Необратимые (гет)

Синий бок тааффеита блестит, отражая бледные огни общей комнаты. Он лежит в центре длинного стола, судьбоносный камень, окруженный вампирами, с благоговением выпрямившими спины.

— Драко, — произносит Элмерс, разрушая тишину, и все слегка оживают, — тебе предстоит серьезная работа. Я бы хотел, чтобы ты начал приготовление зелья в ближайшие часы.

— Да, сэр, — холодно отзывается Малфой.

Последние сутки он только и делал, что зубрил рецепт. Людовик, который протянул ему копию страницы из Кодекса вчерашним вечером, выглядел спокойным, но Драко не испытывал большой уверенности и то и дело сбивался на тревожные мысли. Теперь ему кажется совершенной глупостью, что в первые мгновения после того, как Грейнджер предложила ему эксперимент с приготовлением двух порций, он действительно задумался над этой сумасшедшей идеей. Помоги ему Мерлин приготовить хотя бы разовую дозу, не испортив при этом драгоценный камешек.

— Приготовление займет около восьми часов, — говорит Малфой. Нет надобности напоминать об этом вожаку, но Драко хочется избежать спешки — поэтому ему кажется важным озвучить самую первую строчку рецепта при всех.

— Да, — просто отвечает Элмерс. — Хорошо.

Гермиона слушает разговор вполуха, все еще не в силах отвести взгляд от глубокой синевы тааффеита. Слова Драко про восемь часов, впрочем, не ускользают от ее внимания и пускают по спине холодок, так что дрожь приходится скрыть от окружающих плавной сменой позы.

Всего восемь. Это ужасно скоро.

— Нам надо обсудить важные аспекты возвращения мисс Грейнджер к людям.

«О, да неужели?» — проносится у Гермионы в голове, но это все еще скорее попытка заглушить тревогу, нежели реальное раздражение.

— Мне трудно предположить, что такое нужно сказать, чтобы волшебники поверили в мое случайное обратное превращение или…

— Мы скажем, что превращение было неполным, — заявляет Элмерс. — Мы вас выходили, вылечили и вернули к нормальной жизни.

Гермиона только неопределенно качает головой.

— Мало кто удовлетворится таким объяснением, — взглянув вожаку в глаза, она добавляет: — Впрочем, это в вашем стиле. Я, когда получала невразумительные ответы на одни и те же мои вопросы, обычно просто сдавалась.

— Ваш профессионализм на благо сотрудничества волшебных народов, — без тени улыбки замечает Элмерс. — Надеюсь, ваши коллеги воспользуются опытом мастера.

Гермиона решает не реагировать на это.

— Как все будет проходить?

— После зелья вы уснете, — говорит Эмиль, получив от Элмерса едва заметный знак. — Скорее всего, будете чувствовать превращение: например, видеть сны, в которые отключенное сознание переформирует физическое недомогание. Мы будем следить за процессом и в определенный момент перенесем вас.

— Куда?

— Куда скажете.

— Я бы предпочла мою квартиру. Не хочу никем рисковать.

— Хорошо.

— Запросим портал?

Эмиль уступает этот вопрос Элмерсу, а тот мягко отмахивается:

— Нет, сделаем свой.

— Те, кто будет обследовать меня, спросят, как я попала домой.

— Скажем, что через камин.

Прежде чем Гермиона, протестуя, успевает озвучить очевидную правду о том, что камин просто осмотрят и никто не поверит в очередную чушь, Элмерс грубо перебивает ее:

— Придумайте, как объяснить отсутствие следов. Заказывать в Министерстве портал в вашу квартиру мы не будем. Это даже звучит как полнейший бред, вы не слышите?

Она раздраженно вздыхает и прикрывает глаза. Такими темпами они разругаются в пух и прах, и камень не дадут ей из принципа. Тем более, кажется, вожак все-таки прав.

Снова открыв глаза, Гермиона натыкается взглядом на пустой стул, который раньше занимала Петра. Потом аккуратно поворачивает голову, чтобы узнать, как себя чувствует Драко, хотя уже по напряженным рукам на столе ясно, что никаких успокаивающих улыбок она от Малфоя не получит, а тот от нее не примет. Как, в общем-то, и всегда.

Драко быстро отводит глаза, но его белые губы, сложенные в тонкую линию, и какое-то едва уловимое, тщательно подавляемое отчаяние в выражении лица заставляют Гермиону прочувствовать тупую маленькую иголку, как будто втыкаемую в самое сердце.

