Необратимые (гет)

Не проходит и получаса, как Элмерс созывает срочное собрание. Когда Гермиона заходит в комнату, она первым делом бросает взгляд на лист пергамента, который вожак крепко держит в руках.

— Глава аврората сообщает, что за прошедшие сутки в Лондоне вампиры убили пять человек. Трех мужчин и двух женщин.

— Дикие вампиры? — уточняет Гермиона.

Дрейвн позволяет себе выдержать многозначительную паузу, в которой все без труда распознают предупреждение.

— Дикие, — говорит он затем, холодно глядя на Гермиону. — Иначе кто-то из нашей общины отсутствовал бы.

«А никто не отсутствовал?» — хочется спросить ей, но она прикусывает язык, ощущая острую необходимость отступить, иначе недалек тот день, когда ее попросят из общины, несмотря на все ее должностные обязанности, связи и их общие проблемы.

Рука Драко двигается и останавливается на столе совсем рядом с рукой Гермионы. Грейнджер сосредоточивается на этом, затем просто отвечает:

— Логично.

— Что по этому поводу думает Поттер? — интересуется Людовик.

— Судя по всему, Поттер не главный наш враг, — нехотя объясняет Элмерс, переворачивая пергамент, как будто надеется найти в письме что-то новенькое. — Он старается не трогать общину, пока не будет сколько-нибудь веских доказательств, что мы замешаны. Но министр магии вызывает его на ковер. И будет требовать публичного наказания виновных, так что долго ходить вокруг да около не получится.

— Мисс Грейнджер, с прошлым министром вы отлично ладили, — вставляет Эмиль. — Каковы ваши отношения с нынешним?

— Да, с Бруствером мы друзья, — говорит Гермиона, сожалея, что он ушел с поста так не вовремя, ведь всего год назад ситуация была бы значительно более выгодной. — С тем, что сейчас, мы друг другу не нравимся.

Такого уклончивого ответа оказывается достаточно, чтобы еще сильнее напрячь обстановку и заставить кого-то разочарованно цыкнуть. Маленький напыщенный человек, занявший место Кингсли, мастерски рулит политическим кораблем, но Гермиону считает занудой и совершенно неразумной «любительницей всяких неприятных существ» и не пытается маскировать, что прикрыл бы их отдел к чертовой матери — только деньги тратят.

— Аврорам нужна ваша помощь, — тихо замечает Гермиона. Она сконцентрирована на том, чтобы продавить эффект от дружелюбного письма Гарри, потому что вражда между авроратом и общиной развернет едва начавшуюся войну в катастрофу, невыгодную для обеих сторон.

Элмерс кивает, ничего не говоря и все так же глядя перед собой. Тишина гудит над длинным столом, и никто не осмеливается ее нарушить. Наконец Эмиль решает заговорить о деле:

— Дежурства в особняке, где напали на мисс Грейнджер, ничего не дали. Наши вампиры не были там уже пять дней, и не думаю, что стоит возвращаться.

— Это бессмысленно, — соглашается Людовик.

— Отправляемся в Лондон?

Элмерс переводит взгляд на Эмиля и снова задумчиво кивает.

— Судя по всему, авроры тоже будут дежурить.

— Это понятно, — спокойно отзывается Эмиль. — Мы можем соблюдать дистанцию и обсудить способ связи на случай, если понадобится соединиться.

— Я готова выступить посредником, — объявляет Гермиона. — Не в письмах. В реальных разговорах и дежурствах.

Грейнджер чувствует, что Малфой косится на нее, но она правда не видит другого выхода: это ее роль, она уже много лет вальсирует между людьми, вампирами и всеми остальными разумными магическими существами. И не может доверить свою работу кому-нибудь другому.

— Вы новичок и ни разу после превращения не были среди людей, — возражает Дрейвн с усталостью, которая подчеркивает очевидность его довода.

— Она делает успехи в тренировках самоконтроля, — отвечает вместо Гермионы Эмиль.

— Мы ускоримся, — добавляет она.

Неубедительно. Недостаточно весомо. Грейнджер, словно в приступе массовой эмпатии, ощущает, что никто не верит в ее успехи и что до решающего «нет» остаются секунды.

