Улыбка милосердия под цветущей вишней (гет)

Путь Саске и Наруто пролегал как раз возле стены со свеженарисованным портретом Учиха Мадары. Саске остановился, оценив этот вид.

— Твоя работа, златовласка? — Да, Саске знал не только "кусотарэ", и его прозвища для Наруто иногда становились разнообразнее. Впрочем, ни одно из них не могло обидеть Узумаки.

— Не удержался, — смущённо потер затылок Наруто.

— Твоя патологическая тяга к отрицательным героям уже пугает, — хмыкнул Саске, продолжив путь. Наруто промолчал.

Учиха догадывался, что Наруто привязался к нему в Академии из-за своего фетиша. Саске не мог не признать, что является почти эталонным отрицательным персонажем, этаким готическим принцем. При взгляде на него гораздо проще представить, как он с бесстрастным лицом шинкует врагов на поле боя, а не лечит людей.

Наруто нравились антигерои. Об Учиха Мадаре старались не говорить, но в архивах клана, естественно, была информация о нём и его портрет. Узумаки, в отличие от самого Саске, очень интересовался историей: любовь к этому ему привила Сакура. Перерыв все сохранившиеся семейные архивы Саске, Наруто, кажется, теперь знал историю клана Учиха лучше самого Учиха.

Учиха Мадара поразил Узумаки прямо в душу, и юный джинчурики стал его первым и единственным в Конохе фанатом. Личность со всех сторон выдающаяся. Учиха, что сумел укротить свою гордость и яростный нрав, что пошёл на сотрудничество с исконными врагами, что вложил в основание Конохи не меньше, чем Первый Хокаге, Хаширама Сенджу. Сделавший так много, но получивший вместо признания только страх. Свихнувшийся и убитый своим лучшим другом. Первый Учиха, пробудивший мангеке. О Мадаре говорили только шёпотом и старались вообще не упоминать его, и память об этом великом шиноби стиралась из мира с каждым новым поколением.

Наруто считал несправедливым, что о Мадаре не помнили. Да, он хотел разрушить Коноху, но это ведь не повод забывать о нём? В конце концов, все поступки исторических личностей требуют внимания, как хорошие, так и плохие.

Наруто сочувствовал Мадаре. Впрочем, сочувствовал он и Орочимару. Он не забывал о том, что последний был безжалостным экспериментатором, ни во что не ставящим человеческую жизнь. Но все равно, эти личности его притягивали, Наруто даже сам не знал почему.

Друзья Наруто и некоторые другие люди, не зацикленные на его "демоническом" происхождении, вроде Ируки-сенсея или старика Теучи из Ичираку, явственно ощущали сияющий ореол вокруг Узумаки. Весь его облик, яркий и тёплый, буквально кричал о том, что Наруто предрешено быть светлым героем. И было очень странно, что будущий герой сочувствовал признанным злодеям.

Впрочем, было не менее странно, что Саске, обладающий всеми признаками "рыцаря печального образа", искренне наслаждался медициной. Он полюбил помогать людям, научился сочувствовать им, научился не презирать слабых. Он брал пример с Сакуры. Эта лисица была сильнее его, Саске не был уверен, что сможет когда-либо достичь её уровня. Тем не менее, в ней не было ни капли высокомерия по отношению к нему. Сакура всегда мягко улыбалась, и эта улыбка рассеивала всю злость Саске после проигрышей и удивительным образом мотивировала становиться сильнее. Причём мотивацией были исключительно положительные эмоции.

Прямо как в детстве, с Итачи. Саске хотел превзойти его, но не чтобы доказать свою силу, не из зависти: ему хотелось быть рядом со старшим братом, хотелось, чтобы он доверил Саске прикрывать его спину.

Мысли об Итачи всегда приносили привкус горечи и вопросы, ответы на которые мог дать лишь сам Итачи. В первые минуты, когда Саске увидел его окровавленную фигуру над трупами отца и матери, он хотел убить его — настолько велика была его ненависть. Теперь, по прошествии нескольких лет, от ненависти не было и следа. Саске хотел лишь спросить Итачи: зачем? Зачем он убил их всех? Зачем оставил Саске в живых?

Саске стал гораздо взрослее. Сакура подарила ему новое ощущение мира, и более глубокое понимание окружающего сделало его сознание глубже, полнее. Саске не понимал этого, но он уже не был человеком. Он стоял куда ближе к Сакуре, чем ему казалось.

