Сердце Скал. Зверь (джен)

— Вы… — слабо выговорил Ричард севшим голосом, так и не отведя пальцы от губ, — вы… — Его взгляд заметался между красивым лицом в обрамлении золотых кудрей и горящим, как раскалённый уголь, Сердцем Зверя. Как такое возможно? Как могло это кольцо оказаться на пальце у Леворукого? Оно же сгинуло в Лабиринте четыре круга назад!

Леворукий спокойно ждал продолжения, рассматривая своего визави яркими кошачьими глазами. Рамиро, блаженно щурившийся у него на коленях, внезапно приоткрыл веки и пронзил своего Повелителя острым синим взглядом. В голове у Дика что-то дрогнуло и сдвинулось, как некогда дрогнули и сдвинулись скалы, взорванные эром Рокэ у Барсового Ока.

— Вы Ринальди Ракан, — тупо закончил Дик с чувством невесть откуда взявшейся уверенности в собственной правоте.

Незнакомец до боли знакомым движением приподнял брови.

— Кто такой Ринальди Ракан? — осведомился он с искренним любопытством.

— Ринальди Ракан… это вы, — беспомощно объяснил Дик, сам понимая, как нелепо это звучит.

— Гм. Похоже, что вы, юноша, любитель ходить кругами, — резюмировал незнакомец, слегка пожав плечами. — Что ж, будем считать, что вам известно, кто я. А как насчёт вас?

— Я Ричард. Ричард Окделл, — пробормотал Дик, внутренне ужасаясь самому себе.

— Ричард? — снова приподнял брови незнакомец. — Занятное совпадение. Вы любите кошек, Ричард?

— Я люблю собак. Этот перстень у вас на руке… Откуда он у вас?

— Как и следовало ожидать, — вполголоса произнёс незнакомец, обращаясь к самому себе, — Окделл сразу же обратил внимание на камень. Он всегда был у меня, Ричард, но, правду сказать, я и сам не знаю, откуда он взялся. Может быть, когда-то я был человеком, как вы, и приобрёл его в те времена, однако я уже не помню об этом.

Дик осторожно опустился на лавку напротив незнакомца: у него ощутимо дрожали колени.

— Я… Я недавно был в Агарисе, — зачем-то объяснил он.

— Поздравляю вас.

— Я… видел капеллу «Ожерелье миров». Там есть картина… Её писал Диамни Коро. «Суд над Ринальди Раканом». У вас его лицо. Вы Леворукий?

— Я правша, юноша, — усмехнулся Псевдолеворукий, словно бы Ричард спрашивал именно об этом, и будто в доказательство своих слов снова взялся правой рукой за кружку. — Я — Одинокий, одинокий путешественник, вот и всё.

— Тогда почему же вас никто не видит? — настойчиво спросил Ричард.

— Ну, вы же меня видите, — возразил незнакомец, слегка усмехнувшись. — Другие тоже видят, просто… не замечают. Я стараюсь не привлекать к себе внимания. У меня, как вы только что сами намекнули, довольно неудачная внешность — неудачная, разумеется, для ваших мест. Боюсь, что если бы меня замечали, одним вашим поцелуем дело бы не обошлось.

Ричард медленно отвёл пальцы ото рта, удивлённо воззрился на них и проворно спрятал руку под стол. Впрочем, про себя он не преминул пробормотать «Создателю всего сущего», но от этого ничего не изменилось: незнакомец с лицом Ринальди Ракана всё также продолжал сидеть напротив, а Рамиро снова приоткрыл веки и насмешливо покосился на молодого Повелителя.

— Так вы Ринальди Ракан? — полуутвердительным тоном повторил сбитый с толку Ричард.

— Вы так и не рассказали мне, кто это такой, — напомнил незнакомец, прихлёбывая из кружки.

— Ну… вообще-то это был преступник, — признался Дик, чувствуя себя крайне неловко. — Он жил четыре круга тому назад. Он, э-э… надругался над женщиной, которая его не любила, а потом насмеялся над ней. Его судили и приговорили к вечному заключению в Лабиринте. В отместку он проклял своего старшего брата — анакса Эридани.

— Мда. Неприятная история. Он был левшой?

— Нет… Это уже потом Леворукого стали изображать с лицом Ринальди.

Дик осёкся, подумав, что настоящий Леворукий тоже, вероятно, сумел бы принять облик своего сгинувшего в Лабиринте адепта.

— Так вы опасаетесь злобных козней с моей стороны? Не стоит, Ричард. Ведь вам, наверно, не в чем себя упрекнуть? Ваша совесть чиста и незапятнана, и никто не посмеет обвинить вас в каком-нибудь преступлении, не так ли?

