Пятеро в молчании (гет)

Спину поддерживало что-то мягкое, как и голову. И как сложно, мать твою, просто открыть глаза. Медленно и осторожно сделал это и вдруг ощутил себя однобоким. Только сейчас почувствовал, что на половину лица что-то давило.

Это повязка, закрывающая правую часть. Размытые силуэты вокруг понемногу обретали нормальные черты, и уже через несколько тяжёлых, пропитанных вонью зелий мгновений, я понял, что в больнице. Тишина.

С трудом повернул голову на подушке, и в ней снова застучала кровь. Даже такое минимальное напряжение стоило усилий. Рядом с кроватью, на тумбочке — моя палочка, бумажник, даже телефон с разбитым экраном. Наверное, ему пришёл конец. Цветы в вазе, какие-то яркие цветные упаковки. Конечно, традиции — святое дело, как говорила Джинни. Сладости для человека, который в отключке. А цветы… Кто догадался? Словно на могилу. Был бы Тейлор жив, подумал бы, что это его рук дело. Хотел было закатить глаза, но это казалось невозможным. Всё лицо так и пульсировало.

И вместе с этим вернулось всё, что произошло, до последней детали, и сердце забилось так сильно, словно только пробежал марафон. Но воспоминания смешались, закрутились, завертелись — и подкатила тошнота. Смерть Тейлора, Нэнси, Нотт, Гойл, проклятое здание, Патронус, Поттер. Я оттолкнул Уизли от заклинания. И… почти умер?

С трудом сглотнул и аккуратно ощупал шею. Вроде, всё в порядке — так казалось. Но чувствам сейчас доверия не было. Нужно позвать целителя, кого-то, кто смог бы всё объяснить, вернуть почву под ноги. Что произошло после того, как отключился? И что за повязка на голове? Наверное, именно туда попало заклятье.

Тот, кого я вдруг заметил в кресле у стены, был вовсе не сотрудником Мунго. Это был Уизли, явно спавший — подбородок лежал на груди, и он не шевелился.

— Уизли…

Не голос, а какой-то хрип из преисподней. Реакции — ноль.

Нашарил на тумбочке телефон, и сколько было сил, швырнул его в сторону Уизли. Конечно, он не долетел, всё тело сковала дикая слабость. Но удар телефона об пол разбудил его.

Глянув на телефон, потом на меня, он резко подскочил на месте, вытаращив глаза.

— Ты что, хотел кинуть в меня этим? — он нагнулся и поднял телефон, подошёл и вернул на тумбочку. 

— Что ты тут делаешь?

Он скривился в своей обычной манере, но зловредное выражение быстро исчезло с его лица, стало отстранённым. Но странно, что ещё пару мгновений назад он смотрел с таким явным… беспокойством?

— Дежурю, — коротко и холодно ответил он, всё-так же стоя рядом с кроватью и скрестив руки на груди. — На случай, если ты вдруг очнёшься.

— Если бы узнал, что увижу твою морду, то повременил бы с этим.

— Всё такой же гад. Значит, в порядке, — констатировал он, глядя в глаза. — Позову целителя.

Он уже развернулся, чтобы уйти, даже успел дойти до выхода.

— Нет, Уизли, стой. Что произошло вообще? Все целы? Что с Ноттом? И…

— Попридержи-ка гиппогрифов, Малфой, — перебил он, хватаясь за ручку двери. — Сейчас позову целителя, все разговоры…

— Скажи хоть, сколько я здесь.

Он замер, стоя спиной. Будто этот вопрос застал его врасплох. Сердце застучало ещё быстрее. Что не так?

Уизли медленно развернулся, молча подошёл к кровати. Остановился, сунув руки в карманы, шмыгнул носом. В глаза он не смотрел.

— Малфой, ты… ты был в отключке три года, — тут он поднял глаза. Мир будто покатился по наклонной.

— Что?

Через боль, через тошноту, через кружение палаты, я сел в кровати. Нет. Не может быть…

— Да, три года прошло. Мне жаль, — он поджал губы и вскинул подбородок.

Но ещё какой-то жалкий миг, и углы рта разъехались в стороны, и он заржал так, что затряслась кровать.

— Вот же ты ублюдок, лисья морда, — я попытался что-нибудь ухватить, чтобы швырнуть в него. Как мог быть таким дебилом, чтобы поверить ему?

— Три дня прошло! — продолжая гоготать и согнувшись пополам, выдал он. — Сегодня семнадцатое сентября по-прежнему две тысячи шестого года. А ты правда поверил?

— Чёрт… Ты просто болван! — я рухнул на подушки, и голова взбунтовалась. Теперь она не болела так сильно, но чувствовался неприятный дискомфорт в правом глазу. Значило ли это, что…

— Один-один. Может, огрызаться перестанешь. Хотя… Ладно, сейчас вернусь, — успокоившись, сказал он. — Пойду поищу целителя. И… Гермиону заодно.

— Она здесь? — я снова попытался встать, но тут же отсёк эту идею. Слишком много потрясений для организма.

— Она… — он заметно помрачнел, — сидела здесь всё это время. Все три дня. И отказывалась пойти домой, чтобы привести себя в порядок. Всё сидела у твоей постели. Разговаривала с тобой. Она вышла минут… — он посмотрел на часы, — минут десять назад. За кофе. Готов поклясться, что… хм.

— Хм? Что ещё за «хм»?

— По-моему, она пела, — растерянно проговорил он. Мне показалось, что он пожалел о том, что сказал это, в тот же миг.

Воцарилось молчание. Уизли неотрывно смотрел на меня, и я не знал, как реагировать. Она просидела всё это время здесь… Никогда так не хотелось увидеть её, как сейчас. Сжать тёплые пальцы. Сказать, что не умру. Не оставлю её. Вроде, об этом она просила.

— Который час?

— Половина пятого вечера. Ну, ладно, — он снова повернулся к выходу, но не сделал и шага. Снова развернулся. Серьёзный, как никогда.

— Ты уже уйдёшь или что?

