Сердце Скал. Зверь (джен)

Леонард Манрик явился в Ноху только на рассвете восемнадцатого Осенних Ветров.

С первого же взгляда на его упрямое лицо с заострившимися скулами становилось ясно: он пришёл сюда торговаться. Но столь же ясно было и другое: торговаться рыжий генерал не умел совершенно.

Алва принял его в покоях бывшего Нохского аббата, которые превратил в свой кабинет. Со вчерашнего дня сюда потоком шли люди: офицеры столичного гарнизона во главе с полковником Анселом (тому всё же удалось вырваться из Багерлее после объявления тревоги), судейские чины вместе с новым супремом и маркизом Орильяном (последний так и сиял от счастья видеть своего соберано невредимым и на свободе), гражданские власти — мэр столицы, господин Оливье́ Фресто́н, и купеческие старейшины с представителями всех ремесленных цехов. Последними в Ноху явились офицеры Резервной армии: бо́льшая их часть сочла разумным присягнуть новой власти.

Верность тессорию сохранил только полк его младшего сына, навербованный на деньги семьи Манриков.

Пушки, на которые так рассчитывал «огрызок» Тайного Совета, оказались в руках у Алвы сразу же после того, как их привезли в Олларию утром семнадцатого числа. Артиллеристы передали их Первому маршалу под ликующие клики высыпавшего на улицы народа. Окружённый офицерами и высшими сановниками, Алва проехался по всей столице, мгновенно освободившейся от баррикад. Ричарда он прихватил с собой и таскал повсюду: в особняк покойного кардинала Сильвестра, в Собор Святой Октавии, в городскую ратушу, в Арсенал и ещё в добрую сотню мест.

Верховный Правитель королевства не скупился на обещания. Ричард собственными ушами слышал, как Алва посулил купцам и депутации мелкого дворянства скорый созыв обеих Высших Палат Талига, разогнанных покойным кардиналом почти десять лет тому назад по случаю бракосочетания Фердинанда II с Катариной Ариго. Теперь-то Ричард понимал, что за тогдашним разгромом Людей Чести стояла крупная политическая сделка между Сильвестром и Штанцлером.

У Манриков оставались только Ружский дворец да их собственный особняк, находившийся в том же квартале на берегу Данара. Тессорий здраво рассудил, что Алва вряд ли пойдёт на штурм королевской резиденции, но удержать целый квартал силами одного полка не представлялось возможным. Поэтому, по мнению Ричарда, он отсиживался дома, выставив караулы и используя малолетнего Карла и Приддов как живой щит. Однако точно выяснить местонахождение детей не удалось: их могли как разделить, так и держать всех вместе.

— Господин Первый маршал, — начал Леонард Манрик неприязненным тоном, отвесив Верховному Правителю Талига самый небрежный поклон.

Алва тут же оборвал его.

— Говорите мне «монсеньор», — бросил он сухо.

Как и во время вчерашней поездки по столице Алва был при полном параде: герцогская цепь, родовые цвета, серебряная пряжка в виде распростёршего крылья ворона на шляпе. На каждой сине-чёрной драпировке, на каждом предмете мебели, спешно доставленном в Ноху из особняка на улице Мимоз, едва ли не на каждой вещи в кабинете красовался фамильный герб их владельца. Ричард не удивился бы, обнаружив стилизованного ворона даже на облупившихся настенных фресках четырёхсотлетней давности.

Ничего чёрно-белого! Словно династия Олларов и впрямь пресеклась.

Надо думать, на Манрика это произвело впечатление.

— Ваша светлость, — поджав губы, начал он заново, — я приехал сюда по поручению тех офицеров Резервной армии, которые остались верны Тайному совету короля Фердинанда II.

— Не лукавьте, — усмехнулся Алва, — вы приехали сюда по поручению вашего отца-тессория.

— Предположим, — согласился Манрик, на лице которого так и заходили желваки. — Мой отец защищает интересы наследника престола Карла Оллара. А вам хорошо известно, ваша светлость, что, невзирая на интриги кардинала Сильвестра, большого вашего друга, его высочество является законным сыном покойного короля!

Ричард, которого Алва так и не попросил выйти из кабинета (он вызвал его к себе через рея Суавеса), невольно проникся к генералу сочувствием: он сам не любил Сильвестра и его интриги.

