Пятеро в молчании (гет)

Я вытянул руку, коснулся её горячего плеча и отодвинул в сторону, нагло вторгаясь в дом.

— Сделаешь мне кофе? На улице холод собачий.

Я чувствовал за спиной её взгляд — злой и колючий. Определённо, приходить сюда было идиотским поступком, самой невероятной глупостью, которую я мог натворить. Но Грейнджер совершила такую же ошибку: она закрыла за мной дверь. Запечатала нас в своём доме, в своём пространстве, которое я нарушил. Запечатала в своём запахе. Осталось заколотить гвозди в этот гроб и помолиться.

В голове стоял туман. Привычным жестом достал палочку, желая избавить себя от отвратительного чувства прилипшей одежды. Но Грейнджер, внезапно появившаяся прямо передо мной, резко выдернула её.

— В моём доме не пользуются магией, забыл? — всё тот же холод в голосе и взгляде, от которых кипели и плавились мозги.

Я безразлично осмотрел коридор и лестницу на второй этаж, чувствуя на себе тяжёлый взгляд. Снова внутри взрастала сила, которая заставила меня сделать это — прийти и постучать в двери. Но хотелось большего. Хотелось понять, насколько можно ещё обнаглеть. И всё же, довести её до критической точки? Определённо. Вновь почувствовать на себе её жаркий гнев. Давай, Грейнджер, кричи. Скажи, какой я ублюдок, ударь меня — просто дай то, что мне нужно, чтобы затушить этот бесконечный пожар. Чтобы утолить жажду. Разве это сложно?

— Я… — она оглядела меня с ног до головы и сглотнула, — принесу тебе одежду. Кухня там, если ты забыл.

Махнув рукой в сторону, она стала подниматься по лестнице. Оставив куртку у входа, насквозь мокрый, поплёлся туда, куда «попросили». Кухня — просторная, напичканная техникой, ни капли не изменившаяся. Всё такая же холодная. Необжитая. Неуютная. Перед глазами мелькнули белые фасады кухонных шкафов и синяя плитка с чудным узором на полу. Занавески на окнах были задёрнуты наглухо. Они слегка колыхались от ветра, слышался шум дождя. Окно определённо было чуть приоткрыто. Мне с трудом удалось подавить навязчивую мысль о том, что Грейнджер оставила его приоткрытым намеренно; будто в самых дальних глубинах души она ждала незваного гостя, однажды так бесцеремонно уже влезшего в это окно. Но проходя мимо гостиной, я заметил, что был включен телевизор, хотя был отключен звук, и расстелен на диване плед. Может, она просто проводила время дома, а я напридумывал себе чёрт знает что.

Стянул толстовку, небрежно бросив её на спинку стула. На столе лежал телефон, поблескивая в свете кухни чёрным глянцевым экраном. Мою палочку, видимо, она забрала с собой, а я даже этого не заметил. Чисто и идеально — мне здесь явно было не место, потому как я чувствовал себя куском дерьма. Хотелось запачкать здесь всё, разрушить стерильность журнальной картинки. Наверное, то просто моя злость на себя, за то, что посмел притащиться. По-детски и глупо.

В её спокойствии я всегда чувствовал подвох, потому как знал: когда появлялась «каменная» маска, то на самом деле Грейнджер была в самом настоящем бешенстве. Оглядел свою руку, на которой чётко были видны синяки от её кулаков. Порадуется, наверное, когда увидит своё творение. Сейчас она вернётся, и мне придётся сказать то, ради чего сюда притащился. Придётся, потому как с расстояния пройденного пути я прекрасно понимал, что иначе поступить было нельзя. Больше — нет.

Секунды ощущались буквально, всем телом. Я услышал её тихие шаги, и всё нутро сжалось от предвкушения — её лица и её голоса. Когда обернулся, то еле успел вытянуть руку вперёд, чтобы поймать летящую в меня… футболку? Очень гостеприимно.

— Можешь переодеться в ванной, — в ушах застыл её ледяной голос.

Грейнджер стояла в дверях, оперевшись о косяк. Из кармана домашних брюк торчала моя волшебная палочка. Она обнимала себя за плечи, будто в её дом я принес с собой холод.

— Так я могу рассчитывать на кофе?

— Что всё это значит?

Я чувствовал её взгляд, когда стягивал с себя мокрую футболку, отложив сухую на стол. Да, разумеется, смотри, Грейнджер. Белые полосы шрамов, которые оставил Поттер своим заклинанием. Метка, грязным пятном сереющая на руке. Но мне вдруг действительно захотелось, чтобы она увидела. Чтобы она смотрела. Может, чтобы это напомнило ей, каким человеком я был; и поняла, хотя бы интуитивно, что ничего так сильно мне не хотелось, как стать кем-то другим. Хотя бы сегодня, хотя бы сейчас — для неё.

— Ответь, Малфой.

— Ты мне нужна, — я отшвырнул футболку на пол. — Разве это не очевидно?

— Ты меня прогнал.

— Я ошибся.

Кожа, влажная, будто вся стянулась — то ли от её взгляда, то ли от собственной неуместности. Её глаза, стеклянные, широко распахнутые, глядели неотрывно. Губы дрогнули, и вдруг она будто обмякла.

— Тебе всегда будет кто-то нужен, хоть ты этого никогда не признаешь, — ответила она, проходя мимо, к плите.

Такая реакция вытащила наружу, откуда-то из прошлого, забытые — но никуда так и не ушедшие — гадливые чувства тоски и неприкаянности. Даже страх: остаться лишь заголовком на пожелтевшей странице. Эти въедливые ощущения преследовали меня и в послевоенный период, и тогда, когда мы с матерью оставались вдвоём в поместье; и после, когда она уехала, а я оказался в Лютном. Не отступили они и во время учёбы в центре. Но в школе было труднее всего, потому как слишком свежа была память о жизни, из которой меня выбросило. Постоянно держащаяся на самом верху мысль о собственной ненужности этому «новому» миру, который только-только отпускал свои корни.

Она стояла спиной, на расстоянии вытянутой руки, и я подумал — давно ли мерил расстояние между нами возможностью прикоснуться? А если и так, то она явно была на другой планете.

— Грейнджер, — я шагнул к ней в тот момент, когда она развернулась.

Вот так, лицом к лицу, пора наконец поставить точку. Теперь я видел, что в уголках покрасневших глаз застыли бусины слёз. Эта перемена ничуть не расстроила — пожалуйста, заплачь, я не против — наоборот, дала силу открыть рот и озвучить то, что слишком долго держалось на языке.

— Мы много друг другу наговорили, слишком много. И я много чего сделал, о чём жалею и буду жалеть всю жизнь. Ты знаешь, что пытаюсь стать кем-то лучшим. Пытаюсь, поверь. Я хочу этого. Я хочу, чтобы ты мне верила. Да, мне… ещё многое предстоит понять. И во многом разобраться. Но… знаешь, мне кажется, я знаю…

Она глубоко вдохнула, и я подумал, что она хотела что-то сказать. Но нет, Грейнджер по-прежнему молчала. Слезинка сорвалась из уголка её глаза и покатилась по щеке. Я поймал её и растёр между большим и указательным пальцем.

— Я знаю, каким человеком хочу быть. Может, впервые за долгое время. И чувствую, что могу стать им только рядом с тобой. Может, это не так уж и правильно. Но ты права, чёрт возьми… Я всё в своей жизни проебал, Грейнджер. Но больше не хочу.

До этого момента она не смотрела на меня, но вдруг подняла глаза. Взгляд был мутным, смазанным, будто направленным насквозь.

— Ты сказал, что ты прав.

— Прости меня.

Эти слова будто насильно содрались с языка, так, что его саднило. Но никогда ни в чём я не был так уверен, как сейчас — в них.

— За что ты извиняешься, Малфой? — тихим дрогнувшим голосом спросила она и снова развернулась спиной. Будто бы занялась чайником, хотя её нетерпеливые, суетливые жесты были беспорядочными — взяла в руки полотенце, скомкала его в руках, отбросила, взялась за чайник, но отпустила. Грейнджер так ничего и не предприняла, практически зажатая между мной и кухонными шкафами. Нет, Грейнджер, на этот раз ты никуда не уйдёшь.

— Повернись. Посмотри на меня.

Она послушалась; хотя движения её были медленными и неуверенными. Она повернулась, но взгляд был опущен.

— Посмотри на меня!

Я взял её за подбородок и поднял лицо так, чтобы она смотрела на меня. Никакого сопротивления.

