Сердце Скал. Зверь (джен)

Дверь поддалась, словно стояла незапертой. Это было так чудовищно неправильно, что Марсель весь сжался, как заведённая до предела пружина. Он судорожно вцепился в кинжал Штанцлера, спрятанный в широком рукаве халата, и настороженно просунул голову в щель между косяком и тяжёлой створкой.

В караульной царила темень. Факелы не горели; огонь в очаге погас. Вокруг стоял пронизывающий холод и вдобавок сильно воняло плесенью: всё-таки подвал, что ни говори, всегда держит влагу.

Неужели Штанцлер отпустил солдат Карваля прежде чем явиться к узнику? Или известие о смерти Эсперадора привело эпинских мятежников в такое смятение, что в замке начался хаос?.. Размышлять об этом было некогда.

Марсель бесшумно проскользнул в дверную щель, торопливо пересёк караулку и выскочил в тёмный коридор, сырой и стылый, как подземный лабиринт.

Солдат не было и здесь.

Темнота казалась настолько плотной, что давила почти физически. Марсель осторожно нащупал стену и вздрогнул, случайно попав в холодное пятно плесени. Брезгливо скривившись, он крадучись двинулся вперёд.

Коридор заканчивался лестницей. Споткнувшись в темноте о нижнюю ступеньку, Марсель остановился и прислушался.

Подвал словно вымер. Вокруг царила гулкая тишина.

Взбудораженный неожиданным везением, Марсель начал подниматься, поминутно замирая и озираясь. Ни шороха, ни звука. Только его собственные туфли шаркали по камню — так испуганные мыши шуршат в поисках норы.

Входная дверь стояла приотворённой. Свежий воздух, проникавший со двора, был заметно теплее подвального, и казалось, что снаружи светлее, чем внутри, хотя уже царила глубокая ночь.

Марсель просочился на крыльцо как привидение. Сам знаменитый Вальтазар позеленел бы от зависти, увидев его маневр. Но любоваться было некому: двор был полностью загромождён штабелями бочонков, ящиками и тяжело гружёнными телегами, из-за которых в свете звёзд то тут, то там поблёскивали длинные дула кулеврин и фальконетов. Слева доносилась отрывистая речь и слышалось движение. Марсель припомнил, что несколько дней назад мятежники начали устанавливать артиллерию на верхние площадки Эр-Эпинэ. Вероятно, рабочие готовили деревянные платформы для подъёма орудий на Герцога и Герцогиню — башни, возвышавшиеся по обеим сторонам от замковой церкви.

Следовало убраться отсюда как можно скорее.

Марсель немного помнил здешнюю топографию: в плане замок представлял собою треугольник с тремя мощными башнями по вершинам. В прежние времена его окружал глубокий ров с водой и земляная насыпь, но после приснопамятного восстания Эгмонта Окделла кардинал Сильвестр приказал сровнять насыпь и завалить ров, а главную замковую башню — двойную, находившуюся на въезде и заключавшую в себе подъёмные ворота — снести до основания. В результате внутренний двор стоял теперь нараспашку, беззащитный перед любым вторжением и открытый всем ветрам. Когда Марсель прибыл сюда летом, въезд напомнил ему щербатый оскал человека, которому выбили передние зубы.

Сейчас с той стороны тянуло резким запахом навоза: похоже, мятежники спешно пытались восстановить защитную насыпь. Марсель пригнулся и, прячась за телегами, бесшумно двинулся к выходу. Прямо под его ногами блеснула узенькая полоска изморози — словно тропа, едва намеченная крупинками сухого снега и мелкого слюдянистого льда. Казалось, кто-то набросал хлебные крошки, указывая верный путь, как мальчик-с-пальчик из старинной эпинской сказки. Марсель решил слепо довериться этому знаку.

Он не прогадал: ему удалось выйти никем не замеченным. Он слышал голоса солдат, стоявших на страже возле насыпи и у частокола, который возводили рядом. Он прошёл буквально в нескольких шагах от дозорных и повернул за угол стены, чудом разминувшись с караулом.