Зато Наруто, в отличие от Саске, понимал и принимал эти изменения. Но он не заморачивался, веря, что ничего плохого не произойдёт. Доверие джинчурики к Сакуре было пугающе безграничным.

Шиноби-инвалидам был выделен целый квартал. Там не запрещалось жить и обычным людям, но они предпочитали обходить это место стороной. И было вполне понятно, почему.

Эти улицы были пустынны, как улицы квартала Учиха после резни клана. Здесь не было пятен крови и безмолвных призраков, но гнетущая серая тишина удручала не меньше. Тёмные окна, витающее в воздухе уныние и осколки разбитых надежд. Этот квартал, не смотря на приличный вид, был самым настоящим дном. Дном жизни. Шиноби посвящают свою жизнь убийствам и сражениям, они редко умеют делать что-либо другое. И когда они теряют свою единственную профессию, редко кто может собрать волю в кулак и встать на другой путь. Многие вообще не понимают, что им делать. Ломаются, теряют себя, и медленно догнивают, неспособные вернуться к жизни. Шиноби, потерявший чакру, был не более чем мусором. И весь этот квартал инвалидов по сути был свалкой сломанных человеческих судеб.

Саске работал в госпитале и имел доступ к архиву медицинских карт. Он очень внимательно изучил все карты раздела отстранённых от профессии шиноби пациентов. Со всей своей педантичностью и обстоятельностью он собрал маленький архив копий карт заинтересовавших его шиноби, и только тогда сделал выбор. Первым человеком, к которому решил наведаться гений Учиха, был Йошинори Такэда: бесклановый шиноби в третьем поколении, достигший ранга чунина в двадцать. Его основной стихией была Земля, что нетипично для Страны Огня. Саске, впрочем, выбрал его не из-за стихии или прошлых боевых навыков, которые на самом деле были всего лишь на уровне чуть выше среднего. Йошинори Такэда проявил себя как прекрасный стратег и организатор, а Саске просто необходим был такой человек, на которого можно было повесить управление полицейским участком.

Планы Саске шли очень и очень далеко, у него ещё не было даже разрешения на восстановление полиции в Конохе. Однако он был полон решимости дойти до конца, и перво-наперво стоило подготовить рабочие кадры. Даже если ему не дадут разрешения восстановить полицию Конохи, группа преданных лично ему шиноби точно не будет лишней.

Саске постучал три раза условным стуком. Наруто скромно пристроился сзади и старался казаться незаметным, что плохо получалось из-за его яркого костюма и не менее яркого, солнечного цвета, ёжика на голове.

Если бы не обостренные старым ритуалом Сакуры чувства, мальчишки бы не услышали шагов за дверью. Йошинори, пусть и перестал быть шиноби уже как семь лет, не растерял старые привычки.

Высокий мужчина, открывший им дверь, выглядел весьма внушительно. Поджарое тело в шрамах, не скрытое расхристанной юкатой, волевые черты лица, пронзительные темно-серые глаза и растрепанные синие волосы, собранные в небрежный хвост — этот человек определенно выделялся среди жителей Конохи. Несмотря на свой внешний вид и хмурое выражение лица, которое могло внушить угрозу впечатлительному человеку, в Йошинори Такэда чувствовалось что-то надломленное. Этот человек потерял надежду, и продолжал жить лишь по инерции, оставаясь безразличным к себе и окружающему.

Саске уже навещал его один раз. Для Йошинори было настоящим шоком узнать, что последний из Учиха является ирьенином. Такэда свято верил, что его уже ничто не спасёт, и позволил Учихе разглядывать его шаринганами сколько влезет. В конце концов все равно подтвердился неутешительный диагноз: дефект кейракукей, нарушающий естественную выработку чакры и перекрывший все тенкецу. Йошинори не думал, что этот мальчишка снова придёт к нему. Тем не менее, это произошло.

— Может, пропустите нас, Йошинори-сан? — Лицо Саске оставалось бесстрастно, но голос был мягок. — Я принёс лекарство, которое поможет исцелить вашу травму.

Йошинори недоверчиво хмыкнул, но пропустил мальчишек в дом. В конце концов, ему было нечего терять.

— Итак, Йошинори-сан, Вы помните условия?

— Если Вы вылечите меня, Учиха-сан, я поклянусь вам в верности. — Такэда не верил в способность Саске разобраться с его проблемой, однако какой-то уголек надежды тлел внутри. Чунин-инвалид готов был стать хоть рабом Саске, лишь бы снова ощущить чакру в своём теле. Всегда чувствуя эту энергию внутри себя, шиноби не представлял, насколько она удивительна. Только потеряв возможность ощущать чакру, он понял, насколько важную роль она играла в его жизни. Такэда без раздумий отдал бы собственные глаза, чтобы снова ощутить мистическую силу, циркулирующую в его теле.