— Я и не говорю, что был не прав. Я был прав, и ты знаешь это. Но я не имел права лезть в то, с чем ты должна разобраться сама. Это твои демоны, Грейнджер, и ты сама должна решить, что с ними делать. Я не должен был говорить тебе то, что сказал. Не должен. За это я прошу прощения.

Легко, почти невесомо провёл рукой по её щеке. Она прикрыла глаза, и её лицо исказилось, она вот-вот готова была разрыдаться по-настоящему.

— Боже мой… — прошептала она и закрыла лицо ладонями, едва коснувшись моей руки.

Грейнджер вжалась спиной в кухонный шкаф, будто боялась упасть. Я чувствовал голой кожей её влажные волосы. Наверное, так и сходят с ума? Наверное, она слышала, как сильно, как громко билось сердце. Я обнял её за плечи, скользнул вниз и притянул её к себе. Чтобы Грейнджер точно почувствовала это: как моё сердце готово катапультироваться прямо в неё. Её грудь вздымалась часто-часто, словно не хватало воздуха в этой огромной, холодной, неуютной кухне. Она распахнула глаза — с какой-то новой тенью на дне зрачков.

— Боже мой, я… какая же я дура! — выдохнула она.

— Может, иногда…

У неё вырвался рваный смешок, и она мягко высвободилась из моих объятий.

— Ты неисправим, Малфой. Просто неисправим… — она замотала головой, но на губах не было и тени прежней нервной усмешки, которая явно вырвалась против её воли. — Ты грубый. Нелюдимый. Ты бываешь… жесток. Ты невыносим. Ты эгоист, ты… не похож ни на кого из тех, кого я знаю!

— Слушай…

— Нет, — резко оборвала Грейнджер. — Это ты послушай. В тебе слишком много того, что я предпочитала обходить стороной. Но я не могу понять… — она затрясла головой и смотрела так, будто действительно обвиняла, — почему не могу перестать думать о твоих словах? Почему сказанные именно тобой слова причиняют мне такую боль?

— Я не знаю. Не знаю.

— Какое право я имела решать за них? — Грейнджер сделала акцент на последнем слове, хотя я и так понимал, кого она имела в виду. — Как я могла так поступить с ними? Какое право имела решать, что им чувствовать, если со мной… со мной…

Она снова зашлась в приступе всхлипов, ей будто не хватало воздуха. Я не мог оторвать взгляда от лица, вдруг расцветшего новыми эмоциями.

— Если со мной что-то случится? — закончила Грейнджер, переборов себя. — Прошло столько лет, а я… — тут она подняла взгляд, — как мне это объяснить? Как я могу им это объяснить? Драко, мне… я… устала. Чёрт возьми, мне очень страшно!

Голос её набирал обороты, и мне казалось, что ещё мгновение — и она закричит.

— Я… не знаю, что сказать, Грейнджер. Знаю только одно. Прошлое не изменить. Можно попытаться исправить что-то здесь, в настоящем.

Она вдруг прыснула. Вырвавшийся смешок вышел болезненным и ни капли не радостным — как иногда бывает от вдруг нашедшего горестного озарения.

— Ты бежишь от прошлого, а я не вижу своё будущее. Разве не забавно, что вместе у нас есть только настоящее?

Сначала эти слова вызвали отторжение, смазанное, неясное чувство тоски, которое наверняка сейчас испытывала и она. Но мгновение спустя различил в них и надежду — пусть только ростки, но всё же. Впервые Грейнджер озвучила свои истинные мысли именно так, а не ходя вокруг да около.

— Да уж, — кивнул я, вдруг вспомнив разговор брата и сестры Уизли, и пачку билетов на самолёт до Австралии, которые так и остались пылиться где-нибудь в ящике. — Диагноз не очень-то утешительный.

Грейнджер неуверенно пожала плечами, устало склонив голову на бок. Этот жест вышел лёгким и естественным. Таким обычным, будто в подобных разговорах не было ничего особенного.

Она и раньше неоднократно доказывала — после того, как вычеркнула из списка подозреваемых — что я не вызывал у неё физической неловкости. И чем дальше шло дело, тем становилось понятнее, что это касалось и дел душевных. Со всё возрастающей уверенностью, я говорил себе, что понимал её, по крайней мере — пытался; и делал это сознательно, анализируя и постоянно думая о Грейнджер и её проблемах, чувствах, мыслях и словах — не особенно понимая, зачем стоило так сильно погружаться в отношения, которые не просто могли закончиться в любой момент, а вообще не имели права на существование.

— Но ты говорила, что нужно жить своей жизнью.

— Да. Говорила.

— Хорошая мысль.

— Пора бы мне самой начать следовать своим советам, — она шмыгнула носом и вытерла лицо тыльной стороной руки.

— Ты не обязана проходить через это в одиночку. Люди, которые тебя… которым ты дорога… — я выдохнул, слова давались физически тяжело. — Хочу сказать, что есть люди, которым ты не безразлична.

Я замолк, потому как поймал её взгляд, в котором читался некий вопрос — или так только показалось. На что рассчитывал после сказанного вчера и сегодня? На ещё одну пощёчину, на запертую или вовсе не открывшуюся дверь, на холодность и невозможность быть услышанным — возможно. Но не на то, что женщина, которая с некоторых пор слишком сильно тревожила моё душевное спокойствие, будет так на меня смотреть. Что мне самому доведётся говорить ей такие вещи. Сегодняшней обнажённости чувств я не мог найти никакого оправдания — ни для себя, ни для неё.

— Да, в этом-то всё и дело, — заговорила она, снова было занявшись чайником, но тут же повернулась обратно. — Есть люди, которым не всё равно. Я знаю. Но иногда они сводят меня с ума. Да, я знаю, что нужно двигаться дальше. Знаю, Малфой, поверь. Но я не могу. Может, кто-то скажет, что я запуталась и просто отрицаю реальность. Но мне просто…

— Страшно.

— Да, — кивнула она. — И я не знаю, как это выразить. Не знаю, как объясниться! То, что мы расстались с Роном… — она облизнула губы, — вернее, то, что я смогла сказать ему правду… знаешь, мне полегчало. Я думала, что дальше будет проще. Это первый шаг к тому, чтобы понять, чего я хочу и что мне делать. Но ведь всё куда сложнее, и проблема, конечно, не в Роне. Как тебе объяснить…

Она замолчала и поёжилась. А потом заговорила снова:

— Расстаться с Роном, вот так, окончательно, это… большая перемена для меня. После войны хотелось только стабильности, только бы вернуть всё на свои места. Школа, Рон, Гарри… Это то, к чему я привыкла. Это как… почва под ногами. Да, время шло, а я так и не двигалась с места. Мне было спокойнее, когда жизнь шла привычным чередом. Потом на место школы пришёл центр, потом работа… И всё это так плавно переходило одно в другое, что мне казалось, будто всё в порядке. Всё это время я думала о маме с папой, как они там, без меня. И в какой-то момент пришло озарение, знаешь… Их нынешняя жизнь для них тоже привычна. Как моя — без них. Есть свой уклад, они в безопасности, всё идёт так, как должно. Я представила, каково это, разрушить привычное течение их жизней своим появлением. Какую боль им причинит то, что меня не было столько времени. Упущенные возможности. Мне самой было чертовски страшно, и я нашла кучу причин, Малфой, просто кучу причин не возвращать им память. Я занялась работой, но ни на минуту не переставала о них думать, и всё сильнее верила в свои же оправдания. Работа… единственная стабильная вещь в моей жизни. Ни прошлого. Ни будущего. Да разве это имело какое-то значение? Работа не укорит меня в том, что я пропустила ужин. Не появилась на рождественской вечеринке. Не будет говорить мне о том, что нужно что-то делать со своей жизнью. Не будет предлагать выйти за неё замуж. Не будет говорить о том, что я себя потеряла и напоминать, что мне уже двадцать семь, но я так себя и не нашла. Что никто не ждёт меня дома. А потом появился ты, и я… не знаю, Малфой. Наверное, нашла в тебе то, что мне было нужно.

Она смотрела так, будто одновременно и ждала реакции, и не хотела её видеть: с твёрдостью уверенного в себе человека и с опасливостью загнанного в угол зверька. Вдруг я обнаружил себя сидящим на полу скрестив ноги, будто намеревался заняться медитацией. Я даже не заметил, как это произошло. Грейнджер, прижавшись спиной к дверце кухонного шкафа и подобрав под себя ноги, нервно покусывала нижнюю губу.