— Кхм… Я хотел сказать… В общем, спасибо, Малфой. Скорее всего, ты спас мне жизнь.

И тут понял, чётко и ясно, что Уизли не должен покинуть эту палату, не узнав причины, по которой я так поступил.

— Хочу, чтобы ты знал. Я сделал это не потому, что так ценю твою жизнь. Я сделал это из-за неё. Если бы ты умер, Уизли… — и тело пронзила дрожь, но не от жалости к нему. — Если бы ты помер, что бы было с ней? Так что благодари Гер… Грейнджер.

Эти слова дались тяжело, даже слишком. Но пора окончательно признать, что Уизли никуда не исчезнет, а его гибель сломает женщину, которая стала слишком важна для меня. Она этого просто не перенесёт. И как бы мне ни хотелось, чтобы Гермиона оставалась лишь со мной, лисья морда — слишком большая часть её жизни. Ничего с этим не сделаешь.

Он молча смотрел в ответ. Слегка прищурившись, не отводя взгляда.

— Пусть так. Но я жив и невредим. И благодарю за это тебя, — замолк, оглядев палату. Остановив взгляд где-то в точке на потолке, добавил: — Думаю, если бы умер ты, то это всё-таки задело бы её сердце.

— Да. Возможно. Но твоя смерть его бы разбила.

Мой голос казался равнодушным, как и его. Я не мог видеть себя со стороны, но лицо Уизли говорило о многом. Наверное, он ощущал сейчас то же, что и я. Слишком тяжело, но сказать необходимо. Обоюдный обмен признанием и пониманием произошёл. Больше добавить нечего.

Но Уизли посчитал иначе. Уже открыв дверь, он сказал:

— Но не думай, что всё кончено.

— Конечно, нет. Я ведь спас тебе жизнь, а значит ты теперь мой должник. Так это происходит?

— Я не об этом… — он замешкался, нахмурился.

— Я знаю, Уизли. Просто пытаюсь закрыть тему.

— Ты так не поступишь. С ней.

— Не поступлю.

Он наконец покинул палату, и я позволил себе прикрыть глаза. Голова — словно сплошной ком нервов, а сердце всё не успокаивалось. Оно ещё сильнее затрепетало в предвкушении увидеть Гермиону. И никакой ответ, никакой вопрос не волновал так сильно, как то, что она думала по поводу сказанного.

«Я тебя люблю».

А что ещё сказать, когда полагаешь, что всё кончено? Когда рядом та, ради которой бросаешься под заклятье, так сильно рискуя.

Всё только что сказанное было не громкими словами, а реальностью. Грейнджер бы просто умерла вслед за Уизли. Наверное, она не смогла бы с этим смириться. Столько лет и пройденного вместе против нескольких недель. Смешно.

Я всё-таки нашёл в себе силы приподняться и сесть, оперевшись на подушки. Не успел толком устроиться, как в палату ворвалась, иначе и не скажешь, Грейнджер.

— Драко…

Она широко распахнула глаза, увидев меня. В момент оказалась рядом, палочкой придвинув стул, стоящий у стены. Села, взяла меня за руку и просто молча глядела. Волосы убраны в плотную косу, лицо бледное. На ней вязаный свитер и джинсы. Такая обычная и совсем безобидная. Никто бы и не подумал, что эта женщина способна быть опасной. А именно такой она и была, там, в доме Нотта.

Её взгляд скользил с повязки на здоровый глаз. Её же глаза — опухшие и красные, но сухие.

— Ты что, все три дня кряду ревела?

И это первое, что пришло на ум. Мысленно закатил глаза. Чертовски мило.

— Нет, — живо отозвалась она. — Нет, я… Как ты?

Так просто, но в этом вопросе — вся её тревога.

— Чувствую себя отвратительно, — признался я, да и вряд ли по моему виду можно предположить иное. — Теперь ты рассказывай. У меня куча вопросов. Начнём с того, на какой чёрт на меня это нацепили? — и указал на повязку. — Всё плохо или приемлемо?

— Не думаю, что я тот человек, кто должен говорить с тобой об этом, — поёрзав на стуле, ответила она. — Рон нашёл меня быстрее, чем целителя. Сейчас он придёт…

— Прекрати. Говори как есть.

Она сжала мою руку, отвела взгляд. Но заговорила.

— Заклинание попало не напрямую, ранение как бы… скользящее. Но задело большую площадь. На лице были очень сильные повреждения, задело всю правую часть и шею. Или… не знаю, лучше у целителя спросить, — она перевела взгляд на меня и спешно добавила: — Но это уже подлатали, даже шрамов не будет… Ну, когда ты полностью поправишься.

Она сглотнула, а я снова коснулся шеи. Пальцы ничего не нащупали.

— Здесь, — Гермиона передвинула мою руку правее, и вот тогда я почувствовал тонкую вертикальную полоску, чуть выпирающую. — Больше всего досталось лицу. Задело глаз, Драко, — она свела брови. Я сосредоточился на её крохотном шраме. — Целители сказали, что удалось его спасти, но… возможно, ты потеряешь зрение. Пока ничего точно сказать нельзя. Но я надеюсь… думаю… Может, обойдётся?

Я чувствовал странное облегчение. Неуместное, на мой же взгляд. Но неизвестность казалась куда более страшной.

— Что это было за заклинание?

— Какая-то тёмная магия, — быстро ответила она. — Целителям не удалось выяснить.

— Думаешь, меня выставят с работы? Детектив с одним глазом — так себе работник.

Гермиона молча таращилась на меня. Потом улыбнулась, натянуто и болезненно, даже попыталась рассмеяться.

— Господи, тебя это волнует? Не попрут ли тебя с работы? Серьёзно? Нет… ты неисправим!

Как же было приятно видеть её улыбку. Самое прекрасное зрелище на свете.

— Что ты пела мне? — спросил я, и она прекратила потешаться.

— Ты слышал? — она придвинулась ближе и крепче сжала мою руку.

— Нет. Уизли сказал.

— Ты, наверное, удивился, когда увидел его.

— Так что ты пела?

