Пятеро в молчании (гет)

Стюарт глядел на меня не отрываясь, а я всё никак не мог сосредоточиться на происходящем вокруг. Грейнджер после разговора умчалась чёрт знает куда, а напарник, судя по всему, очень хотел выяснить, что именно произошло в кабинете Купера.

— Знаешь, вид у тебя… как у побитой собаки, — наконец выдал он. — Ты теперь меня игнорируешь?

— Нет, — коротко ответил я, сидя над списком книг, которые были намерены проверить эксперты.

— Значит, вы всё решили? — продолжал он.

— Ага.

— И как?

— Отлично, — кивнул я, не отрывая взгляда от списка. Буквы расплывались, и я вот уже минуту не мог продвинуться дальше третьей строчки.

— Значит, мы снова в деле?

— Нет.

— Малфой!

— Что? — тут я поднял на него взгляд. Стюарт хмурился.

— Односложные ответы? Серьёзно? Мы будто на год назад вернулись.

— Хочешь знать результат нашей беседы? — я отодвинул от себя лист бумаги. — Спешу сообщить, что со вчерашнего вечера ничего не изменилось. Она послала меня к чёрту, на том и разошлись. Конец истории! Но всё это неважно. Давай… как-то делом займёмся, что ли.

Стюарт потёр переносицу и кивнул.

— Эксперты пока ничего не нашли, — недовольно буркнул он, а потом добавил с нотой сарказма: — Напомни-ка мне, что мы ищем, а?

— По-прежнему думаешь, что мы теряем время?

— Да ты посмотри, сколько тут книг, — он оглядел огромное пространство библиотеки. — Думаешь, найдём мотив убийства здесь?

Напарник ткнул пальцем в список. Я снова придвинул его к себе.

— Хотелось бы. Есть пара моментов, которые меня напрягают. Во-первых, Купер вообще ни капли не испугался, когда мы говорили с ним и с его адвокатом. Закономерный вопрос — какого хрена?

— Логичный ответ — он уверен в своей безопасности, — подхватил Стюарт, оглядев высоченные стеллажи с книгами. — Даже вот не знаю, прямо в толк не возьму, почему…

— Потому что думает, что мы идиоты. И хватит тут сарказмировать, от этого, говорят, слепнут, — вздохнул я, поёрзав на неудобном стуле. Повернув голову в сторону экспертов, немного понаблюдал за их работой. — Почему они в масках, а?

— Не знаю, — он лениво качнул головой. — Наверное, так надо.

— Ладно, второе, что мне не нравится. Ни адвокат Купера, ни сам он пока не знают о том, что сказал Лойд касательно Палмер…

— И тебя это не устраивает? — удивился Стюарт.

— Да погоди ты. Я имею в виду, что Купер не знает о том, что Лойд видел его с Палмер. Но он знает, что мы догадываемся о его причастности к её смерти. Тут и вопрос о палочке, ко всему прочему. Это не очень хорошо, но делать нечего. Да и адвокат не полный кретин. Он сразу смекнул, что детектив, ведущий расследование убийства, интересуется его клиентом не просто так. Если Купер действительно имеет к этому отношение, то у него должен быть какой-то план. Всё, что рассказал Лойд о событиях с картиной, вписывается в дело об убийстве Палмер просто идеально. Как такое может быть, если он тут ни при чём? Ещё Купер знает всё, что знает адвокат из расшифровки допроса. И про деньги, и про раму… И я всё думаю, что они могут предпринять в данных обстоятельствах? Купер, конечно, не сознается в убийстве даже своему адвокату.

— Ну… — напарник задумчиво закатил глаза к потолку. — Если бы я был на месте Купера или его адвоката, то пока что отталкивался бы от признания в краже картины. Доказательства его соучастия неопровержимы после получения результатов по отпечаткам. Показания Лойда, фотографии той стены…

— Согласен, но сколько ему дадут за соучастие? По сути, Лойд признался, что это он предложил стащить картину, сам ходил к Эвершоту, сам занимался продажей. И это именно Купер решил всё вернуть, сказал, что, мол, так нельзя. Ко всему прочему, Лойд наврал ему о деньгах и оставил их у себя…

— Так посмотришь, Купер вообще пострадавшая сторона, — хмыкнул Стюарт и подобрался на стуле. — Так. Что у нас вообще есть? С Флетчером и Элисон пока тупик…

— Да, но Люси сообщит, когда он объявится, — подхватил я.

— Майкл мёртв, и сейчас находится в Кенте, — продолжил он, и я нехотя вспомнил обстановку гостиной четы Бристоу.

— Точно. Но Грейнджер вчера утром передала анонимное сообщение в местную полицию.

Стюарт немного помолчал, переваривая эту информацию, но уточнять, почему план вдруг изменился, не стал. Я знал — такой расклад его устраивал куда больше, нежели молчаливый побег с места преступления.

— Машина, на которой в Кент приехал Майкл вслед за Алексией, и которую, предположительно, угнал потом Остин, уже в розыске…

— Ага, — кивнул я, глядя куда угодно, но не на него.

После вчерашнего я всё ещё чувствовал себя виноватым за то, что нас вышвырнули из расследования. Именно нас, я не сомневался. Вряд ли Поттер допустит, чтобы мой напарник теперь был в деле. Вдруг подумалось — что было бы, если бы ссоры не было? Если бы я просто промолчал в ответ на выходку Грейнджер? Сейчас бы сидели все вместе и бились над разгадкой. Спорили, придумывали решение, строили гипотезы. И не было бы так мучительно стыдно перед товарищем.

Я остро чувствовал на себе взгляд Стюарта.

— И что? — наконец спросил он.

— Что?

— Малфой, соберись, ладно? — он огляделся, а потом снова перевёл взгляд на меня. — Есть по этому поводу новости или как?

В этот момент, будто почувствовав, что о ней думали, мимо прошагала Грейнджер. Я проводил её взглядом до стола, за котором работали эксперты.

— Если новости и есть, то их нужно узнать у неё, — не глядя, кивнул в сторону группы людей, с которыми беседовала Грейнджер.

Стюарт раздражённо выдохнул и поднялся на ноги.

— И что теперь? Как мы будем работать, если вы не разговариваете? Бред какой-то…

Тут он помахал рукой, привлекая её внимание, и когда Грейнджер обернулась, то сделала жест рукой, прося подождать. Ответа на его вопрос — «как?» — я не озвучил. Но всё-таки он был для меня очевиден.

— Нам всем стоит взять себя в руки, да? — тихо и мрачно спросил он, глядя на меня сверху вниз. — Не знаю, что у вас за проблемы, но постарайся встать выше них, пока мы здесь. Ты же, чёрт возьми, Драко Малфой! И я не знаю ни одного человека, кто бы относился к работе так серьёзно, как ты. Я вот помню, в марте, по-моему, у тебя была температура под тридцать девять, а ты всё равно потащился со мной на выезд. Обчихал мне весь салон и всё время повторял… — он зажал нос и прогнусавил жутким голосом: — «Я погядке»!

Пока он это говорил, Грейнджер успела проделать большую половину пути до места, где мы расположились. Подойдя, она молча уставилась на напарника. Я неотрывно глядел на неё, но она даже вида не подала, что заметила взгляд. Впрочем, всё это было не так уж теперь и важно.

— Мы тут обсуждаем ситуацию с телом Майкла и машиной, на которой мог уехать Остин.

— Анонимка сработала как надо, осталось только взять это дело под своё крыло, — спокойно сказала она и посмотрела на наручные часы. — Пока дело откроют, пока документы оформят, пока Бристоу вернутся… Только придётся снова отправиться в Кент, чтобы поговорить с местными копами лично, иначе передача дела затянется надолго, а нам это ни к чему. По поводу машины пока информации не поступало. Как только я что-то буду знать, будете знать и вы.

— Я сам съезжу в Кент, Грейнджер, — не глядя на неё и делая вид, что был занят списком, сказал я.

— Мне не трудно, — вдруг ответила она, хотя мне казалось, что просто промолчит. Но нет, Грейнджер явно старалась держать лицо. — У меня есть немного времени.

— Это неважно, — я посмотрел на неё. Грейнджер хмурилась, скрестив руки на груди и глядя сверху вниз. — Ты и так слишком много сил вложила в это дело, хотя не имеешь к нему отношения. Думаю, тебе стоит передать всю информацию, что есть, нам со Стюартом. Мы сами со всем разберёмся.

— И что ты этим хочешь сказать? — всё так же спокойно спросила она, быстро глянув на Стюарта, который отвернулся и сидел с таким видом, будто его вообще здесь не было.

— Я хочу сказать, благодарю за существенный вклад в расследование.

Она сморщила нос и явственно прикусила щеку.

— Можно тебя на минутку?