— Нет, не оправдание, — она потёрла лоб, глянула на меня, а потом продолжила: — Утешение… наверное. Я не жалею, что порвала с Роном, и дело тут не в твоих словах или в тебе самом. Это нужно было сделать давно. Но эта перемена меня напугала, Малфой. Меня бросает в холодный пот, как только я думаю о том, чтобы что-то изменить в своей жизни. Что-то решить. Что-то запланировать… Нечто, что нарушит привычный уклад. Есть только сегодня, в нём я и живу. Но я посмотрела на тебя и подумала — у него получается жить, работать, меняться… и его ничуть это не смущает. Ему как-то удалось найти баланс и не чувствовать себя обязанным кому-то за это. Пусть хотя бы на этом отрезке жизни, но удалось. Может, мне просто не хватило правильных слов и твёрдости отстоять свои границы перед Гарри, Роном и остальными. Да, перемены — это часть жизни, не стоит бояться, но… я должна сама дойти до этого. Хотя бы найти повод, чтобы начать думать в этом направлении.

Наблюдая за ней, в какой-то момент понял, что черпал из неё вдохновение. Нет, скорее силу. Некое чувство равновесия. А Грейнджер в это время занималась тем же самым? Забавно.

— Ты ведь понимаешь теперь, что всё далеко не так просто.

— Да, понимаю. Теперь я понимаю, что твои тараканы вполне могут посоревноваться с моими, — сказала она и слабо улыбнулась.

Мне многое хотелось ей сказать. Многое, но мысль никак не могла оформиться в слова. Например то, что и она тоже была для меня утешением, даже тогда, когда срывалась, кричала и говорила гадости. Если бы этого не произошло, если бы не Грейнджер со своей опасной правдой и откровенностью — что тогда?

— Прости меня за вчерашнее, — она кивнула на мою руку.

— Забудь, меня целовали крепче.

Повторив фразу Кэти, вдруг подумал, что должен объясниться. Я уже рассказал, как было дело — когда Грейнджер обнаружила чёртов волос — но поверила ли?

Она скользнула взглядом по метке, потом он переместился на шрамы на груди и животе. Я чувствовал этот взгляд буквально, будто незримые кончики пальцев касались кожи.

— И мне не стоило всё так выкручивать с Нэнси. И про… остальное я тоже наврала.

Она так выделила это «остальное», что не было сомнений — имелась в виду её попытка зацепить меня словами о ничего незначащем поцелуе.

— Между мной и Кэти…

— Прекрати, — перебила она, закачав головой. — Ты не обязан.

— Я знаю, что не обязан. Но я хочу, чтобы ты знала — это правда. Между нами ничего не было. И про то, что её порезали, тоже правда. Я просто не мог бросить её там. Снова, — я немного помолчал, а потом добавил: — Продам отцовский перстень, и она уедет во Францию, учиться на магозоолога. Так мы договорились.

— Ты бываешь хорошим человеком, Драко Малфой, — вдруг сказала она, склонив голову на бок и глядя мне прямо в глаза. Я усмехнулся и поднялся на ноги, взяв со стола футболку. Грейнджер тоже поднялась. — А из меня не очень хорошая хозяйка. Гость сидел на полу и не получил даже чашки кофе.

— Я сам этим займусь, Грейнджер, а то с твоей скоростью кофе мы сегодня точно не выпьем.

Когда оказался под проливным дождём, выйдя из дома, то горел одной мыслью: не позволить Грейнджер так просто, со спокойной безразличностью, спустить всё, что между нами было. Не ожидая наткнуться на отклик, я не продумывал план настолько далеко, не представлял, что ситуация обернётся подобным образом. А теперь, после всего сказанного, наверняка воцарится неловкая пауза, и единственное, о чём мы оба будем думать во время нелепой посиделки — так это о том, чтобы я поскорее убрался из этого дома. Но убираться мне не хотелось.

Грейнджер будто не услышала моих слов, и занялась чайником — в который раз — сама. Её волосы почти высохли, пока мы говорили, и теперь снова приобретали вид пушистой копны, мягко укрывавшей плечи.

Подойдя к ней со спины, я собирался аккуратно отодвинуть её в сторону; но как только коснулся пальцами её рук, она вздрогнула.

— Что ты делаешь? — выдохнула она и повернулась ко мне лицом, снова оказавшись между мной и кухонных шкафом.

«Хочу сделать кофе» — был бы верным ответом, но я только прикусил щеку.

И про остальное я тоже наврала.

Слишком отчётливо всплыл момент, когда она была в моих руках посреди гостиничного номера. Так отчётливо, словно мы вернулись в то мгновение. Стоило бы сейчас уйти раньше — и чёрт бы с этим кофе — и чтобы эта картинка вспомнилась где-нибудь в душе. Я заметил это ещё на пороге дома, однако быстро отбросил мысль. Но теперь то, что под свободным топом на бретельках у неё ничего не было, волновало меня даже больше, чем момент, когда с неё чуть не свалилось полотенце.

— Ничего не делаю.

Она не сделала попытки деликатно отодвинуться, как сделала бы, если бы не хотела такого вторжения в личное пространство.

— Малфой? — как-то испуганно шепнула она, впившись пальцами в столешницу позади себя.

Её кожа под моими пальцами покрылась мурашками. Это невероятная, опьяняющая смесь ощущений — я будто загнал её в угол и оборвал все пути к отступлению. Назад пути не было, просто не существовало. Я не хотел больше убегать. Не хотел, чёрт возьми.

Я коснулся губами её шеи, оставив короткий поцелуй. Предупредительный. Просто чтобы обозначить: если и стоит повернуть назад, если и стоит остановиться, оттолкнуть, попросить уйти — то именно здесь.

Она коротко выдохнула, закрыла глаза и склонила голову на бок, открывая шею. Позволяя касаться себя. Это ответ — мне развязали руки. Мне пришлось снова притянуть её к себе за подбородок, чтобы она посмотрела на меня с тем вспыхнувшим желанием, которое я чувствовал под её кожей. Лёгкие будто взорвались от рваного вдоха, когда Грейнджер чуть приподнялась на носки, чтобы впиться в меня губами. Кожа под пальцами вся стянулась от её прикосновений.

Она так сильно впилась в меня ногтями, что на лопатках наверняка останутся следы, но чувствовал только её дрожь и пульсацию собственного тела. Мне было плевать, этим она только заводила сильнее, так, что тянуло в паху, и хотелось ещё. И ещё. И столько «ещё», сколько хватит на эту ночь. Контраст кожи наших тел одурманивал. Я обжигался о неё, о её шею, притягивая ближе к себе. Настолько, чтобы стать единым целым. Сумасшествие. И я действительно сходил с ума. Её поцелуй — горячий, влажный. Хотелось впиться в неё зубами до хриплого звериного рыка из горла.

Она отстранилась и посмотрела на меня. Зрачки расширены, она в дурмане. Наверное, я тоже там.

— Похоже, кофе откладывается? — тихо спросила она прежде, чем снова поцеловать.

Лёгкость и податливость её тела добила окончательно. Она невесома в моих руках. Грейнджер застонала от того, как сильно я притянул её к себе, усаживая на бёдра, вжимая в долбанный кухонный стол, двигаясь в такт её вздохов. Она хотела меня, хотела здесь и сейчас, я слышал, видел и чувствовал это. Не так, как в прошлый раз — запутавшаяся, она не понимала, чего желала на самом деле. Теперь же взгляд был чистым, ярким, искрящимся… Просто катастрофа. Её горячее дыхание обожгло кожу. Я наблюдал прекрасный, ни с чем несравнимый момент: она сломалась. Да так, что её похоть можно было ощутить физически — стоило только сомкнуть руку в воздухе.

— Грейнджер… — я опустил её на ноги. — Развернись к столу… чёрт возьми, развернись, или клянусь, я не сдержусь…

Я чувствовал, как запыхался только от того, как она без вопросов подчинилась. Поднял голову и замер, встретившись с её взглядом в полуобороте. Гермиона смотрела на меня так, как никогда ещё не смотрела. Словно только здесь и сейчас, именно сегодня — она наконец перестала притворяться. Мы оба перестали. Маски сброшены, карты открыты, а разум ощутимо окутывал туман. Пожирая всё и вся, он подталкивал к той черте, что граничила со способностью держать себя в руках и желанием жёстко взять её возле чёртового стола в её чёртовом доме, выбросив из головы всё ненужное.

Потянул за лямки её топа, вниз, задев пальцами твёрдые соски. Гермиона запрокинула голову мне на плечо, вжавшись задницей в пах.

Она хуже непростительного. Она делала мне больно только своим видом. Я хотел её. Её всю. Хотел чувствовать этот запах волос. Чувствовать жар тела. Слышать её стон, когда я резко наклонил её вперед. Из её легких вырывался выдох. Я чувствовал его на своей ладони, когда закрыл ей рот.