Дик до крови закусил губы.

— Я тоже преступник, — негромко признался он после небольшой паузы. — Если вы и впрямь Леворукий и пришли за моей душой…

— Ваша душа мне ни к чему, — отмахнулся тот, как показалось Дику, с лёгким презрением. — Я не ада, да и ады уже давно не вербуют воинов… Огонь Этерны погас! Моё дело — только охранять от неё оставшееся.

— Этерна? — встрепенулся Дик, уловив знакомое слово. — Я недавно слышал о ней. В Лабиринте, от Каталлеймены. Мой предок, Лит, ушёл защищать Этерну в незапамятные времена и погиб. Вы тоже защищаете Этерну?

— Огонь Этерны погас, — тяжело повторил Одинокий. — Пламя жизни, способное порождать новые миры, умерло. Ваш мир, юноша, одно из созданий Этерны, и всё, что могу сделать я — не позволить таким, как вы, разрушить Кэртиану… не так быстро.

— Этерна — это сам Создатель? — догадался Дик, пытаясь совместить слова незнакомца с откровениями Эсператии.

— В вашем понимании, — подтвердил Ринальди Ракан. — Ожерелье миров, о котором вы знаете, родилось в её пламени. В те времена, когда Этерна ещё была жива.

— Но это же нелепо! — воскликнул Дик с внезапно проснувшимся пылом теолога-неофита. — Создатель не может умереть: он вечен по определению. Если существует творение, это означает, что творец существует в нём и вместе с ним.

— Свет от погасших звёзд идёт долго, Ричард, — покачал головой Ракан. — Разве ваш учитель не говорил вам этого?

— Мой учитель говорил иное! — горячо возразил Дик. — Он говорил, что тёмное небо не обязательно означает отсутствие звёзд. Может быть, то, что кажется нам чёрной бездной, на самом деле залито светом, только мы не знаем об этом.

— Я вижу, ваш учитель был романтиком, — усмехнулся Одинокий с лёгкой иронией.

— Но его слова такая же правда, как и ваши, — насупился Дик, обидевшись за мэтра Шабли.

— Верно. Всё зависит от того, с какой стороны смотреть.

— Стало быть, вы предпочитаете смотреть в конец, а не в начало? — задиристо спросил Ричард. — Тогда не удивительно, что вы видите вокруг себя только смерть.

— Хорошо быть молодым! — вполголоса пробормотал Ринальди, возводя глаза к трактирному потолку.

— А разве вы сами не молоды? Ринальди Ракану было всего двадцать шесть, когда его заперли в Лабиринте. Правда, это было четыре круга назад. Вы старик или нет?

Золотоволосый красавец нахмурился, на секунду задумавшись.

— Вряд ли я могу вразумительно ответить на этот вопрос, — медленно проговорил он. — В моём мире нет понятий «молодость» и «старость». Вечность существует вне времени.

— Но вы-то существуете во времени! — возмущённо воскликнул Ричард. — Мы разговариваем с вами сегодня, а не завтра или вчера! Вы только что сказали, что Этерна уже умерла. Но разве у вечности есть прошлое? Разве вечное может умереть?

Ринальди Ракан внимательнее вгляделся Дику в лицо:

— Вы истинный потомок Лита, Ричард, я вижу. Все Литиды были склонны к философии… Что ж, пожалуй, я действительно ошибся. Я не вечен. Меня можно убить, хотя, конечно, не средствами вашего мира.

— Значит, вы тот же человек, только с новыми возможностями, — с удовлетворением заключил Дик. — И, вероятно, такой же сумасшедший, как Каталлеймена. Простите! — извинился он, сообразив, что ляпнул грубость. — Просто я знаю, что люди плохо переносят бессмертие.

Ринальди Ракан состроил недоуменную мину и негромко засмеялся.

— Надо же, какая осведомлённость! — сказал он. — Вам-то откуда это знать, Ричард? И кто такая эта Каталлеймена, которую вы всё время поминаете?

— Она хранительница Лабиринта, — хмуро объяснил Дик. — Мать первого Ракана.

— А, Оставленная! На мой вкус, не самая приятная женщина.

— Но она ваша прабабка, если вы Ракан, — возразил Дик. — А то, что она сумасшедшая… Честно признаться, её можно понять. Если жить вечно и постоянно видеть, как один за другим умирают все твои близкие… Всякий в конце концов сойдёт с ума. Если вы сами, эр Ринальди, ещё и кажетесь нормальным, так это от того, что человеком вы никого не любили. Каталлеймена — другое дело. Она любила свою семью.

