Необратимые (гет)

Поразительная тишина, которая встречает их после трансгрессии, заставляет Гермиону напрячься сильнее, чем если бы она попала в самое сердце перестрелки заклятиями. Из одного леса «экстренная команда» переместилась в другой — верхушки деревьев пропадают в черном небе, воздух застыл, как перед грозой, пальцы начинающего вампира Грейнджер по старой привычке крепко держат волшебную палочку.

Но длится это недолго.

— Туда!

Желтой вспышки вдалеке вполне достаточно. Гермиона бежит, точно зная, что нельзя медлить. Она ощущает себя неотъемлемой частью почти идеального клина команды — но все-таки на подходе к окраине леса позволяет себе внутренний вопрос.

Какой у них план?

Резкое торможение, абсолютный синхрон. Наблюдай Гермиона со стороны, она бы оценила эстетическую сторону их «охоты», но сейчас не до этого.

— Наши рядом, — бросает Джеймс.

Они оглядываются, обнаруживая по обе стороны своих соратников. Впереди Гермиона находит Джереми: одной рукой придерживаясь за ствол дерева, он наклоняется, высматривая за пределами чащи диких вампиров. Там — небольшой загородный домик и три паба, охраняемые аврорами.

— Эмиль.

— Мы их потеряли, — говорит Эмиль, только взглянув на Драко и не отвечая на его приветствие, — как вы, наверное, уже знаете. Нужен более плотный круг. Контроль внутри и снаружи.

— Кто бросил заклятье? — спрашивает Гермиона.

— Аврор. Периодически им кажется, что они видят дикарей.

— Так мы выжидаем?

— Грейнджер, на позицию, — отвечает Эмиль с некоторым раздражением. Претензия в вопросе ему не нравится, но не устраивают его и возникшая ловушка. — Распределитесь здесь, дистанция метров пять, на той стороне авроры подвинутся. Близко к людям не подходите, — предупреждает он, затем отворачивается и возвращается на свое место, тихо шурша подолом черной мантии.

— Идея так себе, — ворчит кто-то из новоприбывшей команды.

Гермиона же следит за Драко, делая вид, что прикидывает дистанцию, которая должна быть между ними, а на деле пытаясь разгадать его ближайшие планы.

— Ты ведь не пойдешь туда? — интересуется она наконец.

— Я не дурак, — отзывается Драко, как будто ждал этого вопроса. Его глаза шныряют вокруг — Малфой выглядит опасным для любого, кто решится провоцировать, и не факт, что осознаёт свою нервозность в полной мере.

Устроившись на своих местах, все замолкают. Время от времени слышны людские голоса и короткие переклички авроров. Гермиона сосредоточена на обстановке вокруг и надеется, что что-нибудь произойдет до утра: проблема даже не в том, что несколько часов пробыть в состоянии боевой готовности без боя как такового — задача не из легких; не в том, что авроры очевидно вымотаются за это время гораздо сильнее вампиров. Настоящая беда нагрянет и воцарится в доме мирной общины, если они вернутся без Петры.

А им придется вернуться — как только на этом ясном небе выглянет солнце.

— Грейнджер.

— М?

— Она о чем-то с тобой говорила.

Гермиона удивленно оборачивается и ждет продолжения. Но Драко больше ничего не требуется говорить: на самом деле в простой короткой фразе она различает всё — от намека на беседы за спиной Дрейвна до обвинительной интонации. Вина, внезапно возложенная Малфоем на Гермиону, застревает в ее горле горькой таблеткой. Она сдерживается, проглатывает и спрашивает:

— Если знаешь ты, кто еще знает?

— Все. Пора привыкнуть, Грейнджер, — сильнее распаляется Драко, угрожая вот-вот перейти с шепота на голос, — в этом доме все всё знают.

— Отличная идея напомнить мне об этом здесь и сейчас.

Ядовитый ответ Гермионы ставит разговор на долгую паузу и делает Драко еще более злым. Его беспокойство, кажется, передается невидимыми волнами — чтобы вернуть самообладание, Гермиона ненадолго закрывает глаза и вдыхает лесной воздух, который мог бы вызвать воспоминания о детстве, велосипедных прогулках и сладких ягодах. Сейчас, впрочем, этого делать не стоило. Пахнет людьми.

