Необратимые (гет)

Гермиона лежит на большой заправленной кровати, сложив руки на животе, и смотрит в потолок. Ей в голову приходит мысль, что если она сейчас заставит себя заснуть, то докажет всем этим глупцам, что вовсе не обратилась, что до сих пор человек, волшебница. Но Грейнджер сама почти сразу смеется над этой идеей. А чтобы внутренний смех не перерос во внешнюю истерику, она закрывает глаза и пытается рационально осмыслить ситуацию, вспоминая все, что знает о вампирах.

Один из пунктов окружен в ее голове целым набором вопросительных знаков. Элмерс говорил, что их община уже давно создала такие зеркала, в которых отразится любой вампир, — и еще пошутил, что их дамам было довольно сложно до этого изобретения или скорее — этого усовершенствования. Но когда Гермиона захотела узнать подробности, Дрейвн мягко сменил тему, а она из дипломатических соображений позволила ему это.

Грейнджер вдруг понимает, что до этого момента избегала рассматривать лица вампиров, — кроме вожака, с которым была уже знакома. Она боялась найти в лицах свою неизбежность. Опасалась того, что отметит все детали и мысленно, еще до озвученного приговора, примерит на себя устрашающую бледность, темноту глаз и… клыки.

Гермиона решает дать себе еще немного времени и продолжает изучать свою новую спальню. Возле двери — расписная тумба, на которой стоит кувшин из черного стекла на теплой подставке, подогревающей красную смесь, и стакан. Грейнджер не осмеливается называть это кровью, даже про себя. И пока заменяет неприятное слово более-менее нейтральным словосочетанием.

На стуле у кровати лежит заботливо подготовленная для нее одежда. Гермиону удивляет, что она видит два комплекта: платье с туфлями-лодочками на низком каблуке, а рядом — рубашку, брюки и кроссовки. Все, впрочем, в темных тонах и простого фасона — ни намека на те запутанные линии на вещах других вампиров.

К зеркалу Гермиона подбирается так, словно за ним спрятан гиппогриф. Останавливается рядом, вздыхает — разрешает себе эту человеческую привычку. И протягивает руку.

Первую секунду в круглом, немного тусклом зеркале продолжает отражаться только противоположная стена. Это пугает Грейнджер, но прежде, чем она бросает свою затею, зеркало начинает неярко подсвечиваться, почти незаметно — а ладонью Гермиона ощущает мягкую, равномерную волну магии. И видит отражение своей руки.

Сосредоточившись, она медленно двигается в сторону, чтобы наконец столкнуться с собой лицом к лицу.

Волосы спутаны, кожа бледная, губы обветрены. Ярко выделяются глаза, а в них (и это единственное, чего Гермиона не ожидает увидеть) — в них словно сконцентрировался весь страх, испытанный ею за последние сутки. Накрашенные ресницы местами слиплись из-за слез, но выглядит все это не катастрофично. Она смотрит на ресницы, чтобы не опускать взгляд вниз. Но она знает. Чувствует за потрескавшимися губами острые клыки.

Чуть позже, проводя дрожащим указательным пальцем по острым уголкам длинных зубов и наблюдая за собственными движениями в зеркале, Гермиона не может избавиться от мысли, что была в полушаге от того, чтобы впиться ими в горло незнакомой заботливой женщины.

* * *

— Петра, это Гермиона.

Петра открывает дверь после второго стука и тут же пробегается по Грейнджер взглядом с головы до ног. Догадавшись, Гермиона говорит:

— Спасибо за одежду. Я… выбрала то, что удобнее.

Вампирша кивает, ничего не отвечая, но Гермионе кажется, что во взгляде читается презрение.

— Как вам спальня?

— Все хорошо, благодарю.

— Нужно выпивать стакан раз в три часа.

— Что?

— Для поддержания нормального состояния нужно выпивать стакан крови раз в три часа, — повторяет Петра.

Гермиона теряется, смотрит на наручные часы, но они не говорят ничего полезного, потому что когда был первый прием… смеси, она не имеет ни малейшего понятия.

— Вам надо подкрепиться через пятьдесят минут.

— О… хорошо. Спасибо.

Петра продолжает стоять в проеме, опираясь одной рукой на ручку двери, и, похоже, наслаждается неуверенностью новой знакомой.

— Петра, я бы хотела попросить… Можно отправить отсюда письмо?

— Конечно можно. Сейчас дам все, что нужно. Заходите.

Гермиона следует за Петрой внутрь ее комнаты, и спальня оказывается гораздо уютнее, чем ожидалось. Вокруг много синего и темно-серого, в углу — высокий книжный шкаф, несколько томов лежат на столе из красного дерева, раскрытые, а кровать заправлена мягким пледом.

