Необратимые (гет)

Комната, в которой Гермиона оказалась при пробуждении, в этот раз закрыта. От каменного коридора ее отделяет вытянувшаяся до потолка двустворчатая дверь из темного дерева. В попытке справиться с волнением Грейнджер рассматривает узоры, но когда понимает, что перед ней вовсе не цветочки и листочки, а целая коллекция миниатюр, местами довольно жестоких, переживаний становится только больше.

Элмерс пригласил Гермиону на собрание общины к часу ночи. Часы бьют один раз, и она отрывается от того фрагмента, где вампир с длинными клыками разрывает пополам трехглавую змею. Дверь под рукой открывается легко, и все в комнате резко замолкают, хотя до этого было слышно, что там тихо, но увлеченно переговариваются.

— Мисс Грейнджер, — кивает Дрейвн и плавным жестом указывает на свободный стул, — проходите, мы как раз вас ждали.

Гермиона сжимает ледяные ладони в кулаки, прежде чем сдвинуться с места, потому что вся община разглядывает ее, не таясь, и это нервирует.

— Как вы себя чувствуете? — снова обращается к ней Дрейвн, когда Грейнджер занимает свое место по левую руку от Малфоя и прямо напротив Петры.

Быстро оглядевшись, Гермиона пытается разгадать принцип рассадки. Она знает, что мирная вампирская община мало похожа на демократическое образование. Кто-то здесь обладает статусом выше, кто-то — ниже, и, судя по всему, влиятельность уменьшается по мере удаления от места Дрейвна, который сидит на противоположном от Гермионы конце стола.

— Учитывая сложившуюся ситуацию… в целом нормально, спасибо.

— Важное уточнение, — тут же раздается в ответ.

Голос кажется слишком громким для этой таинственной обстановки, к которой Гермиона еще не успела привыкнуть. Это говорит плотного телосложения мужчина лет пятидесяти (по человеческим меркам), лысый, сидящий справа от вожака. Он улыбается Гермионе, чуть приоткрыв зубы, в то время как она судорожно соображает, не успела ли сказать чего-то оскорбительного.

Отношения между Дрейвном как вампиром и Гермионой как замглавы Отдела регулирования магических популяций и контроля над ними складывались не сразу, постепенно. Они оба шли на компромиссы, когда дело касалось замечаний о разнице между ними, физической и моральной, в частности на время переговоров Грейнджер отказывалась от слова «нежить». Теперь, оказавшись среди стольких представителей этой нежити (потому что используй слово, не используй — суть не меняется), она прекрасно понимает, что все надо начинать сначала, с каждым по отдельности.

С другой стороны, теперь она одна из них. От этой мысли все еще передергивает, но Гермионе, возможно, будет легче подбирать наименования: оскорбляя их, она будет оскорблять и себя, а это обычно упрощает ситуацию.

— Я вот пытаюсь понять, поздравлять ли вас с присоединением к нашей общине, — говорит кто-то из сидящих в центре. Гермиона оборачивается на женский, почти девичий голос и видит миловидное лицо и короткие рыжие волосы, похожие на маленькое взорвавшееся вокруг головы солнце. — В любом случае мы хотим, чтобы вы чувствовали себя комфортно.

Грейнджер невольно бросает быстрый взгляд на Малфоя, который внимательно смотрит на нее, но в непроницаемом выражении его лица не может найти ни одного намека.

— Спасибо, м-м… мисс Дора Литлголд?

— Угадали, — весело откликается Дора.

— Я представлю вам всех, чтобы не пришлось гадать, — говорит Элмерс. — Это Людовик Кролок, моя правая рука.

— К вашим услугам целых пятьсот тринадцать лет, — подхватывает лысый вампир, продолжая улыбаться.

— За ним — Эмиль Паладе.