Ему удалось сбежать! Леворукий явно покровительствовал грешнику.

Оставалось добраться до редкого леска, окаймляющего берег речки, которая протекала к востоку от Эр-Эпинэ, и отыскать способ переправиться на другую сторону — там, в нескольких хорнах к северу, по слухам, располагался лагерь Алвы. Марсель надеялся, что правильно истолковал все слышанные им намёки и обрывки солдатской болтовни.

Но добраться до леса было не так-то просто: между ним и замковой стеной лежало поле, лысое, как тонзура монаха. И хотя луна скрывалась за облаками, света звёзд могло оказаться достаточно для какого-нибудь зоркого стрелка, не ко времени глянувшего в эту сторону.

Марсель нёсся во весь дух и уже достиг первых кустов орешника, когда уловил у себя за спиной цокот лошадиных копыт. Лошадь шла неторопливо и, похоже, прихрамывала.

Вероятно, это загулявший крестьянин возвращается домой с поздней попойки. Но, увидев среди ночи незнакомца, он вполне мог завопить благим матом, и поэтому Марсель поспешно юркнул в ближайший куст.

Он не успел даже затаить дыхание: цокот копыт затих. Марсель таращился сквозь ветки до рези в глазах, но перед ним лежало только голое поле, которое он только что пересёк. Припозднившийся крестьянин исчез, словно растворился в воздухе.

Пот, выступивший у Марселя во время бега, быстро остывал на ночном морозе, отчего тонкая рубашка становилась почти ледяной. Виконт чувствовал, что быстро и неотвратимо коченеет. Наступающая зима давала о себе знать немилосердным холодом.

Если он продолжит прятаться в лесу, то околеет ещё задолго до наступления утра. Нужно найти укрытие, хоть в барсучьей норе, хоть в дупле, а лучше — украсть какую-нибудь крестьянскую одежонку и лодку, чтобы переплыть реку. Тогда у него появится надежда добраться до Ворона. Конечно, выше по течению был мост, но он проходил прямо посередине деревни, соседствующей с Эр-Эпинэ, и на нём наверняка стояли заставы.

Придя к этому решению и окончательно замёрзнув — ещё бы, ведь он был лишь в одном халате и домашних туфлях! — Марсель полез обратно из кустов. Но, едва лишь он высунул голову, как почти столкнулся с лошадиной мордой, злорадно оскалившейся ему навстречу. Треклятая кляча стояла затаясь у другого конца орешника, поджидая его.

Марсель, обмерев, поднял глаза: на кляче возвышалась фигура наездника, прямая и тонкая, принадлежащая явно не подвыпившему крестьянину. Однако мельком Марсель заметил, что сидит она в седле как-то боком, по-женски, свесив в одну сторону обе ноги, укрытые пышной юбкой.

Хвала Леворукому! Это не дозорный!

— Уф, сударыня! — воскликнул Марсель, от облегчения едва не сев на острые сучья орешника. — Как вы меня напугали!

— Выходите, сударь, — ответил ему спокойный мелодичный голос, показавшийся Марселю чрезвычайно знакомым.

Он размышлял недолго: едва опознав эти отрешённо-неземные интонации, он выкатился из куста с резвостью теннисного мячика.

— Эрэа! Государыня! — восклицал он в ажитации, шаря рукой по шевелюре в попытке сорвать несуществующую шляпу и раскланяться с приличным дворянину изяществом. — Тысяча дохлых кошек!.. Тысяча извинений, сударыня! Виконт Валме к услугам вашего величества!

Кляча злорадно всхрапнула и кивнула ему в ответ пегой мордой.

Марсель невольно вздрогнул. В свете звёзд королева показалась ему тёмным безликим силуэтом, холодным, как сама зима.

«Она умерла!» — горестно взвыл в его памяти мёртвый Штанцлер.

Как королева могла оказаться здесь — одна, на хромой кляче, без всякого сопровождения? Разве её не содержали в Атрэ-Сорорес под арестом?