— Тише…

Пряжка на джинсах клацнула так, будто захлопнулась мышеловка. Слишком нетерпеливо. Слишком — всё это. К чёрту джинсы, туда же её штаны. Я перенёс руку от губ к щеке, повернул её лицо так, чтобы вновь встретиться взглядами.

Смотри же, Грейнджер, смотри, что ты делаешь со мной.

— Боже… — она почти задыхалась, когда я навис над её телом. — Малфой, пожалуйста…

Я даже не пытался скрыть то животное желание, что растекалось по венам, просто ворвался в неё до упора, кусая в плечо. В ней жарко и влажно. В ней так, как надо мне. Я дал волю зверю, и Грейнджер эта грубость и резкость только заводила. Удивительное единение такта, биения сердец, будто мысли стали едиными на двоих. Я не мог позволить распасться этой удивительной связи.

Толчки быстрые, с оттягом, словно у нас совсем не было времени, а было только сегодня. А может, это и было нашим общим настоящим. Чувствуя в ладони её горло, почти физически ощущал рваные стоны, вылетавшие из него. Чуть сдавил его, чтобы убрать это ненужное «почти». Больше никаких границ и никаких полумер.

— Грейнджер, ты такая…

Я не мог позволить себе озвучить предложение до конца, потому что последнее, что мне сейчас было нужно — это разговоры. Нужно чувствовать только её. В ней. На ней. Я хотел всю Грейнджер. До последнего вздоха. До слёз из глаз. До нетерпеливого:

— Драко, пожалуйста…

Слова ударили под дых, и я больше не сдерживался, набирая темп. А Грейнджер — хуже дьявола. Она подмахивала бёдрами, подстраивалась. Это сон… чёртов сон.

Трахать её жестко и агрессивно, яростно и умопомрачающе на этой проклятой, стерильной, необжитой кухне. Слушать её стоны и мольбы. Я хотел этого. Хотел всегда. Это моё проклятье. Я вкусил то, что не смогу забыть. Не смогу больше отдать.

Тело Грейнджер, разрываемое стоном, напряглось. Я чувствовал, как сжимались её мышцы вокруг члена. Это опьяняло. В ней — неистово потрясающе. Я наклонился к её уху, чтобы на выдохе, на последнем толчке, прошептать:

— Посмотри… Посмотри на меня, Гермиона!

* * *

Открывать глаза я не торопился. Ощущение от пребывания между сном и явью дарило непривычную лёгкость. Абсолютно точно я знал две вещи. Первое — я лежал на спине, без одежды, ощущая под собой мягкость чужого матраса. Второе, вытекающее из первого — то была постель Грейнджер в её доме, и она лежала рядом совершенно обнажённая. Последняя мысль особенно отчётливо пропечаталась в мозгу, что и заставило открыть глаза.

Грейнджер, скрытая одеялом до самых плеч, лежала на боку и смотрела на меня.

— Привет, — сказала она и улыбнулась, прекрасная в бледном свете, который пробивался из наполовину зашторенного окна.

— Ты смотрела, как я сплю?

— Совсем немного, — Грейнджер зажмурилась. — Перед пробуждением у тебя так смешно нос морщится.

— Правда? — я тоже повернулся на бок и провёл рукой под одеялом по её бедру.

— Чистейшая!

Она коротко хохотнула и дёрнулась, спасаясь от моей руки, но я всё-таки успел её поймать и потянул на себя.

— Больше ты никуда от меня сбежишь.

Она чуть порозовела — странно, вообще-то заливаться румянцем, лёжа утром в постели с мужчиной — и перевернулась на живот. Теперь её лицо скрывала тень, а бледный свет мягко касался плеч. Волосы походили на чёрт знает что, но она всё равно выглядела при этом безупречно. Я заправил прядь её волос за ухо, провёл большим пальцем по брови, которую рассекал маленький шрам.

— Откуда это у тебя?

Она вслед за мной пригладила свою бровь и нахмурилась.

— Долгая история.

— А ты расскажи коротко, — я приподнялся на локтях, чтобы нашарить на полу часы — я всегда оставлял их там перед тем, как лечь спать. Но обнаружил, что даже их не снимал. Стрелки замерли на двенадцати минутах восьмого, а значит поспать удалось всего-то часа четыре. Я улыбнулся этой мысли, перебрав самые впечатляющие моменты прошедшей ночи, а Грейнджер закатила глаза, размышляя, после чего выдала:

— Джинни назвала это «несчастный случай с уличным музыкантом у фонтана в Барселоне».

Я немного помолчал, переваривая эту информацию, а Грейнджер залилась смехом.

— Ты спасла ему жизнь или подралась с ним?

— Скорее, второе…

— Ты меня дуришь?

— А ты как думаешь? — она нашарила на полу свои штаны и майку и быстро натянула их. Хотя, не настолько быстро, чтобы я не успел ещё разок насладиться её телом.

Она что-то сказала о том, что хочет обсудить рабочие планы на сегодня, а сама отправилась в душ, отказавшись взять меня с собой. Когда в коридоре хлопнула дверь ванной, я тупо подумал — удобно. Можно обсуждать работу вообще не вылезая из постели. Но потом решил, что это не совсем нормально, хотя и действительно забавно. Впрочем, озвучивать это всё равно не собирался.

Минут через десять Грейнджер снова появилась в дверях спальни, и пришлось окончательно соскребать себя с кровати. Спать хотелось невероятно.

— Мне тоже есть кое-что тебе сказать. Две темы — Купер и Форд.

Идея касательно Купера очертилась в мозгу так ясно и полно, будто была там всегда. Появилась она перед тем, как удалось заснуть, так мне казалось. Вернее, мелькнула мысль: нужно подойти к разговору под другим углом. Действовать решительно. Неожиданно. А потом всё сложилось само собой.

Она вытирала волосы полотенцем, внимательно наблюдая за тем, как я надевал джинсы.

— Форд?

— Я вчера был у Блейза и Пэнси. Она кое-что мне рассказала, из чего я сделал некоторые выводы.

Лицо Грейнджер, прежде украшенное улыбчивыми морщинками возле глаз, помрачнело.

— Ладно… — она закинула полотенце на плечо. — Ладно. Жду тебя внизу.

И она скрылась в гардеробной. Я оглядел спальню, зацепившись взглядом за столик с зеркалом. Помимо всякой мелочи, вроде заколок, пилки для ногтей, расчёски и смятых клочков то ли фантиков, то ли ещё чего-то, лежал толстый ежедневник, из которого торчали цветные ярлычки — будто многочисленные языки, пустая чашка со следами помады и пара туфель бежевого цвета. Может, в гардеробной для её коллекции уже нет места? Странная всё-таки женщина.

Обернувшись, чтобы найти телефон и звякнуть Стюарту, я наткнулся взглядом на фоторамки, которые стояли на комоде возле кровати. Чёрно-белая фотография, замершая во времени — она сама малышка и её родители. У меня при себе не было фотографий с, прости Мерлин, семьёй; часть подобного барахла мать забрала с собой, а часть так и осталась в поместье. Хотя, если очень постараться, в архиве можно найти подшивки газет послевоенного времени и всласть полюбоваться тем, во что превратились Малфои.

На другой фотографии — уже нормальной, живой — смеялась сама Грейнджер и её дружки. Она держала за руку Уизли, сгибаясь пополам от смеха, и он тоже касался её. Я подавил желание опрокинуть рамку лицами вниз. И вдруг подумал о вещи, которая привела меня в исступлённое бешенство, как бы не метавшееся по венам, не имеющее права на выход: что бы не случилось, Уизли всегда будет где-то поблизости. Она сказала, что он ей дорог. Он никуда не денется. Не исчезнет — она не позволит. То, что я стоял сейчас посреди её спальни: что это значило? Вдруг стало не по себе, будто сделал что-то такое, чего делать не стоило, потому как решительно не понимал, что теперь будет дальше. Эта потеря контроля не должна была произойти. Не должна была, но произошла, а так далеко я не задумывал. Натворить дел, а после барахтаться в собственном бессилии, будто жизнь мало проучила — почему бы и нет. И какого чёрта мы натворили?

А вот ещё одна фотография — Грейнджер, сидящая в кресле, с большим котярой на коленках, улыбающаяся сквозь силу. Что-то неприятно кольнуло в затылке, отозвалось в позвоночнике, как волна. Она говорила, что у неё был полуниззл с глупым именем, и он пропал. Наверное, умер, раз так и не вернулся. А может, и вправду убежал. Другого ей не хотелось, она думала, что это будет предательством. Предательством… Выходя из спальни, я думал только об одном: почему кот, мать его, был именно рыжим?