Она помотала головой — «всё это глупости» — но запела. Знакомые слова — эта песня играла в памятный пятничный вечер в баре.

Last night a little dancer

Came dancin' to my door…

— Билли Айдол, — припомнил я. — У тебя приятный голос. Давай ещё.

Гермиона смотрела воспалёнными глазами так, словно вот-вот могу передумать и умереть. Она потёрла их рукавом свитера.

— Я обязательно спою тебе. Но прежде хочу спросить. Я понимаю, это неуместно сейчас, но… Ты помнишь, что последнее сказал мне?

Язык чесался сказать «нет» — Салазар, какая трусость. Но говорить правду было даже приятно. Не всегда, но соврать сейчас — недопустимо. Только не ей, только не о таком.

— Я думал, что умираю.

— О! — она чуть подалась назад, вскинув брови. — Извини, чёрт, я такая не тактичная. Я…

— Гермиона.

— Нет, правда, — она крепче сжала мои пальцы, — ты ничего не…

— Позволь договорить!

Она замолкла. Подкралось понимание, что объясняться — совсем не моя стихия.

— Я думал, что умираю, — я смотрел прямо ей в глаза. — И… не поверишь, но вспомнил чёртового Остина. Помнишь его допрос?

— Конечно, — кивнула она.

— Эти его слова… Что бы ты сказал любимой женщине, если бы знал, что слова последние. Так вот я хотел, чтобы последнее, что ты от меня услышишь, было правдой, — перевёл дыхание, весь воздух вдруг куда-то испарился. — Я мог бы сказать, что не так хорош в квиддиче, как говорил в школе. Или что на самом деле я тот ещё трус. Но то, что сказал — первая правда, которая пришла в голову. И ты ничего не обязана мне отвечать.

— В таком случае я бы не стала поднимать эту тему, Драко, — сбивчиво ответила она. И только открыла рот, чтобы продолжить, как дверь открылась.

— Да твою же мать! — не сдержавшись, выкрикнул я. В голове будто загрохотал колокол.

— Мистер Малфой, — целитель в лимонном халате приподнял бровь. За его спиной на миг мелькнули лица Поттера, Уизли и Стюарта. — Рад видеть вас в бодрствующем виде. И способным внятно излагаться.

Грейнджер поджала губы, но явно усмехалась над всей этой ситуацией. Никогда нас не оставят наедине, чтобы все мысли, которые так хотелось сказать и услышать, наконец-то обрели форму.

Она вышла в коридор, оставив нас с целителем наедине. Он перелистал бумаги в принесённой папке и поднял взгляд на меня. И я сразу понял — разговор будет не из приятных.

* * *

В общем и целом, целитель не сказал ничего такого, что подействовало бы сильнее, чем новость о потере зрения. Но из его уст эта истина прозвучала куда более пугающей и реальной, нежели от Грейнджер. Остальные травмы — так, пустяки. Следовало принимать кучу разных зелий, а шрамы на шее и лице, которые оставило заклинание Нотта, было предписано смазывать мазью дважды в день, утром и вечером, и через неделю прогнозы обещали быть утешительными. Самое главное, по словам целителя — не нарушать режима лечения и запастись терпением.

Когда целитель уходил, то позволил собравшейся за дверями компании посидеть в палате, но только недолго — «мистеру Малфою нужно отдыхать».

Грейнджер, Уизли, Поттер и Стюарт тут же ввалились в комнату. После приветствий я всё-таки решил поинтересоваться, кто додумался прислать букет и не с намёком ли. Стюарт признался, что это его рук дело — и уточнил, что «именно так делают обычные нормальные люди: присылают в больницу цветы». Оказывается, там была карточка с пожеланием выздоровления. Это даже показалось трогательным.

Но вот дальше было не до улыбок. Прошло целых три дня, как я валялся в отключке, и не терпелось узнать подробности того, что происходило после. И перед тем, как они начали рассказ, я спросил:

— Надеюсь, вы не забыли о Нэнси, запертой в туалете?

— Разумеется, нет, — сразу же ответил Уизли. — Она ведь одна из главных фигурантов дела.

Выяснилось следующее. Патронус, который я отправил Грейнджер, нашёл её и смог передать послание. Когда это случилось, они тут же отправились по адресу, но заколдованного дома не нашли. Я расценил, что Фрэнки к тому времени уже успел удрать. Ситуация прояснилась только тогда, когда неподалёку из ниоткуда появился человек. Прибывшие сразу смекнули, что к чему — и взяли типа в оборот.

— Это тот самый пятый, которого Нотт послал за Фрэнки, — объяснил я.

— Да, это мы уже знаем, — кивнула Грейнджер, мягко улыбнувшись.

Далее пойманный был с пристрастием допрошен. Адрес оказался неточным. И Норфолк, разве что с добавлением «сквер», и двадцать пять — всё верно, но вот нужный дом находился под номером двадцать пять дробь два. Без этого знания им не удалось бы проникнуть внутрь. Чёртов Фрэнки. Специально ли это было сделано? Или он правда такая бестолочь?

Джонса решено было отправить в министерство, чтобы он запер пойманного, а потом вернулся. Но, как поведал Джонс, ублюдок чуть не стал причиной расщепа и почти сумел вырваться, когда они прибыли к месту. Но Джонс всё-таки его не упустил, хотя вернулся уже к моменту, как события в доме подошли к концу.

Остальные четверо ворвались в дом и застали троих противников. В ходе битвы им не удалось задержать их, и все они рванули наверх. Битва продолжилась и на третьем этаже. Я помнил тот момент, когда распахнулась дверь и ввалился Гойл со своими приятелями. Как выяснилось, это Поттер использовал порошок мгновенной тьмы.

— Ну, а дальше тебе известно, — сказал он и отвёл взгляд. Похоже, никто, кроме нас двоих, не знал, что меня так сорвало с катушек, что я готов был забить Нотта насмерть и был на пути к этому. Хорошо, что он сумел остановить меня.

— Ага, но потом мы с Нэнси провалились на второй этаж.

— Отличными результатами мы похвастаться не можем. Только двоих смогли уложить, но Гойл и Нотт сбежали.

