, поправила на плече сумку и облизнула губы. — Важно, чёрт тебя возьми! Это что, по-твоему, шутки? К тому же…

— Он сказал, что не отстранил меня только потому, что некому будет работать над делом! И что я пользуюсь твоим положением, чтобы творить то, что хочу! — повысив голос, рявкнул я, но тут же об этом пожалел. Она, конечно, была тут не при чём, но вновь вскипевшая ненависть не позволила произнести извинения вслух. — А я сказал, что Стюарт — мой напарник, и я обязан… В общем… Да плевать. Давай убираться отсюда.

Спустился на пару ступенек, посмотрел вниз — не стоял ли кто этажом ниже и не подслушивал ли наш разговор.

— Я поговорю с ним! Как он смеет? — проговорила Грейнджер сверху, так и не сдвинувшись с места.

Обернулся. Она стояла сжав руки в кулаки, словно Форд выговаривал ей, а не мне.

— Нет, не поговоришь! Ты оглохла? Этим ты его слова только подтвердишь! Нет, Грейнджер, хватит, не надо прикрывать мою задницу каждый раз, когда мне может влететь! Форд прав, я его ослушался, я сам принял это решение, а значит и за последствия буду отвечать сам! Не лезь в это, поняла?

— Но ведь я была с тобой, а значит…

— Грейнджер, — голос был похож скорее на рык. — Я сказал — нет! Ты отсюда свалишь, как только расследование закончится, а мне ещё работать!

Хотя утверждение о том, что продолжу тут работать, было весьма спорным. Если бы Грейнджер узнала, что было сказано Форду про увольнение, её было бы уже не остановить.

Она молчала, поджав губы, так, будто ей нанесли непозволительное оскорбление. Но уже через пару секунд пристально взгляда она перевела его на стену, потом на перила, а потом на свои туфли. Нас разделяло фута четыре, не больше, и я остро ощущал её желание возразить.

— Но я могу помочь, почему бы не…

— Хватит, Грейнджер, к чёрту помощь!

На этот раз она взгляда отводить не стала. Молча спустилась вниз до следующего лестничного пролёта, и только после этого, не поворачиваясь, сказала:

— Вспомнил бы об этом, когда торчал ночью в полицейском участке, Малфой.

Через пять минут абсолютного молчания мы уже стояли на улице. Часы показывали почти четыре. Завернули за угол, чтобы трансгрессировать. Грейнджер всячески показывала, что мои слова её не волновали, но это напускное безразличие раздражало, и я сам не мог понять почему. Её слова про полицейский участок не зацепили — наверное потому, что почти ничего не помнил. Но задевало молчание. Лучше бы уж она принялась отчитывать или ещё что-нибудь в этом духе.

* * *

Как только прибыли на место, я тут же утонул в звуках, ароматах и воспоминаниях. Будто и не было всех этих лет, ощутил запах трав, сладковато-приторный. Его бы я узнал из тысячи.

Мы оказались на небольшой поляне, покрытой травой, окружённой плотной стеной деревьев. Кое-где просвечивали проплешины земли. Похоже, недавно здесь был дождь, но теперь небо было светло-серым и совершенно равнодушным. Впереди виднелась узкая тропинка, над которой, будто мост, свешивались кроны деревьев. Я доподлинно знал, что под густыми и всё ещё зелёными шапками ветки их переплетались. Собственно, ничего не изменилось, только сама тропинка еле виднелась из-за густо поросших сорняков. Я оказался прав, ходить тут давным-давно некому.

Когда-то давно, в более счастливые и беззаботные времена, я часто бывал здесь, но теперь то время казалось чем-то нереальным, словно приятный сон. Отца сюда было не затащить, а вот мать с удовольствием составляла мне компанию — это было чем-то вроде нашего «секретного места».

Я тряхнул головой — бред, не иначе! Юность представлялась такой далёкой и туманной, что, казалось, её и вовсе не было. Но я помнил — до тошноты чётко — каждый изгиб дерева, каждый чёртов камень. Однажды так об один запнулся, что упал и рассёк до крови колено. Обязательно остался бы шрам, не владей мать лечащими чарами.

Яблоневый сад остался немного позади. Листья деревьев трепетали на прохладном ветру. Я застегнул куртку до самого горла, старательно отгоняя от себя навязчивые воспоминания. Всё то, что сохранилось в памяти, было так давно, что не стоило внимания. По крайней мере, не сейчас.

Грейнджер выдернула руку сразу же, как только ноги коснулись влажной почвы. Она сделала пару шагов вперёд, слегка пошатнулась — каблуки тут же утонули в мягкой земле. Ветер путался в её волосах, разбрасывая пряди в стороны. Вокруг было тихо, раз или два заголосила птица; хлопок трансгрессии наверняка спугнул большую их часть.

