Осколками снов (гет)

Просыпаться отчего-то не то чтобы тяжело, просто Санни чувствует странную, опьяняющую с самого утра щекотку, будто пузырьки рассыпались по всему телу. Сбившееся набок одеяло мешается под боком, и Санни пихает его ногой, сбрасывает на пол и обнимает руками подушку. Теплое утреннее солнце светит в приоткрытое окно, растрепавшиеся за ночь волосы треплет легкий ветерок, и Санни прикрывает глаза, видит под веками расцветающие калейдоскопом видения и отбрасывает их в сторону.

Босые ступни касаются прохладного дерева, Санни садится, оглядывает комнату из-под полуопущенных ресниц и склоняет голову набок. Пальцы путаются в сбитых простынях, особо настойчивый солнечный лучик греет плечо, и Санни хихикает, вдыхает полной грудью свежий воздух и поднимается, вытягивая ладони к низкому потолку.

На улице непривычно тихо даже для раннего утра. Санни проходит между низкими домиками, обходит дозорную вышку, мысленно хихикая (на кой им дозорная вышка?) и постукивая по дереву костяшками пальцев, машет мелькнувшей в отдалении Трише и фыркает, когда одна из дверей распахивается точно перед ее носом. Реми оглядывает Санни с ног до головы, заглядывает ей за спину и выдыхает только когда не видит рядом никого. Он возводит руки к небу, и Санни громко хмыкает, похлопывая его по плечу.

— Знаешь, у твоей непоседы аномальная тяга к взрывам, — Реми перебирает в пальцах игральную карту, а Санни прищуривается, — Реми, взорви то, Реми, взорви это. Реми, давай поиграем в конец света. Тебе не кажется, что странно играть в конец света?

— Мне кажется, что ты ей просто нравишься, — Санни закатывает глаза, и Реми делает тоже самое, — чем тебя не устраивает конец света?

— Тем, что его устраиваю я! — Реми обиженно тянет слова и разводит руки в стороны, пряча карту в рукаве.

Санни усмехается, хлопает его по груди и не сдерживает смех, когда Реми подозрительно щурится и прячет руки в карманы.

— Просто любопытно, а если она решит устроить настоящий конец света? — Реми перекатывается с пятки на носок и вопросительно приподнимает брови.

— Что ж, я не буду ей мешать, — Санни разводит руки в стороны, переступает с ноги на ногу и пожимает плечами, облизывает пересохшие губы и выплевывает залетевшую в рот прядь волос.

Реми застывает на доброе мгновение, неодобрительно хмурится, резко разворачивается и вскидывает руки. Санни фыркает ему вслед и качает головой, поджимая расплывающиеся в насмешливой улыбке губы. Она проходит еще несколько шагов вперед, окунается в шелестящий, шепчущий предсказания проселок, опирается плечом о шершавое дерево и складывает руки на груди.

Эрик сидит на поваленном дереве, строгает что-то из длинной ветки, а вокруг него носится, то исчезая, то снова появляясь, Викки. Рыжеволосый солнечный лучик прыгает по деревьям, радостно смеется, подставляя лицо пробивающемуся сквозь листву солнцу, и осторожно касается ярко-зеленых листьев.

— Пап! — кричит Викки, обхватывая ладонями ствол дерева.

Эрик поднимает на нее взгляд, прищуривается, так что вокруг его глаз рассыпаются лучики-морщинки, откладывает нож и ветку и качает головой. Викки заливисто хохочет, отпускает ветку и покачивается, удерживая равновесие.

— Викки, — Эрик выдыхает и поджимает губы, а малышка подпрыгивает с громким криком и падает вперед:

— Пап, лови меня!

Чертовка исчезает прямо в воздухе, появляется у Эрика на коленях и обхватывает его за шею, прижимаясь щекой к щеке. Эрик сдавленно смеется, чмокает ее в висок и прикрывает глаза, придерживая дочь. Санни выдыхает, только теперь замечая, что задерживала дыхание, заправляет волосы за ухо и закатывает глаза, когда Викки как ни в чем не бывало подскакивает и начинает раскачиваться из стороны в сторону.

— Па-а-ап, — Викки дует губы и склоняет голову набок, — а почему мама солнышко, а я лучик?