— Приятно познакомиться, — говорит Эмиль, и Гермиона мгновенно узнает его голос, а заодно и его подбородок. Именно этот вампир забрал ее из дома бедной женщины после превращения. У Паладе темные глаза — настолько, что глаза остальных присутствующих кажутся намного светлее. — У меня для вас сразу сюрприз, если Дрейвн позволит.

Его тон далеко не добродушный, скорее угрожающий, и не оставляет надежды на то, что сюрприз окажется приятным, но вожак кивает, и Эмиль делает пальцами ловкое движение. С огромной скоростью через всю комнату что-то прилетает ему в руку — Гермиона едва сдерживает восторженный вскрик, когда понимает, что это ее волшебная палочка.

— Вернули ваше сокровище, — своим хрипловатым голосом комментирует Эмиль, отправляя палочку по гладкой поверхности стола в направлении Грейнджер.

Гермиона ловит ее и искренне благодарит, сжимая пальцами пульсирующее волшебством дерево. Это слегка успокаивает ее. Хотя и очевидно, что, реши здесь все напасть, ей одной не справиться.

Дрейвн тем временем называет имена остальных вампиров.

— Джереми Моро, — говорит он, указывая на худого, очень молодо выглядящего вампира с длинными черными ресницами. — А за ним Петра, но вы уже знакомы.

И Гермиона, и Петра быстро смотрят друг на друга и как ни в чем не бывало склоняют головы, соглашаясь.

Дрейвн начинает перечислять имена вампиров, сидящих по другую сторону стола, и, когда доходит до Малфоя, тоже отмечает:

— И с Драко вы знакомы. Так что все. Добро пожаловать.

О, как бы они ни старались, Гермиона не хочет слышать здесь «добро пожаловать». И должно произойти что-то поистине важное, чтобы она обрадовалась подобному вампирскому гостеприимству.

— Мистер Элмерс, прошу простить меня, если это нетактично, но есть вопрос, который все еще тревожит меня и не дает покоя. Если есть хоть малейшая возможность вернуть себе человеческую сущность, что для этого надо сделать?

Все вампиры молча оборачиваются к вожаку, только Драко чуть дольше остальных задерживает на Гермионе взгляд. Она опять задумывается, что это может значить, но пока не находит разгадки.

— Это сложный вопрос, мисс Грейнджер. Вы, конечно, не первая, кто желает обратиться назад. Не первая и не последняя.

Теперь Гермиона сдерживается, чтобы не проверить, как на это заявление отреагировал Малфой. Конечно, он тоже этого хотел. И скорее всего, хочет до сих пор.

— Волшебники думают, что это невозможно, — говорит Грейнджер.

— Конечно, — отвечает Элмерс. — Для надежности — это именно то, что думают люди. Понимаете ли, во всем мире существует лишь пара унций камня, из которого готовится зелье, возвращающее вампиру человеческую сущность. И мы ищем этот камень много-много лет, беспрестанно, — добавляет Дрейвн, как бы извиняясь. — Если случится чудо, вы первая на очереди.

Гермионе все это не нравится.

— У меня важный статус, и как только в Министерстве узнают об обстоятельствах моего превращения…

— Я знаю, мисс Грейнджер, — Элмерс тут же становится серьезнее. — Именно поэтому я усилил поисковой отряд еще пятью вампирами — если вы не заметили, некоторых из официального списка нет за столом. Поверьте, это большие жертвы с моей стороны.

Часы бьют два раза, и Гермиона сосредоточивается на этом звуке, чтобы не дать воли расшалившимся нервам. Вампиры сидят молча, но Грейнджер все еще ощущает на себе их изучающие, и теперь еще кажется — предостерегающие взгляды.

— Как долго могут продлиться поиски?

— Давайте не говорить о максимуме, это слишком пессимистично. Готовьтесь провести с нами как минимум три месяца: во-первых, для вашей же безопасности, во-вторых — раньше вряд ли что-либо произойдет.

— Для моей безопасности?