Может быть, она тоже сбежала?

«Она умерла!» — истерически повторил голос покойного Штанцлера.

Марсель инстинктивно сделал шаг назад, чувствуя, что волосы на его голове сами собой зашевелились. Хромая кляча тут же шагнула ему навстречу, сократив дистанцию.

— Что вы делаете в кустах, виконт Валме? — ровно спросила королева из темноты.

— Я… э-э… Я… — бормотал Марсель, продолжая пятиться задом, как и положено настоящему придворному. — Искал встречи… С герцогом Алвой, государыня.

— В кустах? — холодно поинтересовался силуэт королевы.

— Я… Э-э… Размышлял, как к нему переправиться… Через реку.

— Для этого вам нужна лошадь, виконт, — рассудительным тоном сказала королева, продолжая наступать на беднягу Валме. — Возьмите мою.

— Нет! — в ужасе выкрикнул Марсель, шарахнувшись от пегой кобылы, но тут же взял себя в руки. — Чтобы я лишил лошади ваше величество? Нет, никогда!

Кляча оскорблённо оскалилась. Её крупные синеватые зубы и почти человеческая ухмылка пугали Марселя так, что он побежал — задом, чудом ухитряясь не споткнуться.

— Почему вы отступаете, виконт? — спросила королева с холодным неудовольствием, нагоняя его. — Вы не рады мне?

— Счастлив, ваше величество! — отозвался Валме так горячо, как только позволяли громко лязгающие зубы. — Но ваше величество наверняка ждут в Эр-Эпинэ. Там все будут в восторге узнать, что ваше величество живы!

Пегая кобыла неожиданно остановилась.

— Кто вам сказал, что я умерла? — спросила мёртвая королева ровным отстранённым тоном.

— Мне… Мне… Граф Штанцлер! — вырвалось у Марселя против воли. Имя выскочило у него из горла так, словно кто-то вытянул его, как пробку из бутылки.

— Вы убили его, — холодно прозвучало в ответ. — Вы заслуживаете отмщения, сударь. Я вижу у вас на груди кровь моего отца.

Тонкая рука вытянулась вперёд, указывая на пятна, которые Марсель прятал под халатом. Виконту почудилось, что тонкая холодная игла ткнула его в грудь. Позабыв про этикет, он повернулся к королеве спиной и со всех ног бросился к деревне. Он мчался молча, сцепив зубы, но, оглянувшись на ходу через плечо, чуть не упал: Кладбищенская лошадь — теперь-то Марсель не сомневался, что она существует! — не отставала от него ни на шаг, хотя, казалось, едва брела, неторопливо перебирая копытами. Одну подкову она где-то потеряла, и её цокот, неровный, прихрамывающий, производил жутковатое гипнотическое впечатление.

— Вам не скрыться, виконт, — спокойно и холодно произнёс выходец за спиной. — Убийца моего отца принадлежит мне.

Вместо ответа Марсель прибавил ходу. Он мчался так, как никогда в жизни; сердце колотилось у него в горле, прямо под кадыком.

Вторично оглядываться не было нужды: пегая морда кобылы внезапно выглянула из-за его левого плеча и дурашливо оскалилась. Марсель шарахнулся вправо и выскочил на тропинку, ведущую к окраинам деревни. Первые домишки уже показались в нескольких сотнях бье впереди. Там были люди! Существа из плоти и крови, как и он сам. Только бы добраться до них! Он закричит, что есть мочи, он станет звать на помощь. Пусть его снова поймают и посадят в подвал — это будет намного лучше жуткого ночного бега с выходцем за спиной. Только бы хватило дыхания!

Марсель вылетел на деревенскую улочку, нелепо размахивая руками и хрипя: он задыхался, а грудь его разрывалась от напряжения. Со стороны, вероятно, он производил впечатление огородного пугала, каким-то чудом ожившего и слезшего с шеста. Но улочка была пуста — время давно перевалило за полночь, крестьяне спали в своих лачугах.