Когда вошёл на кухню, то обнаружил на столе две чашки кофе и собственную палочку, а Грейнджер — за дверцей раскрытого холодильника. Пока я был в душе, а после звонил Стюарту, чтобы договориться о встрече, она успела одеться — нечто ниже колена насыщенного синего цвета, причесаться — волосы были убраны в хвост. Когда она выглянула из-за дверцы, то понял, что умудрилась успеть ещё и подкраситься.

Толстовка и футболка, аккуратно развешенные на спинке стула, успели высохнуть, и с чувством необъяснимого облегчения, я опустился на стул, подвинув к себе дымящуюся чашку.

— К чёрту это, Грейнджер, позавтракаем в кафе каком-нибудь, — тут же сообразил я, отхлебнув восхитительного кофе. — Некогда тут возиться, мне ещё надо домой, переодеться.

Она захлопнула дверцу, смерив меня новым взглядом «ты чертовски прав», который мне очень даже понравился, и подошла к столу. Я постарался не думать о рыжем полуниззле, чёрно-белых человечках на мёртвом фото, смеющихся лицах «гриффиндорского трио» и о тех временах, когда всё это было настоящим.

— Итак, — она провела рукой по лбу, будто смахнула невидимый для меня волос, и села. — В десять у нас встреча с адвокатом Купера…

— А у меня в это время встреча с детективом из кентской полиции. Он сказал, что свободен только утром. Наверное, просто назло, воскресенье же, но всё-таки.

Грейнджер, решившая в этот момент отпить кофе, чуть не подавилась.

— Он согласился с тобой на встречу в воскресенье? — не сумев скрыть удивления, громко спросила она. — Да ладно! Шутишь?

— Почему я должен шутить? Это было не просто, но… да.

— Вот козёл, — в сердцах бросила Грейнджер, состроив гримасу. — Меня он отшил, даже слушать не стал! Мол, вот в понедельник у него рабочий день…

Мне вспомнилась её реакция на слова Эвершота. В общем-то, я понимал её возмущение. Поставить на место таких типов, которые относятся с пренебрежением, мне и самому было как глоток свежего воздуха.

— Ладно, — справившись с собой, она снова взялась за чашку, но пить не стала. — Встреча с адвокатом Купера в десять. Понятия не имею, сколько это займёт… Но точно знаю, что он будет спрашивать, почему мы вчера копались в музее после ареста. Придётся держать оборону.

— Возьми с собой Стюарта, — напомнил я Грейнджер. — Ему пора бы поплотнее влиться в расследование.

Она кивнула и продолжила:

— В половину двенадцатого в музей подтянутся эксперты, чтобы продолжить работу, нам нужно быть там, их просто так не пустят. Так же мы ждём информацию по машине, на которой уехал Остин, и сообщения от Люси, вернулся ли Назем в Лютный. Ты, кстати, говорил, что у тебя есть какая-то мысль по поводу Купера?

— Да, точно…

Я пересказал свою идею: выбить Купера из колеи прямым разговором об убийстве тет-а-тет после встречи с адвокатом. Пусть он догадывается о нашей осведомлённости. Пусть — но вряд ли ожидает, полагая, что совершил идеальное преступление, что кто-то придёт к нему и задаст вполне определённые вопросы. Грейнджер с сомнением отнеслась к моей уверенности, что Купер не станет болтать с адвокатом об убийстве Софи до того, как ему выдвинут обвинение, да и о разговоре в целом.

«А если всё-таки проболтается?»

Впрочем, даже если очкарик и расскажет адвокатишке, что в его отсутствие имела место быть подобная беседа, то это на деле никак не отразиться, ведь никто и не собирался заставлять Купера говорить или свидетельствовать против себя самого. Целью было лишь только кое-что ему высказать и посмотреть на реакцию. Если всё произошло так, как я полагал, и Купер был нашим убийцей, то он прекрасно понимал — полиция тоже кое-что знает. А чего не знает точно, так о том догадывается. Скрывать от него предположения о случившемся в переулке Сохо перестало иметь всякий смысл.

— Моё мнение таково: нам просто нечего терять, — для пущей убедительность добавил я. — Дело не такое простое, значит и нам нужно придумать путь похитрее. Если мы ничего не предпримем, то Купера осудят за кражу, а мы останемся толпой идиотов.

— И про Лойда хочешь ему рассказать? Что он их с Софи видел?

— Да, Грейнджер. Я хочу рассказать ему всё. Он не боится нас, потому что уверен в своей безопасности. Мне это надоело. Если и это не собьёт с очкастой морды спеси, то уже ничто не собьёт.

— Ход конём, иначе и не скажешь, — задумчиво подытожила Грейнджер, потирая подбородок.

— Мне нелегко это признавать, Грейнджер, — я допил кофе и отставил пустую чашку, — но ты у нас начальница, и без твоего одобрения я не смогу пойти на этот шаг. А к Форду я обратиться ну вообще никак не могу.

— Кстати, о нём, — она приподняла брови, подхватив две чашки, и убрала их в раковину.

— Давай сначала выберемся отсюда. Я обещал Стюарту быть в отделе до половины десятого. Надо ещё успеть рассказать ему о планах.

Перед тем, как покинуть дом, Грейнджер, как и я, подумала о Шарлотте Райн, которая вполне могла ошиваться где-то неподалёку. Пусть то было паранойей, но памятуя о том, как был недоволен Поттер статьями в газетах, я решил, что это вполне разумное поведение. Вряд ли кто-то мог видеть меня вчера, входящим в её дом; на улице стояла непроходимая стена ливня. Но вот мы оба, выходящие из дома Гермионы Грейнджер ранним утром, могли натолкнуть на кое-какие мысли. Поттера точно инфаркт схватит. О собственной встрече с этой шустрой не по годам девчонкой я ещё не успел ей рассказать, но Грейнджер определённо стоило об этом знать; может, она немного выдохнет, узнав, что та переключилась на меня.

Грейнджер сняла с дома антитрансгрессионные чары, чтобы я мог уйти незамеченным. Мы договорились встретиться в кафе через три квартала от её дома. Задача была не такой уж и трудной, не требующей много времени, но я этим утром был слишком рассеян. И что уж тут говорить — настроение, несмотря ни на что, снова стало приподнятым, и неспешная короткая прогулка показалась очень уместной. Когда наконец нашёл кафе, то Грейнджер уже сидела там, за самым дальним столиком, со скрытым меню лицом. Я узнал её только по насыщенно синей, как потом выяснилось, юбке.

Поедая завтрак, я пересказывал ей разговор с Пэнси, а Грейнджер внимательно слушала. Так внимательно, что мой рассказ, очевидно, вышел куда интереснее, чем идея как следует подкрепиться перед рабочим днём, и она даже на треть не опустошила своей тарелки. Когда закончил, Грейнджер, долив в свой чай молока и немного помолчав, сказала:

— То есть… Форд понял, что Нэнси шпионка…

— Или они были заодно, — напомнил я.

— …и Тейлор тоже это понял. Чтобы выгородить её и себя, Форд… убил его?

— Знаю, звучит как бред, — не дав и слова ей сказать, перебил я. — Но сама подумай. Форд знал, что мы копали под Ноттов, не мог не знать. Как не мог не знать и того, что его двоюродный брат Стоун-старший общался с мистером Ноттом. Подчеркну, не просто общался, а состоял с ним в близком приятельстве даже после смерти матери Нэнси, когда Стоуны совсем перестали бывать в обществе. Ладно, допустим, Форд тут не при чём. Но ведь знание этих семейных подробностей никуда не делось, верно? Почему он промолчал? Хотя бы словом обмолвился… но нет, он промолчал. Я не вижу, Грейнджер, почему ещё он мог так поступить. А как он отреагировал на пропажу Стюарта? Ему будто бы плевать было. Не потому ли, что он понимал, что произошло? Пусть он этого не делал, потому что в этот момент мы с тобой были с ним, но… а подправленный рапорт? Может, он…

— Ты на Форда всех собак повесить хочешь? — наконец оживилась Грейнджер.

— Просто веду мысль. Это ведь не случайность, что отца Нотта арестовал Тейлор? Я подумал, что мы могли бы поговорить с самим Ноттом-старшим, знаешь… Спросить, что тогда произошло. И кто с ним был.

Грейнджер раздражённо выдохнула, посмотрела в свою чашку, будто там был не чай, а смердящий сок.

— Расследование ведётся неофициально, Малфой! Как, скажи на милость, ты предлагаешь мне это провернуть? И сколько это займёт?

— Разве министр магии не ваш друг? — без особого энтузиазма спросил я.