— Хорошо, — говорит Гермиона, чтобы вернуть беседе конструктив, — я подумаю над этим.

— Эмиль уйдет, только когда поймет, что все действительно прошло нормально, — примирительно отвечает Элмерс.

Многие из вампиров продолжают задумчиво рассматривать тааффеит, но Элмерс к нему как будто равнодушен. С первого мгновения, когда все заняли свои места в этой комнате, казалось, что вожак относится к бесценной находке как к рядовому магическому артефакту. Собравшись с силами, Гермиона интересуется:

— А если станет понятно, что что-то пошло не так?..

— Мы вернем вас сюда, — тут же отзывается Эмиль.

Вот уж спасибо, только и думает Гермиона. Ей будет тяжело уходить отсюда навсегда, оставлять за собой хвосты из неспасенных, брошенных и уязвимых, но возвращение она не перенесет точно.

— Понятно.

— Думаю, вам не стоит выходить на работу в первый же день.

— Подозреваю, что так.

— Двое суток следите за своим состоянием самостоятельно. Проверьте, достигаете ли вы сытости от потребления человеческой пищи и утоляется ли жажда водой. Если получите удовлетворительные результаты, на третьи сутки попробуйте аккуратно выбраться в социум. Но не в Министерство.

— Ясно. Где я возьму еду? У меня наверняка протухла большая часть продуктов, и Поттеры прибрались.

— Мы займемся этим сегодня же.

«Да, — думает Гермиона, — конечно, сегодня. Я ведь буду человеком часов через десять», — и снова вздрагивает от своих мыслей.

— Вы боитесь, — просто отмечает Людовик.

Все время до этого он молчал, так молчал бы и дальше.

— Боюсь, — прямо отвечает Гермиона.

— Мы все переживаем, — встревает Элмерс, но весь его вид противоречит заявлению.

— Давайте обратно к делу, — морщится Грейнджер. — Полагаю, я могу решить самостоятельно, что мне делать как специалисту, как только я доберусь наконец до рабочего места?

Немного помявшись, Элмерс произносит:

— Можете. Я считаю, нам всем ясны наши общие цели. Но прошу держать со мной связь… во избежание расхождений в стратегиях.

— Договорились.

— Давайте закончим общее собрание и позволим Драко начать работу. Сегодня можем обсуждать возникающие вопросы не только за столом.

Малфой молча встает вместе со всеми. Людовик взмахивает рукой, и тааффеит прячется в узелок из черного шелка, мягко поднимается в воздух и приземляется в протянутую ладонь Драко, чуть дрожащую, но твердо обхватившую вверенную драгоценность.

Гермиона застывает на месте — она собирается пожелать Малфою удачи, но это неуместное слово застревает в горле, препятствуя и другим словам, которые, впрочем, все равно никак не придумываются.

Не обернувшись, Драко покидает комнату.

* * *

Гермиона замечает, что безостановочно покусывает ноготь на большом пальце, только после десятого круга по огромной гостиной на первом этаже. Самым разумным было бы воспользоваться последними часами в доме, перечитать редкую литературу об истории и вампирских мифах, которые она нашла здесь и уверена, что нигде больше не отыщет, но, кажется, ту Грейнджер, которая на первом курсе заработала кучу баллов факультету за нечто вроде «способности холодно мыслить в ситуации опасности», давно уже подменили.

Она заходит на одиннадцатый круг, когда слышит голоса в холле. Гермиона мгновенно устремляется туда, по всей видимости, в последний раз пользуясь сверхъестественной проворностью. Драко, утомленный и болезненно сосредоточенный, отчитывается Элмерсу, по-хозяйски заложившему руки за спину, и внимательно слушающему Эмилю.

— Зелье на стадии выдержки, — доносится до Гермионы. — Два часа просто буду следить за его состоянием. Пока все хорошо.

— Хорошо, — эхом отзывается вожак.

Грейнджер вдруг задумывается на секунду, нет, меньше — на мгновение: это ли она хотела услышать?

Мерлин, конечно, это. «Ничего не вышло» убило бы ее на месте. Морально, но она бы точно предпочла в таком случае что-нибудь более весомое — вроде кола в сердце.

— Драко, — хрипло зовет Гермиона, решившись.

Он приближается к ней, недолго думая, но тут же сообщает:

— Мне некогда. Надо вернуться и следить за зельем.

И пока слова, как заученные, срываются с его губ, Драко смотрит куда угодно, только не на нее.