Алва присел на угол письменного стола и небрежно закинул ногу на ногу.

— Отчего же вы так считаете, генерал? — мягко возразил он. — Её величество Катарина, сколько мне известно, придерживается другого мнения.

Дик дёрнулся: Ворон проехался по больному месту. Леонард Манрик дёрнулся совершенно так же.

— Я не осведомлён о резонах её величества, — желчно отозвался он. — Но если принц Карл ваш сын…

— То ваша обязанность — немедленно доставить его ко мне! — резко перебил Алва, и не подумав отрицать своё отцовство. — Граф Манрик совершает преступление, удерживая его у себя. Если вы хотите, чтобы я закрыл глаза на действия вашего семейства, сложите оружие, сдайте Ружский дворец и передайте Карла Оллара под мою опеку. Вот мои условия.

— Но я не могу их принять! — с горячностью воскликнул Манрик, отшатнувшись в сторону.

— Это почему? — равнодушно спросил Алва, покачивая ногой.

— Потому что отец… — брякнул генерал, но тут же исправился: — Вы понимаете это лучше меня, монсеньор! Вы требуете, чтобы мы просто повязали себя по рукам и ногам и сдались на вашу милость!

Алва поднял голову и внимательно посмотрел на своего собеседника — точно так же он посмотрел бы на таракана, прежде чем его раздавить.

— Генерал, — сказал он после минутной паузы, — когда-то вы оказали мне услугу, став моим секундантом в одной небезызвестной вам дуэли. Только поэтому я сейчас теряю с вами время. В память о прошлом я даю вам шанс спасти семью. Если до заката вы привезёте ко мне в Ноху принца Карла Оллара и обоих юных Приддов, опекуном которых назначен ваш старший брат, я позволю вашему отцу беспрепятственно уехать из Олларии. С должностью тессория ему, конечно, придётся попрощаться, так же, как вашему брату — с должностью Главного церемониймейстера. Но на их жизнь и свободу я не посягну. Они смогут заниматься делами своих поместий… если в дальнейшем остерегутся соваться в политику.

Леонард Манрик скривился так, словно его заставили разгрызть горькую пилюлю.

— Это щедрое предложение, — закончил Алва, вставая со стола. — После заката я силой возьму то, что принадлежит мне по праву.

Манрик не нашёлся с ответом и нехотя попятился к выходу. «А ведь он мог бы шантажировать нас жизнью маленьких Приддов, — внезапно сообразил Ричард. — Почему же он этого не сделал?..».

Едва за рыжим генералом закрылась дверь, как Алва дал волю раздражению.

— Леворукий задери этих почтительных сыновей! — пробормотал он сквозь зубы. — Этот дурак ещё наделает глупостей.

— Вы считаете, что генерал не послушается вас? — с любопытством спросил Ричард, глядя, как Алва с силой трёт виски: он почти не спал уже третьи сутки.

— В этом Леонард Манрик слишком похож на вас, юноша, — невесело хмыкнул Алва. — Он никогда не пойдёт против отца, даже если считает, что тот не прав. Разве вы поступили бы иначе?

Дик поморщился: разумеется, он не предал бы отца, но пример показался ему до крайности неприятным. Словно вера в Эгмонта Окделла была глупой или слепой.

— Так вы полагаете, монсеньор, — поторопился перевести он разговор на другую тему, — что Манрики держат принца Карла у себя в особняке? А если он спрятан во дворце?

— Это не имеет значения, — медленно проговорил Алва, прикрывая глаза. — Новый герцог Придд и его брат для меня важны не менее Карла Оллара. Но я позвал вас не за тем, чтобы это обсуждать.

Он повернулся к письменному столу и извлёк из-под груды бумаг длинную шкатулку, показавшуюся Ричарду смутно знакомой. Но только когда Алва стянул кожаный чехол, Ричард сообразил, где в последний раз видел её — в Агарисе, когда сам же передал её в руки кардинала Левия. Вместе со злополучным перстнем, который вручил ему эр Август. Отравленным перстнем. Алва прислал его неверному оруженосцу вместо дипломатических инструкций, которые Ричард так надеялся найти в этой самой шкатулке.