Но всё это было лишь попыткой собрать воедино все способы, которые были доступны, задать все вопросы, которые мог, и получить на них конкретный ответ от того, чьи возможности превосходили мои. Или даже так — просто очистить совесть, чтобы не терзаться в последствии идеями и путями, которые никуда не приведут.

— Это не имеет значения, — отрезала она, как я и ожидал. — В данной ситуации — нет. Министр тоже не всесильный. Нет официального расследования, с какой стати меня пустят в Азкабан? Или тебя? Или Гарри? А официального расследования Кингсли не допустит, пока не будет железных доказательств. Это не в его интересах, не в интересах новой политики и уж тем более не в интересах министерства.

— Это несправедливо, — вырвалось у меня гораздо громче, чем стоило. — Интересы министерства мешают работе департамента, разве нет? Разве нам не должны содействовать?

— Всё и так трещит по швам, — продолжала Грейнджер не сбавляя оборотов. — Сначала доказательства, потом обвинения. Да, звучит паршиво, но ты представь, если бы дело получило огласку. Тебя бы тоже обвинили, и даже если бы выяснилось, что ты не виноват, люди просто так не забывают подобного. Это было бы справедливо?

— Ну когда ты так всё вывернула…

— Я не вывернула, Малфой, всё так и есть, — грубовато отозвалась она, чуть ли не осыпая меня искрами. На мгновение я проникся к ней уважением, которое превосходило то, что испытывал раньше. Почему-то думалось, что она смягчится после ночи, которую мы провели вместе, но этого не случилось. Я вдруг понял, что был этому рад.

— Ладно, принято. Ты права.

Пока она допивала чай, я рассказал про встречу с Шарлоттой Райн, но какой-то внятной реакции не получил и решил, что пока не до этого. Но она и сама понимала, что нужно быть поосторожнее с этой дамочкой.

— Если это Форд… Если он действительно в этом замешан… — выйдя на улицу, сказала она, — Прости, я не сомневаюсь в словах Пэнси и её матери, но… просто сложно в это поверить. Он ведь… Чёрт. Он один из немногих, на кого я могла положиться.

— Ты знаешь, почему его не было на собрании? — вспомнил я, что Форда тогда определённо ждали.

— Вчера утром он заходил в министерство, чтобы объясниться. Сказал Гарри, что у него была жуткая мигрень. Похоже, он подцепил простуду и не хотел никого заразить. Выпил парочку бодроперцовых и отлежался.

— Значит, приболел, несчастный, — покивал я. — У них это, видимо, семейное.

* * *

Хотя Кэти и постаралась устроить мне выволочку за ночные прогулки, я быстро её урезонил словами о том, что «у меня такая работа». Хотел было высказаться, что это вообще не её чёртово дело, но грубить измотанной, нервной и явно проведшей ночь без сна Кэти перехотелось так же быстро, как и возникло это желание. Всё-таки, она переживала за меня — как и все те годы, что я отсутствовал; а в периоды отчаяния и вовсе думала, что я умер. Сделав вид, что пристыдился за молчаливый уход, быстро переоделся, привёл лицо в порядок и ушёл, отправив её спать, потому как терзать себя оправданиями более был не намерен.

Ровно в девять пятнадцать я был на крыльце отдела. Стюарт только что въехал на парковку и жестом дал понять, чтобы я его подождал. Стоя на ступеньках, пригретый бледным утренним лучом и образом Грейнджер, сидящей на мне, двигающейся в такт своим стонам, я прикрыл глаза в тот момент, когда напарник вылез из машины, закурил и направился в мою сторону.

— Ничто так не возвращает мужчине вкус к жизни, как ночь, полная любви, — вдруг раздалось совсем рядом.

— Чего?

Я открыл глаза и посмотрел на напарника. Он вздёрнул бровь.

— Что с тобой?

— Ты сейчас о чём? Про ночь, что-то там…

— Явно не о тебе, — усмехнулся он, затянулся и вдруг посерьёзнел. — Прости. Всё нормально?

— Да… да, всё нормально, — я незаметно для него облегчённо выдохнул. — Я просто задумался. Отличное утро.

— Отличное утро? Ого. И что привело тебя к этой мысли? — Стюарт щелчком отправил окурок в сторону мусорного бачка, не попал, и кряхтя спустился с крыльца, чтобы подобрать его и выбросить как положено.

Воскресное утро на Чалтон-стрит шуршало немногочисленными прохожими и редко проезжающими авто. Наверняка многие, пахавшие всю неделю, предпочитали отсыпаться, а не торчать на улице, предвкушая очередной рабочий день. Я бы тоже с удовольствием повалялся в постели с Грейнджер, может, ещё бы вздремнул пару часиков, а потом мы бы снова занялись сексом, и в итоге выползли бы из спальни только ближе к обеду. Но мысль эта быстро растворилась — воздух, прохладный, заполнил острый запах индийской еды, когда дверь соседствующей с отделом забегаловки приоткрылась и оттуда выскочила девушка, быстро исчезнувшая за углом.

— Дело, — ответил я, поймав взгляд напарника, когда он вернулся. — Пошли-ка внутрь, есть что рассказать.

В фойе было тихо и пусто, как и вчера. На самом-то деле, мне нравилось находиться в отделе по выходным, и тишиной, которая здесь стояла в эти дни, я откровенно наслаждался. Как какой-нибудь зануда-трудоголик, получавший настоящий кайф от того, что, в отличие от остальных коллег, относился к работе серьёзно, и не упускавший возможность козырнуть этим в любой подходящий или не очень момент.

Пока поднимались, я пересказал Стюарту планы по поводу Купера, а так же о том, что ему предстояло беседовать с ним и его адвокатом вместе с Грейнджер, пока я буду в Кенте — пытаться забрать дело у Моргана и не вызвать при этом подозрений. На самом-то деле, хотелось бы, чтобы он отправился со мной. Всё же, у него лучше получалось общаться с маглами. Но мне пришлось смириться со своей долей; лишь бы не вышло как в прошлый раз, когда нам с Грейнджер пришлось улепётывать от Эвершота, который наверняка до сих пор думал, как это у его гостьи получилось переместиться с места на место.

— В смысле, с Грейнджер? — не понял напарник, остановившись на пустом лестничном пролёте между вторым и третьим этажом. — Мне вчера показалось, или ты всё-таки говорил, что мы больше с ней не сотрудничаем?

— Э-э-эм… — я было замялся, совершенно не подумав об этом аспекте, но начал говорить, хотя понятия не имел, что хотел сказать: — Ну… знаешь, мы… мы же профи. Да? Скандалить нет резона. Встретились, обсудили. Всё нормально. Сегодня она будет ждать нас в министерстве. Я провожу тебя до её кабинета, а потом в Кент. Потом встретимся, я поболтаю с Купером, и все вместе до музея…

— Ого, — он вытянул шею, будто хотел рассмотреть в моём лице какой-то другой ответ. — Когда это вы успели? 

— Что успели? — чтобы не смотреть на него, я продолжил подниматься.

— Обсудить, — Стюарт поторопился за мной.

— Ну как бы… вчера вечером.

— Я думал, ты пойдёшь на встречу с глубоко беременной подругой.

— Вечер, Стюарт, понятие растяжимое.

— Это был поздний вечер? Или…

— Ну что ты заладил, мы всё решили, я же сказал! — попенял ему я за излишнюю любознательность. — Двум взрослым и сознательным людям просто нечего делить!

— Ты имеешь в виду…

— Заткнись, приятель.

— Ладно-ладно, — протараторил он, усмехаясь. — Извини. Значит, мы снова в деле?

— Ну… да, наверное, — неуверенно ответил я, первым вступая в коридор и машинально оглядываясь на кабинет Форда. Этот момент мы с Грейнджер не обсуждали, и я вдруг представил лицо Поттера, когда он снова увидит нас вместе или услышит моё имя из её уст. Да и остальные, ставшие свидетелями отвратительной сцены — так просто примут её решение всё забыть?

— Ты сказал, что вы всё обсудили, — с новой усмешкой выдал он.

— Стюарт!

— Ладно, теперь точно всё, — и он разразился смехом на весь коридор. В ответ на это из кабинета Форда, точнее из приёмной, выглянула девушка и замахала рукой

— Что она тут делает в воскресенье? — удивился напарник, прекратив насмехаться надо мной.

— Зашивается, наверное. Не успевает, — объяснил я, вспомнив вчерашнее состояние Стейси, чуть не плачущей над кипой документов. Но тот факт, что она на мгновение исчезла, а потом снова появилась, на этот раз выйдя в коридор, внесло определённые коррективы в приподнятое настроение. — Ох, не к добру это…

— Привет, — Стейси, когда мы подошли к ней, кивнула нам обоим, а потом заговорила обращаясь только ко мне: — Я ещё раз хотела сказать спасибо за вчерашнюю помощь…

— Надеюсь, дело только в этом? — я скользнул взглядом по приоткрытой двери в приёмную. — М-м-м… Форд у себя?