— Ничем хорошим твои минутки не заканчиваются. Так что нет, нельзя, упаси Мерлин. Хочешь что-то сказать, говори. Тут все свои, — я пожал плечами, но тут вступился Стюарт.

— Пойду-ка я перекурю. Кто-нибудь хочет кофе? Я там автомат видел…

— Стюарт, тут нет автоматов с кофе! — я тоже поднялся на ноги, но напарник уже отошёл от стола и только махнул рукой, даже не оборачиваясь.

Опустился обратно на стул, а место Стюарта заняла Грейнджер. Она молчала, и пауза эта была невыносимой. Я прикусил язык, чтобы крутящееся во рту слово «дура» не вылетело наружу. Мне примерно представлялось, какую шарманку она была намерена завести — дело куда важнее личных распрей. Неоднократно эта ведьма доказывала, на что способна пойти ради работы. Сотрудничество со мной уж точно не входило в список её подвигов.

— Грейнджер, — тихо начал я, потому как она явно не могла собраться с мыслями и открыть рот. — Ты, конечно, извини, но как ты себе представляешь нашу работу? Что, будем делать вид, что ничего не произошло?

Она сжала зубы и отвела взгляд.

— Вот именно, — продолжил я. — Поэтому лучше всего тебе отстраниться от этого дела и больше нам с тобой не пересекаться. Я так не могу.

Она хмыкнула и зло выплюнула:

— Ты жалок.

— Да. Как и ты сейчас. Мы оба жалкие, но это не отменяет моих слов.

— Ты не можешь так просто взять и выкинуть меня из дела. Как ты изволил заметить, я вложила в него чертовски много сил!

— Из-за тебя меня из расследования выкинули. Так почему бы мне не сделать то же самое с тобой? — я огляделся по сторонам, но никто не обращал на нас внимания. — Ты действительно не понимаешь, что мы не сможем больше вместе работать? Ты действительно не…

— Малфой… — начала она таким серьёзным тоном, будто действительно собиралась привести какие-то аргументы. Но я не был намерен выслушивать её.

— Заткнись, Грейнджер, сейчас я говорю! — обрубил я, и её руки, лежащие на столе, сжались в кулаки. — Закрой рот, в конце концов, и послушай меня! Неужели ты думаешь, что мы сможем просто отмотать время? Делать вид, что ничего не было? И друзей своих попросишь всё забыть? Например то, что ты каталась по двору Поттера и ревела как сто мандрагор? Отлично, наверно, всё это выглядело со стороны! Слушай… если тебе и правда плевать, то мне нет. Я не собираюсь тратить нервы на разборки с тобой.

— Не будет никаких разборок.

— Будут, я себя отлично знаю. Нет, Грейнджер. Ты и так уже всё за двоих решила. Я с тобой спорить не намерен, но принимать решения касательно моей работы я тебе не позволю. Ты меня поняла?

Она выслушала речь и после не сказала ни слова. Просто смотрела — слегка сощурив глаза, поджав губы и вздёрнув подбородок.

— Хорошо. Ты прав. Я тебя поняла, — вдруг кивнула она и встала. — Сейчас же возвращаюсь в отдел. Все документы и мои записи будут у тебя на столе к вечеру.

Тон был всё такой же деловитый, лицо ни капли не дрогнуло. Я смотрел на неё и не мог поверить. Лучше бы она кричала, ревела, срывалась, лучше бы ударила, обозвала сволочью, да кем угодно. Хоть что-то, чтобы я знал — ей не всё равно. Но не это непроницаемое лицо, не эта каменная маска.

Но нет, не время и не место. Больше — нет.

Она пошарила в кармане юбки и достала оттуда кусок бумаги, сложенный вдвое, явно выдранный из блокнота. Бросив его на стол передо мной, сказала:

— Нужно позвонить по этому телефону и согласовать встречу с детективом-инспектором по фамилии Морган из кентской полиции. Адрес их отделения спросишь у него.

А после развернулась и быстро скрылась за стеллажами. Я прочитал то, что было на листке, не особенно разбирая, и сунул его в карман. Секунд через тридцать она снова появилась, а на выходе чуть не столкнулась со Стюартом. Тот, увидев, что в руках у неё была сумка, а на плечи накинуто пальто, только и успел, что кивнуть на прощание.

— Она в Кент поехала, так ведь? — он сел напротив и рассеянно провёл ладонью по волосам.

— Нет, Стюарт. С Грейнджер мы больше не сотрудничаем.

— Ты что наделал? — с недоверием спросил он. — Малфой?

— Ты спросил, как мы будем теперь работать с ней. Это ответ — никак. Мы просто не будем работать вместе, вот и всё. Это правильное решение. Она будет только отвлекать. Ты, вроде, за кофе ходил?

— Малфой, — серьёзно начал он, но сделал паузу. Я сразу понял, что за этим последует очередное наставление. Хотелось зажать голову в тиски и заорать от бессилия, от бесконечного пустого трёпа, от всего этого хаоса, что Грейнджер притащила мою жизнь.

— Я уже столько лет Малфой, что аж самому не верится!

— Это не обычное дело, которые мы вели раньше. У нас столько нитей расследования! Убийство Софи, убийство Майкла, Остин! А ещё мы решили сами расследовать нападение на меня, ты не забыл? Как же Тейлор? Шпион? Ограбления? Ты с ума сошёл? Действительно думаешь, что мы вдвоём справимся?

— Дело ограблений и Тейлора нас больше не касается, — отрезал я, и напарник закачал головой. — А с остальным сами…

— Драко, так нельзя.

— Чего нельзя, Стюарт? — громче, чем следовало, перебил я, но тут же сбавил тон. — Что ты хочешь от меня? Я не могу с ней работать. Ни с ней, ни с её дружками. Не получится. Придётся нам справляться вдвоём, как и было всегда до того, как она появилась!

Я смял злосчастный список и откинулся на спинку стула. Стюарт начинал злиться. Такое случалось редко, но я точно знал это его выражение лица.

— Что-то я тебя вообще не узнаю, — справившись с собой, спокойно сказал он. — Когда это работа перестала стоять для тебя на первом месте?

— Не перестала.

— Раньше ты бы никогда не позволил себе завалить дело из-за личных мотивов, — сказал он и вздохнул. — Никогда.

— Кто тебе сказал, что я собирался его завалить? Всё, хватит, я не хочу это обсуждать! Она ушла, и пусть катится к чёрту. Хочешь — можешь бежать за ней. Мне она не нужна.

— Ладно. Хорошо. Закрыли тему, — он вскинул руки, как бы говоря «стоп». — Давай попытаемся поработать. Например, восстановить ход событий начиная с того четверга, когда умерла Софи.

Я только кивнул, даже не глянул на него. Даже несмотря на то, что Грейнджер ушла, несмотря на то, что сам же её и прогнал, она заполняла все мысли. Как так вышло, что я остался виноватым? Она нарушила обещание не провоцировать Нотта и потащилась к Нэнси. Это она солгала. Это она не могла принять правды. Это она виновата, что всё так вышло.

На мгновение, но мне всё же захотелось встать и пойти за ней. Догнать, схватить за руку, сжать её так сильно, чтобы боль наконец-то привела Грейнджер в чувства. Именно так — хотелось сделать ей физически больно. Встряхнуть. Спросить: ну какого чёрта ты творишь?

Я знал, что она не простит мне слов о родителях. Знал, и сказал это специально. И задолго до этого знал, что стоит мне хоть немного надавить, хотя бы попытаться укорить её, обвинить, влезть в то, в чём она должна разобраться сама — она уйдёт. Всё так и вышло. Я решил, что это хорошо — потому как если бы она осталась, «чердак» бы засвител окончательно. Она по-настоящему сводила меня с ума. Так или иначе, но постоянно причиняла боль, а после уходила с каменным лицом, будто ничего и не было.

Вдруг заныла рука, словно напоминая о вчерашнем. Напоминая о том, как сильно напугал её. И поделом ведьме. На мгновение, но всё же она поверила в предательство. Я постарался сосредоточиться на том чувстве, которое вызывала эта мысль. Гнев. Раздражение — привычное, как утренняя чашка кофе. Обида? Да, скорее всего. И глупая обида тоже, от того, что не верили. Она — не верила. Сосредоточился и закрепил. Вышло это так естественно, будто смещённые чужой рукой детали встали на свои места. Вот теперь — всё так, как должно быть. Как и было до того, как Грейнджер явилась однажды утром в отдел с целью выяснить: не замешан ли снова Малфой в грязных делишках.

Я поморщился, с неохотой подумав, что надо бы что-то сделать с синяками.

— Так, — заговорил Стюарт. — Начнём сначала и постараемся сложить всё, что мы знаем, а знаем мы уже довольно много.