Интересно, понимает ли Петра, что ее осторожность не имеет никакого смысла в доме, где она прожила уже столько лет? Нельзя же быть настолько наивной и рассчитывать, что, без разрешения старших вампиров открывая Гермионе тайный раздел Кодекса, рассуждая о неустойчивой власти, она не нарвется на недоверие и сомнения в ее верности?

Сама Гермиона не наивна, но иногда, если выбора нет, действует без оглядки на возможные последствия.

Бесконечные вопросы, которые вызывает община, пробуждают в ней именно такие стремления — и весьма вероятно, что у Петры похожая точка зрения.

Если более привлекательных путей нет — действуй и уже не сомневайся.

— Чую, — вдруг совсем тихо бросает Джереми.

От неожиданности и оттого, что слишком глубоко закопалась в мыслях, Гермиона не сразу осознает начавшееся движение. Прерывистыми сигналами и тихими, как вздох, словами вампиры передают по кругу, что дикари неподалеку, а потом ещё одну важную весть: авроры пытаются эвакуировать людей. Разбираться, где причина, где следствие, никто не собирается — община замерла и ждет.

Гермионе кажется, что у нее начинает звенеть в ушах, но она не может прекратить прислушиваться. Между всеми вампирами общины снова возникает неосязаемая, незримая связь — на этот раз она совершенно точно пробуждает ответственный за единство инстинкт и деликатно меняет настройки связи между телом и головой. Каждый знает без лишних обсуждений главное правило ближайших минут: надо любыми средствами поймать хотя бы одного дикаря. Желательно — нескольких. Идеально — с Петрой.

Наконец это происходит — едва уловимый шорох сразу с двух, с трех сторон — и полукруг общины рассыпается на относительно равные куски. Все срываются с места в то же мгновение; сквозь мелькающие перед глазами ветви Гермиона следит за резво бегущим вампиром, и все в мире уходит на второй план, кроме расстояния, которое надо сократить.

Она видит, или слышит, или просто чувствует, что Драко заходит чуть справа, Чарльз — чуть слева, и тот благодаря росту ближе остальных к цели. Со своей выгодной позиции Чарльз пару раз бросает беспалочковый Ступефай и связывающее заклинание, но виляющий между деревьями дикарь только хихикает, заставляя преследователя выругаться и выхватить из кармана палочку для более точного прицела.

Вскоре они осознают, что сделали крюк и зачем-то возвращаются обратно. Дикарь все еще не пойман, Драко в раздражении и отчаянии мечет заклинания одно за другим, так что Гермиона кричит ему что-то, приказывая успокоиться, но он не реагирует. Тогда Грейнджер, сама обозленная и нервная, видит в небе сноп желтых искр.

В ее голове — с той же сверхъестественной скоростью, с какой продолжается погоня, — выстраивается цепочка догадок. Авроры должны были вывести людей и остаться в «кругу», за границей леса. Сигналить о дикарях, которые уже и так за пределами любой их магии и преследуются общиной, нет никакого смысла. А сигналить о дикарях, если они напали на самих авроров, надо красными искрами.

Желтые — что-то не то. Что-то не то с людьми.

Причины и следствия снова сливаются воедино, так что неясно, помог ли Гермионе сделать этот вывод жгучий, сокрушительный запах живого человека и его крови или аромат добычи пришел мгновением позже.

Она тормозит, втягивает носом весь соблазн, разлившийся в воздухе, — Гермиона понимает: сейчас будет вкусно и хорошо.

Она слышит животное рычание — как потом окажется, свое и Малфоя — и ощущает сильную руку Чарльза на своем предплечье. Секунду, другую, пока Чарльз не преодолевает необходимое расстояние и не бросает ее и Драко с размаху на землю, пытаясь пробудить их от очарования и одновременно хотя бы частично выместить на них досаду и гнев.

Сидя на земле, сжав свое саднящее горло, Гермиона сглатывает и искоса следит за Чарльзом, который отходит, позволяет себе попсиховать, но при этом не прекращает оглядываться и прислушиваться, чтобы ничего не упустить. Драко прислоняется затылком к стволу бука в таких же мучительных попытках прийти в себя. Его рука касается руки Гермионы — пальцы подрагивают и время от времени сильно напрягаются.

