Другой принц (гет)

Мои тренерские методы очень просты —

Поменьше давления, побольше доброты.

Чтоб показать, что злых намерений у меня нет,

Вот я на стол кладу пистолет...

(с) Семен Слепаков

Сэр Давос Сиворт, прозванный Луковым рыцарем, сидел в тюрьме. Раньше, до того, как стать сэром, Давос Сиворт был контрабандистом и пиратом, так что место для него было привычное, и развлечений он знал много. В первый день Давос наладился перестукиваться с соседом, шокировал стражника обращением «гражданин начальничек» и довел его до белого каления постоянными просьбами отвести в уборную. «Зелен еще, — сказал про себя сэр Давос. — Хипешил я на всю тюрьму, но у меня ж в камере вон параша стоит. Куда он меня водил, зачем?» Впрочем, сэр Давос размялся, подышал воздухом и хорошо после этого поспал на тощем соломенном тюфяке.

Во второй день сэр Давос имитировал рытье подкопа, в результате чего другой стражник четырежды производил у него в камере обыск и один раз по ошибке обыскал парашу, засунув в нее руки по локоть. «Так-то, — сказал себе сэр Давос, удивляясь, как его еще не побили. — Помнят еще Лукового Рыцаря, и долго теперь помнить будут!» И с этими словами сэр Давос начал греметь миской по решетке и требовать своего лорда.

Давос предполагал, что вместо Станниса придет Мелисандра, которую он хотел зарезать во славу богов, и собирался если не довершить начатое, то нагнать на красную жрицу страха, чтобы неповадно было больше громить септы, но Мелисандра, похоже, сунуться побоялась, и Станнис пришел к своему старому другу сам.

— Ну что, охолонул? — сказал Станнис, входя в камеру и садясь рядом с Давосом на нары.

— Так точно, мой адмирал! — доложил Давос.

— И давно, Давос, ты заделался в отравители? — сердито спросил Станнис. — Ну имей ты хоть какое-то благородство, за тобой такого даже в твои пиратские годы не водилось.

Отравить Мелисандру собирался мейстер Крессен, который в результате отравился сам, но Давос о заговоре знал и вполне мог пойти за соучастие. Сам Давос пытался Мелисандру зарезать, но неудачно — постарел уже Давос Сиворт, только двух телохранителей кортиком уложил, пора Давоса списывать с боевых. А ведь как он раньше ходил на абордаж, как дрался на ножах в качку!

— Осмелюсь доложить, — браво сказал Давос, помня из своего контрабандистского прошлого, что нахальство — второе счастье, он так на службу к Станнису и попал, нахально и безрассудно пройдя с провиантом мимо кораблей, осаждающих Штормовой предел. — Мейстер Крессен действовал в одиночку, а я зарезал двух телохранителей, которые и так были говно, раз я, старик, их смог зарезать. Других грехов за собой не знаю, но имею вопрос: с какой поры у нас ходят с телохранителями? Появились к тебе предъявы — имей мужество ответить сам.

— Ну ты еще бабу на поединок вызови, — проворчал Станнис. — Клянешься, что к яду не имел отношения?

— Клянусь, — совершенно честно ответил Давос, с облегчением почувствовав, что его адмирал почти прежний. — Только поклясться теперь негде, септу твоя Мелисандра сожгла, из-за чего, собственно, все и вышло.

— Ты смотри, ты у нас что, мученик за веру? — удивился Станнис.

— Я мученик за разум, — возразил Давос. — Кто верит в Семерых, пусть присягает Семерым. Кто верит в Рглора — пусть присягает Рглору. Клявшийся чужим богам, в которых не верит, предаст нас при первой опасности. Ну вот нет у нас в Вестеросе рглорианцев, не произрастают — кого мы так наберем, сжигая статуи Семерых? Вероотступников?

— Ни чужих, ни своих не щадишь, — пожаловался Станнис, ершистый и правдивый Давос ему уже несколько раз тыкал в глаза тем, что Станнис в гражданскую воевал против своего сюзерена, чтобы Станнис так уж строго на всякие законы и долг не нажимал, а теперь вот Давос за его смену вероисповедания взялся. — Мы тебя в бою впереди поставим, чтобы Иные боялись.