— Первые месяцы вы не всегда будете чувствовать себя хорошо, — отзывается вместо вожака Эмиль, не отрывая взгляда своих темных глаз от Гермионы. — Не только, впрочем, первые — но это особенно опасный период. Вам будет хотеться больше крови. Больше и свежее, — он выдерживает паузу, после которой, растягивая слова, добавляет: — Я говорил Дрейвну, что нужно разрешать новичкам охотиться на животных. С природой не поспоришь, когда ты молодой дерзкий вампир.

— Это исключено, — отрезает Элмерс.

Гермиона тоже хочет сказать, что подобное разрешение чревато кучей дополнительных проблем, но вместо этого следит за тем, как меняется выражение лица Эмиля, когда ему отвечают таким резким отказом.

— Давайте не ссориться, господа, — встревает Людовик, он пытается быть дружелюбным, и это заметно. — Мисс Грейнджер и так нелегко.

— Да, — кивает Дрейвн. — Мы стараемся, Гермиона, честно. Справляется ли со своими обязанностями Петра?

Девушка напротив тут же напрягается.

— Да, я очень ей благодарна, — не раздумывая, отвечает Гермиона. — Одежда, стакан... крови по расписанию...

— Стакан крови по расписанию? — переспрашивает Джереми, взмахнув ресницами.

— Режим — это наилучший вариант для новичка, — отвечает ему Петра.

— Ты бываешь такой занудой, — задорно усмехается он.

К удивлению Гермионы, Петра шутливо закатывает глаза и резко напяливает на Джереми капюшон его чёрного балахона.

Несколько вампиров за столом смеются. Грейнджер переводит взгляд с одного на другого и немного теряется из-за того, что ее помощница демонстрирует свой вполне веселый нрав — и это, похоже, привычно для всех окружающих.

— Ладно, — прерывает их Элмерс. — До вашего прихода, мисс Грейнджер, мы обсуждали покушение на меня. Но, к сожалению, ни к каким серьезным выводам пока не пришли. Думаю, мы еще поговорим с вами лично, подходите утром в кабинет. А сейчас можем расходиться — если, конечно, у вас нет вопросов к остальным представителям общины.

У Гермионы есть вопросы. Но она не готова сформулировать их сейчас, поэтому отвечает вежливым отказом.

Стулья отодвигаются, все уходят. Грейнджер снова чувствует, что долго сидеть ей трудно: все время хочется сделать лишние движения, резко развернуться, быстро пройтись, этого требуют энергия и легкость во всем теле.

В дверях останавливается Петра, она многозначительно смотрит на Гермиону. Та нерешительно приближается.

— Я вам нужна? — спрашивает Петра.

— Думаю, в ближайшее время нет, — отвечает Грейнджер.

Когда Гермиона отворачивается, мимо проходит Малфой, даже не взглянув на нее, и затем удаляется в темноту коридора вместе с вампиршей.

* * *

Каждый раз, когда она прикладывает ладонь к груди и прислушивается, приходит страх. Он не исчезает оттого, что сердце не бьется уже не первый час. Наоборот — Гермионе кажется, что каждая прошедшая секунда отдаляет ее от возможности счастливо распрощаться с вампирами.

Обхватив бледными пальцами стакан, Грейнджер выпивает очередную порцию смеси. Клыки щелкают, выражая удовольствие вампирского тела, и все вокруг расплывается на несколько секунд, новые сущность и дом становятся неважными или даже привлекательными, ведь так легко двигаться, так необязательно дышать, так восхитительно чувствовать власть над теми, в ком течет живая кровь, — стоит только совершить решительный прыжок…

Через десяток секунд это проходит. Гермиона какое-то время сидит на краю кровати, заставляя себя не плакать («Ну что это такое?! Сколько можно реветь!»), а потом решает провести остаток ночи в большой, до потолка заполненной новыми и старыми книгами библиотеке.

Теперь необязательно отрываться от чтения на сон. Прелесть, казалось бы. Но Гермиона почему-то не рада и все время отвлекается от строк, задумчиво проводя ногтем по кожаному переплету книги про волшебный Древний Египет. Она продолжает вспоминать все, что знает о вампирах.