Ключ по-прежнему болтался на коротенькой цепочке. Алва сделал знак подойти ближе и отпереть замок. Едва Ричард откинул крышку, как с волнением увидел на выстланном бархатом дне отцовский кинжал и фамильный перстень — две вещи, которые считал безвозвратно утраченными.

— Создатель… Но как? — спросил он одними губами.

Однако Алва понял его.

— Их прислал ваш знакомец, кардинал Левий, — спокойно ответил он. — Ему их доставил тот разбойник, который помог вам скрыться в гальтарских катакомбах. Помните его?.. Он выжил в землетрясении, сбежал в Агарис замаливать грехи, а добычу всей банды пожертвовал Ордену Милосердия. Кардинал Левий узнал ваши вещи и вернул их мне.

Дик с невольной дрожью достал из шкатулки кинжал и медленно, с чувством благоговения перед чудом Создателя, вернувшего бесценные реликвии, прикрепил его к своему поясу. Затем надел кольцо.

— Благодарю вас, монсеньор, — тихо сказал он, закрывая шкатулку.

— Благодарите кардинала, — отмахнулся Алва и сразу же заговорил о другом: — Я заметил, что вы носите свои фамильные цвета. Вчера, когда вы сопровождали меня по Олларии, это было уместно. Все должны видеть, что герцог Надора верен законной власти. Но вечером вам доставили костюм, соответствующий вашему положению моего оруженосца. Почему вы не надели его?

— Вы сами знаете это, монсеньор, — прямо ответил Ричард, твёрдо глядя Алве в глаза. — Я больше не ваш оруженосец. Вы сообщили через кардинала Левия, что освобождаете меня от клятвы. В Гальтаре моя шпага была сломана, а на Большом Совете в Олларии моё имя было предано позору. Что бы ни происходило после этого, вы больше не являетесь моим эром.

Алва помолчал с минуту.

— Пусть так, — сказал он наконец. — А что относительно той клятвы, которую вы принесли мне третьего дня в Нохе?

— Вы отказались принимать её! — с вызовом бросил Дик. — Я поклялся вам как моему королю, как своему анаксу, а вы… А вы… Да вы просто струсили признать перед всеми, что вы Ракан!

Выплюнув это обвинение, Дик тут же сжался: обвинить Алву в трусости было верхом непредусмотрительности. Несомненно, что монсеньор не потерпит подобного оскорбления в свой адрес и покарает наглеца. Но как иначе назвать то малодушие, с которой он увиливал от ответственности, накладываемой на него рождением?

Вместо того, чтобы разозлиться, Алва расхохотался — неожиданно яростно и безудержно.

— Какая прелесть! — сказал он, отсмеявшись. — Похоже, вы намерены осчастливить меня той преданностью, от которой отказался господин Альдо из Агариса? Но зачем же при этом лишать его ещё и фамилии?

— Он не отказывался от моей преданности, — буркнул обиженный Ричард, нахохлившись, как мокрый воробей. — Я сам не захотел служить ему. И никакой он не Ракан!

— Вот так? — язвительно спросил Алва.

— Да! — злобно огрызнулся Ричард. — Я был в Лабиринте и знаю всё! И вы тоже знаете! Ведь это вы вывели меня оттуда! Не вздумайте отпираться: я вас видел и слышал!

Алва застыл, напряжённый, как гитарная струна:

— То есть я привиделся вам, когда вы блуждали в гальтарских катакомбах? — осторожно спросил он.

«Сейчас он заявит, что я бредил!» — в панике подумал Дик и поспешно рванул с себя герцогскую цепь, висевшую на груди под рубашкой.

— Посмотрите, монсеньор, — торопливо заговорил он, протягивая Алве бляху из орихалка, украшенную по бокам карасами и полевым шпатом. — Это герцогская цепь моего предка, Ликандра II. Внизу герб, а наверху эмблема: сердце пронзённое четырьмя мечами. Эта же эмблема появилась в небе, когда вы впервые взяли в руки меч Раканов. Я не бредил в Гальтаре, монсеньор, клянусь! Я едва не погиб там, а вы вывели меня из Лабиринта. Вы стояли в круге света на пороге Северной башни. Рамиро тоже видел и узнал вас. А потом в Надоре я нашёл это, — и Ричард едва ли не силком впихнул Алве в руку древнюю бляху.