Рамиро приподнял морду с колен Ракана и предупреждающе рыкнул. Сам Ринальди, слегка сощурившись, внимательно изучал Дикона своими кошачьими глазами.

— Неужели устами младенца глаголет истина? — негромко спросил он пространство перед собой. Дик до ушей залился краской, осознав, какую бестактность он сболтнул.

— Я имел в виду: у вас, возможно, не было причин любить кого-то, — вяло промямлил он. — Вас вообще считали повесой…

— Понятно. Не стоит оправдываться. Может быть вы и правы, хотя я не помню себя человеком. Кем бы я ни был прежде, моя память сгорела в пламени Этерны.

— Почему? — удивился Дик.

— Такова плата за право защищать созданные миры, — объяснил Одинокий. — Всякий Одинокий воин рубежа должен пройти сквозь огонь вечности, уничтожающий человеческую природу и наделяющий… почти бессмертием. А теперь я обязан сохранить хотя бы то, что осталось от Этерны. Вы, Ричард Окделл…

— Но это значит, что Этерна живёт в вас! — радостно перебил его Дик, озарённым внезапным откровением. — Если вы прошли сквозь её огонь, он остался в вас, и именно он делает вас тем, что вы есть! Как же вы можете говорить, что Этерна умерла?

Ринальди Ракан как будто слегка поперхнулся.

— Неужели, о юный Литид, вы советуете мне извлечь огонь Этерны из самого себя? — поинтересовался он не без сарказма. — Разве мы не выяснили пару минут назад, что я смертен? Меня трудно убить, это верно, но возможно.

— Ну и что, что вы смертны! — запальчиво воскликнул Ричард. — Каталлеймена тоже была смертной женщиной, но Ойдма подарила ей вечную жизнь! Если Повелительница Волн смогла передать своё бессмертие другой, то почему вы не способны вернуть Этерне её дары? Это наверняка возможно! Мои предки четыре круга считали, что Сердце Скал мертво, а мне потребовалось только раз прикоснуться к нему, чтобы оно забилось вновь!

— И сколько жертв было у землетрясения в Гальтаре? — небрежно, словно мимоходом спросил Ракан. — Они стоили того, чтобы Повелитель Скал мог удовлетворить своё тщеславие?

Дик резко опустил голову: Ринальди Ракан, как истый Леворукий, ударил по самому больному.

— Зачем вы сделали это, Ричард? — негромко поинтересовался Одинокий, выждав несколько минут. — Зачем вам понадобилась эта демонстрация силы?

— Я… Я… не хотел, — с трудом ответил Ричард, буквально выдавливая из себя по слову. — Я… не знал… что будет.

— Вы не знали, — повторил Ракан. — Тогда зачем же вы прикасались к Сердцу Скал?

Ричард молчал — у него не было ответа.

— Вот почему иногда нужно смотреть в конец, а не в начало, юноша, — устало проговорил Ринальди Ракан. — Повелитель Скал, сам не ведающий, что творит, способен легко довести весь мир до гибели. Утрата знаний — вот ваша беда. Это признак гибели Этерны.

— А вы-то сами знали, что делаете, когда проклинали кровь Раканов вплоть до четвёртого круга? — с медленно закипающей яростью спросил Ричард, поднимая злой взгляд на собеседника. — Разве в том, что случилось в Гальтаре тогда, нет вашей вины? Разве это не вы выпустили Изначальных тварей из Лабиринта и убили своего собственного брата?

— Если я и сделал всё это, — спокойно ответил Ринальди, — теперь я уже не могу отвечать за случившееся. Я же сказал вам, Ричард: моя человеческая память сгорела.

— И после этого вы смеете упрекать меня! — выкрикнул Дик, от негодования даже привстав со скамейки. — Вы, у кого не хватает мужества отвечать за самого себя! Я знаю всё, что сделал, я помню все свои грехи — от отравления эра Рокэ до Лабиринта! А вы… вы малодушно постыдились помнить о своих преступлениях? И кто теперь должен отвечать за них? Может быть, я? Эр Рокэ? Вся Кэртиана?.. Если Этерна и мертва, то только потому, что это вы — вы не желаете знать о том, что когда-то натворили!

Левая рука Ракана, до сих пор лениво ласкавшая Рамиро, застыла в воздухе. Дик поспешно сел назад на скамейку и прикусил язык, чтобы не выкрикнуть в запале ещё чего-нибудь обидного.