Петра дает ей перо, чернила и пергамент и, чтобы освободить место, закрывает книги, предварительно положив закладки.

Гермиона решает написать лаконичное письмо Гарри и просит его в первую очередь связаться с родителями, чтобы сообщить, что она жива (в какой мере это правда, не узнает из письма даже друг), что очень сожалеет о своем отсутствии, что она, конечно, собиралась прийти, но не смогла справиться с кое-какими рабочими проблемами, которые до сих пор не отпускают ее в маггловский мир. Самому Гарри обещает рассказать все позже.

Петра ждет, стоя у кресла и, когда Гермиона убирает перо, говорит:

— Я могу отправить. А потом вы и сами разберетесь с местной совятней — когда изучите замок.

Грейнджер протягивает ей пергамент и осторожно спрашивает:

— Кстати, насчет этого… Вы не против, если я осмотрюсь сама?

Вампирша пожимает плечами. В этот момент Гермиона, вдруг заслышав внутреннее чутье, собственную интуицию, на всякий случай быстро закрывает сознание от легилименции.

Губы Петры складываются в улыбку. Эта улыбка — не знак дружбы, но она определенно предполагает какой-то специфический комплимент вроде…

«…догадливая».

— Без проблем. Чувствуйте себя как дома, — говорит Петра вслух. — Я отправлю письмо и вернусь сюда, — если вдруг стану нужна.

Гермиона благодарит ее и покидает спальню.

* * *

— Обычно со мной такого не происходит.

Драко замирает на мгновение, но теперь Гермиона не только знает о свойствах вампирского тела, но и ощущает на себе: он не мог не слышать, что кто-то пришел.

Малфой продолжает подсыпать что-то в котел и убирает огонь, пока она делает шаг внутрь лаборатории, оглядывая разноцветные колбы на длинном столе вдоль стены.

— Я имею в виду, что обычно в критических ситуациях хорошо соображаю. А тут даже забыла, что сама подписывала бумаги о правилах донорства.

Драко еле заметно ухмыляется и взмахивает палочкой, чтобы закрыть котел крышкой.

— В этом нет ничего странного, — отзывается он. — Нервная система во время превращения переживает редкостную катастрофу, — а потом быстро добавляет: — Не трогай здесь ничего.

Гермиона косится на него почти обиженно.

— Уж не настолько я отупела.

Драко закрывает в шкафчиках сыпучие ингредиенты для зелья, которое только что готовил, и снимает рабочую мантию, бросая на Гермиону, бродящую по комнате, изучающие взгляды.

— Ты уже осмотрела замок?

— Нет, — тут же отвечает она, мысленно ликуя, что не пришлось просить об одолжении. — Буду рада, если составишь компанию. Но… сначала у меня к тебе вопрос.

Обернувшись через плечо, Гермиона видит, что Драко ждет продолжения. Она не сразу справляется со всеми своими сомнениями. Малфой прищуривается, когда она приближается, и чуть отклоняется назад. Грейнджер замечает это, но сейчас причины ее не беспокоят — даже если движения Драко значат, что он до сих пор испытывает к ней неприязнь.

Волосы у Малфоя стали («…или всегда были?» — спрашивает себя Гермиона) совершенно белыми. Кожа бледная, а глаза — темно-серые, почти черные. Контрасты снова завораживают ее, заставляя медлить с вопросом.

— Когда мы разговаривали, я не обратила внимания… У тебя есть клыки?

— Мне казалось, ты уже поняла, что я тоже...

— Просто ответь на вопрос.

— Есть.

Малфой приоткрывает рот — и сразу становятся видны белоснежные острые уголки. Гермиона всматривается в них, сосредоточенно разглядывает на расстоянии в неосознанной попытке понять, побывали ли они в чьем-нибудь горле. Но спросить об этом она не решается.

— Тебя не было в списке.

— Что? — хмурится Драко.

— В моем кабинете лежит список с именами всех вампиров мирной общины. Когда ты стал таким?

— Два года назад.

— Почему нам не сообщили? Это нарушение соглашения...

Малфой качает головой и с силой сжимает одной рукой край столешницы.

— Потому что это было недобровольно, Грейнджер, — отрезает он. — Потому что у общины на самом деле давно проблемы. И нам с тобой повезло, что в какой-то момент мы очнулись в этом замке, а не посреди леса или даже города. Вряд ли это закончилось бы хорошо — для нас и для окружающих.

— С тобой случилось то же самое?

— Похожее.