— Недалеко Гойл убежал, — хмыкнула Грейнджер, глянув на меня.

— Но вот с Ноттом я оплошал, — и осмотрел всех присутствующих. Взгляды были до крайности сочувствующими. Даже взгляд Уизли. — Жаль, что не смог его догнать.

— Но Гермиона была великолепна. Скрутила Нотта так, что руку ему сломала, — закивал Уизли.

Грейнджер со смущённой улыбкой отмахнулась, словно викторианская девица, которую похвалили за чудный румянец и свежий вид. Но нет. Она в одиночку завалила не такого уж и маленького типа, завернув его в бараний рог так, что сломала кость.

Определённо мой типаж.

— Мой рыцарь, — Уизли приложил руки к груди и захлопал глазами. Все засмеялись.

— Кстати, как это вам удалось найти заклинание против порошка мгновенной тьмы? — и вспомнил, как появилась из темноты Грейнджер. Единственная, рассеивающая вокруг меня мрак.

— Это ведь изобретение моих братьев, — пожал плечами Уизли.

Все пойманные, вместе с Нэнси, были отконвоированы в министерство. Все готовы были говорить — кроме Нотта и Нэнси, которая заявила, что откроет рот только в моём присутствии. Что ж, недурной ход, учитывая, что Нотт, как сказал Поттер, вообще ни слова не произнёс с момента захвата и молчал до сих пор — а ведь он очень много говорил о роли Нэнси в деле. И это, кроме них двоих, слышал только я.

— Я буду свидетельствовать в её пользу, — тут же заявил я. — Всё слишком сложно, чтобы вот так просто рубить с плеча.

— Не торопись, Малфой, — осадил Поттер. — Сначала хотя бы встань на ноги. Нам предстоят дни и недели разбирательств, сбора документов, показаний, доказательств и прочего, пока дело до суда дойдёт. Ты же знаешь, как это бывает.

— А что с Фордом? Он говорил с Нэнси? — помолчав, уже представил Нэнси на скамье подсудимых. Это справедливо и правильно, но всё равно паршиво на душе.

Глупая, глупая Нэнси Стоун. Надо же было так вляпаться.

— Она не хочет с ним говорить, — ответила Грейнджер. — Несложно понять почему, правда? Дел она натворила…

— Форд бы, наверное, настоял на своём, как начальник, но он уже написал увольнительную, — заметил Стюарт. — Но другого на его место не назначали, — и скосил глаза на Поттера. — Только этот временный… Всё ещё ничего не известно?

— М-да, — тот почесал подбородок. — С этим… ну, как бы сложно. Как что-то выяснится, в отделе узнают. Пока на его месте временно будет сидеть один из мракоборцев, самый надежный. Но да, Форд уволился, и пока идёт разбирательство, ему запрещён выезд из страны и прочие формальности.

— А как у Картера дела? — спохватился я, всё ещё не сумев отмахнуться от образа Нэнси. — Он… уже в курсе, кто убил Тейлора?

— Да, — сухо ответил Поттер, — но ему запрещено разглашать информацию. Хоть они и не подчиняются нам, дело Нотта будет засекречено, и суды будут закрытыми. Он ничего не может с этим поделать. Сейчас обсуждаем с начальником департамента и министром вопрос изъятия памяти у всех пойманных. Дело деликатное.

— То есть, министр всё ещё стоит на своём, — процедил я, прекрасно понимая, что его молчание буквально спасало меня. Начнутся гонения на чистокровных — я тоже попаду под них. Сказать было нечего.

Я посмотрел на Стюарта. Конечно, ему пересказали всё то, что мне удалось поведать Уизли и Грейнджер три дня назад. Теперь он знал, кто на него напал, знал почему, но не знал подробностей. Но скоро он всё узнает. Как и остальные — из моих воспоминаний.

— А что будет с остальными, кто хотел бежать вместе с Ноттом? С Асторией Гринграсс? Она помогала Нотту и с тем ритуалом, из-за которого он мог избегать слежки, и много с чем ещё.

— Мы про неё не забыли. Но она пропала, — усмехнулась Грейнджер, присев на краешек кровати. — Видимо, как только она поняла, что всё пошло не по плану, просто сбежала. Так мы думаем. Но мы ищем, не сомневайся. А с остальными… ну, их вину ещё надо доказать. Если не будет никаких улик, то, боюсь, ничего им не будет.

Скрепя сердце, понимал, что так всё и есть. Нотт упоминал, что нам предстояло перенестись в какое-то другое место, чтобы осуществить снятие чар. Но что доказывает нахождение кучки магов в одном месте? Только то, что они собрались вместе.

— Кстати, дело ограблений банков, которое вёл Тейлор, практически закрыто, — сказал Стюарт, сунув руки в карманы пиджака. — Эд Джонс лично допрашивал этого Фрэнки.

— Его поймали? Всех, кто грабил?

Стюарт будто замешкался и посмотрел на Грейнджер. Та еле заметно качнула головой и расширила глаза.

— Да, и мы о нём узнали практически сразу, — вставил Поттер, чем отвлёк от этих странных переглядываний. — И о его роли, и где искать. От того типа, которого поймали у дома.

— А Фрэнки готов на всё, чтобы скинуть с себя хоть часть вины на других. Пел, как соловей, — продолжил мысль Стюарт. — Это Джонс сказал.

— Самое смешное, что Нотт до сих пор не знает, что ты отстранён и не смог бы ему помочь в снятии следящих чар, — заметил Поттер и полез в карман.

— Что, правда смешно? — огрызнулся я. Но замолк, когда на свет из кармана появилось моё удостоверение.

— Вернее, был отстранён. Держите, детектив, — он бросил его мне на колени. Я тут же схватил до боли знакомую кожаную обложку, холодящую пальцы. — Вы восстановлены. Как только будешь здоров, добро пожаловать обратно.

— А я могу рассчитывать на повышение? — я раскрыл корочки и вгляделся в своё фото. Как скоро мне удастся выглядеть вот так?