— Гарантией Вашей верности послужит печать, Йошинори-сан, — подал голос Наруто и обезоруживающе улыбнулся. — Надеюсь, Вы не против маленькой татуировки? Мы не можем Вам просто так безоговорочно доверять.

Такэда фыркнул:

— Если сумеете вылечить кейракукей, можете хоть ошейник на меня надеть.

Саске хмыкнул и протянул мужчине пилюлю, выданную Сакурой.

— Примите это и расслабьтесь, Такэда-сан. Может быть немного больно.

Такэда настороженно принюхался. От круглой пилюли исходил приятный запах трав, и в целом она выглядела привлекательно. Но все это было очень подозрительно.

Тем не менее, он решительно проглотил лекарство. Если оставался хоть малейший шанс вернуть чакру, Такэда готов был довериться хоть дьяволу.

Саске уложил его на кровать и воткнул несколько длинных серебряных игл в акупунктурные точки. Этому приёму его обучила Сакура. Она не была божественным профессионалом в медицине, но её навыки иглоукалывания находились на достойном уровне. В Конохе, а то и во всей Стране Огня, ей не было равных.

Пилюля начала действовать очень быстро. Природная энергия ворвалась в кейракукей, сметая все барьеры и застои. Йошинори застонал: это было не "немного больно", это было чертовски больно! Саске, однако, совершенно не обратил внимания на реакцию пациента. Он сложил печать концентрации, и серебряные иглы задрожали, каждая в своём ритме. Энергия, что вливалась в тело Такэда как в бездонную яму, меняла своё направление, разветвлялась и делала круги, послушная воле ирьенина. Две запятые томоэ бешено вращались на покрасневшей радужке. У Саске было преимущество в ирьендзюцу: он мог видеть чакру и точно знал, как правильно её направлять, чтобы излечить кейракукей.

Бледное лицо оставалось сосредоточенным и бесстрастным, и только стекающая по виску капля пота выдавала его напряжение. Поддерживать шаринган активным и одновременно направлять природную чакру при помощи контроля игл было очень непросто. Эта энергия, насыщенная и своевольная, легко могла уничтожить тело шиноби. Сакура всегда удивлялась, почему почти никто не использует внешнюю силу, предпочитая развивать собственный резерв. Она далеко не сразу поняла, что эта энергия куда насыщенней, чем Ци её прошлого мира, и последствия при неправильном её поглощении будут необратимы.

Для этого и нужно было внимательно следить за процессами, происходящими в кейракукей пациента. Саске должен был пресекать любую неправильную вибрацию. У него не было права на ошибку.

Природная чакра восстанавливала каналы, убирала помехи для тока энергии, пробивала точки тенкецу, заблокированные прежде на долгих семь лет. Она омыла очаг и заставила его снова вырабатывать чакру. Природная чакра была словно горючая жидкость, в которую попала искра пламени.

Саске проделал колоссальную работу. Ему нужно было управлять током чакры, чтобы она именно восстановила функции кейракукей, а не разрушила их окончательно. Нужно было прогнать эту чакру через все тенкецу и вывести обратно из организма, ведь переизбыток сен-чакры в неподготовленном теле не мог привести к добру. Сердце стучало, казалось, в самом горле, пульс набатом отдавался в висках. Голова кружилась, а в глаза будто насыпали острых железных песчинок. Тем не менее, не смотря на отвратительное самочувствие, Саске испытывал радость. У него всё же получилось! Получилось сравняться с легендарным саннином, Цунадэ Сенджу, которая считалась непревзойдённым медиком как раз из-за своей способности лечить кейракукей.

Во время лечения Йошинори плохо осознавал происходящее, боль пеленой застилала его глаза, и если бы не иглы, обездвижившие его тело, он бы бился в агонии. Но теперь, когда его тело было свободно от серебряных сенбонов, а по венам перестала течь обжигающая лава, все его тело наполнилось чувством лёгкости.

Ощущения, что он испытывал, были давно забыты им. Когда Йошинори медленно складывал последовательность печатей, его руки подрагивали.

— Хенге!

Это простейшая техника для шиноби. Иллюзия, почти не тратящая чакру, способная обмануть разве что простого человека. Йошинори боялся, что у него не получится, он внутренне ожидал этого. И одновременно ужасно надеялся, что он действительно снова может использовать техники.