Тот безотчётно принял её и стал рассматривать, медленно поворачивая под разными углами.

— Самородная медь… — пробормотал он про себя. — Вот, должно быть, почему она сохранилась…

— Да, — признался Ричард, слегка покраснев. — Большинство старинных драгоценностей переплавили, многое отец продал, а оставшееся забрал Дорак. Но этого он не тронул. Орихалк теперь почти ничего не стоит.

— Так вы говорите, что нашли это в Надоре?

— Да, в сокровищнице, — подтвердил Ричард. — Я понял, кто вы, ещё в Лабиринте, и был уверен, что найду в Надоре доказательства. Но я и без них знаю правду. Только Ракан мог бы спасти Повелителя Скал от Оставленной.

— Оставленная? — Алва перевёл внимательный взгляд с бляхи на его лицо. — О чём вы говорите, Ричард?

Дик замялся, чувствуя, что для трезвомыслящего человека его слова и впрямь отдают предсмертным бредом.

— Это хранительница Лабиринта, — промямлил он. — Дочь Анэма, вашего предка. Её зовут Каталлеймена.

Алва опустил цепь Ликандра II, словно разом потеряв к ней интерес.

— Так вы видели в Лабиринте Оставленную?

— Да… Я не бредил, монсеньор, клянусь, — пробормотал Дик несчастным голосом, опустив голову.

— Может быть и не бредили, — спокойно согласился Алва. — Но в таком случае у меня для вас очень плохие новости, юноша.

— Плохие… Почему? — удивился Дик.

— Если я и вправду последний Ракан, как вы уверяете, то все мы станем покойниками ещё до наступления нового Круга, — спокойно пояснил Алва. — Если я Ракан, то Кэртиана обречена погибнуть именно на этом Изломе.

Ричард уставился на него в полной растерянности. Алва невесело усмехнулся и принялся медленно расхаживать по кабинету.

— Проклятие Ринальди, — бросил он через плечо. — Оно касается последнего потомка его крови. То есть меня, если верить вашим словам. Я бесплоден, юноша.

Дик потряс головой, пытаясь увязать разбежавшиеся в разные стороны мысли. Какая связь между гибелью на Изломе и проклятием Ринальди?

— Вы эсператист, Ричард, — спокойно продолжал Алва, видимо, сжалившись над его потугами. — Однако вы видели Оставленную. Вы нашли литтэна. Если они существуют, то и сказки об Ушедших — не вымысел, а реальность. Абвениаты верили, что Кэртиана живёт лишь благодаря крови древних богов, пока она сохраняется в людях. Пока существует Сердце мира, — и Алва снова взглянул на эмблему Ликандра II. — Но если я Ракан, то с моей смертью древняя кровь иссякнет.

— А разве принц Карл… — начал было Дик, вспомнив полупризнание, почти сделанное недавно Леонарду Манрику.

— Не мой сын, — возразил Алва. — Вы скоро увидите его и сами убедитесь в этом. Ведь у вас в Надоре есть галерея с фамильными портретами? Все Повелители похожи на своих предков так, что ошибиться невозможно. Сын Ракана будет Раканом с ног до головы.

— Значит, принц — законный наследник короля Фердинанда? — удивился Ричард.

— Вряд ли, — рассеянно отозвался Алва, продолжая расхаживать из угла в угол. — Иначе Катарине незачем было бы распространять слухи обо мне. Вполне возможно, что он сын покойного Феншо-Тримейна… или Джастина Придда. Принцесса Анжелика уж наверняка Придд, — добавил он вполголоса.

Дик почувствовал, что от этих откровений у него голова идёт кругом. Странно: сейчас, когда Алва отвечал ему почти не думая, он верил своему бывшему эру целиком и полностью.

Но… Катари и Оскар? Немыслимо!.. Однако это могло быть правдой. Если Феншо-Тримейн знал или хотя бы подозревал, что Карл Оллар на самом деле его сын, этим объясняется его удивительная, доходящая до нахальства самоуверенность. А Катари и Джастин Васспард, про которого Штанцлер говорил, будто он любовник Алвы? Не прятал ли эр Август за этим скандальным слухом куда более скандальную правду?

Ричард потряс головой, чтобы вытрясти из неё пугающе еретические мысли. Неужели его королева — такая чистая и прекрасная! — была настолько распутна?..