И после этих слов Станнис прочел Давосу письмо, в котором было всерьез написано про Иных, войско мертвецов и даже самого Великого Иного, и подписано оно было не Мелисандрой, а лордом-командующим Ночного дозора, молодым королем и Джоном, сыном Старка.

— В походе ты будешь вице-адмиралом, — объявил Станнис.

— Я не могу, я неграмотный, — отболтнулся Давос, прикидывая свои шансы вернуться из похода и не похоронить в море всех сыновей, таких же, как он, моряков, а также свои шансы Станниса отговорить. — Мелисандру назначь, Иные, говорят, огня боятся. А курс прокладывать и штурвал крутить тебе Рглор будет.

Станнис не стал выговаривать своему верному капитану за невежливость и злопамятность, и когда Давос присмотрелся к нему в полумраке камеры, он увидел, что обычно недовольный и брюзгливый Станнис имеет вид боевой и залихватский, как в гражданскую, когда Станнис был еще молодой и холостой.

— Самый рыцарственный поступок — это спасти даму от опасности, — поделился Станнис, словно скинув пятнадцать лет. — Если опасности не предвидится, то даму надо предоставить самой себе, опасность она себе организует. Ну как мне Мелисандру не взять в поход, когда на нее за всех сожженных ею кумиров на любом корабле половина команды смотрит волком? И без тебя не обойдешься, ты же ее зарезать собирался, а всяких телохранителей и прочих сухопутных крыс мы на борт не возьмем. И кортик твой вот он, заезжай ко мне обедать, если штиль или стоим на рейде, — с этими словами Станнис вручил Давосу кортик, которым тот недавно пытался Мелисандру зарезать.

— У нее теперь один защитник будет, — пояснил дьявольски веселый адмирал Станнис Баратеон, который с детства мечтал хоть немного побыть корсаром, с сокровищами в сундуках и прекрасными пленницами в каютах. — Погоди, она из моей каюты еще выходить не станет, а слухи будет распускать, что это я не могу без нее заснуть, — и Станнис рассмеялся своим чугунным смехом, непонятно, что его рассмешило, судьба попавшей в его корсарские лапы прекрасной жрицы или выражение лица Давоса, который от него такого никак не ожидал.

— Ты всю жизнь хитрил, я всю жизнь ворчал, — сказал Станнис Давосу. — Иные и войско мертвых это не ухо от селедки, зарубиться можем так, что некому нас будет похоронить. А если нам помирать, пойдем хотя бы помрем весело. У Мелисандры и характер, и фокусы ее всякие, мы в походе скучать не будем.

Мелисандра иногда смотрела в пламя, чтобы предугадать будущее, но в последнее время она видела в пламени не Азора Ахая, а полный азохен вей, как охарактеризовал бы ее видения мудрый папаша Мендель. Мелисандре виделось, что битва с Великим Иным ждет ее в довольно ближайшем будущем, и битва эта будет битвой не в переносном смысле, как когда жрец Рглора отважно и довольно безрезультатно сражается с грехами в своей душе и безверием в окружающих его людях, и не битвой в возвышенном смысле, как когда друг другу противостоят две воли и две магии. Огонь показывал, что битва будет битвой в самом прямом и земном смысле слова, с грудой мертвых тел, кавалерийскими атаками, заградительным огнем и мерной поступью железной фаланги. А к этому красную жрицу жизнь не готовила, и потому, находясь в волнении и некоторой растерянности, происходящие рядом с ней большие перемены она в пламени не заметила, пока рано утром к ней не постучал юный Деван Сиворт, младший сын Давоса и оруженосец Станниса, которого сам Станнис ласково именовал мичманом, и не передал ей приказ адмирала прибыть к Расписному Столу к следующей склянке.

— Это когда? — спросила Мелисандра, с трудом просыпаясь: ко службе во флоте ее жизнь тоже не готовила, а роль советницы и наперсницы лорда Баратеона ей нравилось исполнять вечером, сидя рядом с ним за ужином, за большим и богатым столом.

— Это сейчас, — пояснил Деван и убежал, про то, что на Расписном Столе делают с теми, кто опаздывает, Деван сообщать постеснялся.