Гермиона смотрит в пол, раздумывая над его словами. Получается, она так много проглядела на своем посту... Рита была права. Малфой не единственный. С вампирами происходит какая-то чертовщина, прямо под носом у отдела, — весь он оказался слепым, глухим и наивным.

— Если я сообщу об этом, тут же начнутся разбирательства.

— Я серьезно, Грейнджер, нам повезло, — продолжает Малфой уже более знакомым Гермионе со времен Хогвартса тоном — резким и нервным. — Я понимаю, что тебе страшно и больно смотреть действительности в лицо. Но в ближайшее время ты не сможешь отсюда выбраться. Так не хочешь ли изучить чертов замок?

Гермиона моргает, останавливая на время беспокойные размышления, и кивает. Простая мысль пронзает ее сознание: Малфой боится за себя, прекрасно зная, что быть вампиром в большинстве смыслов невыгодно, тем более вот таким «незарегистрированным».

Они молча выходят из лаборатории и поднимаются по старинной винтовой лестнице, чтобы начать осмотр с третьего этажа.

* * *

Драко аккуратно отодвигает штору и выглядывает в сад. На рассвете кто-то из вампиров, явно по устоявшемуся порядку, прошелся по дому и закрыл все окна плотной тканью.

— Сегодня пасмурно, — сообщает Малфой. — Так что можем и снаружи прогуляться.

Он открывает тяжелую двустворчатую дверь и пропускает Гермиону вперед.

— Так значит, — тихо спрашивает она, — никаких солнечных лучей?

— Если не обнаружишь у себя мазохистских наклонностей и желания восстанавливать двое суток верхний слой кожи — то да, лучше избегать.

Грейнджер нервно поводит плечом, а Драко провожает ее к центральной тропинке сада, сплошь усеянного ароматными цветами. Причем большую часть занимают белые розы — словно из принципа идеального сочетания с вампирской кожей.

Гермиона остается равнодушной к саду, хотя эти несколько минут добавляют новых ощущений: запахи цветов воспринимаются так остро, что теперь с трудом можно назвать их приятными. Больше ей нравится другое место — колоннада, образующая галерею вдоль стен замка, по правую сторону от центральной двери. Она проводит пальцами по гладкому мрамору колонн и признается Малфою, что хочет погулять здесь одна, но вдруг вспоминает кое-что и испуганно смотрит на часы.

— Пошли, — зовет Драко. — Я покажу, где стоит кувшин в гостиной. Потом выйдешь сюда сама.

* * *

Вечером Элмерс находит Гермиону в библиотеке и сообщает, что ночью познакомит ее со всеми вампирами общины. Грейнджер, которая как раз собиралась вернуться в собственную комнату, теперь идет туда, чтобы поменять удобную одежду на платье: она решает, что в компании полутора десятка вампиров так почувствует себя чуть увереннее. Хотя простое платье все еще мало напоминает их одежду.

Однако перед тем как заняться своим внешним видом, Гермиона вспоминает, что прошли очередные три часа, а кувшин в ее комнате после нескольких «подкреплений» в течение дня оказывается пустым.

Она раздумывает, к кому обратиться. Логично было бы пойти к Петре. Но Гермионе так не хочется снова сталкиваться с ее колючим взглядом свысока, что куда более привлекательной представляется идея постучаться к Малфою, который «на всякий случай» указал во время осмотра замка на дверь своей спальни. Оказалось, они живут на одном этаже, только комната Драко почти в конце коридора.

Гермиона подходит и замирает в растерянности, сама не в силах объяснить себе, что ее останавливает. Но потом она решает на всякий случай прислушаться: меньше всего хочется встретить в комнате Малфоя кого-то постороннего. И тогда Грейнджер различает звуки, которые не хотела бы слышать. Нечто похожее на… стоны.

Отпрянув, она быстро шагает прочь, к своей спальне, пытаясь справиться с ощущением, что краснеет, хотя это совершенно невозможно.

Дыхание вампирам ни к чему, но Гермиона в очередной раз прощает себе эту слабость, потому что волноваться и не иметь в арсенале простейших способов успокоиться — настоящая пытка.

Теперь не остается другого варианта, кроме как обратиться к Петре. Еще раз на всякий случай вздохнув, Грейнджер заносит кулак, чтобы постучать в ее дверь, и именно в этот момент Петра выходит из спальни Драко.

Не сразу заметив Гермиону, она оправляет узкую юбку и проводит рукой по волосам, возвращая им почти идеальный порядок.

Потом девушки долго смотрят друг на друга молча, пока Грейнджер не говорит настолько ровным голосом, насколько может:

— Если не сложно, мне нужна помощь с… кровью.