— А что, — Поттер хмыкнул. — Пойдёшь в мракоборцы? Эд Джонс согласился, а вот Кларк говорит, что слишком привык к отделу. Видит перспективы. И Миллер тоже отказался, — он глянул на напарника, — хотя для него бы нашлась в министерстве должность повыше, чем рядовой детектив.

Я чуть не поперхнулся.

— Что? В смысле?

— Так вы ему не показали? — он повернулся к Грейнджер и Уизли.

— Не успели! — она развела руки в стороны. А Уизли уже прошёл к креслу, в котором недавно сидел, и выхватил из-за подушки скрученный в трубку «Пророк».

Взяв газету, развернул. Стоящие возле кровати примолкли.

«Дело об ограблениях банков раскрыто» — гласил заголовок.

Всматриваться в мелкие чёрные буквы было настоящей пыткой, и я почти сразу отложил газету. Но успел прочесть о том, какие почести приписывались нашему отделу. Эду Джонсу, детективу Тейлору, «трагически погибшему от рук злоумышленников», а так же Кларку, мне и Стюарту. Отдельно отметили и расследование гибели Софи Палмер — «несчастной молодой волшебницы, тело которой обнаружили посреди магловского района». Ни про Нотта, ни про Нэнси, а уж тем более про Форда не было и слова. Я не представлял, как министерство планирует всё это замять, но почему-то был уверен, что, как всегда, они добьются того, чего хотят. Нижнюю часть страницы занимал заголовок о музее магии, в который я не стал вчитываться, лишь мазнул затуманившимся взглядом.

Вот и всё. Заголовок на шероховатой странице — такая упрощённая черта под проделанной работой. Всего-то набор букв, который никогда не отразит страха, ужаса и тревоги. Смертельной опасности. Удовлетворения не было и в помине.

— Какие же мы молодцы, — хмыкнул я. — Герои, спасшие союз волшебников и маглов от беды. Министр уже прислал хвалебную оду?

— Ну, ты подумай, Малфой, насчёт моего предложения, — махнул рукой Поттер. — А нам, наверное, пора. Знаю, у тебя куча вопросов, но тебе надо отдыхать. Ещё успеем наговориться. Мы и так уже задержались…

Головная боль, будто по приказу, снова дала о себе знать. Уизли и Стюарт одновременно протянули руки для прощания.

— Поправляйся скорее, приятель, — сказал Стюарт, состроив бодрую гримасу. Похоже, его огорчало то, что я мог покинуть отдел.

— М-м-м… нет, Поттер, — я потёр лоб, когда оба попрощавшихся уже были у двери. — Мне и в моём отделе хорошо. Вижу перспективы.

Стюарт просиял. Но дело было не только в нём, конечно, хотя важность нашего тандема тоже была в коротком списке причин.

Причина, самая главная, одна — я чувствовал себя на своём месте. Может, не впервые в жизни, но впервые настолько чётко. Вопреки словам Нотта. Да, я был доволен тем, что имел. У меня было всё, что нужно.

Все они вышли в коридор, а Гермиона осталась. Она снова взяла меня за руку, погладила пальцы.

— Поцелуй на прощание?

Она тут же склонилась и коротко коснулась губами щеки.

— Блейз заходил, пока ты был без сознания. Пэнси, правда, не смогла зайти, ей вот-вот рожать, она сейчас у родителей. И они оба взяли с меня клятву, что я сообщу им, как только ты очнёшься.

— Что ж, это радостные новости. До сих поверить не могу, что они скоро станут родителями.

— Да. Я тоже, — Гермиона хмыкнула. — Кстати, — она сунула в карман джинсов руку и достала ключи от моей квартиры, положила их на тумбочку.

— Ты была у меня?

— Да, принесла чистую одежду, — она махнула в сторону стула, стоящего у дальней стены. Там и правда покоилась горка вещей. — И ещё я забрала Кота. Пусть побудет пока с нами.

— Кот был в квартире?

— Я его мяуканье с улицы, наверное, слышала, — она отбросила косу за спину. — По-моему, он тебя потерял.

— Что ж… спасибо. Надеюсь, он в порядке.

— Да, с ним всё хорошо. Поправляйся. И дай знать, когда тебя отпустят, — она выдохнула, задержала взгляд на повязке, потом перевела его на здоровый глаз. — И… я тоже.

— Что тоже?

— Я тоже тебя люблю, Драко.

* * *

Я крепко стоял на ногах уже на следующее утро. Но вот с глазом дело обстояло сложнее. Повязку сменили перед тем, как я покинул Мунго днём восемнадцатого сентября, но оценить повреждение было невозможно. Глаз так заплыл, что открыть его я попросту не смог. Но зато, когда сняли повязку, закрывающую половину лица, увидел другое.

Розоватый припухший шрам начинался чуть выше правой брови, проходил по веку и заканчивался на середине щеки. Это стало настоящим потрясением, и долго я не мог отделаться от мысли, что всё это шутка. Что это чужое лицо. Хоть целитель и сказал, что от шрама почти ничего не останется, если пользоваться мазью как положено, но образы этого отвратительного рубца и оплывшего века намертво вросли в зрачки.

Экран телефона разбился, и я думал, что он больше не включится, но ошибся. А когда включил, то увидел кучу сообщений и пропущенных от Моргана. Он настоятельно просил встретиться, и когда я перезвонил ему, то был так взволнован, что я сразу понял — похоже, разговор предстоит непростой. Может, он так и не смог смириться с теми пропавшими часами? По телефону говорить отказался.

Почти сразу из Мунго, в сопровождении Гермионы и Стюарта, отправился в министерство и оставался там до позднего вечера. Просмотр воспоминаний, обсуждение увиденного и услышанного… Многократное дежавю, бесконечное, сводило с ума. Хотя чувствовал себя более или менее нормально, кое-какая слабость всё ещё оставалась, и я грешил на зелья, которые придётся принимать ещё ближайшую неделю — как минимум.