— Спасибо тебе большое, — шепчет Гермиона.

Он отрывисто кивает. Поворачивается, собираясь уходить, но вдруг притормаживает.

— Я осознаю свою главную ошибку, — отчетливо проговаривает Малфой, уткнувшись взглядом в пол. — Не стоило так внимательно к тебе приглядываться. Ни на войне после твоего возвращения в Хогвартс, ни сейчас. Мы всегда оказываемся по разные стороны баррикад, как проклятые. И я наступаю на одни и те же грабли — изучаю тебя слишком долго: тогда со стороны, сейчас вблизи, — пока не понимаю, что пропал, что не могу и дня прожить без мысли о блестящей героине Грейнджер. Это просто эталонный идиотизм с моей стороны, так что забудь все обвинения. Ты ни при чем. В капканы я всегда загоняю себя сам.

Драко оставляет ее сразу же, остолбеневшую, пораженную, неотличимую от жертвы Петрификуса, в этом темном холле огромного вампирского замка, и Гермиона очень не скоро приходит в себя. Она знает, что и Элмерс, и Эмиль все еще здесь, прекрасно понимает, что оба слышали каждое слово, но ей плевать. Пусть катятся со своим всезнанием на все четыре стороны. Бесполезные вожаки — как же быстро они нашли один камень, неужели так уж нереально было отыскать второй? Неужели нельзя было приложить чертовы усилия, чтобы избавить их с Малфоем от этой боли? Как много пощечин они еще должны стерпеть от жизни, чтобы этого наконец стало достаточно?

Рыдания, заглушенные в груди, вырываются наружу только быстрой холодной слезой, и Грейнджер раздраженно стирает ее со щеки дрожащей рукой.

* * *

Она все-таки добирается до библиотеки. Отчасти чтобы спрятаться от всех и попытаться вернуть себе какое-никакое внутреннее спокойствие перед опасным превращением, отчасти чтобы действительно пробежаться глазами по корешкам вампирских мифов и напоследок полистать то, что не вспомнится автоматически, чтобы освежить тексты в памяти.

Гермиона как раз внимательно вчитывается в привлекшую ее главу большого невзрачного тома, когда Людовик из дверного проема говорит:

— Получасовая готовность, мисс Грейнджер.

Она дает себе две секунды на то, чтобы смириться с услышанным, и медленно оборачивается.

— Как часто вы пересекались с более древними вампирами?

Людовик смотрит на нее как-то странно и слишком долго молчит. Легкая улыбка не сходит с его губ, но в совокупности с выражением глаз и лица становится совсем загадочной, почти гипнотической.

— Не очень часто, — с фальшивой ленью в голосе тянет он.

— Как давно был последний раз?

— Вы конкретно про меня?

— Надо спрашивать про кого-то другого?

— Не в моей компетенции раздавать такие советы.

Гермиона мягко закрывает книгу и не глядя опускает ее на стол.

— Пойдемте готовиться, — спокойно предлагает Людовик.

Она послушно покидает библиотеку, следуя за вампиром по узким коридорам и лестнице на второй этаж. Гермиону приводят в ее собственную спальню, где разговаривают Дора с Джереми, тоже взволнованные и тут же переключившие все внимание на Грейнджер.

— Мы тут… — смущенно начинает Дора.

— Зашли попрощаться?

Дора мягко улыбается ей, как будто благодаря за прямолинейную формулировку.

— Приятно было завести с тобой знакомство, Гермиона, — говорит Джереми.

Она отвечает на объятия Доры, решительно шагнувшей вперед, потом на объятия Джереми, который ободряюще потирает ее спину ладонью.

— Но я думаю, мы все-таки сможем увидеться, если захотим, — замечает Гермиона.

Джереми почти беззаботно пожимает плечами.

— Жизнь такая непредсказуемая штука, в последнее время даже для двухсотлетних.

— И для пятисотлетних, — весело подтверждает Людовик из-за спины Грейнджер.

— Так что нет смысла загадывать, — заключает Джереми. — Мы всегда будем рады повидаться. Даже если в бою.

— Только не нападайте на меня, пожалуйста, — торопливо просит Гермиона.

Они смеются. Это все какая-то заведомо неловкая попытка повеселиться и разрядить обстановку, так кажется Гермионе. Она ощущает неприятную, ядовитую тоску внутри, когда осознает с физической очевидностью, сколько притворства в ее натянутой улыбке.