Кто-то из общины, вероятно, анимаг. После превращения в вампиров их анимагические сущности заменяются целым набором форм — но исключительно ночных животных и птиц. Гермиона бросает взгляд в окно, размышляя, улетел ли кто-нибудь гулять, обернувшись в летучую мышь.

Тогда в библиотеке слышится какой-то шорох. Тут же реагируя, Гермиона садится удобнее, чтобы в любой момент напасть или отпрыгнуть, а в руке теперь вместо книги сжимает волшебную палочку.

— Грейнджер, ты? Так и знал.

Из-за полки спокойно выходит Малфой и тут же скрывается за другим стеллажом: очевидно, он что-то ищет.

Гермиона выдыхает, прячет палочку и снова открывает книгу.

— Отличная библиотека, — говорит она, стараясь замаскировать светским тоном остатки волнения.

— Еще бы.

Драко снова появляется в поле зрения, подходит, ставит стопку книг на столик между креслами и садится на соседнее. Краем глаза Гермиона отмечает, что вся его литература связана с редкими или темными зельями. Грязно-коричневый том, схваченный длинными малфоевскими пальцами, почти рассыпается, но страницы волшебным образом остаются на местах.

— Еще не смирилась, Грейнджер?

Гермиона сразу понимает, о чем он. И первое, что испытывает от этого вопроса, — крайнее возмущение, потому что звучит он не иначе как издевка.

Только встретившись с Малфоем взглядом и собираясь уже высказать какую-нибудь колкость, она всецело осознает, что он, как и в первый их разговор, не собирается над ней смеяться.

— Нет, — просто отвечает она наконец. — Потом добавляет: — А ты?

Видимо, он не ожидает подобного, потому что отводит глаза, возвращая внимание книге, и немного медлит.

— Скорее нет, чем да. Вообще, надо бы спросить здесь всех, кто стал вампиром меньше ста лет назад, — по-моему, никто из них не привык тоже.

Глубоко вздохнув, Гермиона откладывает книгу и принимается крутить на пальце кольцо, подаренное мамой на прошлое Рождество.

— Малфой, я не знаю, в курсе ли ты… Твой отец вышел на свободу.

Драко чуть вздрагивает, и Гермиона замечает это.

— У тебя, наверное, в голове не укладывается, как можно отпустить на свободу Люциуса Малфоя, — резко выдает он.

Грейнджер удивляется этому упреку и хмурится.

— Я только поразилась, как быстро пролетело время. Сейчас мне все равно, в Азкабане твой отец или на свободе.

Малфой молчит, делая вид, что читает.

— Ты увидишься с ним? — решается спросить Гермиона.

Грейнджер кажется, что после этого вопроса все чувства так ясно отражаются на лице Драко, что ей самой становится больно. Впрочем, это вполне закономерно. Сейчас они в одинаковом положении: по сути, убитые, отделенные от близких, незримо, но внимательно охраняемые общиной от любых проявлений отчаяния или смелости.

— Я не знаю, позволят ли мне, — честно признается Малфой. — С матерью я не виделся ни разу с момента превращения. И ты знаешь, что происходит, когда мы встречаемся с человеком.

Гермиона борется с нахлынувшей горечью: она знает и может представить это в красках.

— Хорошо быть известным политиком, да? — говорит Малфой, в голос его снова возвращаются ядовитые интонации. — Ты только глянь, как все зашевелились, чтобы ускорить поиски камня и вернуть тебя волшебникам.

Какое-то время они оба молчат, но уже, впрочем, не притворяются, что увлечены чтением. Потом Гермиона, прерывая поистине библиотечную тишину, заставляет себя спросить:

— Ты знаешь, как давно в последний раз варили зелье для обратного превращения?

И слышит в ответ:

— Пятьсот двенадцать лет назад, Грейнджер.