Вопреки опасениям, у Такэда все получилось. Вместо здорового взрослого мужчины на постели лежал юный наследник клана Учиха. Йошинори просто скопировал то, что видит, и Саске мог смотреть на него как в зеркало.

Бумажно-бледная кожа, печать физического и умственного истощения на всем облике, мокрые дорожки пота на лице, подрагивающие пальцы рук... Саске не мог поверить, что действительно выглядит так.

Позорище.

Саске ожидал насмешек Узумаки, но тот тактично не обратил внимания на его внешний вид. Видимо, понял, насколько тяжело на самом деле быть ирьенином. Честно говоря, его подколки насчёт "девичьей работы" уже порядком достали Саске.

Такэда уже принял свой естественный вид, когда над ним навис Наруто с широкой улыбкой безумного учёного.

— Вы готовы к клятве верности, Йошинори-сан? — Спросил он, обмакивая кисточку в свою любимую походную чернильницу.

Чунин кивнул и попытался встать, но Наруто придержал этот порыв.

— Саске, согласен на стандартный вассальный контракт или нужны какие-то дополнения?

— Скажи сначала, что включает в себя стандартный контракт, кусотарэ.

— Нуу... — Наруто почесал кончиком кисти лоб. — Сохраняется свобода воли, прямые приказы сюзерена неоспоримы, защита разума от ментальных техник и невозможность разгласить конфиденциальную информацию. Только вассал должен знать, какая информация является тайной, а какая нет, триггеры придётся тебе самому устанавливать.

— Можешь добавить к этому ключ для прохода на территорию клана? — Саске знал, что Наруто изучил барьер клана Учиха вдоль и поперёк. Для Узумаки не составило труда создать печать-ключ. Саске помнил, что раньше для прохода на территорию его клана создавались одноразовые именные пропуски, или гостей проводили за руку чистокровные Учиха. Было очень мало людей, вписанных в управляющую систему барьера как гости. Теперь, когда в квартале жили лишь трое детей, создавать печати-пропуски или проводить через барьер нужных людей самостоятельно было слишком напряжно. А Саске планировал поселить своих вассалов на территории квартала, чтобы они все были под рукой и под защитой.

Наруто ненадолго задумался над ответом.

— В принципе, ключ впишется в основной узор печати без конфликтов. Печать стандартного контракта предусматривает место для дополнений. Только ключ и всё?

— Меня всё устраивает. — Кивнул Саске.

Йошинори все это время молчал и наслаждался забытым ощущением циркулирующей внутри чакры. Он не обращал внимание на разговор двух гениальных детей, и вздрогнул, когда пальцы Наруто коснулись его руки.

— Йошинори-сан, где хотите печать иметь?

Шиноби закатал рукав и указал на плечо. Движения кисточки по коже вызывали лёгкую приятную щекотку, но в большей степени Йошинори чувствовал, что попадает в капкан. Он был неимоверно рад возвращению своей чакры, но только сейчас до него дошло, что он будет слугой мелкого отпрыска клана Учиха. Тем не менее, Йошинори не мог отступить от своих слов, и покорно принял печать-контракт, которая казалась клеймом.

— Саске, капни крови сюда. — Учиха молча и послушно проколол палец. Алая капля упала на середину узора, нанесёного кистью на кожу, и странным образом не перекрыла его, а растеклась ровно по чёрным линиям.

Голубой огонёк зажегся на кончике пальца Наруто, и он приложил его к печати. Пламя охватило чернила, будто они были керосином. Йошинори зашипел: это снова было больно! Благо, продолжалось недолго. Когда голубое пламя погасло, чернила буквально вплавились в кожу и стали неотличимы от родимого пятна красно-коричневого цвета или нереально правильно симметричной татуировки.

Такэда встал и поклонился Саске со словами:

— Приказывайте, Саске-сама.

Ирония, звучавшая в голосе чунина, заставила Саске высокомерно хмыкнуть. А Наруто улыбнулся.

— Сработаетесь, — показал он им большой палец. Новоиспеченные подчинённый и начальник не могли не улыбнуться ему в ответ, хоть последний и сделал это одними лишь глазами.

Саске совсем не походил на мрачного отрицательного героя, которого приметил Наруто с самого начала. Однако такой Саске нравился джинчурики гораздо больше.

Всё, что происходит — к лучшему. Наруто свято верил в эту поговорку, и пока события его жизни вполне соответствовали ей.