А ещё разговор с Нэнси. Увидев меня, она бросилась в слёзы, но быстро взяла себя в руки. Может, грозные морды Поттера и Уизли, которые были вместе со мной, так подействовали на неё. Наедине нам побыть не удалось. Но впереди множество допросов и уточнений. Может, у неё появится шанс ещё раз сказать, как ей жаль. Что она не хотела. И горечь, осевшая на языке от её вида, когда-нибудь исчезнет.

Стюарт и Гермиона практически не отходили от меня и на шаг, словно боялись, что рассыплюсь в прах, стоит им только отвернуться. А Уизли придумал презабавную шутку (так он думал), высказав идею, что с повязкой на лице я чертовски похож на пирата. Он продолжал хохмить на тему «куда подевалась деревянная нога» и «где же твой корабль, капитан» до тех пор, пока Гермиона не отстегнула ему затрещину — в прямом смысле этого слова. Мы со Стюартом так ржали, что чуть животы не надорвали. И даже Поттер как-то криво хмыкнул.

Но в целом, Поттер и Уизли переменились в отношении. Не то чтобы относились как к старому доброму другу, но прежней агрессии не было. Особенно от Уизли. И тот факт, что Гермиона постоянно ошивалась рядом со мной, он будто старался не замечать. Не хамил ей и не огрызался со мной. Может, это временное, но перемена — наиприятнейшая. Потому, что он больше не доставал Грейнджер.

Вся компания решила, что неплохо бы всем вместе собраться после тяжкого дня, выпить и просто поболтать, а потому скоро мы оказались в доме Поттера. Мне эта мысль претила после того, как я узнал, что это за дом. Но спорить просто не было сил. Слишком устал.

Поттер — по секрету от остальных, особенно от Грейнджер — в самых красочных подробностях описал то, что увидел, когда подоспел к месту случившегося. Я сомневался, что «крови было море», но верил, что не так уж он и далёк от истины. Он сказал, что они договорились — чёртовы заговорщики — что не буду вникать в подробности, рассказывая мне о том дне. Но я его уболтал. Глупо, на самом деле. Словно то, что я не видел себя в луже крови, могло как-то облегчить последствия. На мой вопрос о том, почему бы ему не показать мне воспоминания, он отмахнулся и быстро нашёл причину отойти к Стюарту и Джонсу, которые беседовали на диване его гостиной с Долгопупсом. Стюарт всё посматривал на меня. Словно следил, чтобы я тут где-нибудь не умер. Всё-таки приятно чужое беспокойство.

Ещё вчера я лежал в отключке после того, как чуть не истёк кровью, а сейчас стоял и смотрел на Джинни, мучаясь совершенно глупой дилеммой. Джинни беседовала с Гермионой и была единственной, кроме самой именинницы, с кем у меня состоялся разговор о завтрашнем дне рождения. Я уже придумал подарок, но сомневался, что успею подготовить его в одиночку. Если бы знал, что столько времени проваляюсь в больнице, озаботился бы заранее. Но вышло так, как вышло.

Как и Стюарт, Гермиона бросала на меня взгляды, но мы делали вид, что ничего между нами не произошло. Не было сказано слов — таких будоражащих душу. Мы так и не обсудили их, и никто не стремился сделать этого. Но это было даже хорошо. Что тут обсуждать? То, что должно было быть сказано, уже сказано.

Улучил момент перекинуться с Джинни парой слов в тот момент, когда Гермиона отлучилась в уборную. Мы договорились встретиться в подвальной кухне после того, как все разойдутся по спальням. Предполагалось, что все, кроме троих — Стюарта, Кларка и Джонса — останутся в доме Поттера на ночь, чтобы завтра отправиться к Уизли.

Стюарт тоже оказался приглашённым на праздник, как и его подруга Лола. Грейнджер, уже довольно пьяненькая, всё размахивала бокалом с вином и твердила, что «чем больше народу, тем веселее». Джинни, похоже, не знала, как реагировать — то ли потешаться над ней, то ли беспокоиться, что народу явится больше, чем планировалось. Ведь именно она с братцем отвечали за торжество.

Мне пить не полагалось — из-за зелий — да и Джинни не пила ничего алкогольного, что ещё раз подтвердило недавнюю догадку: она беременна. Но, похоже, об этом, кроме самой Джинни и меня, знали только будущий папаша и Гермиона. В итоге мы оказались самыми трезвыми людьми в этом доме. Впрочем, это было на руку — наш план прошёл как надо, и ничто не помешало нам ни встретиться на кухне, ни подготовить подарок.

Узнав, что я задумал, Джинни пришла в полный восторг. И, похоже, что-то заподозрила, хоть вопросов и не задавала. Оставалось надеяться, что и Гермионе подарок понравится.

Когда вернулся в комнату, в которой уже ночевал — она словно закрепилась за мной — то застал просто невероятную сцену: Грейнджер, в одном белье, лежала на кровати. Бесспорно, бельё было сексуальным, как и сама Гермиона. Но вот только она мирно спала. Халат, который она скинула, лежал тут же, на полу. Я еле сдержался, чтобы не захохотать в голос. Её сюрприз не удался — выпитое наверняка отключило её сразу, как только она приняла горизонтальное положение.

Поставив коробку с подарком на верхнюю полку в шкаф, улёгся рядом. Грейнджер что-то пробормотала во сне, когда обнял её, укрыв нас обоих одеялом.

* * *

— По-моему, шрам меньше стал, — глядя мне в спину, заметил Стюарт. Он стоял позади и беспокоился даже больше, чем я сам.

На часах — почти одиннадцать. Насколько мне было известно, гости собирались у Уизли к четырём.

— Думаешь? — я критически оглядел отражение в зеркале. — По-моему, ни черта не изменилось.

— Ну, не знаю, — пожал он плечами. — Сними повязку. Отёк с века ещё не спал? Целитель говорил, что через пару дней должен спасть. Ты вчера вечером не забыл про мазь? Про зелья?

— Не забыл, матушка, не волнуйся.

— Что ты как маленький огрызаешься?