— Нет, поэтому я и здесь. Хочу к понедельнику разобрать всю поступившую вчера вечером документацию, чтобы…

— Ближе к делу, — остановил я её, и Стейси тяжело вздохнула.

— Да-да… Как ты и просил, вчера я отправила то письмо в отдел внутренних расследований…

Поморщился, заметив боковым зрением, что Стюарт повернул в мою сторону голову. На его вопрос о том, что хотел тип из «крысиного» отдела, я лишь отмахнулся. Стейси, заметив мои корчи, замолчала, поняв, видимо, что сболтнула лишнего. Не было ничего такого в том, что Картер пытался добраться до меня, что между нами была какая-то переписка и прочее. Но под взглядом напарника вдруг стало неудобно стоять — на самом-то деле, отправив Картеру отказ, я напрочь о нём забыл. Да и напарника это вообще не касалось. Но досада всё-таки коснулась затылка.

— Так, — продолжил я. — И что с ним, с этим письмом?

— Ничего, просто… — Стейси замялась, но я взглядом заставил её продолжать. — М-м-м… Сегодня на имя мистера Форда пришёл конверт из этого дела. Я просто хотела ответить услугой на услугу, подумала… что это может быть тебе интересно.

— Что?

Мы со Стюартом переглянулись.

— Может, по поводу меня? — резонно предположил напарник. — Странно, что мне до сих пор не прислали вызов на беседу.

— Ты уверена, что из того отдела?

— Могу показать конверт… — засуетилась Стейси.

— Неси.

— Только его нельзя вскрывать, — её слегка на выкате глаза стали совсем круглыми, — иначе…

— Да понял я, понял.

Секунд через пять Стейси вернулась и протянула конверт; узкий, из жёлтого пергамента, пугающе официального вида. На нём значилось, что послание направлено из отдела внутренних расследований, стояло имя Форда. И приписка от руки — «только для личного ознакомления». Почерк я узнал сразу, его владельцем был Картер. Я прощупал конверт — внутри лежал сложенный в несколько раз лист, и ничто не говорило о том, что могло быть внутри. А причин могло быть много.

Я вернул письмо, выдавил «спасибо», и Стейси ушла, перед этим как-то виновато улыбнувшись, будто в существовании проклятого конверта была и её заслуга.

Возможно, то и правда была информация по поводу расследования нападения на Стюарта. Может, это просто какая-то формальность, связанная с убийством Тейлора — этим делом как раз и занимался Картер. Всё это мы обсуждали по пути до кабинета, который я отпер, пропустив сначала Стюарта, а потом уже вошёл сам. Он прошагал до середины кабинета, а потом решительно повернулся.

— Да, всё это может быть, — заключил он. — Но может и что-то касательно тебя. Так? Чего ты так напрягся, когда она сказала про внутренний? Что было в письме, которое принёс тот тип из «крыс»?

— Картер хотел, чтобы я дал ему ответ, — нехотя выдавил я, обходя его, чтобы добраться до своего стола. Прямо в его центре лежала синяя папка — Грейнджер сдержала данное перед уходом обещание и передала все записи и заметки по делу, которые у неё были.

— Какой ответ? — спросил Стюарт, не двигаясь с места.

— Мой ответ. Согласен ли я пошпионить за Грейнджер и рассказать ему, зачем именно она появилась в отделе и чем тут промышляет, — я повернулся к напарнику, который буквально прирос к месту. — Он хотел меня завербовать, а взамен обещал должность в своём отделе.

— В субботу? — только и спросил он.

— Картер знает, что я постоянно на работе или где-то поблизости. Я сам ему сказал, что работаю и по выходным тоже.

— Почему… почему ты раньше не сказал? — нахмурив брови, он развернулся и прошёл к своему столу.

— А что бы это изменило? — меня откровенно задела такая перемена в его настроении. — Какая разница, сказал я или нет?

— Но ты ведь не согласился.

Твёрдость его тона — именно утверждение мысли, а не вопрос — слегка остудила мой пыл.

— Конечно, нет! Спятил? Ещё чего…

— Тогда почему бы не сказать?

— Если тебе станет легче, то я вообще никому об этом не сказал. Он попросил об этом в пятницу, и я сказал, что подумаю. Вчера я отказал ему. Но была такая мысль: а это неплохой вариант. Здесь у меня перспектив никаких, сам понимаешь. Это только болтовня, ничего конкретного, но… Картер старой закалки. Таким можно на слово верить, — я немного помолчал, понимая, что вывалил на него это только из-за чувства вины. — Причины промолчать у меня были, и это одна из них. Но, наверное, всерьёз об этом я всё-таки не думал. Да брось, я тебя не кину.

Стюарт расправил плечи, выслушав этот монолог.

— Да, работка тоже так себе, — вдруг насмешливо заметил он. — Но, говорят, хорошо платят. Даже слишком хорошо за такую работу.

— А как иначе им ещё завлекать к себе сотрудников? — в том же тоне поддакнул я. Напарник согласился со мной и добавил уже серьёзно:

— Хорошо, что не отказался сразу, Драко. Это было бы подозрительно, — Стюарт вздохнул, глянув на папку, что лежала на моём столе. — Но что я понял, так это то, что от «крыс» ничего хорошего ждать не следует даже в мире волшебников.

Я выдохнул — облегчённо. Как у Стюарта хватало выдержки и всегда получалось подбирать правильные слова?

— Думаешь, Картер может что-то мне сделать за отказ?

— А ты как думаешь? — ответил встречным вопросом Стюарта и подошёл ближе, протянув руку за папкой. — Грязных методов он не гнушается, это очевидно.

— Я его понимаю. Ему надо закрыть дело об убийстве, но у него ничего не выйдет из-за секретного расследования. Он чувствует, что что-то не так, и в этом замешана Грейнджер. Но у меня на время смерти Тейлора есть алиби, — сказал я, больше успокаивая напарника, чем себя. — Что он может сделать? Ну, может тебя по этому поводу потреплет слегка, но ты в таком случае не тушуйся и делай вид, что понятия не имеешь, что вообще происходит.

— Ладно, — кивнул он, торопливо пролистав папку и тут же захлопнув её. — Но не будь таким самоуверенным по этому поводу. Будь… осторожнее. Ого, время видел? Тебе ведь ещё добраться до Кентербери надо. И… сделаешь мне копию этой папки?

* * *

Стюарт осматривался в кабинете Грейнджер, едва только приподняв бровь, взглянув на заколдованное окно. Потом он переместился в противоположную от её стола сторону, явно проявив такт и дав нам минутку переброситься парой слов без его участия.

— Привет, — она откинулась на спинку стула и едва заметно улыбнулась. — А ты почему ещё не на пути в Кентербери, а топчешься возле моего стола?

— Я уже, но… слушай, — я понизил голос почти до шёпота, обернувшись на напарника, который проявлял излишний интерес к креслу, стоящему в углу. — Ты сегодня Поттера видела?

— Нет ещё, он где-то бродит… — так же тихо ответила она. — Его вещи в кабинете, но самого пока нет. А что?

— Надо как-то ему сказать, что мы… ну, знаешь, что между нами всё… нормально. Хорошо. Отлично. В общем… я хочу сказать, надо как-то донести до него и остальных, что мы типа помирились.

Она поджала губы, чтобы не рассмеяться, глядя на мои потуги объясниться.

— Ладно, Малфой. Конечно… Я с ним поговорю, — уже без улыбки ответила она, скосив глаза в сторону напарника.

— Будь так любезна, — я покачал головой. И почему это сегодня всех так тянуло надо мной посмеяться? — Ладно. Встретимся где-нибудь здесь, когда я вернусь с делом из Кента, посмотрим, что там, — и состроив серьёзную мину, добавил: — Может, даже сможем его раскрыть.

— О, да, найти убийцу Майкла Ханта будет не просто. Но, думаю, мы справимся, — поддержала она, но не выдержала моего взгляда и громко прыснула.

На это обернулся Стюарт. Видимо, он решил, что мы закончили. Перед тем, как он подошёл, я хотел шепнуть ей: «прекрасно выглядишь», но прикусил язык, молча выйдя в коридор, будто сами стены её кабинета заставили поступить именно так.