Адмирал Станнис Баратеон не слишком надеялся на женскую пунктуальность, поэтому остальных своих соратников пригласил к следующей склянке, и, когда Мелисандра вошла в комнату, где стоял знаменитый Расписной Стол, представляющий из себя карту Вестероса, Станнис был один, и Мелисандра сразу заметила в нем перемену. Во-первых, Станнис побрил свою полулысую голову и выглядеть от этого стал более молодо и браво. Во-вторых, Станнис сидел не на высоком кресле, возвышающемся над столом-картой, а на самом столе, положением своим выражая пренебрежение к дому Ланнистеров. Несколько месяцев назад, узнав, что лорд Старк затеял с Ланнистерами отличную свару, и прочитав его письма, в которых было изложено много веских к тому причин, Станнис уже собирался в поход, показать Ланнистерам, как далеко от Баратеонов должны держаться те, кто не умеет командовать собственным флотом настолько, что оный флот запросто топят барки островитян. Станнис тщательно распланировал, как он спалит и разграбит Ланниспорт, загонит Ланнистеров в пещеры под Кастерли и будет ежедневно окуривать их подожженным навозом, когда оказалось, что гуманный лорд Старк уже склонил лорда Тайвина к миру на своих условиях. С тех пор у Станниса начался кризис среднего возраста, ему постоянно чего-то в жизни не хватало, и пока Мелисандра собиралась, укладывала волосы и саботировала исполнение приказа командования прочими женскими способами, Станнис решил, в дополнение ко всему остальному, что ему не хватает большой и круглой флибустьерской серьги в левом ухе.

— Тебя только за смертью посылать, — проворчал Станнис, увидев Мелисандру, характер все-таки меняется не сразу и не в одиночестве. — Давай договоримся, пока люди не подошли: без безумных идей, хватило с меня уже твоего предложения сменить мой герб на оленя внутри горящего сердца. Как меня после этого будут звать, Жареный Олень, что ли?

Мелисандра знала Станниса не так давно, чтобы понять эпохальность только что случившегося: в первый раз за последние несколько лет мрачный Станнис пошутил, и довольно удачно.

— Про твои таланты оружейника я вообще не говорю, — продолжал ворчать Станнис. — Как там этот твой меч, Светорезный? Им только солнечный свет и можно резать, после такой закалки.

Мелисандра хотела что-то на это возразить, но в этот момент ее из-за двери покрыли отборным матросским матом, и в комнату Расписного Стола вошел одетый по-восточному человек с попугаем на плече.

— Эта старая невинная птица ругается как тысяча чертей, но я уверяю вас, она не понимает, что она говорит, — пояснил вошедший вкрадчивым голосом, но его привычка немного растягивать гласные делала его слова глумливыми и зловещими.

— Пусть скажет что-нибудь пристойное, — велел Станнис.

— Рррому, черррт возьми, рррому! — ответил попугай, как только восточный человек постучал его по ноге.

— Хваатит, хваатит, — ответил Станнис, немного подражая попугаю. — Пусть скажет что-нибудь еще.

— Кррровь, смерррть и пррреисподняя! — заорал попугай рядом с Мелисандрой, так что она даже вздрогнула.

— Хорошо, — кивнул Станнис и представил своих гостей друг другу. — Мелисандра, красная жрица. Салладор Саан, наш контр-адмирал. Начинал квартирмейстером на корабле у Старого Флинта.

Старый пират внимательно поглядел на Мелисандру и решил, что девочка действительно красивая и борзая, как ему и говорили, но надо бы ее попробовать на зуб.

— Мне говорили, что мой дружок Давос припухает на киче, — усмехнулся Салладор, поглядывая на Мелисандру. — Так вот я имею сказать: некоторые капитаны боятся Бейлона Грейджоя. Некоторые боятся его брата Эурона. А меня, хе-хе, побаивался еще их отец.

— Давос будет вице-адмиралом, — ответил Станнис, на которого такие разговоры не действовали, да и вел их Салладор сейчас по его просьбе. — Можешь начинать его побаиваться.

«Не сиделось мне у леди Селисы», — подумала Мелисандра, которую начало пробирать, но она все-таки еще держалась, к удовольствию Станниса и Салладора, хотя и начинала понимать, что не в свое дело она полезла, быть советником у продубленного морем адмирала и сидеть среди таких людей. А тут и Давос подошел ровно с боем склянок на кораблях в порту, и на поясе у него был тот самый кортик, с которым он совсем недавно чуть не прорубился к Мелисандре.

— Салла! — воскликнул Давос, увидев друга, а на Мелисандру даже внимания не обратив.