— Я не трону Гарри.

— Мерлин, Гермиона, вампирский самоконтроль не так работает, и вы прекрасно это осознаете! — восклицает Людовик.

— Без меня вы не справитесь.

Теперь они удивлены. Можно даже по сторонам не смотреть.

— Что, если я поручусь за нее?

Гермиона замечает, что Эмиль выглядит спокойнее и увереннее вожака. И он защищает ее — что радует, конечно, но и вводит в ступор. С другой стороны, если он хочет ее убить, подобные смелые заявления очень помогут.

Дрейвн проводит рукой по лицу и говорит:

— Ладно. Поднажмите с тренировками. Сделай из Гермионы самого спокойного новичка из когда-либо существовавших, Эмиль, иначе нам конец. — Помедлив, Элмерс добавляет: — Но нужен кто-то, кто будет подстраховывать на министерском фронте.

— Стенли Броук свяжется с министром, — говорит Гермиона. — Я все ему подробно распишу, предложу тактику.

— Не много на себя берете? Буквально всё и сразу.

Грейнджер с удивлением глядит на высокого вампира, который обычно помогает Эмилю во время тренировок, и даже не находится с ответом на неожиданную открытую претензию.

— Драко, а ты не сможешь держать связь с Поттером? — вдруг спрашивает Дрейвн, нахмурившись. — Вы ведь знакомы. Отправить тебя будет менее рискованным шагом, чем бросать на амбразуру министерского работника.

Малфой сжимает зубы и отрицательно качает головой.

— Придется сначала налаживать отношения. Это отнимет много времени и не обязательно увенчается успехом, — объясняет он. А подумав, говорит: — Я считаю, Грейнджер справится. Боюсь, вы ее недооцениваете.

Гермиона осознает, что это первый раз, когда Драко сказал что-то значительное в разговоре с вожаком. Он явно с самого первого дня выбрал тактику непререкания, но теперь — слова про нее. Хорошие слова, очень нужные прямо сейчас.

Она прикусывает губу, стараясь выглядеть невозмутимо, пока внутри проносится небольшая буря противоборствующих чувств.

— Ну хорошо, — сдается Дрейвн. — Хорошо. Напишите письма, Гермиона. Без ищейки не обойтись, так что к ночи отправляем с Эмилем Джереми и еще двоих в Лондон: пока без взаимодействия с аврорами — разведаем обстановку и постараемся не допустить новых убийств.

Эмиль быстрыми, четкими кивками дает понять, кого выбирает для первой вылазки в Лондон. Джереми, если и испытывает страх или тревогу, справляется с ними за секунду, так что серьезное выражение лица, как проявившийся отпечаток бессмертия, визуально добавляет ему сразу несколько лет.

— Все будет хорошо, — тихо говорит Дора, но ей никто не отвечает.

* * *

Голодные занятия невербальными заклинаниями изматывают, так что Гермиона заходит в кабинет нервно, разминая мышцы, просящие растяжки и пробежки.

— Я думала, мне понадобится индивидуальная тренировка.

Драко и Эмиль почти зеркально глядят на нее, стоя вполоборота, потому что до этого, очевидно, разговаривали, а она перебила.

— А что, встреча с Люциусом Малфоем отменяется? — интересуется Эмиль, и в его хрипловатом голосе — нарочитая вежливость.

— А что, нет? — отзывается Гермиона.

Она подходит ближе, а Малфой, наоборот, решает отойти и по пути бросает ядовитое:

— Грейнджер, не будь эгоисткой.

Не слышала бы сама — не поверила бы, что этот же Драко Малфой совсем недавно утверждал, что ее недооценивают.

Раздраженные гляделки прерывает Эмиль:

— Если вы после пяти часов без крови готовы убить друг друга, человек у вас точно не выживет. Состредоточьтесь!

Оба вампира, подстраховывающие на тренировках, занимают свои позиции, а Гермиона, нахмурившись, собирается с мыслями, изучая стоящий на столике кувшин.

Она не тронет Гарри.

Не тронет.