— Да, давай… — я потёр лоб, пытаясь собраться с мыслями, отодвинуть раздражение на задний план; потому как с меня было достаточно. — Тело Софи Палмер было обнаружено в пятницу, двадцать пятого августа, в переулке в Сохо, откуда она собиралась трансгрессировать предположительно в Уайтчепел, домой, после встречи с Дэниэлом Шоу…

— Грантом Остином, — поправил он.

— Да-да. Сам Остин в этот момент был уже в курсе произошедшего. Приблизительно в тот момент, когда мы торчали на выезде, плюс-минус пару часов, он уже ссорился с женой и паковался. Потом пошёл к Элисон, она его отшила, и он отправился к сестре, которая спрятала его в доме Бристоу в Кенте. Ещё мы знаем практически досконально, чем Софи занималась в тот день…

— Вышла из дома, побывала в лавке у Макдэниэлов, потом вернулась домой в Уайтчепел, где поссорилась с Билли. Потом отправилась в музей, — подхватил напарник.

— По словам Купера, он не видел Софи в тот день. Якобы видел её только в понедельник, за три дня до смерти. А в этот понедельник, по словам Лойда, и была подменена картина, как раз после ухода Софи и Остина на обед. Ещё мы знаем, что Купер соврал нам о том, что не видел Палмер в четверг. Они говорили в кабинете Остина наедине, и по показаниям того же Лойда, Софи была чем-то недовольна.

— Она что-то увидела, — продолжил Стюарт. — Возможно, заметила, что с картиной что-то не так. Лойд ведь сказал, что подмену мог заметить только человек, разбирающийся в искусстве, так?

— Так. А Софи в этом разбиралась. Более того, интересовалась магловскими художниками. Помнишь, книжки у неё в комнате?

— Ага, — согласился он. — Потом Купер ушёл, и Софи с Остином отбыли на обед.

— Если верить рассказу Алексии, то Софи с чем-то помогала Остину. Предположительно — с тем, чтобы вывести Майкла на чистую воду и доказать, что Остин не имел отношения к убийству Аллин Солсберри. Он ведь выложил ей всё о том, что произошло в то Рождество, это понятно из письма.

— Ладно, — склонив голову вправо и влево, напарник вздохнул. — Допустим. Но если она что-то заметила, то Остину не сказала. Почему?

— Тут у меня два варианта, Стюарт. Первое — это было слишком незначительно по сравнению с темой их беседы, чему можно поверить и сопоставить со словами Алексии. Второе — она была не так уж уверена в том, что увидела. Решила, например, не забивать пока этим голову. Если бы она сказала о подделке Остину…

— То тот сразу бы подумал на Купера? — Стюарт вскинул бровь.

— А на кого ещё он мог подумать? Учитывая, что в кабинет к нему мог пройти только сам Остин или Купер.

Стюарт потёр подбородок, а потом сказал:

— Ладно, с этим более или менее понятно. После обеда Софи идёт в тот самый переулок, где и погибает. Тут у нас есть подозреваемый — Купер.

— И посмотрим на него с точки зрения возможности, средства и мотива.

— У него была возможность, это точно, — заговорил напарник. — Он знал, где, когда и с кем будет Остин. Знал, когда он должен вернуться в музей.

— На момент убийства, между часом и двумя, у Купера нет алиби, и был ли он в музее — неизвестно. Но его, ублюдка, там быть и не могло, я считаю. Возможно, его видел сам Остин, но сказать нам об этом не может. Пока мы его не нашли.

— Значит, — Стюарт сложил пальцы в замок, — он мог незаметно покинуть музей, проследить за Софи от ресторана до переулка, напасть на неё, а потом вернуться.

— Средство. Тут совсем всё просто, — сказал я, ощутив неприятный толчок; Купер и так мог додуматься, что происходит, как и его адвокат, но так прямо спрашивать про палочку всё-таки не стоило. — У него новая палочка, и он заменил её аккурат после убийства. Он сказал, что она сломалась, но как-то уж больно вовремя.

— Вряд ли он думал, что его свяжут с убийством, — пожал плечами Стюарт. — С картиной… возможно. Поэтому и засуетился сразу после нашего прихода в музей.

— Да, но он, к нашему счастью, облажался, при чём несколько раз. С дорогими часами, с отпечатками. Неудачно солгал. Не тому доверился.

— Но заметь, он никак не выдал себя перед Лойдом. Купер так складно плёл, что тот даже и не свёл внезапное желание вернуть картину и гибель Софи.

— Звучит так, будто ты им восхищаешься, Стюарт, — заметил я, и напарник состроил гримасу. — Остался мотив. Зачем Куперу убивать девушку, которая могла что-то заметить? Допустим, он побоялся, что она Остину что-то расскажет. Если предположение о том, что Купер по-тихому обчищает музей, верно, то да, у него были причины пойти за ней и спросить, рассказала ли она Остину о картине или нет. Остин явно не идиот, и эта ситуация вполне могла посеять в нём подозрение. Как думаешь?

— Вполне. Напрямую объявить о том, что у него украли картину, Остин не смог бы, — проговорил Стюарт. — Лойд прав, откуда у него такие деньги на её покупку? Значит, шума бы не поднял. Нет, их логику я прекрасно понимаю… Но Остину вряд ли бы улыбалось, чтобы такой человек крутился возле него. Даже если бы всё это всплыло наружу… в смысле то, что Купер украл картину, купленную на грязные деньги… Если бы он её вернул, то конфликт бы решился просто. Остин снова при картине и молчит о выходке Купера. Тот остается при работе и никому не говорит, что у начальника откуда-то взялись деньги на дорогую безделушку. И если он обчищал библиотеку… терять такую кормушку было бы наверняка обидно. Он точно не выдал бы секрет. Знаешь, а они бы могли друг друга шантажировать этим.

— Чёрт возьми, а это интересно, Стюарт, чертовски интересно… — я глядел на напарника с чувством, что вот-вот ухвачусь за важную нить. — Они могли бы договориться. Но такое сотрудничество дерьмом попахивает…

— Он ведь мог сделать что-то с памятью Софи после того, как всё узнал бы в том переулке? — спросил Стюарт, пожевав губу. — Да и вообще о том, что она увидела к кабинете и почему возмущалась. Просто удалить воспоминания… Технически это сложно выполняется?

— Ну, ты должен точно знать, когда произошло событие и чётко его себе представлять, — принялся объяснять я. — Здесь точно ставим плюс. Вообще-то, память можно и заменить, сотворить ложные воспоминания на месте старых, и вот это долго и сложно. А если ты просто стираешь память, то на месте остаётся провал, и человек не помнит вообще ничего, что с ним происходило. Так сделал Лойд, когда утащил картину из дома Эвершота. Ты бы видел, как он завис. В ситуации с Софи, Купер мог стереть ей память, и она ничего бы даже не поняла. Будто просто не было разговора в кабинете, не было разговора в переулке. Вряд ли обычный человек помнит досконально абсолютно каждую минуту своего дня.

— Хм… — Стюарт глянул на меня с прищуром. — Ты когда-нибудь стирал мне память?

— Нет, — хмыкнул я, глядя на его насмешливо-подозрительную физиономию.

— Точно?

— Да точно, точно, расслабься. Может, Купер и планировал так сделать. Он её то ли обезоружил, то ли полностью парализовал, как написано в отчёте, а Софи по какой-то причине упала и разбила об асфальт голову.

— Вот незадача, — гневно бормотнул напарник. — Бедная, всё-таки, девочка. Не в том месте, не в то время…

Мы немного помолчали, наблюдая за возней экспертов, а потом он спросил:

— Как ты думаешь, Купер хотя бы догадывался, что его начальник не волшебник?

Я с удивлением посмотрел на него, размышляя — был ли в том толк.

— А что?

— Помнишь, Купер так описывал Остина в тот день, мол, не в своей тарелке был. Я уже говорил, что мне всё казалось, будто он его обвинял тогда? Вернее, старался к этой мысли подвести.

— Думаешь, это и было его план? Спихнуть вину на своего начальника?

— Ну, — он покачал головой. — Купер же тогда не знал, что он вдруг исчезнет. Тем более, он был последним, кто видел Софи. По сути, Остин сам себя побегом и подставил, вызвал подозрения. Девушка мертва, а он сбежал от жены. Подозрительнее некуда.

— В итоге он конкретно помог Куперу своим побегом. Но вот только Остин сквиб, и точно Софи не трогал. Стюарт, если мы действительно найдём тут подделки, то Купер у нас в кармане, ты понимаешь? Показания Лойда, фотографии, отсутствие алиби на момент смерти, новая палочка, отпечатки, подделки, его ложь… — я откинулся на спинку стула, пригретый этой мыслью, и прищёлкнул пальцами, — дело закрыто, выкусите и распишитесь, господин Купер и ваш козломордый адвокатишка!