— Не суетись, Стюарт. И да, мне кажется, вчера отёк немного спал, — и поглядел на мрачноватое лицо приятеля. — Ну извини, если задел. Просто я, знаешь ли, немного беспокоюсь из-за некоего шрама на половину физиономии.

Он замолк и опустился на кровать, когда я повернулся спиной к зеркалу, и сдвинул конверты. Те, что были отправлены на моё имя, а не по адресу, сегодня утром принесла сова.

Их было всего два. Первое — из Гринготтса, которое открывать не хотелось. Я и так знал, что там: информация по поводу счёта Малфоев. Наверное, его разморозили, но мне было категорически на это плевать. Даже говорить об этом не было желания. Второе — от «Пророка». Поттер, увидев его, напомнил, что мне предстояло дать интервью и спросил, не забыл ли я об этом. Но теперь, конечно, речь пойдёт не только о программе реабилитации.

— Ты правда хочешь связаться с этой Шарлоттой Райн? — с недоверием спросил Стюарт, взяв в руки непочатый конверт. — Ты так и не объяснил, зачем.

— Хочу предложить ей сделку. Сам видел, что писали про меня газеты. «Пророку» нет никакой выгоды от сотрудничества с этой дамочкой. Но я думаю, что если настою на том, чтобы интервью у меня взяла именно мисс Райн, то она согласится попридержать своё перо и не писать во всякие газетки для домохозяек гадости. Для неё будет неплохой скачок в карьере, а для меня — спокойствие.

Драко Малфой теперь — не просто «приспешник Тёмного Лорда». Теперь — «приспешник Тёмного Лорда, который на пути исправления», «реабилитировался» и прочее. В общем, «неплохой парень», как сказал Поттер, «в глазах некоторой части общества». Дело об ограблениях было слишком громким, чтобы пройти тихо. Что же, и это неплохо. Очень мило с их стороны. Впрочем, газету я предпочитал попросту игнорировать, да и мало меня волновало происходящее за стенами дома.

По крайней мере, сегодня.

Когда проснулся, Гермионы рядом уже не было. Испарилась, даже халатика не осталось. За поздним завтраком на кухне — после вчерашнего вставать рано было бы издевательством — она так краснела, что и слепой бы заметил. Я не мог перестать улыбаться, глядя на это. Но, похоже, все приняли её волнение за реакцию на шумные поздравления.

На столе копились подарки в ярких обёртках, но я хотел вручить свой лично. Слишком интимным он был, так мне думалось. И хотелось, чтобы он принадлежал только её воспоминаниям. Ведь именно его, воспоминание, я и планировал подарить.

Но всё никак не получалось уловить момент, чтобы отозвать её. Сегодня Грейнджер просто купалась во всеобщем внимании, и единственное, что мне пока удалось, так это поздравить её вместе со всеми утром. А после Джинни уволокла её в неизвестном направлении, чтобы наряжаться к празднику.

— Лола тоже с девчонками?

— Ага. Сколько можно наряжаться? Ну… так что, будешь снимать повязку или как?

Утро так быстро закрутилось, что очередной осмотр шрама и века пришлось немного отложить. Но причина не только в этом. Хоть и старался внешне этого не показывать, но повязка сводила с ума. Я не хотел думать о том, что скрывалось под ней, не хотел видеть, и искал причину, чтобы оттянуть неприятный момент. Но в то же время — нестерпимо хотелось преодолеть черту неведения.

— Ладно, — выдохнул и развязал повязку, не поворачиваясь к зеркалу. Пусть Стюарт увидит первым, и по его реакции смогу понять, насколько всё плохо. Трусливо, да и ладно. Перебороть себя было выше сил.

И еле сдержал вздох облегчения, когда Стюарт вдруг улыбнулся, встав с кровати и приблизившись.

— Слушай, а ведь правда намного лучше. Ну-ка, попробуй открыть глаз.

Но и без его слов я чувствовал, что вполне способен на это. Кожа под повязкой совсем сопрела, и перед тем, как приоткрыть веко, замер, наслаждаясь прохладой.

Открывать глаз было больно, но вместе с тем испытал радость первопроходца. И сердце забилось ещё сильнее, когда…

— Я вижу, чёрт возьми!

И только тут обратил внимание на лицо напарника. Улыбка его увяла.

— Видишь? — как-то странно уточнил он. Я повернулся к зеркалу.

— Салазар меня подери…

Моя одежда, мои волосы, мой чёртов шрам на половину морды. Левый глаз тоже мой — серая радужка на фоне белка. Правый же… чужой. Совершенно чёрная щёлка, выглядывающая из припухшего века.

Подошёл ближе к зеркалу, не поверив увиденному. Показалось?

Пальцами раздвинул веки, не обратив внимание на боль. Нет, не показалось. И радужку, и белок правого глаза — всё заливала чернота. И не простая. Ни одного, даже крошечного блика. Будто бездонная яма на месте глаза. Будто его и не было вовсе.

Пробрала дрожь, до самых пяток. Быстро отвернулся от зеркала. Взял мазь со столика у кровати, не глядя смазал шрамы. Они и правда становились всё менее выделяющимся. Но всё это просто чушь. Теперь.

— Целитель что-то говорил о подобном… эффекте? — неуверенно спросил Стюарт.

— Нет. Не говорил, — сухо ответил я, надевая повязку.

 — Думаю, тебе надо в больницу, — он помолчал, а потом добавил. — Извини, но это просто охренеть как жутко.

— Спасибо, Стюарт. Будто и я сам не понял.

— Скажешь кому-нибудь? Гермионе?

— Да. Скажу. Но не сегодня. Я не хочу портить ей праздник. Ни ей, ни другим. Джинни обещала убить любого, кто нарушит радость светлого дня. И ты помалкивай. Даже Лоле ни слова!

— Да, я понял, понял, — Стюарт вскинул руки. — Драко, но что это?

— Не знаю. Может, последствия тёмной магии.