Утро прошло довольно мирно, но я всё равно не понимал, как стоило теперь себя повести. Тогда же, утром, на несколько тревожных минут осознал, что нас никогда не будет двое. Но это не единственное, о чём стоило беспокоиться. Разделять рабочее и личное правильно и разумно, что у меня никогда не получалось. Но во время завтрака она в каком-то смысле дала понять, что стоило делать и ответила на вопрос: как изменившийся статус этих взаимоотношений повлияет на работу. Вчера я не думал об этом, да и как можно, когда в руках такая женщина, как Грейнджер. Да ещё и без одежды. Разрываясь между желаниями — или дать понять ей, что был заинтересован в происходящем между нами, или сохранить лицо, как того требовала ситуация — выбрал единственно верное: ничего не делать. Вернее, делать вид, что всё идёт своим чередом, ничего особенного не произошло, и думать тут, собственно, и не о чем.

На часах было без десяти минут десять. Я стоял посреди кладбища, куда мы с Грейнджер трансгрессировали в первый раз. Деревья, раскачивающиеся и скрипящие, потемневшие надгробия и футы влажного воздуха между небом и землёй.

Когда вышел к дороге, то понадобилось секунд двадцать, чтобы понять — такси здесь поймать точно не выйдет. Мокрая от дождя дорога была практически пустой, но мне повезло. Правда, только с третьего раза. За рулём старой «тойоты», больше похожей на консервную банку, чем на средство передвижения, сидел бородатый парень. Он согласился — правда, только за десятку — отвезти меня в полицейский участок. Я пожалел, что не захватил из отдела сумку, где на дне точно покоились несколько бумажек. Но бородач — как любезно с его стороны — подождал, пока я наскребу по карманам мелочь, и только потом позволил залезть внутрь.

Сукин ты сын, думалось мне всю дорогу до полицейского участка под аккомпанементы забойного рок-мотивчика и причудливые завывания вокалиста. От недосыпа и громкой музыки то и дело накатывала и отступала головная боль. Идея показать первым двум водителям значок детектива была ошибкой, которую я не мог повторить трижды. Бородач во мне копа не признал, но как-то странно глянул на рубашку и брюки. Может быть, его доверие подкупила кожаная куртка и лёгкая небритость, а потом и десять фунтов. А может он решил, что я какой-то заблудившийся клерк, по ошибке оказавшийся слишком далеко от Лондона и теперь решивший податься в полицию. И вечером за пивом планировал позабавить своих приятелей этим рассказом.

По большому счёту, у этих глупых мыслей была только одна задача: отвлечься от размышлений о Грейнджер, которые не отступали даже под гнётом расследования и пропахшего мокрой псиной салона «тойоты».

Доехали быстро, в запасе было даже две минуты. Аккуратное трёхэтажное здание с большими окнами, снабжённое небольшой синей вывеской — если бы не указатель, стоящий возле невысокого металлического заборчика, который отделял тротуар от дороги, я бы даже и не понял, что мы на месте.

Возле входа в участок стояли три улыбчивые женщины в полицейских неоновых жилетах и переговаривались. Проходя мимо, я отчётливо услышал от одной из них «и тому подобное дерьмо», сказанное явно громче, чем было задумано; потому как после сказанного женщина покрутила головой, поймав мой взгляд. Я только лишь кивнул.

В участке царила сонливая неторопливость, будто в воскресное утро определённо не могло произойти ничего особенного, а потому и напрягаться не стоило. Объяснив хмурому дежурному причину своего появления, только спустя минут пять я получил направление, где можно было найти детектива-инспектора Моргана. В небольшом помещении, где была наставлена в неразборчивом порядке офисная мебель, я увидел сидящего спиной ко входу мужчину, нависшего над одним из столов, и решил, что это и есть Морган. Ещё парочка патрульных тёрлась возле автомата с кофе — они о чём-то болтали вполголоса.

— Детектив-инспектор Морган? — подойдя к его столу, понял, что он сидел над тем самым делом, за которым я и явился. Быстро глянув в папку, увидел фотографию гостиной, где было обнаружено тело Майкла Ханта.

Мужчина поднял голову, недобрым взглядом смерил меня, успевшего извлечь из кармана удостоверение. Вряд ли этот человек был намного старше меня, но выглядел так, будто «и тому подобное дерьмо» он видел чаще, чем собственную постель: нетронутое морщинами лицо, но зато здоровенные круги под глазами, а тёмную шевелюру уже тронула седина.

— Да. А вы детектив Малфой, отдел специальных расследований, — без всякой эмоции сказал Морган, поднявшись и закрыв папку. На значок он даже не взглянул. — От меня требуют передать моё дело вам.

Я подавил желание закатить глаза. Ещё не заведя полноценной беседы, понял, что Морган принадлежал к тому типу копов, которые полагали, что они одни работали по-настоящему и имели право носить значок.

Только я хотел открыть рот — сказать, что времени на любезности у меня не было — Морган сощурился и выдал:

— Что ещё за отдел специальных расследований? — издевательским тоном, немного растягивая слова, спросил он. Слово «специальных» от произнёс как «спессальных». — Я никогда о таком не слышал.

— И с чего вы взяли, что я тот, кто должен вас просветить? — в той же манере ответил я. Морган скривил рот в натужной усмешке. Наверное, хотел сделать вид, что такой ответ его позабавил.

— Просто я хотел бы знать… какое до нас дело столичному спецотделу?

Как бы сейчас хотелось заполучить тот артефакт, которым Грейнджер быстро отшила любопытных в больнице.

— Никакого, абсолютно. Только до этого убийства, — я протянул руку и выжидательно посмотрел на Моргана. Тот с кислой ухмылкой взял папку со стола и неохотно передал её.

Тут же раскрыл папку и пролистал: фотографии дома, гостиной, тела, кровавых следов. Всё это мы видели с Грейнджер собственными глазами. Казалось, я снова ощутил тот запах, который чувствовался даже на пороге.

Зато выяснил несколько других вещей. Во-первых, выходило так, что обыскать дом как следует ещё не успели, и никаких отпечатков не нашли — а может, мы с Грейнджер слишком хорошо постарались, когда задумали смыться с места преступления. Опросили нескольких соседей — Грейнджер стёрла память девчонке по имени Алиса Флик, но только о нашей встрече. На бумаге теперь значилось то же, что мы услышали от неё — она видела мужчину, уходившего в сторону Уэстгейт-Корт-авеню в половину одиннадцатого.

— Бристоу вернулись из Мексики сегодня утром, — сказал Морган. — Мы ещё с ними не говорили. Они сейчас остановились в гостинице и ждут, пока их опросят. Как я понял, документы о перевозке тела будут чуть позже.

Я прекрасно знал, что скажут Бристоу и о ком в первую очередь будут говорить — об Алексии Брок, которой доверили ключи от своего дома, чтобы та со своей семьёй отметила здесь день рождения маленькой дочери.

Морган вскинул бровь — видимо, его поставил в тупик тот факт, что я не пытался вызнать у него каких-то подробностей. Отстранённо подумал о Майкле, о том трепете, который испытал, увидев его распростёртое окровавленное тело. А ещё о том, что никого из его семьи больше не было в живых, и все они погибли не по естественным причинам. Как любезно подсказала память, мать Софи, Джулия Палмер, умерла от передоза за год до того, как Майкл увёз дочь в Норфолк.

— Да. Понятно, — кивнул я, закрыв папку. — В какой гостинице остановились Бристоу?

— Я могу поехать вперёд, — мрачно отозвался Морган. — Вы же на машине?

— Мне просто нужен адрес гостиницы, детектив-инспектор.

Я глянул на часы и прикинул, сколько займёт времени беседа с Бристоу. В половину двенадцатого нужно быть в музее, а ведь до этого ещё хотел поговорить с Купером. Но пообщаться с пострадавшими тоже было необходимо, хотя логики в этом не было никакой. Я точно знал, что произошло, как это произошло и кто в этом виноват. Но в ином случае отсутствие вопросов к ним вызовет подозрение — и у них самих, и у Моргана.

— Да брось, приятель… — качнул головой он и скривил губы. — Мне тоже не в кайф разбрасываться делами. Я тут всех упырей знаю. Если примете мою помощь, то мы в два счёта найдём убийцу.

Подавив раздражение, которое затлело где-то в затылке, и подогреваемый нехваткой времени, я на мгновение задумался, что стоило бы ответить на такое панибратское обращение. Но не успел и рта открыть, как в кармане брякнул телефон.

— Минутку, детектив-инспектор.

Сообщение пришло от смутно знакомого номера. От короткого послания повеяло угрозой. В голове вдруг стало тихо, как бывает перед приближением бури.

«Надо поговорить. Сегодня. Это срочно. Жду тебя в министерстве. Г.П.»