Марсель всем телом ударил в дверь первой же попавшейся хижины. Хлипкий засов соскочил, дверь распахнулась, и оттуда пахнуло смесью конского пота и крепкой сивухи. Марсель ввалился внутрь, разевая рот, как рыба на суше, в попытках издать вопль о помощи.

Хижина оказалась конюшней с сеновалом. Где-то в стойле дремала невидимая лошадь, перебирая во сне ногами. Из закутка с соломой доносился звучный храп — там, вероятно, заночевал конюх.

— На помощь! — прохрипел Марсель. — На помощь!

Его сдавленное сипение было не громче шёпота.

Нужно было дозваться до конюха. На подгибающихся ногах Марсель рванулся к сеновалу и, нащупав плечи мужика, затряс того что было силы.

В нос ему тут же ударил запах дешёвого самогона. Конюх пошевелился, недовольно бормоча, но так не проснулся. Марсель в отчаянии отвесил ему пару звучных оплеух. Это не возымело никакого действия: пьяница продолжал дрыхнуть как ни в чём не бывало.

— Он не проснётся, — сказал выходец от двери. — Люди и звери засыпают в моём присутствии.

— А я?! — крикнул Марсель, трясясь от ужаса и возмущения одновременно. — Ложь, всё ложь! Ведь я не сплю!

— Ты убийца, — последовал холодный ответ.

Марсель затравленно посмотрел туда, где Кладбищенская лошадь перекрывала ему единственный выход на свободу. Он с ужасом понял, что, ворвавшись в конюшню, загнал самого себя в ловушку.

Бросив пьяного в стельку конюха, он сполз с сеновала. От дверного проёма несло холодом и плесенью. Там стояла сама тьма.

— Ты убил моего отца, — ровным тоном повторила королева. — Теперь ты будешь служить мне.

— Где ваш сын? — выкрикнул Марсель в беспамятстве, почти в истерике.

Он сам не понял, почему у него вырвался этот вопрос. Возможно, ему инстинктивно припомнился разговор с покойным Штанцлером, и он уцепился за эти воспоминания, как утопающий за соломинку.

Кладбищенская лошадь отступила. Показалось или нет, но королева замялась на несколько секунд, словно вопрос Валме ударил по больному.

— Где ваш сын? — повторил Марсель уже спокойнее, с трудом переводя дух.

— Я искала его на дорогах живых, — нехотя ответила королева. — Я не нашла.

— На дорогах живых? — переспросил Марсель, сам не понимая толком, что за ересь он несёт. — Так идите искать его на дорогах мёртвых!

— Она запретила, — ровно сказала королева.

— Она?.. Кто она?

— Сестра смерти, — последовал жутковатый ответ.

Проклятье!

— Вы дурная мать! — заявил Марсель, внутренне содрогаясь от собственной дерзости. — Никто не в силах запретить матери искать своего ребёнка!

— Убийца! — холодно оборвала его королева. — Не вам укорять меня!

— Я и не укоряю, — возразил Марсель, отступая. — Дурной матерью вас назвал ваш отец.

Кладбищенская лошадь раздражённо стукнула копытом. Ей явно надоели пререкания.

— Неважно, — холодно произнёс выходец. — Сейчас речь идёт о вас, а не обо мне.

Марсель затравленно оглянулся. Выйти через дверь было невозможно: покойница на закатной кляче перегораживала её. Однако в задней стене сеновала Марсель заметил небольшое оконце, сделанное под самым потолком хижины, очевидно, для вентиляции.

Марсель сделал великолепный прыжок: он взлетел на солому не хуже петуха или даже самого Ворона и бросился в окно головой вперёд, выбив плечами прогнившую деревянную раму. Халат и рубашка затрещали, лопаясь по швам, локти взорвались болью: вероятно, он разодрал их до крови. Вывалившись с обратной стороны конюшни на сено, Марсель вскочил как можно резвее и запетлял между крестьянскими лачугами, как заяц, сдваивающий след, чтобы сбить с толку гончих. Только Валмоновская удача позволила ему не сломать шею при падении.