— Хм.

— Что ещё за хм?

— Ну не знаю, Драко, — протянул Стюарт. — Да, звучит неплохо, но… Мне кажется, что этого недостаточно.

— Этим мы будем колоть ублюдка.

— А если ублюдок не расколется? — продолжил он более уверенным голосом. — Да, мы докажем, что он подделывал книги. Да, мы докажем, что он соучастник в краже картины. Но как мы докажем, что он действительно пошёл в переулок за Софи? Ни записей камеры, ни свидетелей. Всего-то палочка и отсутствие алиби на время убийства. Тому могло быть десятки объяснений! Даже если мы получим чистосердечное признание по кражам, то убийства это не докажет!

— Значит, нам надо постараться, чтобы выбить из него признание, Стюарт, надо обработать его так, чтобы он сам всё рассказал, выжать его по максимуму, — со всем возможным убеждением сказал я, подавшись вперёд. — Выстроить беседу так, чтобы он раскололся. Это тоже наша работа, как и сбор улик и доказательств. Разве нет?

— Ну… — пожал он плечами, — просто я привык работать иначе.

— Может быть. Но ты сам знаешь, что это не простое дело. Так оно и есть. И нам надо проявить изобретательность, чтобы добиться правосудия для Палмер. Найдём выход. Как всегда. Да, приятель? Кто это сделает, кроме нас?

— Да, разумеется, — кивнул он и улыбнулся. — Хочу сказать, что твоя речь была весьма впечатляющей.

Мы немного посмеялись над этим, а потом он бросил взгляд на часы и притянул к себе смятый мной список и разгладил на столе.

— Если мы хотим чего-то тут добиться, давай подумаем, на что мог позариться Купер. Я правильно понял, что тут учтены те книги, над которыми он работал?

— Да, — подтвердил я, тоже сверившись со временем; почти два часа. Потом снова посмотрел на людей в масках, всё ещё корпящих над старыми книгами, из тех самых, пожертвованных музею.

— Я вот думаю. Стал бы он гадить там, где ест? — напарник вопросительно вскинул бровь, и его круглое лицо замерло в странной гримасе, будто он дивился тому, что видел в списке книг. — Вернее…

— Я понял тебя. Думаешь, он не стал бы рисковать и тащить книги, которые точно свяжут с ним.

— Вот-вот, — закивал он. — Было бы странно, если бы он позарился на очень ценные вещи… но и наоборот тоже могло быть. Он мог так обнаглеть, что спёр бы то, что лежит на видном месте. Как картина, например. Все экспонаты проходят проверки при поступлении в музей, а после — нет. Подозрений никаких, и честно говоря… — он шмыгнул носом, — кому дело до этих старых книг? Кроме, знатоков, конечно. Пылятся тут и пылятся в этой библиотеке.

Я уже даже не замечал этого аромата, который витал между стеллажей, но запах миндаля вдруг проступил даже на языке.

— Не нравится, как пахнут старые книги? — усмехнулся я, подавив настойчиво бьющуюся мысль «а вот Грейнджер нравится».

— Не особенно. Никогда не нравился, — он поморщился. — А теперь сразу представляю лавку Макдэниэлов. Как вспомню… Кажется, там кто-то помер, а они и не заметили. Что вообще интересного в трухлявых страницах?

— Будто прикасаешься к истории, — поразмыслив, ответил я. — К тем временам, когда тебя ещё и на свете-то не было.

— Ого, Малфой, да ты романтик? — откровенно хохотнул напарник. — С этой стороны я тебя ещё не видел.

— Не смеши мои ботинки, — отмахнулся я. — Этот запах просто напоминает мне о доме. О… лучших временах. У нас тоже была большая библиотека, мы там собирались всей семьёй.

— Серьёзно? — вскинул он брови и заулыбался. — Что, чинно-мирно сидели в креслах и попивали чай из чашек с блюдцами?

— Ну, вообще-то, да, — я понял по взгляду Стюарта: он думал, что это шутка. — Серьёзно. Часто бывало, пока я в школу не уехал. Ладно, умник, а ты чем занимался?

— Ничем особенным, — пожал он плечами. — Ходил в школу. Катался на велике с сестрой, с друзьями в футбол играл. Комиксы читал. Как все обычные дети. Пытался музыкой даже заниматься, но как-то не срослось.

— Ты? Музыкой?

Стюарт вдруг выпрямился на стуле, ритмично мотнул головой вправо, потом влево, шевеля губами. И вдруг застучал пальцами по столу, словно барабанными палочками, после чего что-то запел вполголоса. Слов я не разобрал, но вышло очень даже мелодично. Закончив с этой странной манипуляцией, он, наверное, прочёл в моём лице неподдельное удивление, а потому засмеялся.

— Ты меня поражаешь, Стюарт.

— То ли ещё будет, — он махнул рукой и с интересом уставился на меня, явно ожидая, что я тоже расскажу ему ещё что-нибудь. Было странно — вот так сидеть и говорить о себе, ведь целый год нашего знакомства удавалось этого избегать.

— В квиддич играл или просто на метле летал. Ну… тоже, с друзьями. Читал. Пока в школу не уехал, учился дома с наёмными преподавателями. Изучал всякую фигню, типа французского языка, но с этим совсем паршиво. В общем, как и все, пусть и не самые обычные дети.

— Чёрт, это так странно. Никогда бы не поверил, что магия вообще может существовать. Квиддич там, и прочее. Летать на метле… надо же, а, — он улыбнулся. — Как в детских сказках прямо. Чудно!

— Да, для меня катание на велике и игра в футбол тоже довольно странная хрень, — я тоже усмехнулся. — Но если не брать в расчёт квиддич, жизнь ребёнка-волшебника вообще не очень интересна. Пойти особенно некуда, да и нельзя, пока ты достаточно не вырос, чтобы случайно не использовать магию. Сплошные светские приёмы, учёба, болтовня родителей с такими же чистокровными снобами. Ску-ка.

— Жить в мире с магией — это скучно?

— Скучно, когда тебе самому колдовать по возрасту не положено. Постоянное изучение теории перед школой, ну и обязательные базовые вещи, вроде тех же языков, этикета, музыки, истории…

— Да ладно, — снова заулыбался он.

— Ну, таковы были традиции в моей семье. Родители очень серьёзно ко всему этому относились, статус полагал.

— Малфои — важные шишки в мире магии? — спросил он.

— У нашего рода давняя история, и чистокровность когда-то считалась очень ценным преимуществом. Так что воспитанием занималась обычно целая толпа учителей, чтобы чадо не ударило в грязь лицом перед остальными.

— А мой отец всю жизнь учил меня так: не будь свиньёй за столом, с женщиной и с товарищем. Вот и вся его наука, — хохотнул он. — Он у меня старик что надо, сам всегда так жил. Да и до сих пор живёт. А мать больше сестрой занималась, но всегда шла ей на уступки, мягкая она у нас, не крикливая. Вот сестра и отбилась от рук рано. Но… что поделать. То есть, родители вообще не вмешивались в воспитание?

— Лучше бы не вмешивались. Мой отец постоянно говорил, что я трижды особенный.

— Трижды?

— Во-первых, волшебник. Во-вторых, чистокровный. В-третьих, Малфой. Забавно, да, слышать такое с самого детства? Чушь собачья, на самом-то деле. Сейчас с такими речами засмеют. Сейчас я трижды прокажённый. Во-первых, из-за прошлого, во-вторых, я чистокровный, в третьих — Малфой.

Улыбка его стала сожалеющей, он явно не знал что сказать в ответ на такое заявление.

— Сделай лицо попроще, приятель. На чём мы там остановились? На трухлявых страницах?

* * *

Мы со Стюартом устроились неподалёку от экспертов, которые уже закончили с проверкой семи пожертвованных фолиантов, и теперь шли по списку книг, копия которого была и у нас. Те книги оказались подлинными, и целых десять минут самый главный из них объяснял нам, по каким критериям они вышли на этот результат. Время приблизилось к пяти часам, а мы так ничего и не нашли.

За это время я успел позвонить детективу-инспектору Моргану из Кента, который явно был недоволен тем, что у него отбирают дело. Разговаривал он сквозь зубы, и мне еле-еле удалось его уговорить встретиться завтра, а не в понедельник. Ещё удалось послать записку Пэнси — в духе её собственного послания — о том, чтобы она ждала меня сегодня вечером, если ей «это удобно». Странно. Переписка с подругой детства походила на какую-то канцелярщину. Никогда бы не подумал, что буду просить Пэнси Паркинсон поговорить со мной «когда ей будет это удобно».