Эрик усмехается и только раскрывает рот, чтобы ответить, но Викки перебивает его:

— Это потому что мама большая, а я маленькая? А когда я вырасту, я тоже стану солнышком?

— Нет, Викки, — смеется Эрик, — когда ты вырастешь, ты будешь большим лучиком.

Эрик руками показывает насколько большим, машет ладонями над головой, и Викки заливается смехом. Она исчезает, появляется перед Санни, хватает ее за руки и тянет к Эрику, усаживая рядом. Санни треплет ее по волосам, садится и тут же попадает в плен горячих рук.

— Доброе утро, соня, — хрипло смеется Эрик, касаясь ее губ своими.

Его щетина щекочет щеку, и Санни хихикает, проводя по ней ладонью. Викки смотрит на них, лукаво улыбаясь, прячет ладошки за спину и склоняет голову набок. Санни фыркает, опираясь на Эрика плечом, убирает с лица дочери непослушные кудри и охает, когда та оказывается у нее на коленях. Викки ерзает, усаживаясь поудобнее, закидывает ноги на Эрика и складывает руки на груди. Она поджимает губы, задумчиво хмурится и опускает голову Санни на грудь.

— Мам, — Викки поднимает голову и укоряюще смотрит на Санни снизу вверх своими по-детски огромными серо-голубыми глазами, — уже почти обед.

— Отличное время, чтобы начать день, — качает головой Санни.

Эрик фыркает ей в ухо, перебирает пальцами волосы и смазанно целует в макушку. Викки всплескивает руками, мотает головой неодобрительно и дует губы.

— Мам, не-е-ет! — тянет она. — День должен начинаться раньше!

Санни вопросительно приподнимает брови, склоняет голову набок и оглядывается на давящего улыбку Эрика. Викки смотрит на нее серьезно-серьезно, кивает несколько раз, будто подтверждая свои слова, и обхватывает ладонями ее руку. Санни обнимает ее за пояс, притягивает к себе и закусывает губу, прищуриваясь.

— Во-первых, лучик, день никому ничего не должен, — хихикает Санни, расчесывая пальцами растрепавшиеся рыжие пряди, — во-вторых, все, что до полудня — утро, а утром нужно спать. День начинается после полудня, а сейчас как раз примерно полдень, самое начало дня.

Эрик тихо прыскает, а Викки скептически дует губы и качает головой. Она продолжает пронзительно смотреть на Санни, делает такое лицо, будто услышала что-то неоспоримо глупое, и цокает языком.

— День начинается тогда, когда встает солнце, — авторитетно заявляет Викки.

— Значит день начинается тогда, когда просыпается мама? — тихо усмехается Эрик.

Викки смотрит на него как на великого предателя, корчит обиженную гримасу и исчезает. Она появляется там, где совсем недавно стояла Санни, показывает им обоим язык и снова испаряется. Санни смеется, оборачивается к Эрику и смотрит в его лучащиеся смешинками глаза.

— Так ты на моей стороне? — спрашивает Санни.

Это на самом деле совершенно неважно, но слова срываются сами, путаются в листве и оседают эхом на волосах.

— Всегда, — серьезно отвечает Эрик и добавляет спустя мгновение, — kocham cie.

Санни заливается смехом и затихает, когда Эрик гладит ее по щеке мозолистыми пальцами. Она подается вперед, тянется к ласке и осторожно касается горячей кожи губами.

— Я тоже тебя люблю, — шепчет она, путаясь в его дыхании и переплетая пальцы.

* * *

Санни принимает из рук мороженщика пару увенчанных разноцветными шариками рожков, осторожно перехватывает салфетки и наклоняется, вручая Викки ее порцию. Малышка радостно подскакивает, берет мороженое и разом слизывает едва ли не целый шарик. Санни фыркает, треплет ее по волосам, протягивает продавцу несколько монет и добавляет:

— Un autre, s'il vous plaît (еще одно, пожалуйста).

Мороженщик расплывается в улыбке и кивает, подхватывает вафельный рожок и наполняет его несколькими разными шариками. Мороженое в руках Санни подтаивает, и она слизывает неосторожную каплю, довольно жмурится и принимает новую порцию.