Я вдохнул поглубже. Прохладный воздух для разгорячённой кожи — настоящее блаженство, даже голова болеть перестала. Местное отсутствие посторонних звуков, в сравнении с Лондоном, никогда не казалось гнетущим. Но молчание Грейнджер окрашивало эту благостную тишину в совсем иной оттенок. Она обиделась — и я не мог придумать другого, менее дурацкого по смыслу слова, потому что всё обстояло именно так.

— Я ведь неблагодарный, забыла? — проговорил негромко ей в спину, но Грейнджер всё равно услышала. Она поправила сумку и повернулась, поглядела ничего не выражающим взглядом.

— Забыла. Но ты не устаёшь напоминать, — немного помолчав, ответила она.

— Ты невыносима, — я сделал пару шагов вперёд. — Я не хочу пользоваться твоим положением, а всё так и выходит.

— Это так ты признаёшь свою неправоту? — она склонила голову на бок и вскинула брови.

— Признание подразумевает вину, а я ни в чём не виноват, — невозмутимо отозвался я, сунув руки в карманы куртки. — Я должен сам с этим всем разобраться, а тебе лезть ни к чему. Моё дело, мой напарник, мои проблемы. Ясно?

Через подкладку пальцы нащупали что-то во внутреннем кармане куртки. И только спустя секунду понял, что так и не вскрыл таинственный конверт, который вручила Стэйси. Из-за Форда это совсем вылетело из головы. Но конверт мог немного подождать.

— Точно, — Грейнджер опустила взгляд и едва приметно ухмыльнулась. — Тебе не нужна ничья помощь. Я помню.

— Да дело-то не в этом, — я кивнул в сторону тропинки, и Грейнджер, то и дело утопая каблуками в мягкой земле, пошла следом. — Не в том, что я отвергаю любую твою помощь. В конкретно это тебе соваться не надо. Я этого не хочу.

Тропинка выводила к более широкой и опрятной дороге. По сторонам торчали каменные заборчики, сплошь увитые плющом. Дорога спускалась вниз — поляна и сад лежали на невысоком холме.

— Понятно, — выдохнула она. — Как скажешь.

— И не хочу, чтобы ты воспринимала это на свой счёт.

— Как далеко нам идти? — спросила, проигнорировав мои слова.

— Минут через десять выйдем к центру, а там недалеко.

— Разве этот сад находится не на окраине? — нахмурилась она, глядя себе под ноги. Песок, влажный и вязкий, налип к подошвам туфель.

— Здесь понятие дальности относительно, — ответил я. — Так что, мир?

Она поглядела на меня и скорчила рожицу, что я посчитал за положительный ответ.

— Я не должна волноваться за тебя, — сказала Грейнджер, всё так же глядя себе под ноги.

— Не должна, — кивнул я.

— Но я волнуюсь, — Грейнджер подняла взгляд и остановилась. Я тоже притормозил. Она глядела слегка прищурившись. — И не вижу в этом ничего такого.

— Я… очень это ценю, Грейнджер.

— Правда? — она усмехнулась, кивнув, и мы двинулись дальше. — Я не собираюсь лезть к тебе в душу, Малфой. И не надо воспринимать моё внимание как посягательство на твою жизнь.

— Сомнительное высказывание, если честно, — тут же парировал я. — Ты постоянно лезешь ко мне в душу. Вот, к примеру, тот разговор о Нэнси…

— Да ради всего святого! — она картинно вскинула руки. — Я имею право делать выводы о ком-либо без твоего разрешения! Тем более, ты не особенно сопротивлялся, как считаешь?

Впереди замаячили жилые дома, всё отчётливее слышался шум проезжающих машин.

— Может и так, но ты мне о себе ничего не рассказываешь, — пожал я плечами. — Почему ты должна знать обо мне больше, чем я знаю о тебе? Это не совсем честно.

— Ладно, — покивала она. — Тогда сыграем в игру, хочешь?

— Какую игру? Ролевую, надеюсь?

— Обойдёшься. Мне не пойдёт амплуа секретарши, — фыркнула она. — Я задаю вопрос тебе о чём-то, что касается тебя, а ты задаёшь вопросы мне обо мне. Соблазнительно?

— Гермиона Грейнджер пытается меня соблазнить, — сделав вид, что задумался, проговорил я. — Это мне, допустим, интересно. А вопросы можно задавать любые?

— В рамках приличия, разумеется, — Грейнджер вскинула бровь.

— Разумеется.

— Но раз уж понятия о приличном у нас с тобой довольно разные, — продолжила она, — то скажем так… м-м-м… Без интимных подробностей?

— Интересно, а как ты поймёшь, что я сказал тебе правду?

— Интересно то, что ты сомневаешься в своей честности, а не в моей, — пожала она плечами.

— Ну себя-то я хорошо знаю, потому и спрашиваю.

— Я тебе верю, Малфой, — не задумываясь, ответила она и поглядела с лёгкой улыбкой. Но от её слов внутри что-то неприятно сжалось. — Такой ответ годится?

— Ладно, Грейнджер, — кивнул я, поборов неприятное чувство. — Сыграем.