— Ваши инстинкты сильнее вас. И вы не сможете их победить, только — подавить. А это каждая секунда контроля: отпустите себя неосознанно или с надеждой, что пронесет, — надежда не оправдается. Ваши клыки окажутся на человеческом горле.

Эмиль поднимает крышку, и запах мгновенно достигает ноздрей, жжет их изнутри. Кажется, что вдыхать не надо и что он сам пробирается дальше, раздражая и побуждая к действию. Или же и Грейнджер, и Малфой просто вдыхают, не контролируя себя?

Гермиона получает первый больной удар током, когда туловище сдвигается в направлении крови, а руки замахиваются в едва заметном жесте, чтобы обезвредить рядом стоящего вампира. Боль пронизывает все ее существо, плечи непроизвольно поднимаются, а сама она чувствует себя жалкой побитой собакой.

— Эти жесткие меры с заклинанием тока, как я уже говорил, не сделают за вас главного, а только добавят в ваш мозг очень туманную, размытую идею наказуемости. Без крючка наказуемости в критический момент вам может быть совсем не за что зацепиться — особенно когда мораль и принципы благополучно вас покинут.

Она не тронет Гарри, никогда.

Малфой, в отличие от Гермионы, стоит прямо, хотя в глазах и горит огонь всепоглощающей жажды. Он пока обошелся без ударов током.

Она тоже сможет.

— Хорошо, — тихо отмечает Эмиль, перемещая кувшин по воздуху ближе.

Они опускают головы, но смотрят исподлобья на неразбавленную кровь, смотрят не двигаясь.

— Хорошо.

Все болит от желания заполучить необходимую дозу, мышцы подергивает, десны у клыков горят. Но Гермиона делает так, как советует Эмиль: в самый сложный момент с мыслей о безопасности Гарри переключается на идею наказуемости. Сегодня удары током сильнее, так что это помогает притормозить. Зверь внутри нее хитер и труслив, ему не хочется боли.

Кувшин оказывается еще ближе, горло у Гермионы сухое, как будто засыпано песком.

Драко получает удар током и, вздрогнув, сжимает кулаки от злости на себя. Эмиль, желая подбодрить, но не пустыми словами, а очевидными доказательствами, пододвигает кувшин почти вплотную к Малфою. Тот отстраняется, губы его нервно дрожат, но выдержка не подводит — десять секунд, двадцать, полминуты.

— Вы молодцы, — заключает Эмиль, быстрым взмахом ладони отправляя кровь в другой конец комнаты и закрывая емкость плотной крышкой. — Еще одна закрепляющая тренировка — и можно проводить встречи под контролем.

— Одна?

Вопрос Гермионы, еще не отошедшей от состояния острой потребности, звучит глухо. Малфоя эта новость тоже не радует.

— Люциус Малфой назначил точную дату, чтобы мы ничего больше не переносили, — отвечает Эмиль таким тоном, словно поясняет закономерные вещи. — Да и у вас, Гермиона, времени особо нет.

Грейнджер молча переглядывается с Драко, подозревая, что он думает о том же: как бы поверить в себя так сильно, чтобы сохранить спокойствие.

— Выход только один, — кивает Эмиль. — Самоконтроль.

* * *

Они встречаются с Драко на лестнице — уже выпившие по стакану смеси, а потому более спокойные, почти даже умиротворенные.

— Дамы вперед.

Под оглушающий шум дождя за окнами они спускаются, и между ними какие-то дюймы. Гермиона знает, что Малфой делает это специально. Но ей почему-то… не хочется, чтобы он прекратил, отошел и исчез.

— Ты ведь размяться, Грейнджер?

На секунду, ускользающую так же быстро, как и безмятежность после стакана крови, Драко приобнимает Гермиону за талию, а затем мягко отпускает.

Гермиона думает: «Только не это», почувствовав стаю приятных мурашек, бешено пробегающих по спине.

Она бы сказала: «Обними еще», если бы не осторожность и гордость, слившиеся в одно, которые шипели изнутри, предостерегая.

Открывая центральную дверь, Драко смотрит Гермионе прямо в глаза, и она отвечает задумчивой улыбкой.