От скуки, не придумав ничего лучше — эксперты заявили, что понятия не имеют, насколько всё это затянется, и придётся тащиться сюда ещё и завтра — я перебирал книги по списку, понятия не имея, что в них искать и куда именно смотреть. Нам выдали маски и перчатки. В библиотеке, несмотря на большое открытое пространство, было душно — как выяснилось, из-за особенностей хранения старых книг. Мы пробыли здесь достаточно долго, и температура помещения, пусть и небольшая, всего двадцать три градуса, ощущалась как все тридцать; да ещё и проклятая защитная маска. Было невыносимо.

— Поверить не могу, что мы тут торчим, а Купер сидит себе в камере и ждёт, пока мы облажаемся, — глухо раздалось из-под маски Стюарта. — Жду-не дождусь, когда он сядет. Вот будет облегчение!

Передо мной лежала книга с названием «Антология заклинаний пятнадцатого века». Старая, потёртая, бесполезная и совершенно обычная на вид, она не разваливалась в руках только благодаря чарам, которые её окружали — если присмотреться повнимательнее, то можно было увидеть, как воздух вокруг неё мелко подрагивал. Она была из списка тех книг, которые были под опекой Купера, и надо сказать, что поработал он над ней отлично. Стюарт вот уже минут двадцать сидел над дряхлым на вид оригинальным томиком «Сказок Барда Бидля», тоже из списка Купера. Как гласила приписка на обложке, «впервые переведено на английский язык». Когда Стюарт спросил об этом, я объяснил ему, что изначально сказки были написаны рунами. Он только хмыкнул, улыбнувшись, и покачал головой.

— А ты умеешь читать руны? — спросил он, не отрываясь от книги.

— Конечно.

Вдруг вспомнился Хогвартс, и как тяжело мне давался этот предмет на третьем курсе. Я так злился, что всё лето перед четвёртым терроризировал мать, которая читала рунные тексты что щёлкала орешки, чтобы она подтягивала меня. Оценка «превосходно» на СОВ далась мне с большим трудом, и я никому никогда не рассказывал, что всё это, по большей части, заслуга матери.

Оглянувшись на стол, за которым шла работа экспертов, и поняв, что им до нас дела не было, я стянул маску и отложил её — и будто впервые вздохнул нормально. В нос тут же влетел характерный запах старинной книги, и это подействовало успокаивающе. Я чуть нагнулся над столом — страницы были будто пропитаны чем-то сладковатым.

— Эй-эй! — тут же услышал я откуда-то справа. В нашу сторону шагал мужчина в маске и перчатках и хмурил брови. — Вы чего делаете, жить надоело? Маску для красоты вам выдали?

— Что, запах книги меня убить может? — огрызнулся я, когда он приблизился, но маску всё-таки надел.

— Что за народ! — негодовал он. — Нельзя нюхать настолько старые книги! Вот схватите приступ аллергии или отёк, заразу какую-нибудь подхватите, тогда посмотрю на вас! Плесень, грибок, вирусы…

— А что, чары от этого не защищают?

— Если бы защищали, я бы носил, по-вашему, это? — он ткнул в свою маску. — Не испытывайте судьбу, не снимайте маску и перчаток, пока работаете с книгой! А то ещё потом мы виноваты будем!

И он, гневно топая, ушёл.

— Вот зачем нужны маски, — констатировал Стюарт. — Не зря мне этот запах не нравился.

— Ну не знаю, Стюарт, я, как видишь, жив-здоров, хотя всю жизнь бок о бок со старыми книгами. Да и эта библиотека — не полка с книжками. Никто ж не помер! Ни разу в жизни не слышал, что-то кто отдал концы понюхав книжонку трёхсотлетней давности.

— Не будем спорить с ними, мало ли что, — Стюарт, покосившись на томик сказок, закрыл его и отодвинул от себя. Скучающим взглядом он обвёл книжные стеллажи, а потом посмотрел на часы. — Половина шестого. Они скоро сворачиваться будут, и нам тут делать больше нечего.

Настроение от его слов моментально испортилось. И даже не потому, что завтра из Кента, судя по всему, придётся снова тащиться сюда, а потому, что мы ничего так и нашли. Директор музея заявил, что без представителей департамента он не позволит чужим ковыряться в библиотеке — и что департамент должен взять на себя полную ответственность за действия своих специалистов — а потому у нас просто не было другого выхода, нежели таскаться сюда столько, сколько потребуется. Директор музея, мягко говоря, был не очень всем этим доволен, но отказать никак не мог, а потому явно пытался сделать хоть что-то. Например, нашу со Стюартом жизнь как можно более невыносимой. Не забыл, наверное, как мы ворвались к нему в кабинет и как его отчитала Грейнджер.

С тоской подумав о том, что дома меня ждала Кэти, я вдруг вспомнил, что сегодня договорился встретиться с Пэнси. Наверное, к этому времени и Блейз уже будет дома, так что вечер мог получится не таким уж и отвратительным — хотя бы на час-другой. Эта новость слегка приободрила; но вдруг торопливо заколотилось сердце. Смысл встречи был не в обмене новостями и простой болтовне, а жаль. Если Пэнс не смогла вместить на кусок пергамента всё, что узнала от матери — значит, действительно что-то накопала, и немало.

Мне предстояло выяснить кое-что о семье Стоун; и тревожили многие вопросы. Были ли мы знакомы с Нэнси раньше? И была ли связана семья Стоунов с Ноттами? Что в самом деле случилось с отцом Нэнси? Может, кто-то из старших хранил эту тайну по сей день. Может, Нэнси всё это время была права, и гибель мистера Стоуна — не несчастный случай. Что знал об этом Форд, приходящийся отцу Нэнси двоюродным братом?

Что это могло дать? Успокоение? Или наоборот, ещё пару-тройку поводов для тревоги?

— Малфой, ты слышишь? — вдруг раздался голос Стюарта. Я поднял на него взгляд — он явно о чём-то спрашивал.

— Что?

— Тебя куда-нибудь подкинуть?

— М-м-м… нет, я буду трансгрессировать. У меня встреча с подругой.

Стюарт вскинул бровь.

— Подругой детства. Глубоко беременной от моего друга, так что расслабься, сплетничать не о чем.

— Я и не собирался сплетничать, — фыркнул он. — Я вообще хотел сказать, что все собираются, так что… Бэнкс там уже с ума сходит, — он кивнул на выход. И правда: тот тип, с которым говорила Грейнджер, топтался у дверей библиотеки, всем своим видом нас подгоняя.

— Да-да… — выдохнул я. — Идём.

* * *

— Пэнси, ты спать собралась или только встала? — спросил я, шагнув за порог дома и приметив шёлковый халат Пэнси, из-под которого были видны шёлковые же пижамные штаны. Неуклюже обняв меня, она отступила назад, заправила волосы за уши и усмехнулась.

— Нет, просто это единственная приличная домашняя одежда, в которую я теперь могу влезть, — она расширила глаза и опустила взгляд на свой огромный живот. — Когда же всё это закончится… Я просто огромный бесполезный шар!

— Ты хорошо выглядишь, — успокоил её я. Она скорчила в ответ рожицу и прошлёпала босыми ногами по огромному светлому коридору к широкому дверному проёму, поманив меня за собой. Я снял ботинки и прошёл вслед за ней.

Надо отдать должное — дом выглядел изнутри так же отлично, как и снаружи. Здесь было светло и уютно, и очень, просто безумно просторно. Я сразу понял, что не обошлось без чар незримого расширения, потому как небольшой двухэтажный домик снаружи выглядел примерно таким же, как один лишь коридор. Я прошёл в гостиную, где везде была заметна рука Паркинсон. Она никогда не любила слизеринское общежитие за то, что там было темно и мрачно, и постоянно твердила о том, что её собственное жилье никогда не будет похоже на «логово пещерного человека».

Здесь она оторвалась по полной программе. Невероятная по размерам гостиная, куда она меня провела, была выполнена в светло-бежевых, коричневых и синих оттенках. Мягкие диваны, пуфики, скамеечки для ног, столики, ковры, камин, высотой куда большей, чем требовалось, и куча всякой разной декоративной дребедени заполняли абсолютно всё. Я задержал взгляд на картине в окружении картин поменьше, где была изображена Пэнси со своей семьёй. Мистер и миссис Паркинсон, куда более молодые, нежели сейчас, а сама Пэнс — совсем ещё девчонка. Если верить моей памяти, портрет висел в её комнате, и она явно прихватила его с собой оттуда. Всё же, родители Пэнс любили, как и она их, даже несмотря на то, что умотала жить с Забини против их воли.