— Давос, старая ты луковица! — ответил ему Салладор, и давно не видевшиеся капитаны начали шумно похлопывать друг друга по плечам и спинам.

— Ну вот все и в сборе, — подвел итог Станнис. — Можно и поговорить.

— А лорд Имри? — не сдержалась Мелисандра, вспомнив об Имри Флоренте, который в мирное время распоряжался в порту Драконьего камня и вместе со своей сестрой леди Селисой, женой Станниса, был одним из обращенных в рглорианство.

— А ты плавать умеешь? — спросил Мелисандру Салладор чуть более доброжелательно, смелых он уважал, хотя, отмщая за друзей, вешал на рее и не таких смельчаков. — Иди, иди на корабле с Флорентом. Живо научишься.

— О чем говорить-то, мой адмирал? — спросил Давос. — Я готов выступать, ты готов выступать. Салла, раз он здесь, тоже готов. На суше, как всегда, вошкаются. Не в обиду вам, но молодой государь будет тащиться от Стены битый месяц, если не полтора, нет бы отплыть морем.

— У него есть отличная причина, — ответил Станнис. — Даже две.

Мелисандра опять не оценила эпохальную реплику Станниса, которая для понимающего в делах Вестероса, а не смотрящего в пламя, звучала и шутливо, и игриво, но Давос аж лихо поежился, словно пропустил стаканчик, а Салладор, наслышанный о мрачном, серьезном и богобоязненном лорде Станнисе, подумал, что ему в шутку все рассказали наоборот.

— Предлагаю сгонять пока в Эссос к блондинкам, — предложил Салладор, легко меняя курс. — Адмирал, ну утешь старика, представь меня своей снохе-то. Если ты на нее злишься, то я ее для тебя накажу, если простил ее уже — я ее еще раз несколько прощу.

— Помолчи, — коротко велел Станнис и вмиг помрачнел, он тяжело переживал предательство внутри семьи, как незаживающую рану. За убийство Роберта и осквернение родового древа Баратеонов бастардами, порожденными кровосмесительством, Серсея заслуживала смерти, но Станнис не мог приказать убить родную мать своего племянника.

— Эх, если бы Дотракийское море было морем, я бы много кому навешал пилюль, — вздохнул Давос, надеясь своими выходками развлечь своего помрачневшего адмирала. — Слышал я слухи, что там такая таргариенская принцесса вдовеет — ух! Мне-то самому что, но у меня старших сынов уже женить пора. Хотя с другой стороны — раз она уже початая, можно и проверить, что как, не кидать сына в неизвестность.

— Проверь-проверь, — согласился Салладор. — Вдруг у нее там даже не поперек, а накрест.

— Господа капитаны, — попридержал Станнис разошедшихся стариков, исполняя свою роль рыцаря и защитника слабой женщины, наконец по-женски смутившейся среди грубых моряков. — Противник у нас необычный, и место высадки лежит севернее, чем Порт-Иббен и Скагос. Давайте посмотрим лоции, а Мелисандра пока расскажет, как укрыться от взгляда Великого Иного и чем убивать мертвых.

У Мелисандры, почувствовавшей, что ее видения начинают сбываться, по спине прошел холодок, а Давос и Салладор только еще развеселились.

— Надо удрать какую-нибудь ерунду, чтобы противник подумал, что мы бестолочи и не умеем воевать, — предложил Давос. — А потом внезапно вломить. Ну что-нибудь совсем идиотское. Десяток командиров без солдат послать за Стену с приказом войти в соприкосновение с противником.

— Пробовали, не клюет, — и Станнис, немного повеселев, рассказал вкратце историю о том, как трое детей Старка и молодой король ходили в долгий поход за Стену, добились мира с Одичалыми, возможно, приобрели плохо организованную и плохо вооруженную, но немалую армию, и так и не напоролись на Иных.

— У Иных нет флота, у Иных нет разведки, — загнул пальцы Давос. — И Великий Иной, похоже, слепошарый. Ну или на стороне ребят было очень сильное колдовство. Я, когда торговал моржовым хреном, то есть прошу прощения, китовым усом, слыхал, что на Севере и за Стеной есть сильные оборотни и древовидцы. Нам бы пригодились, — и Давос с укоризной посмотрел на Мелисандру, хоть режь ее, хоть не режь, ее уже попросили рассказать про то, как воевать с Иными, и где хотя бы желание и готовность?