— Merci (спасибо), — продавец кивает, улыбаясь, тянется куда-то под прилавок и извлекает на свет завернутую в прозрачную пленку радужную конфету.

— Pour votre adorable bébé (для вашей прелестной малышки), — он подмигивает поднявшей голову Викки, всовывает конфету в руки опешившей Санни и салютует, громко цокая языком, — en cadeau (в подарок).

Викки радостно смеется, уминает остатки мороженого в один присест, тянется к конфете и сбивчиво благодарит мужчину на дикой смеси французского, английского и почему-то польского. Санни фыркает, благодарно кивает и оборачивается, когда спину обдает горячий ветер. Питер стоит как ни в чем не бывало, засунув руки в карманы, и переминается с пятки на носок, оглядывая улицу и посвистывая. Санни закатывает глаза, вручает ему мороженое, треплет по волосам засунувшую конфету в рот почти целиком Викки, подхватывает обоих под (и за) руку и устремляется вперед по наполненной прохожими улочке на диво приветливого Парижа.

Ведет их вообще-то Питер, и Санни фыркает, когда он останавливается посреди улицы, на повышенной скорости доедает мороженое, облизывается, стирая с лица цветные потеки, подхватывает Викки на руки и придерживает Санни за шею. Нужное кафе словно вырастает из-под земли, улица почти не меняется, и разве что Эйфелева башня теперь становится значительно ближе. Сидящий за столиком Эрик машет рукой и растягивает губы в ехидной улыбке, а расположившийся напротив него Чарльз удивленно оборачивается и вскидывает брови.

— Отпад! — Викки радостно смеется, коротко обнимает Питера за шею, спрыгивает на землю и устремляется прямиком к Чарльзу. — Привет, дядя Чарли!

Она не добегает до него каких-то пару метров, появляется сразу на коленях, устраивается поудобнее и деловито укладывает руки Чарльзу на плечи. Санни цыкает выдвинувшему перед ней стул Питеру, усаживается и меряет дочь скептическим взглядом. Та вжимает голову в плечи и отворачивается, отчего рыжие кудряшки разлетаются сияющим на солнце ореолом.

— Что я говорила насчет использования способностей на людях? — Санни намеренно жестко чеканит слова, однако уголки ее губ так и норовят растянуться в смешливой улыбке. — Это касается вас обоих.

— Но ма-а-ам! — Викки ерзает и смотрит на Санни исподтишка. — Никто не обратил на нас внимания.

— Да, мам, — присоединяется Питер, — они заняты своими важными-преважными делами настолько, что не видят дальше собственного носа. А еще с нами же Профессор, видишь?

Санни обреченно выдыхает, опускает щеку на ладонь и затихает, выжидая, пока Эрик сделает заказ у подошедшей официантки. Чарльз разводит руки в стороны, переглядывается с хихикающей Викки и мягко сжимает ладонь Санни. Они коротко обмениваются мыслеобразами, расплываются в одинаковых улыбках и, не сговариваясь, закрывают тему.

— Ты уверен, что Хэнк не взвоет без тебя? — хихикает Санни, провожая взглядом дефилирующую мимо даму в легком струящемся платье.

— Я уверен, что он уже взвыл, — усмехается Чарльз, сверкая смешинками в глазах, — но я ведь имею право на отпуск впервые за почти тридцать лет?

— О, тебе стоило скинуть все на кого-нибудь лет двадцать назад, — замечает Эрик язвительно, — глядишь, и не облысел бы раньше времени.

Санни прыскает, а Викки радостно хлопает поджавшего губы Чарльза по сверкающей на солнце лысине. Она исчезает и появляется на коленях у Эрика, когда официантка приносит заказ, подтягивает к себе тарелку с ярко-оранжевым пирожным и оглядывается на отца:

— Это же мне, да, пап?

— Тебе, кому еще? — Эрик чмокает ее в макушку и отодвигает чашку кофе в сторону. — Ты не хочешь сесть нормально?

— Не, — бросает Викки, засовывая в рот первый кусочек.

Эрик наигранно устало вздыхает, кладет ладонь ей на макушку и тянется за отставленной чашкой. Санни стирает со щеки Викки кусочек пирожного, отправляет «добычу» в рот и отбирает у Эрика чашку, делая большой глоток. Эрик закатывает глаза, кивком указывает Санни на стоящий перед ней молочный коктейль и печально оглядывает почти опустевшую чашку. Кофе в ней почти не осталось, зато белоснежный фарфор расцвел бледно-красным отпечатком губ.