— Как твои родители поживают? — спросил я, усаживаясь на мягкий диван, рассчитанный человек на десять и усыпанный подушками. Такой простой вопрос вдруг напомнил мне о дурацких светских приёмах и разговорах, что на них велись. Типичные вопросы, с которых легко зайти в колею беседы:

«Как поживают родители? Братья? Сёстры? Тётушки и дяди? А как поживают…» — и так далее. Разговор о самочувствии родственников и знакомых мог продолжаться бесконечно, и никто не чувствовал себя в накладе, если разговор так и не зашёл о чём-то ином. Более того, в таких беседах всегда можно было рассчитывать на то, что родственные связи или общие знакомства обязательно найдутся, даже если до этого собеседники были знакомы примерно никак и никогда.

— Всё хорошо, спасибо, — она улыбнулась и прищёлкнула пальцами. В это же мгновение перед ней появились два домовика, одетых в чистые белые кухонные полотенца на манер тог, и склонили уши, готовые слушать приказ.

— Чай? — обратилась она ко мне. Я кивнул, и Пэнси негромко дала приказание домовикам, которые тут же исчезли. — А как твоя работа?

Я внутренне усмехнулся. Пэнси, выхоленная по тем же правилам, что и я, тактично обошла стороной вопрос о моих родителях, потому как и без того знала, что ответить на него я был не в состоянии; но быстро выкрутилась, чтобы обменяться любезностью.

— Всё отлично. У вас тут очень… миленько.

— Миленько? — она надула губы, но тут же добавила. — Не миленько, а стильно!

Спорить с ней я не стал.

— Где Блейз?

— Должен скоро появиться, — она бросила взгляд на напольные часы, которые стояли в углу. — Он не говорил, что должен задержаться. Тем более, я отправила ему записку, что ты сегодня появишься.

Появились домовики с подносами. На одном стояли чайные принадлежности, на другом — целая куча мелких вазочек со сладостями. Водрузив всё это на столик возле дивана, эльфы исчезли с негромким хлопком. Пэнси повернулась и спросила:

— Есть хочешь?

— Нет, я поужинал в забегаловке недалеко от вас. Так что там насчёт моего вопроса?

— Да-да… — она достала из кармана халата палочку и взмахнула ей, чтобы заставить заварочник разлить по чашкам чай. Но в этот момент произошло кое-что странное: чайник, успев приподняться над подносом, вдруг издал хлопок, и вместо него в воздухе зависла жёлтая резиновая утка размером с кулак. — Да сколько можно?!

Она опустила взгляд на свой живот, будто именно он был виноват в том, что чайник превратился в утку.

— Неплохо, — похвалил я, а Пэнси, явно злая, резко повела палочкой и зашвырнула утку в другой конец комнаты. В этот момент камин фыркнул зелёными искрами, и оттуда вышел Блейз, улыбающийся широкой улыбкой.

— Драко! — бросив портфель на диван, сначала он поспешил обнять и чмокнуть в щёку Пэнси, которая разве что не рассыпалась искрами от злости, а потом ко мне, чтобы пожать руку.

— Он опять за своё! — пожаловалась она Забини. Тот, осмотрев подносы, вскинул бровь.

— Что это? — не выдержал я. Очевидно, ситуация с уткой была вполне стандартной.

— Это наш малыш так развлекается, — объяснил Блейз.

— Целитель сказал, что на поздних сроках такое возможно, — скривилась Пэнси. — Хороший магический потенциал!

Блейз, в отличие от неё, был этим обстоятельством крайне доволен.

— Разве это плохо? — пожал плечами он, усаживаясь на диван и снимая ботинки.

— Это всё из-за тебя, — попеняла ему Пэнс, а потом обратилась ко мне. — Ты знал, что в магловском Лондоне есть музей резиновых уток? Ну не бред ли? Блейзу приспичило туда зайти, и с тех пор — вот.

Забини захохотал, а Пэнси взвилась:

— Вот превратит он тебя в гигантскую резиновую утку, посмотрю я, как ты от счастья крякать будешь!

Тут уж и я не выдержал и тоже хохотнул. Минут на десять, пока домовик заменял чайник, пока суетился Блейз, а Пэнси продолжала возмущаться, пусть и шутливо, я ощутил себя оторванным от реальности, даже счастливым. Всегда так выходило — стоило встретиться с Блейзом и Пэнси, как внутри сразу же теплело, а за их шутливыми препирательствами можно было наблюдать вечно.

— Касательно твоего вопроса, — Пэнси отпила чай и отставила чашку на стол. Я поступил со своей точно так же. — Мама сказала, что знала Стоунов, но потеряла с ними связь, когда умерла миссис Стоун. С её мужем они не особенно общались, а папа сказал, что не очень-то он ему и нравился. Мистер Стоун умер несколько лет назад, ты знал?

— Да, я знаю… У них осталась дочь, Нэнси, она говорила про неё что-то?

Блейз, запихнув в рот десятое по счёту пирожное, внимательно на неё посмотрел.

— Да вроде была такая, а, Пэнси? — сказал он с набитым ртом. — Ты Драко, не помнишь? Мне кажется, я припоминаю… Наверное, мы вместе играли и всё такое.

— Я не помню. Если родители собирались, там же постоянно куча детей ошивалась! Мама сказала о ней, да… Но после смерти её матери, нам лет по шесть-семь было, никто её больше не видел. Так, может, мельком. Разговоры всякие ходили, но… в школе я таких не припомню.

— Она училась дома, — объяснил я. — Мистер Стоун общался с Ноттом-старшим?

— Мама сказала, что они были хорошими приятелями, и… Кстати, да. Вообще-то она удивилась, что я спросила про Стоунов. Маленькая же ещё была, откуда мне помнить про них? Я не стала говорить про тебя, — она вскинула бровь. — Хоть ты и не просил, но… я посчитала, что не стоит. Так вот, она сказала, что если я хочу что-то про них узнать, то лучше мне спросить у миссис Нотт, они хорошо общались.

На мгновение чувства пропали, будто вокруг образовался вакуум. Но быстро вернулись, и пытаясь ухватиться за нить рассуждения — что это для меня значило — я быстро сопоставил эту информацию с тем, что имел.

Нотты хорошо общались со Стоунами — факт. Если это знала даже миссис Паркинсон, прервавшая общение с матерью Нэнси, то как не мог знать Форд, двоюродный брат её отца? Настолько не интересовался, с кем общались его родственники? В это сложно было поверить, ведь круг общения чистокровных волшебников был слишком узок. Ненароком, но периодически всё равно долетали те или иные новости. Это значило, что Тео и Нэнси были знакомы — более того, с ней был знаком и я, когда был мальчишкой. Сама Нэнси по какой-то причине, упоминать об этом не стала — возможно, просто не помнила, потому что была маленькой. Когда умерла мать, отец перестал таскаться по светским приёмам, но с Ноттами мог поддерживать связь и после этого; ко всему прочему, сама миссис Паркинсон ссылается на Ноттов, которые могли бы рассказать о Стоунах больше.

Тут всплывал другой вопрос. Форд был в курсе расследования "команды мечты", а значит знал, что Тео был среди прочих, кого они подозревали в саботаже. И как он сам относился к Ноттам? Тоже дружил, или наоборот. Несмотря на это, он должен был знать, что у Тео были причины точить зуб на министерство, ведь его отца взял Тейлор, который тоже был в деле. Форд знал, что Тео и Нэнси были знакомы, но ни единой душе не сказал об этом.

В мозг будто стрельнуло заклятьем, даже голова закружилась.

Неужели он догадался, что шпионка — его племянница? Он не особенно дёргался из-за её «болезни». Может, он знал и то, что дома её не было? Знал, где именно сейчас находилась и чем была занята?

Неужели только из-за родственных связей он допустил, чтобы в отделе происходило подобное? Я уже думал об этом раньше. Если он знал о том, что было важной деталью дела, но промолчал — то поставил на кон куда большее, чем можно было себе представить.

Но всё ещё было неясно, когда именно и как Нэнси попала под влияние Тео. Почему могла пойти на такое? Это было опасно — как минимум. Даже если не брать в расчёт того факта, что её дядя был начальником.

Я попытался представить себя на месте Форда.

Я знаю, что моя родственница может быть замешана в шпионаже. Я знаю, что она знакома и могла до сих пор общаться с человеком, который мог стоять за ограблениями. Она имеет доступ к материалам расследования. Никто и никогда не подумает на неё.

Почему я мог промолчать?

Единственный логичный ответ — это желание прикрыть Нэнси. Может, Форд пытался сам с ней поговорить, как-то остановить, чтобы она не села в тюрьму. Чтобы они оба не сели, если всё это выяснится — ведь тень её проступка падёт и на него. А там пойди и докажи, что не знал о происходящем. Вполне. А Тейлор… Тейлор напрямую был связан с ограблениями, и больше других представлял опасность. Что если он всё-таки сложил два и два и понял, что скрывал Форд, а тот заткнул его навсегда, чтобы вытащить племянницу из кучи дерьма?