— Оборотни и колдуны служат Великому Иному, — попыталась протестовать Мелисандра, и Станнис, которому Лионель писал как родственнику, что Старки вместо разведки боем применяют разведку волком, неожиданно для Мелисандры потемнел лицом и стал страшным. Высматривать в огне замыслы против тебя хорошо, когда имеешь дело с придворными интриганами, которые действительно их замышляют. С боевыми адмиралами не так, нет у них замыслов — вылетит у тебя неосторожное неверное слово, и тебя уже уносят вперед ногами.

— В гражданскую войну я изменил своему королю, чтобы остаться верным своему брату, — тихо сказал Станнис Мелисандре, когда Давос и Салладор, быстро поняв момент, начали громко спорить над лоцией. — И за своячениц, оборотни они или колдуньи, я любого проведу по доске.

«Все способы с жертвованием огню королевской крови лучше и не упоминать, — заметила про себя Мелисандра, но стыдно за мысли принести такие жертвы ей еще не было. — А у меня было столько интересных идей».

— Мелисандра, варианты, — громко потребовал Станнис. — Давай пропустим романтическую чепуху, в которой я один всех поубиваю пылающим мечом. Что остановит войско мертвяков?

— Их убивает обсидиан…

— Знаем. Дальше.

— Их остановит огонь…

— Давос, Салла, есть на мысе Сторролда, что жечь?

— Никак нет! — откликнулся Давос, который бывал в молодости в тех краях. — То есть немного есть, но зимой лесных пожаров не бывает.

— Дикий огонь…

— Подорвемся к черту, девочка, пока его дотуда довезем, — проворчал Салла, но скорее довольно, чем угрожающе, разговор-то уже пошел дельный.

— Можно забрать его в Восточном Дозоре, ниже по берегу тоже есть бухты, — припомнил Давос. — Было бы только море спокойное.

— Великий Иной может наслать бурю? Да или нет? — потребовал у Мелисандры Станнис, и она поняла, что пропустила момент, когда ее ответа перестали молитвенно ждать и начали требовать. Впрочем, три адмирала, которым пора уже завтракать, могут допросить и каменного оракула, и оракул, даже каменный, во всем сознается — если, конечно, он что-то знает.

— Ночь темна… — пробормотала Мелисандра, окруженная ждущими ответа адмиралами, и в голову ей полезли недостойные красной жрицы мысли, что, может быть, следовало бы изучить и другую сторону: Иных, да и оборотней заодно, — а не валить все на Рглора да на Азор Ахая, которые сами разберутся.

— … и полна ужасов, — закончил за нее Салладор. — Еще не видна взгляду Темная Сторона, в молчании слово, а свет лишь во тьме, я этих присказок набрался столько, что продал бы десяток на сторону. Халдеи в коридоре уже звенят тарелками, давно пора жрать! Да или нет, говори толком, черт бы тебя побрал с Иными вместе!

— Я не знаю, — отвела глаза Мелисандра, приперли ее все-таки адмиралы к стенке, ссадили с пьедестала, и стояла она перед ними уже как молоденькая женщина, годящаяся Давосу и Салладору в дочки.

— Ладно, — примирительно сказал Станнис, ее благородный защитник. — От того, что ты что-то не знаешь, мир в тартарары не провалится.

— И то, — согласился Салладор, открывая двери и выходя на оперативный простор к вину и баранине. — Это вон во время оно к Азор Ахаю жрецы пристали как банный лист к заднице: либо ты победишь, либо конец всему, а потом конец всему остальному. Что из этого вышло? На пустой желудок и вспоминать не хочется.

— Салла, — тихо окликнул Давос своего легконогого друга, который уже ухватил себе мяса, не дожидаясь, когда соберутся остальные. — Я уж больше тебя морочить не буду: теплую одежду и провиант мы твоим людям соберем, а вот с деньгами у нас как-то это…

— Брось, голуба, не греши, убери свои гроши, — ответил Салладор очередной присказкой. — Я ведь это не для денег, я ведь это для души. Нам с тобой и так, и так помирать скоро. У тебя вот семья и детей куча, а у меня нет никого, так что я теперь хочу, чтобы меня помнили. Разбить армию Великого Иного — это ж мы сразу в легенды попадем.