— Неужто истина снова глаголет устами младенца? — медленно проговорил Одинокий. — Что ж, Ричард Окделл… Я обдумаю ваши слова. Но и вы, в свою очередь, не забывайте о моих. Вы смогли приручить литтэна, вы вышли живым из Лабиринта. У вас есть сила, но вам нужны знания, чтобы управлять ею. Повелитель Скал обязан спасать, а не губить. Как и его подчинённые, кстати. Скажите: это не ваши люди творят сейчас весь этот кавардак?

Ринальди ткнул пальцем в сторону трактирного зала, и Ричард, обернувшись, обомлел. Компания игроков, прежде весело резавшаяся в кости, теперь робко жалась в стене под прицелами сразу четырёх пистолетов; остальные посетители, разогнанные по углам, слёзно молили о пощаде. Хозяин трактира, представительный папаша Бугро, болтался в воздухе, пришпиленный сильной рукой к собственной конторке, и блеял полузадушенным голосом:

— Клянусь, я ничего не знаю!.. Всеми святыми!..

— Говори, разбойничья морда: кому ты продал моего господина? — спрашивал его Гиллалун, сдавливая толстую шею в могучем кулаке. Папаша Бугро посинел и замолк, судорожно забив пятками в конторку. Капитан Рут, оказавшийся тут же, быстро вытянул руку, удерживая Гилла.

— Осторожнее. Он ещё не сказал нам, где милорд.

Дик медленно поднялся со скамейки, расширившимися глазами оглядывая своих людей: Бьерн, Гейхол, Стейт, Камден, Фортивелл, Страуди и Дейл — двое последних держали под прицелом игроков. Вдобавок со двора доносились шум и крики: видимо, остальные члены отряда находились там. Капитан Рут с хлыстом в руке стоял над причитающей трактирщицей, со страха позабывшей, что нужно громко рыдать.

Раздвинув ногой скамейки и табуреты, Ричард вышел на свет.

— Что здесь происходит? — громко спросил он.

Гилл потрясённо разжал кулак, и несчастный трактирщик с грохотом свалился на пол. Его дородная жена взвыла и бросилась мужу на помощь. Капитан Рут выронил хлыст, Дейл опустил пистолет, а Гейхол и Камден — шпаги, которыми грозили незадачливым посетителям. Почувствовав перелом в ситуации, один из них немедленно завопил:

— Спасите! Это бунт! Заговор против короля! Это мятежники с севе…

Ивен Стейт, не поворачивая головы, уложил смутьяна коротким ударом кулака.

— Вы здесь, милорд? — воскликнул капитан Рут, быстро шагнув к Ричарду. — Мы потеряли вас!

— Я вижу… — прошипел Ричард сквозь зубы. — Вижу, как вы выполняете мой приказ не привлекать к себе внимания. Что за дикость!

Капитан сориентировался мгновенно. Он бросил выразительный взгляд через плечо, и шпаги, кинжалы и пистолеты исчезли как по волшебству. Стейт бережно поднял свою оглушённую жертву и усадил на лавку у стены. Дейл с достоинством пригласил игроков снова занять места за столом и предложил выпивку. Гейхол нырнул во двор предупредить остальных ребят. Гиллалун, тяжело дыша и потирая кулаки, подошёл к Ричарду.

— Вашмилость… Я было подумал: вас похитили.

— Всё хорошо, старина, — отмахнулся Ричард и повернулся к так неожиданно объявившемуся капитану Руту. — Капитан, у вас есть деньги?

— Да, милорд! — по-военному быстро отозвался тот.

— Отдайте Гиллу: пусть он заплатит хозяину за телесный ущерб, и мы уйдём отсюда. Не стоит дожидаться неприятностей, на которые вы едва не нарвались.

— Как прикажете, милорд. Куда мы направимся?

Ричард украдкой оглянулся на Ринальди Ракана: тот всё ещё сидел в своём углу, не видимый никому, кроме Повелителя Скал.

— В Надор, — вздохнул юный герцог. — Мне нужно узнать… кое-что.

— Я должен сообщить вам, милорд, что, если вы поедете в Надор, то уже не застанете вашей матушки, — предупредил его капитан Рут. — Миледи герцогиня последовала вашим указаниям и отбыла в Олларию две недели тому назад.

— Хорошо… Я поеду за ней, но позже. Сначала мне нужно подготовить замок и людей.

Если какие-нибудь старые знания о магии и сохранились, искать их нужно в Окделле и Горике, подумал Ричард. К тому же неизвестно, что ждёт преступного оруженосца в Олларии. Необходимо укрепить Надор против всяких провокаций со стороны Дорака. В одном Ринальди Ракан прав: нужно узнать всё, что можно, о силе Повелителей Скал.