Но обмануть Кладбищенскую лошадь не удалось. Не прошло и минуты, как её злорадная морда высунулась справа от Марселя: клячу явно забавляли тщетные попытки человека уйти от неё.

Виконт заголосил. Где-то далеко, непостижимо далеко, может быть, через целые две улицы, слышались звуки жизни. До Марселя доносились ночные деревенские шумы: вздыхали коровы, брехали собаки, слышался стук подков. Вероятно, солдаты из Эр-Эпинэ совершали обычный ночной обход. Но там, где появлялся выходец, все звуки замирали, словно смертный холод вымораживал жизнь отовсюду.

Истошные вопли виконта не будили никого; лошади спали стоя, собаки лёжа; ни один человек не появился на дороге. Только несчастная жертва бодрствовала и металась в ужасе, тщетно пытаясь спастись.

Марсель бежал на звуки, которые замирали при его приближении. Он давно уже утратил понятие о направлении, в котором движется. Он чувствовал себя зайцем во время травли, даже хуже: инстинкт ведёт животное обратно к лежке, а человеческий инстинкт только кричал об опасности, не предоставляя никаких преимуществ. Морда Кладбищенской лошади вылезала то слева, то справа, намеренно заставляя Марселя шарахаться в нужную сторону. Выходец неумолимо загонял его в ловушку.

В конце концов он оказался в тупике. Наскочив на глухую стену, Марсель едва не рухнул возле неё, полностью обессиленный. Его колени тряслись, а кинжал Штанцлера от потерял где-то по дороге. Да и чем могло ему помочь обычное оружие?

— Зачем я вам? — простонал он, цепляясь руками за стену, чтобы не свалиться кулём на землю.

Мёртвая королева смотрела на него без всякой жалости.

— Вы станете служить мне, — повторила она так же безучастно, как прежде. — Возьмите мою лошадь.

— Зачем? — простонал Марсель, чувствуя, что ещё немного, и он умрёт просто так, без всякой мистики, только от одного заходящегося в неистовом стуке собственного сердца.

— Вы хотели ехать к герцогу Алве, — напомнила ему королева. — Вы поедете к нему.

— Почему… почему вы не едете сами?.. — с трудом выговорил Марсель, задыхаясь и хватая ртом воздух.

Выходец помедлил.

— Она не велит, — обронил он наконец, будто нехотя.

— Она? Сестра смерти? — наудачу спросил Марсель.

— Берите лошадь, — холодно оборвала его королева коротким приказом.

Она тронула поводья и подъехала ближе, словно собираясь спешиться. Марсель воспользовался этой заминкой и опять рванулся вперёд — отчаянно, как полузадушенная мышь рвётся из кошачьих когтей. Едва не падая, он тяжело потрусил вдоль стены, задевая её обнажённым плечом (халат и рубашка были разодраны в клочья), слепо шаря руками в поисках последней лазейки и сипя из последних сил:

— На помощь! На помощь!

Чёрный силуэт молнией метнулся ему под ноги, и Марсель тяжело рухнул, растянувшись во весь рост в осенней деревенской грязи.

Собака! Проклятая, предательская собака! Марсель едва не разрыдался от огорчения и ужаса.

Кладбищенская лошадь отступила, недовольно всхрапнув. Она замотала мордой, зацокала копытами, словно пыталась отогнать собаку, но не смогла. Марсель приподнял с земли залитое потом и саднящее после прыжка в сено лицо.

Бодрствующая собака?..

Живая бодрствующая собака!..

— Рамиро! — крикнул чей-то звонкий молодой голос. — Рамиро, ты где?

Кладбищенская лошадь в один миг повернулась к Марселю хвостом, коротким и стоящим торчком над округлым пегим крупом. Выходцу, похоже, не понравился этот маневр, и какую-то секунду королева пыталась подчинить клячу себе и развернуть обратно. Однако все усилия пропали втуне: кобыла фыркнула, резко подмахнула задом и в ту же минуту задала такого стрекача, словно за нею самой гналась Кладбищенская лошадь.