— Сколько было людей? — хрипит Драко.

— Видел только одного, — отвечает Чарльз. — Но раненого. Ничем хорошим это не закончится.

— Их перехватит кто-нибудь из наших?

— Мать твою, Малфой! Ты что, видишь у меня хрустальный шар для предсказаний?

— Но ты подал сигнал? — спрашивает Гермиона до того, как Драко успевает нагрубить в ответ.

— Подал, — чуть спокойнее отзывается Чарльз и снова отходит, чтобы оглядеться.

Гермиона ерзает — как будто, если сесть удобнее, пробудившаяся жажда прекратится, — а потом, ослабев, бездумно опускается лбом на плечо Драко. Малфой прислоняет к ней свою голову, и они молча пережидают внутренние мучения.

Сколько проходит времени, сложно даже предположить, но голос Чарльза вдруг врывается в полусонную тишину:

— Хорош, вставайте.

Они поднимаются, все еще оставаясь близко друг к другу, и Чарльз, бросив на них быстрый взгляд, говорит:

— Предлагаю вам ненадолго остаться здесь. Вести вас ближе к границе опасно, пойду сначала проверю, нет ли там людей и что вообще происходит. Но вам нужно быть готовыми ко всему, поэтому… Быстро взбодрились!

— Хорошо. Но можно без приказного тона, — отвечает Гермиона, а Драко и его недовольно перекосившееся лицо подтверждают.

От удивления Чарльз даже неопределенно взмахивает волшебной палочкой, только потом говорит:

— Мы позже с тобой посоревнуемся за власть, договорились, Грейнджер? И кстати — пожалуйста. За то, что не дал вам убить человека.

— Спасибо.

Запоздавшую, хотя и неподдельную благодарность Гермиона произносит уже в спину Чарльзу, который не ждет ответа и удаляется на разведку.

Драко задумчиво смотрит сквозь деревья, сложив руки в карманы брюк. У него уставшие глаза и испачканная мантия, но он явно лучше остальных уживается с этой «маскировочной» формой под обычных живых волшебников. У остальных вампиров то и дело проявляются быстрые раздраженные жесты, когда мантия тянет в плечах или путается в ногах. Скорее всего, после погони почти все скинули одежду, от которой давно отвыкли, и остались в своих удобных брюках и рубашках с жилетами.

— Драко, если мы не вернем Петру сегодня, мы будем пытаться дальше, ты же знаешь.

Он машинально кивает, и белая прядь, давно порывающаяся выбиться из какой-никакой прически, падает ему на лоб. Гермиона настороженно оглядывается, но вокруг все еще тишина, не вызывающая тревоги, — если не задумываться о том, насколько «не так» все пошло у авроров.

— Петра помогла мне выяснить один нехороший факт об общине…

— Молодцы.

— Драко, ты не сбежишь, — отрезает Гермиона. — Не сможешь тихо пересидеть столкновения с дикарями, а потом запросто вернуться к человеческой жизни. Община ест сама себя — не говори, что ты этого не знаешь! Будь, пожалуйста, со мной. Давай вместе разберемся, кто и что задумал.

Драко открывает рот, чтобы ответить, но их обоих отвлекает невнятный шорох. Впрочем, спустя минуту напряженного ожидания так ничего и не происходит.

— Я не могу избавиться от мысли, что Петре мстят за ваши разговоры.

Гермиона приближается к Малфою, чувствуя, как всё сильнее становятся ее дурные предчувствия, удачно резонирующие сейчас со словами Драко.

— Почему?

— Потому что община ест сама себя. Ты же только что сказала, — он заглядывает Гермионе в глаза и медленно, тихо произносит: — Если мы правы, один из вампиров общины запустил механизм разрушения власти Элмерса, так? Грейнджер, ты должна была стать оружием, а выступила преградой. То и дело что-то копаешь и ставишь подножки своим деловым подходом. Раньше остальных уберут твоих соратников.

— Но не меня?

— Ты знаешь.

— И не тебя. Потому что большой скандал среди волшебников — не цель. А значит, и полное уничтожение мирной общины — не цель.

Драко соглашается, но затем совсем безнадежно мотает головой.

— Мы просто философствуем. Готов поспорить, еще и промахнулись в догадках, как не промахивается даже ребенок своим первым заклинанием.