Может, поэтому Форд так отнёсся к пропаже Стюарта — потому что знал, кто в отделе мог заставить его исчезнуть? Он всячески старался отвести меня от этого происшествия, прямым текстом сказал не лезть и заниматься своими делами. Но я категорически не понимал другого — зачем вообще было нападать на него. И пока это будет скрыто, то даже думать нечего о том, кто это сделал.

Да ещё и подделанный рапорт об аресте Нотта Тейлором — неужели и тут Форд был замешан? В то время он был мракоборцем. Я подумал о том, что можно поговорить с Ноттом-старшим о дне его задержания и точно выяснить, кто в тот день был с Тейлором и что именно произошло. Но была проблема.

Азкабан — это не обычная тюрьма, куда можно забежать между делом. Чтобы получить разрешение на свидание с заключённым, требуется немало времени. Пусть теперь там и не было дементоров, но Азкабан представлял собой место содержания опасных преступников, и туда не пускали кого попало. Может, у Грейнджер получилось бы туда пройти, если бы она очень хорошо попросила министра магии и заручилась бы поддержкой Поттера; она ведь сама мне как-то раз предложила поговорить с отцом, если очень нужно. Но и тут был затык — просить Грейнджер или Поттера о чём-либо больше не представлялось возможным. И сколько займёт времени бумажная и прочая бюрократическая возня?

Я не знал, что делать с этой информацией. Технически меня выкинули из расследования, а Поттер даже слушать не станет, если я начну обвинять Форда. Но, может, стоило бы попытаться после того, как придёт ответ из Визенгамота? Он не идиот, и не станет отмахиваться от полезной информации. Хотя бы от фактов. Просто подойти и спросить — пришёл ли ответ, и если да — то выложить всё как есть. А может Грейнджер и вовсе уже рассказала ему о том, что я просил от него скрыть.

И тут всплыла гримаса Уизли, когда я в его присутствии посмел обвинить кого-то из их команды. На мгновение в тиски зажало злорадство, и захотелось вообще никому и ничего не говорить. Пусть себе ковыряются дальше, полагая, что среди них нет предателя. Я уже допустил такую ошибку, посчитав, что Нэнси тут не при чём только потому, что опирался на своё собственное восприятие, на тупое, никчёмное и жалкое — она не могла этого сделать, ведь я знал её. Совсем как родственники преступников, которые утверждали, что их близкий не способен на что-то плохое.

Но зато был Стюарт — единственный человек, который всё ещё мне верил и был рядом. Всегда верил, несмотря ни на что. На миг перед глазами предстало его круглое добродушное лицо, и зловредное желание мгновенно отступило. Если не доверять вообще никому, то крыша точно окончательно съедет. Он был прав: личные переживания не должны вставать вперёд работы, а позлорадствовать можно как-нибудь на досуге.

В отношении нападения на напарника было много неясного, даже учитывая то, что тут был замешан Форд. Даже если допустить, что это сделала Нэнси — я терялся в догадках, что могло сподвигнуть на такой поступок. И что там, чёрт возьми, в Паддингтоне? Или где-то в его округе? Логово Нотта — возможно. Но не таскаться же по улицам, выкрикивая его имя?

— Может, он всё-таки умеет спать с открытыми глазами? — вдруг раздался шёпот Пэнси. — Помнишь, на четвёртом курсе вы поспорили, кто дольше обойдётся без сна? Я тебе клянусь, что видела, как он это делал!

Я поднял взгляд и наткнулся на пристальное внимание Пэнс. Она держала в руках вазочку с печеньем и уплетала его за обе щеки, а Забини, сидевший рядом с ней, поглядывал то на меня, то на наручные часы.

— О! — Пэнси ткнула в меня пальцем и обернулась к Блейзу. — Сколько?

— Четыре минуты и тридцать восемь секунд, — отрапортовал он. — Я же говорил, что не дольше пяти! И не умеет он спать с открытыми глазами!

Он радостно хлопнул в ладоши, и они обменялись улыбками.

— Какого чёрта вы творите?

— Ты завис, — усмехнулся Блейз. — На четыре минуты и тридцать восемь секунд. Мы поспорили, через сколько ты развиснешь. Я дал тебе не больше пяти минут, а она десять. Я выиграл!

Он победно вскинул руки, а Пэнси покачала головой.

— Бедняга, — она с сожалением глянула на меня. — Тяжко тебе, да?

Я только хмыкнул.

— Не завис, болваны, а просто размышлял.

— Я тебе помогла? — примирительно спросила она, опустив вазочку с печеньем на диван.

— Да, спасибо, что поговорила с матерью. Эта информация очень пригодится.

— А что тебе за дело до Стоунов? — спросил Блейз, откинувшись на спинку дивана.

Я сделал неопределённый жест рукой, и Забини понял, что спрашивать об этом не стоило. Мы поболтали ещё минут двадцать, после чего я оказался приглашённым на ужин, от которого пришлось отказаться. Слишком много было того, о чём ещё стоило подумать.

* * *

Когда перешагнул порог квартиры, то время уже подходило к восьми. По пути пришлось зайти в супермаркет, иначе Кэти просто помрёт с голоду, сидя взаперти. Нагруженный пакетами, я ещё торчал в коридоре, когда из гостиной выскочил Кот. Стояла абсолютная тишина. Телевизор был включен, но на беззвучном режиме. Заглянув в комнату, обнаружил Кэти спящей на диване. Она даже не пошевелилась за то время, пока я разгружал пакеты на кухне. Кот немного повертелся под ногами, а потом куда-то незаметно исчез. Не проснулась она и после того, как я, проходя мимо дивана, тихо позвал её. И даже успел сходить в душ — позы Кошка не сменила. Вот что значит здоровый и крепкий сон.

Будить её не стал, а просто закрылся в спальне, нашёл в комоде плеер и наушники — среди прочего мелькнула бархатная коробочка с перстнем, валяющаяся там как обыкновенный хлам — и улёгся на кровать. Нет, так долго я не вынесу: приходить домой и не знать, чего ждать. С этим соседством затягивать нельзя.

Когда Гринготтс окончательно даст отмашку на разморозку счёта, было неизвестно, а значит неизвестно, насколько Кэти здесь задержится. Мы оба понимали, что я хотел, чтобы она уехала и не мозолила мне глаза. Но надеялся, что она понимала и другое — мне было не плевать на её жизнь. Если бы Кэти погибла по моей вине…

Выход, на мой взгляд, был вполне изящным и даже дважды положительным. Перстень стоил достаточно, чтобы Кэти продержалась какое-то время на этих деньгах. Мне он был как кость в горле; проклятое напоминание о том, кем мне быть больше не хотелось. Прошлое — прошлому, пусть там и остаётся.

Малфои много десятилетий накапливали состояние разными, в том числе и нечестными путями. Как поступить со счётом, я не знал; но такое событие могло повлечь за собой возвращение матери, и пусть делает что хочет с проклятыми деньгами. Да и отец когда-нибудь, но всё-таки выйдет на свободу. Вдруг захотелось сделать что-нибудь такое, отчего у него волосы встали бы дыбом. Потратить на благотворительность — всё, до кната. Он частенько раздавал золото налево и направо, но то делалось с исключительно точными и выверенными намерениями. Может, основать в Хогвартсе фонд поддержки детей из семей маглов и назвать в его честь? Было бы забавно. Что бы там не плёл отец, он никогда не сможет смириться с их существованием.

«Today is gonna be the day

That they're gonna throw it back to you

By now you should've somehow

Realized what you gotta do».[1] — полилось из наушников, и я закрыл глаза.

«Backbeat the word was on the street

That the fire in your heart is out

I'm sure you've heard it all before

But you never really had a doubt

I don't believe that anybody feels

The way I do about you now».

В комнате было темно, и я намеренно не включал свет, прислушиваясь только к музыке, чувствуя только биение собственного сердца.

Наверное, после разговора с Пэнси я помчался бы к Грейнджер, чтобы выложить всё, что успел надумать. Снова пришлось бы перелазить через стены, чтобы пробраться к ней незамеченным — совсем как сопливый подросток, боящийся папашу своей подружки. Я подумал: чем она сейчас была занята? Может, у них снова это дурацкое собрание. Может, она торчит с Уизли и Поттером? Или сидит дома, одна, проклиная меня такими словами, которые обычно не произносят вслух. А может, она и вовсе обо мне не думала.

«And all the roads we have to walk are winding

And all the lights that lead us there are blinding

There are many things that I would

Like to say to you

But I don't know how…»

Лениво подумал о том, что на столе в кабинете меня ждала папка с документами и записями по делу Палмер; вот и всё, что от неё осталось. Подумал и ощутил, как в груди разлилось что-то горячее, покалывающее, невыносимо чуждое. Она лгала. Она сводила меня с ума. Она причиняла боль. Так почему же так невыносимо, когда она ушла? Я ведь знал, что скоро была моя остановка, но как же не хотелось на ней выходить. Стоило в какой-то момент всё оставить как есть, чтобы не рушить хрупкого мира.