— Так вы последний Ракан? — с усилием возвращаясь к прежней теме спросил он Алву. — Как я… и как Робер?

Алва остановился и окинул Дика задумчивым взглядом.

— Да, — подтвердил он медленно. — Но вы и Эпинэ не бесплодны. По крайней мере я надеюсь на это. Что же касается меня, то я вряд ли переживу этот Излом. Проклятие Ринальди не оставляет мне выбора. Два предательства уже случились. И даже три: ведь вы, Ричард, тоже предали меня. Четвёртое станет последним.

— Я… Я всего лишь хотел спасти Катари… то есть её величество, — забормотал Ричард сбивчиво и весь вспыхнул, подумав, что королеву, возможно, не стоило спасать. — Я не собирался предавать вас, монсеньор. Если бы вы тогда поверили мне, я не стал бы прибегать к яду. И я раскаиваюсь… я действительно раскаиваюсь в том, что пытался сделать.

— Я тоже, — неожиданно сказал Алва. — Если бы я поверил вам тогда, одним предательством в моей жизни было бы меньше. Может быть. Хотя кто знает. Всё-таки Сильвестр был невероятно упрям.

Ричард с ужасом понял, что одним из предателей Алва считает Дорака. И хотя это было заслужено, сердце юноши сжалось от жалости к покойному кардиналу. Ах, как бы он обрадовался, если бы что-то подобное случилось всего полгода тому назад! Но сейчас его взгляды на многое изменились: ни король Фердинанд, ни кардинал Сильвестр больше не казались ему чудовищами. Он сожалел о чрезмерной слабости одного и о чрезмерной силе другого. Оба они были по-своему несчастны, и оба они уже умерли.

— А что же теперь делать нам? —спросил он вслух.

— Действовать, — ответил Алва. Оказывается, последнюю минуту он стоял напротив Ричарда, внимательно наблюдая за ним. — В этой жизни нужно действовать до последнего, юноша. А вдруг всё, что вы видели в Гальтаре, и впрямь было только бредом? Тогда господин Альдо из Агариса является настоящим Раканом, а предательства, случившиеся со мной — случайное совпадение с проклятием и только.

Ричард недоверчиво покачал головой.

— Вы — Ракан, монсеньор, — упрямо повторил он. — Это я знаю точно.

— В таком случае мне пора замирить столицу, — язвительно отозвался Алва. — И вырвать юных Приддов из цепких рук господ Манриков. В конце концов, они последние Повелители, в чьём семействе ещё насчитывается больше одного человека.

— А если поэтому они не Повелители? — неожиданно вырвалось у Ричарда. Едва эта мысль сорвалась у него с языка, как он готов был откусить его с досады, но сказанного не воротишь.

Алва выразительно поднял левую бровь:

— Потому что скоро Излом, а их до неприличия много? — ироническим тоном осведомился он. — Что ж… Вполне возможно. Однако это не повод ими разбрасываться.

— Разумеется, монсеньор, — торопливо согласился Ричард.

— Вам не обязательно принимать в этом участие, — медленно произнёс Алва. — Вы можете оставаться в Нохе. Кстати составите для меня подробный план аббатства. И заберите с собой вашего литтэна: сегодня он мне не понадобится.

— Вы хотите захватить дворец, монсеньор? — встрепенулся Ричард, почуяв повисший в воздухе неуловимый запах пороха.

— В первую очередь я собираюсь взять особняк Манриков, — ответил Алва. — Если бедняга Леонард не переубедит своего отца, в чём я очень сомневаюсь, придётся приказать поставить у дома пушки.

— Пушки? — воскликнул Ричард в волнении. — А если Манрики прячут там братьев Валентина? Неужели вы прикажете стрелять по ним из пушек, монсеньор?

Алва бросил на Дика суровый взгляд, и тот понял в ужасе: конечно будет! Разве уговоры Вейзеля и Савиньяка смогли остановить его, когда он задумал взорвать Барсовы Очи? А ведь в долине находились сотни женщин и детей!

— Монсеньор… — пролепетал он, не зная, что, в сущности хочет сказать.

— Нет, — ровным голосом ответил Алва. — Я не прикажу стрелять по братьям покойного герцога Придда. Но господам Манрикам не обязательно знать об этом.