Едва он успевает договорить, ярдах в пяти от них трещит ветка — отреагировав синхронно, Драко и Гермиона вытягивают вперед волшебные палочки и встают в боевую позицию. Когда они наконец понимают, что не могут пошевелиться, потому что вот она, Петра, четко виден ее силуэт, рука, красная от крови, ухватившаяся за более крепкую ветку взамен сломанной, обнаженные клыки, — когда осознание приходит, Гермиона тихо-тихо зовет ее по имени.

Голос у Грейнджер дрожит, вообще удивительно, что ей удается выдавить ясные звуки.

Следующее мгновение растягивается еще сильнее, как будто на час или два, и все это мгновение Драко и Гермиона с испугом прослеживают в лице Петры совершенно недвусмысленное выражение: так просят прощения заранее уверенные в том, что их невозможно простить.

— Стой там, Петра, — шепчет Драко.

Гермиона знает, что он собирается делать: добавить «мы поможем» и дернуться, чтобы схватить Петру в охапку и быстрее, как можно быстрее трансгрессировать отсюда. Но этому не суждено случиться, потому что замысел Малфоя разгадывает еще один присутствующий — незамеченный наблюдатель.

Именно он, ловкий и дерзкий дикий вампир, возникает как из ниоткуда и слишком быстро добегает до Петры. Гермиона и Драко видят его в тот момент, когда расстояния и позиции уже распределены нечестно. Язык дикаря проскальзывает по уголку губ, словно слизывая последние сладкие капли крови, руки хватают Петру, и уже с ней вампир устремляется куда-то в сторону, в неопределенном направлении и с неопределенной целью.

У Драко вырывается вопль ненависти, и они с Гермионой бросаются следом. Уже через несколько секунд им ясно, что скорость соперника сильно превосходит их способности: даже с ослабленной Петрой, взятой в объятия, он становится все дальше, теряется среди ветвей и листьев, грозит вот-вот пропасть в самой темной, предрассветной ночи и стать недоступным даже вампирскому взору.

— Срежем! — восклицает Гермиона, когда разгадывает у дикаря определенную траекторию.

Разгневанный Драко не спорит, поворачивает рядом, но вдруг — сдавленно стонет и пропадает из зоны видимости.

Грейнджер, не останавливаясь, испуганно оглядывается и понимает, что Малфоя кто-то сбил с ног. А там, впереди, Петра в руках дикаря, и тормозить — значит отпускать их.

Гермиона надеется, что Драко справится. Сердце сжимается, и бежать становится тяжелее, но не думать не получается. Он обязательно справится, иначе она проклянет себя за решение, которое приняла в прямом смысле на ходу.

Уши улавливают резкий свист, нос опять чувствует человеческий запах. Это заставляет Гермиону остановиться, чуть не взрыхляя пятками землю.

Петра снова одна, куда делся дикарь?

Петра одна, если не считать раненого мужчину в паре ярдов от нее, на которого она смотрит не отрываясь. Грейнджер не обязательно разглядывать, чтобы понять: черные глаза вампирши особенно черны, и в них сейчас ни капли души.

Гермиона опять пытается позвать Петру, хотя сама начинает корчиться от жажды, — а потом происходит все остальное. Пара ярдов между охотником и жертвой сокращаются до смертельно опасного расстояния, на белом от страха и боли лице человека появляется последнее выражение скорби по собственной судьбе, и острые клыки прокалывают кожу на шее.

С одной стороны появляется аврор, на бегу оглушающий Петру сразу двумя заклинаниями, с другой стороны — уже знакомый дикарь. Тот возникает буквально на секунду, достаточную для того, чтобы послать в уже недвижимую вампиршу свое беспалочковое заклинание. Оно летит прямо ей в сердце, задерживается там, а затем преобразуется во взрыв — бесшумный, неожиданный, какой-то неестественный и нереальный.

Там, где только что стояла Петра, остается лишь густой воздух, смешанная с пеплом черная магия.

Гермионе кажется, что ее ударили под дых. Она склоняется, складывается пополам и неслышно кричит. За дикарем снова возобновляется погоня, но Грейнджер остается на месте, потому что не видит не только Петры — из-за хлынувших слез она не может разглядеть ничего вокруг.

Даже лежащего на земле человека.