«Because maybe

You're gonna be the one that saves me

And after all

You're my wonderwall».

Всё это время, пока она была, что-то выстраивалось внутри, что-то новое. Исключительное. Что-то, о чём я раньше мог только мечтать. Что-то, в кои-то веки, не разваливалось, не утекало сквозь пальцы, словно Грейнджер — барьер. Но не будет больше никакого верного направления. Катись, Малфой, куда и как хочешь. Я не хотел отказываться от неё, но постоянно обжигался. Что же теперь, наступить себе на горло? Может, и стоило, хоть раз в жизни. Чёртова Грейнджер со своим хаосом. Невыносимая, но необходимая. И само чудо, и преграда на пути к нему.

Я не слышал того, что происходило вокруг, но видел, как первые капли, упавшие на стекло, смазали вид за окном. Множество раз я лежал вот так и слушал, как капли барабанили по подоконнику, и знал этот звук, казалось, наизусть. Всего за пару секунд дождь превратился в ливень, и я перевернулся на бок, спиной к окну, чтобы не видеть его.

В ногах ощутил какое-то движение, но даже внимания обращать не стал — притащился Кот. Я чувствовал тепло его огромной волосатой туши ногой. Но копошение животины скоро переросло в настоящее волнение. Он явно подобрал где-то какую-то дрянь, что валялась в углу и осталась для Кэти незаметной, и теперь игрался с ней. Сначала решил, что вскоре ему надоест, но движение не прекращалось.

— Чёрт тебя дери… — пришлось отложить наушники, плеер, встать и включить в спальне свет. Кот замер, но ненадолго. Я выдернул у него из лап погрызенную цветную картонку, и только спустя пару мгновений понял, что когда-то эта истерзанная штуковина была карточкой из-под лягушки, которую дал мне Стюарт. — Серьёзно, Кот?

Я сел на постель, всматриваясь в искажённое теперь изображение Грейнджер. Она всё ещё слегка шевелилась, но рассмотреть толком ничего уже было нельзя.

— Ты где это взял? — попенял я животине, вспомнив, что видел его однажды за подобным занятием, но ничего не предпринял. Кот, между тем, слегка успокоился и теперь смотрел так, будто укорял за то, что я отобрал у него игрушку. — И не смей меня осуждать! И зачем я с тобой говорю, ты же ни черта не понимаешь.

Кот перевернулся на спину и вытянулся. Его морда будто выражала вопрос.

— Тебе не кажется, что пора найти настоящий дом и перестать сюда таскаться? — снова заговорил я с Котом, закатив глаза. — Видел бы меня кто за таким занятием. Ладно уж, живи…

Кот заурчал. Я ещё раз взглянул на карточку. Забавно, однако, выходило. В детстве я тоже собирал такие и думал — какими же старыми и умудрёнными были все эти колдуны и волшебницы. Кто бы мог представить, что когда-нибудь увижу на карточке кого-то из знакомых своего возраста? Странно всё это. Перевернул карточку, чтобы посмотреть, какие достижения приписывались Грейнджер; но разобрать ничего не смог, слишком уж исжёваной была картинка.

— Она тебе понравилась, да, дружище? — я потрепал его по животу, и он заурчал ещё громче, словно подтверждая. — Надо признать, у тебя неплохой вкус.

Сказал это и понял, как на самом деле был зол из-за её безразличия, так, что сводило зубы. Невероятно, что ей удалось так плотно засесть в мозгах. Да, я знал, что наговорил ей того, о чём не хотел даже думать. Да, я прекрасно знал, что за этим последует. Но то, как она повела себя сегодня… просто уму непостижимо. И это дурацкое лицо, гладкое, без единой эмоции — мне-плевать-что-ты-говоришь. Чёртовы веснушки и шрам на брови. Чёртовы глаза, глядящие так, словно их застлала прочная пелена ненависти.

Ливень за окном только набирал обороты. Наверное, завтра на улицах будет настоящий потоп. Мысль эта показалась такой глупой, что хотелось взвыть. Как и от острого, жгучего, всепроникающего желания выйти прямо сейчас под этот дождь, добраться до её дома, постучать прямо в парадную дверь… И нет, не чтобы извиниться, а чтобы наорать на неё, вывести из себя, довести до слёз. Пусть снова катается по полу и стонет от боли, пусть рассыплется от неё пеплом. Пусть покажет, как сильно ненавидит. Пусть перо Шарлотты Райн задымится, пока она будет строчить о нас очередную статью. Пусть. Что угодно — но не безразличие.

Бурлящая внутри лава заставила буквально подскочить с кровати. Нет — держать в себе это просто нереально. Невозможно. Нет — она не имела права просто взять и уйти, оставив за собой последнее слово. Пусть тоже бесится и злится. Пусть тоже истекает ядом.

Когда запирал за собой двери, не до конца осознавая, как так быстро успел одеться, то показалось, что услышал голос Кэт. Наверное, я разбудил её своим топотом.

На улице — холод. Даже застёгнутая до горла куртка не спасала ни от него, ни от ливня. Ледяные капли скатывались за воротник, и не успел толком отойти от дома, как понял, что почти насквозь вымок. Да и плевать.

Ливень продолжал колотить по макушке, когда достал палочку и трансгрессировал чуть не дойдя до безопасного переулка. Кто увидит? Даже собаку в такую погоду не выпустят. Задыхаясь от подхватившей волны трансгрессии, я почувствовал, как прилипла к спине футболка. Наверное, намертво. Это вдруг так взбесило, что на мгновение подумалось — отлично же будет получить расщеп и появиться в Челси только наполовину.

Но нет, обошлось. Плевать, что она скажет — дело сделано, и я стоял недалеко от её дома. На улице тихо и пусто, только ливень лупил по асфальту будто в последний раз. Дом Грейнджер, стиснутый между таких же чистых и опрятных домов, манил желтоватым светом из окон на первом этаже. Уже было шагнул к её дому, но вдруг остановился. Я действительно собрался сделать это: постучать в её двери? А если она не одна? А если она просто захлопнет перед носом дверь или вовсе не откроет?

Я ощущал себя побитой собакой, которая пришла на порог в поисках сухого угла. Чёрт возьми, как же это бесило. Что я мог сказать? Как мог достучаться до неё? Давай поговорим, Грейнджер. Давай сыграем в проклятую игру. Скажи мне правду. Скажи, что ты думаешь на самом деле.

Нет, это чистой воды ошибка. И она тоже — ошибка.

Время вокруг будто замерло. Ливень слышался откуда-то издалека, словно отзвук с иного мира. Вот он, дом — надо просто подойти, постучаться и сказать то, чего я говорить никогда не любил. Не привык. И в самом-то деле, не особенно умел. Чего стоили эти слова, которые минутами ранее не были даже зерном, а теперь вдруг проросли внутри глотки, да так, что становилось трудно дышать — для неё? Быть может — немногого. А может, и всего. И пока не постучусь в проклятые двери, то не узнаю.

От холода руки не слушались, и палец, вжимающийся в латунный звонок, не чувствовался. Я услышал его приглушенную трель с другой стороны двери. Такую же жалкую и жалобную, как и мой вид сейчас.

Шторка на окне сбоку от двери отодвинулась в сторону, и я встретился с её глазами. Грейнджер удивлена. Наверное, не меньше меня. Что я здесь делал, в самом-то деле? Но я решил, что хотел сказать. Я знал, что нужно сказать. Поставить на кон всё, что у меня было — проще простого. Невыносимая, невозможная, несущая в себе хаос — она того стоила.

Вместе с резко распахнутой дверью я ощутил, как повеяло теплом её дома. Её запахом. Странно. Я так привык к ней, но каждый раз как в первый. Чарующая, словно сама магия.

Мокрые волосы Грейнджер облепили плечи. Тонкая майка пропиталась от них водой и…

Мерлин, это просто какое-то наказание!

Я не мог вот так стоять и не смотреть.

— Малфой? — она выглядела такой холодной, что закипала кровь в венах.

«Мне плевать, что ты говоришь! Я ни о чём не жалею, потому что это ничего не значило…»

— Грейнджер.

Дьявол. Ошибка за ошибкой.

Её кожа покрылась мурашками. Комок в горле перекрыл кислород. Хотелось впитывать его каждой клеткой тела, лишь бы отдышаться от забега, которого не было. Я уже на финише. Вот она, так просто сказать.

— Проходил мимо.

Она нахмурилась, глянула на хлеставший ливень, а потом снова перевела взгляд на меня.

— Что тебе нужно?

— Ты.