Странно, но она и правда никогда не ассоциировала свое обратное превращение с праздничным чувством в душе. Сначала нахождение камня казалось невозможным в ближайшие сотни лет, потом все стало слишком сложно. Головой полностью осознаваемое как положительное событие, оно тем не менее никогда не было счастливым с эмоциональной точки зрения. Это не отпуск с поездкой в Австралию. Не день рождения Гарри в огромной компании старых друзей. Впрочем, перебирая эти чудесные дни, Гермиона вдруг понимает, что и они не были кристально радостными. В одном всегда неуловимым контекстом было восстановление памяти, на которое ушло два года и куча нервов, в другом несуществующими призраками всякий раз присутствовали погибшие.

Наивно было бы просить у жизни перестать давать пощечины, вот что решает Грейнджер прямо сейчас. Абсолютного счастья давно нет.

Джереми и Дора уходят через несколько минут, и Гермиона благодарна им за искреннюю поддержку. Людовик ненадолго задерживается, расспрашивая о самочувствии и рассказывая о новых запасах еды и питья в ее квартире, потом говорит:

— Я оставлю вас одну, дам вам настроиться наедине с собой. Вернусь уже с зельем.

Она молча кивает и сразу запирает за Людовиком дверь.

Вот и все.

Считанные минуты.

Гермиона обводит взглядом свою комнату, которая так и не стала родной. Жить в постоянном напряжении не ново для нее, но все еще не результат добровольного выбора. Малфой был не прав. Она жаждала сложных рабочих задач, интеллектуальных задач, но в остальном все-таки хотела спокойной жизни. Всегда хотела и почти никогда не получала.

Фотографии с полок Грейнджер складывает обратно в обложку ежедневника и водружает блокнот на пачку документов. Придется «транспортировщикам» захватить вместе с ней и ее ручную кладь.

Зеркало притягивает, как бы Гермиона ни пыталась этому противостоять. Людовик не возвращается, никто не стучит в дверь, и в замке вообще стоит необычная тишина. Так что в итоге она сдается — подходит ближе и протягивает руку, активируя магию отражающей поверхности.

«Посмотри на себя, — вспоминает она слова Драко, который привел ее вчера в библиотеку, заманив редкими книгами по трансфигурации. — Ты олицетворение обольстительного вампиризма. Перемены в тебе захватывающие».

Длинное черное платье, обтягивающее талию, узкие полупрозрачные рукава, подчеркивающие тонкость рук, бледное лицо, накрашенные губы, ярко подчеркнутые глаза и еще — волосы: совсем не ее, гладко уложенные назад со странным даже для нее самой мастерством.

«Мне неожиданно лестно, Драко. Разрешаешь принять за комплимент?»

«Как хочешь. Я просто размышляю о том, что с тобой станет, когда снова забьется сердце. Бешеные кудри вернутся?»

Гермиона хотела спросить, какая из ее версий нравится Малфою больше, но все это заигрывание показалось таким бессмысленным, что настроение резко испортилось.

Стоя перед зеркалом, она не может решить, какая версия Гермионы Грейнджер нравится больше ей самой. Комната родной не стала. Но привычка видеть на себе декоративные изумрудные швы, неуловимыми дорожками бегущие по предплечью, и ощущать всю силу мышц и ловкость рук…

В дверь стучат. Гермиона открывает, не позволяя себе запаниковать. Людовик пропускает вперед Эмиля и Элмерса, сам закрывает дверь за своей спиной.

«Вот это компания» — мимолетно проносится у Гермионы в голове. В то же время она прислушивается к звукам в коридоре, тщетно надеясь различить шаги Малфоя, хотя уже понимает: он не придет.

— Тут примерно пять глотков, — рассказывает Эмиль после того, как Грейнджер укладывается на кровать. — Полагаю, начнет действовать в течение минуты.

— Записать вам мои ощущения для будущих исследований? — интересуется Гермиона.

Эмиль слегка улыбается.

— Записи будут на вес золота.

— Дрейвн, — зовет Гермиона, когда стакан с зельем уже в ее руке, всеми силами пытаясь сдержать нервную дрожь, — мне нужно будет с вами поговорить, как только я вернусь на службу. Освободите вечерок.

— Как скажете, — отвечает Элмерс.

Собранная в кулак решимость говорит Гермионе, что она сказала все необходимое и теперь время опрокинуть в себя зелье.

Темно-фиолетовое, легкое, на вкус оно оказывается до отвращения приторным.