— Пап, хочешь тортик? — Викки отодвигает от себя тарелку, вручает Эрику вилку и складывает руки на коленях. — А можно я все-таки буду солнышком?

— Солнышком? — Чарльз моргает, отрываясь от мысленного диалога с Санни, и сцепляет пальцы в замок.

— Угу, — Викки серьезно кивает и смотрит проникновенно-печально, — солнышко лучше, чем лучик.

— Почему лучше? — Питер подается вперед и едва не сносит придвинутый в его сторону высокий стакан с газировкой. — По мне так лучик — это супер круто.

Викки опускает голову, комкает в ладонях подол платья и отрицательно мотает головой. Санни переглядывается с Эриком и склоняет голову набок, а Чарльз понимающе усмехается.

— Потому что солнце большое и освещает все на свете, а лучик — это просто, — Викки сбивается и поджимает губы, неохотно продолжая, — лучик.

— Но ведь солнце где-то там, далеко, огромное и обжигающе горячее, — Санни неопределенно машет рукой в воздухе и подается ближе, — и чтобы обогреть кого-то на Земле, оно посылает маленькие теплые лучики. Иначе, если оно будет греть само, нам станет очень-очень жарко.

Санни обмахивается ладонью и высовывает язык, и Викки заливается смехом. Эрик отрывает от нее задумчивый взгляд, допивает кофе одним глотком и засовывает в чашку салфетку.

— А еще, если сконцентрировать рассеянный свет маленького солнечного лучика в одной точке, — он ведет ладонью, и между его пальцев оказывается зажат чей-то монокль в тонкой металлической оправе, — можно получить большой огонь.

Эрик ловит моноклем солнечный зайчик, направляет его в чашку, и салфетка тут же вспыхивает. Викки следит за его действиями завороженно, восторженно охает, когда пламя поднимается и опадает, и дышит в такт. Эрик отпускает монокль, и он, должно быть, возвращается к хозяину, накрывает чашку ладонью и улыбается, точно заправский фокусник. Викки недовольно бурчит, сдвигает его руку и хихикает, когда видит в чашке только обгоревшую салфетку.

— Ладно! — Викки воздевает палец к небу и оказывается на коленях у Санни. — Так и быть, мам. Ты оставайся солнышком, а я буду твоим лучиком.

Санни усмехается, растягивает губы в улыбке, усаживает Викки так, чтобы им обеим было удобно, убирает с ее лица непослушные кудри и оставляет на щеке влажный поцелуй. Викки взвизгивает и хохочет, утыкается носом Санни в шею и сопит чересчур довольно. Санни треплет ее по волосам, переглядывается с беззвучно хохочущим Эриком и подмигивает улыбающемуся умиленно Чарльзу.

— Смотри, лучик, — она шепчет Викки на ухо и слышит в ответ громкое сопение, — Питер сейчас доест твой тортик.

Викки подскакивает на месте, смотрит на Питера грозно и хлопает ладонями по столу. Питер покаянно вскидывает руки, и тарелка с пирожным с дуновением ветра оказывается перед Викки. Та грозит ему кулаком, забирает вилку у Эрика и аккуратно делит пирожное на несколько частей.

— Ich liebe dich (я тебя люблю), мам, — Викки оборачивается и протягивает Санни наколотый на вилку кусочек, — вот, держи.

— Merci, mon amour (спасибо, любовь моя), — Санни берет угощение, обхватывает Викки за пояс и наблюдает, как она по кусочку раздает собственное пирожное каждому присутствующему, — мой маленький добрый полиглот.

Она оставляет на щеке дочери еще один поцелуй, укладывает подбородок на ее макушку и наслаждается зрелищем тихо жующих мужчин. Теплый ветерок треплет волосы, солнце постепенно клонится к закату, и последние теплые лучики оставляют на коже горячие ласковые поцелуи. Викки доедает пирожное, поворачивается к Санни, и в ее глазах отражается самое яркое, красно-оранжевое огромное солнце, расплескивающееся миллиардами мерцающих бриллиантов.