Всё же, я был согласен со Стюартом, который заявил, что не стоит волноваться о вещах, на которые в данный момент никак не повлиять. Это ничуть не рассеяло мрачных мыслей, но помогало делать вид, что всё хорошо. Было приятно смотреть на Гермиону в кругу друзей, на её улыбки, слышать её смех. И даже если бы собрался рассказать о почерневшем глазе сегодня, то просто физически не смог бы открыть рот. Она узнает, я больше не хотел ей лгать. Но пусть хотя бы несколько часов будут счастливыми и необременёнными.

Удалось выцепить её только ближе к половине четвёртого, когда большая шумная компания собралась в подвальной кухне, чтобы чего-нибудь выпить, а после отправиться в дом Уизли через камин.

Гермиона была прекрасна. Яркий румянец на щеках, облако пушистых волос-пружинок — как хорошо, что она не выпрямила их — лёгкий макияж и удивительное, невероятно шедшее ей голубое платье, с длинными рукавами и чуть выше колена. Совсем простого покроя, мягко обволакивающее руки, талию, грудь и бёдра. Неизменные туфли на каблуках, в этот раз — бежевые.

Пока все были заняты напитками и разговорами, поманил её за собой, держа красную коробочку в руке. Она была совсем небольшой, а внутри позвякивало содержимое.

— Что такое? — спросила она, скосив глаза на коробочку, когда мы вышли в коридор. — Не пугай меня.

— Просто не хочу, чтобы все видели, — объяснился я, и она улыбнулась, склонив голову набок. — Я не знал, что тебе подарить…

— Брось, ты вовсе не… — отмахнулась было она, но я перебил:

— Прекрати. Нет, правда. Мы не так уж и хорошо друг друга знаем, Гермиона. В смысле… Я просто не знаю, что могло бы тебя порадовать.

Она открыла рот.

— Нет, помолчи, в кои-то веки! — и накрыл её губы свободной рукой. — Я хочу сказать, что ты подарила мне много счастливых воспоминаний. И подумал, что хотел бы сделать для тебя что-то такое, о чём… тебе приятно будет вспоминать, — и протянул коробочку. — Открой.

Она послушалась. И ахнула, когда увидела то, что было внутри.

— Не может быть…

Идея пришла во время разговора с Джинни. Тот вечер с Гермионой после бала я помнил очень хорошо. И её рассказ про первый магический выброс тоже помнил. Сопливая история, но это её история. Память о том, когда всё было хорошо. Ведь иногда очень не хватает напоминаний о таких временах. О том, что они вовсе не мираж.

— Прикоснись к ним, — посоветовал я, удивившись на мгновение её словам. Не может быть чего? И задержал дыхание, молясь, чтобы всё прошло как надо.

Гермиона осторожно прикоснулась к самому верхнему стеклянному шарику, одному из десятка, что лежали внутри коробочки. Шарик чуть засверкал в полумраке коридора, задёргался, а в следующее мгновение превратился в крошечного оленя, всё так же еле мерцающего в темноте.

— Откуда ты знаешь? — тихо выговорила она, наблюдая за тем, как олень резво поскакал по её руке, перебирая тонкими ножками.

— Ты же сама мне рассказала, — на мгновение растерялся я, — вечером после бала.

Она подняла глаза. Они тоже будто искрились. Какая же она красивая.

— Правда? Почему я не… Ах, чёрт!

И тут до меня тоже дошло, да так, что не сдержал смеха.

— Кому-то пора завязывать с алкоголем. Ты правда не помнишь, как говорила об этом?

— Теперь вспоминаю! — она тоже рассмеялась и запустила пальцы в коробочку. Десятки шариков заискрились, задвигались, и вот по её руке, от кисти до самого плеча, носилось уже целое стадо.

— Твой первый магический выброс.

— Не только… — пробормотала она. — Моё счастливое воспоминание… Выдра…

Я на миг замер, пытаясь сопоставить сказанное.

— Что?

— Выдра! Патронус! — она подняла блестящие тёмные глаза. — Моё самое счастливое воспоминание… Знаю, это так глупо, было так давно. Но…

— О, — только и смог сказать. Её самое счастливое воспоминание. Невероятно. — Нет, ну почему же. Не глупо. Хм. Миленько.

Она прижала теперь уже пустую коробочку к груди и крепко обняла меня одной рукой. От движения олени чуть не попадали с неё, но я вовремя успел достать палочку и применить заклинание, чтобы они взвились вверх.

— Спасибо, — послышался её голос. Она неотрывно смотрела на то, как целое стадо крохотных животных носилось вокруг нас по воздуху. — Драко… Это просто чудо. Как ты вообще запомнил?

— Я помню всё, что ты говоришь.

— Ты просто не представляешь, что это для меня значит, — она шмыгнула носом, уткнувшись мне в грудь. — Помнишь, я говорила, что когда это закончится, то поеду к родителям?

— Конечно.

— Всё закончилось. Думаю, поеду на следующей неделе. Ничего страшного, если я отлучусь от дел на пару дней.

— Как-нибудь справимся. Не переживай. Ты заслужила пару дней вдали от этого безумия.

— Кстати, твой Патронус… — она чуть приподняла голову, чтобы поймать мой взгляд.

— Да?

— Почему он такой, — она усмехнулась, — как по-твоему?

— Может потому, что я думал о тебе, когда создавал его, — и глянул на неё, погладил по мягким пружинкам-волосам. — Потому что ты — моё счастливое воспоминание.

И взмахнул палочкой, не выпуская её из объятий, произнёс заклинание. Никакой заминки и неудачи. Я знал, что всё получится. Ведь она рядом.

Из кончика потянулся серебристый свет, и вскоре он обратился в зверя. Практически один в один Патронус Гермионы, только мой чуть побольше.

— Выдра, — и крепче прижал её к себе, наблюдая за зверем.

Кружащиеся вокруг нас олени заискрились от света Патронуса ярко, словно изнутри. Свет будто исходил из каждой стеклянной фигурки. Они искрились и переливались, отбрасывали причудливые силуэты на стены и низкий потолок. Выглядело это по-настоящему волшебно.

Может, завтра всё рухнет. Может, завтра всё переменится. Но пусть хотя бы сегодня будет нашим.

— С днём рождения, Гермиона.