Людовик стоит, прислонившись к одной из колонн галереи, чтобы не мокнуть под дождем, а Грейнджер с Малфоем кивают ему и выходят из-под навеса, с несколько мазохистским удовольствием встречая обстрел капель.

Кто-то быстро обегает их, дважды по кругу, и если бы сделал это еще раз — насторожившийся Драко схватил бы хулигана за руку. Но Петра останавливается перед ними, предусмотрительно делает шаг назад и с любопытством наклоняет голову. На ней удобные обтягивающие брюки, с волос льется дождевая вода, но это, видимо, не имеет никакого значения.

— Увидела в окно, что вы идете, — говорит Петра. — У нас начинаются силовые занятия. Присоединитесь? — еще два шага назад, она собирается снова убежать, но добавляет сначала: — С вас два валуна.

От скорости, с которой Петра исчезает, на ее месте остается пространство, огибаемое каплями, как будто там человек под мантией-невидимкой.

— Я пошел, — с энтузиазмом заявляет Малфой, обернувшись. — Не догонишь.

Гермиона готова по-детски топнуть ножкой в ответ на его фирменную самодовольную ухмылку, но не тратит на это время, тут же стартуя следом. Ветер, скорость, напряженные до максимума своих возможностей мышцы дарят кристально-чистое, неповторимое удовольствие. Все лишнее смывается потоком обдающего промокшее тело ветра, и в этот момент почти верится в безграничную свободу.

Людовик остается у колонн, внимательно глядя им в спины.

* * *

Придерживая на груди полотенце, Гермиона направляется к зеркалу, но замирает, потому что слышит за дверью легкие шаги. Петра ради приличия стучится и тут же заходит, протягивая аккуратно сложенную одежду.

Достаточно было бы сказать спасибо, но оно застревает у Грейнджер в горле, и Петра даже останавливается, ожидая какой-то нехорошей новости или странного вопроса — судя по выражению лица Гермионы.

— Мы переспали.

Петра приподнимает изящные брови.

— Да я знаю. И прекрати передо мной отчитываться, это становится неловким.

Гермиона наконец поднимает глаза и качает головой.

— Я не могу, мне все время кажется…

«…что я лезу куда не следует, что я делаю огромную ошибку, о которой сильно пожалею».

— Послушай, — устало перебивает Петра, — мы с Драко обсудили это.

— Что? — нахмурившись, переспрашивает Гермиона.

Петра пожимает плечами.

— Он сможет прийти ко мне, если у вас все это закончится. Вернуться к… в общем, к физической разрядке. Сексу по дружбе, выражаясь по-современному. Но пока, кажется, он неожиданно увлекся тобой, и мы держим дистанцию. Прямо как нормальные люди.

Гермиона замирает, без особого повода напрягая все вампирские органы чувств. Она ведь решила, что не ревнует, почему же тогда ответ на вопрос, который она избегала задавать, приносит такое облегчение с мимолетным ощущением бабочек в животе?

Они перестали встречаться.

— Я не… — пытается оправдаться Гермиона.

— Может, тебе пока еще не так важно, спит ли он одновременно и со мной, но не зарекайся, — из уст Петры это звучит как предсказание. Уверенное и пугающее. — Я не буду залезать тебе в голову, но… просто постарайтесь заботиться друг о друге. Тут это не лишнее.

— Петра…

— Да?

Из-за этих теплых слов о заботе Гермиона чувствует, как чуть приоткрылась скорлупа Петры, и решает пробраться глубже, ей правда бесконечно любопытно.

— Ты когда-нибудь любила?

Петра устало улыбается и отворачивается.

— До сих пор люблю. Он умер от старости, так и не узнав, что я не пропала без вести, а превратилась в кровожадное создание.

— Мне кажется, любовь редко складывается счастливо, — неожиданно для самой себя говорит Гермиона.

Петра удивлена, но не слишком. Она возвращает все внимание Грейнджер и после короткой паузы отзывается:

— Мне тоже так кажется. — Затем она указывает на одежду и напоминает: — Переодевайся. Мы проводили наших в Лондон. Теперь нужно быть всегда и ко всему готовой.