Марсель, не веря своим глазам, осторожно приподнялся на четвереньки.

Теперь он отчётливо услышал топот множества копыт. Где-то недалеко отсюда проезжал целый конный отряд человек в десять, а то и в дюжину. Похоже, один-два всадника повернули сюда следом за собакой.

— Рамиро! — повторил молодой голос, показавшийся Марселю смутно знакомым.

Какой-то из офицеров Карваля? Вероятно. Марсель сел на землю, тяжело привалясь к стене. Пусть его схватят эпинские мятежники — пусть его судят и расстреляют и за убийство Штанцлера и за побег. Они хотя бы люди. Его вернут обратно в камеру, где ему жилось так тихо и спокойно! Подвал, милый эпинский подвал.

В тупик ворвался одинокий наездник.

Собака, спасшая Марселя от выходца, радостно кинулась навстречу хозяину. Тот резко осадил коня, который загарцевал в шаге у стены с Марселем.

— Кто вы? — спросил он.

— Виконт Валме, — ответил Марсель с облегчением, чувствуя конец своего страшного приключения.

— Виконт Валме? — повторил молодой голос удивлённо. — А почему вы сидите на земле, виконт? Вставайте. Я герцог Окделл.

Марсель вздрогнул, но почти сразу же вспомнил, что герцог Окделл не погиб под завалами Гальтары, как писал весною Робер Эпинэ. А кроме того, молодому Повелителю Скал только что удалось отогнать кладбищенскую нечисть одним своим голосом! Из двух видов выходцев Марсель однозначно предпочитал тех, кто не вымораживал его одним своим присутствием.

В тупик въехало ещё двое всадников — очевидно, герцогская свита. В руках у них были факелы.

— Что случилось, милорд? — тревожно спросил один из новоприбывших.

Окделл повернулся к своему слуге.

— Этот человек говорит, что он виконт Валме. Посвети-ка мне, Гиллалун.

Марсель с наслаждением почувствовал, как горячая волна воздуха коснулась его кожи. Прямо перед ним возникло лицо юного оруженосца Алвы: серые северные глаза посмотрели на него с тем бессознательным отчуждением, которое всегда отличало Окделлов. Марсель ясно увидел в тёмных зрачках собственное отражение: настоящее пугало в разодранном, заляпанном грязью халате, окровавленной рубашке и единственной домашней туфле, которая каким-то чудом ещё держалась у него на ноге.

— А почему вы в таком виде, сударь? — поинтересовался Окделл секунду спустя.

— Я бежал из плена, — пояснил Марсель. — Меня держали в Эр-Эпинэ. Как узника.

— Я не осведомлён об этом, — ответил Окделл сдержанно и выпрямился в седле. — Гиллалун, дай этому человеку свой плащ. Валме он или не Валме, его следует доставить к герцогу Алве для допроса. Поручаю его тебе.

И он повернул коня, намереваясь покинуть тупик.

— Ваша светлость! — завопил Марсель что было мочи и обеими руками ухватился за окделловский сапог. Ужас при мысли, что Кладбищенская лошадь может возвратиться, как только оруженосец Алвы скроется из виду, придала ему такие силы, что он готов был бежать за своим спасителем хоть босиком.

Телохранитель герцога схватился за кинжал, но Марселю не обратил на оружие никакого внимания.

— Не покидайте меня, ваша светлость! — проникновенно умолял он, простирая к Окделлу израненные о треклятую раму руки. — Делайте со мной всё, что вам угодно: хоть свяжите, хоть замотайте в мешок, хоть перебросьте через круп вашего коня как язычника. Я согласен на всё! Только позвольте мне больше никогда, никогда не расставаться с вашей светлостью!

Окделл оторопел. Вероятно он подумал, что странное чучело, именующее себя виконтом Валме, сбежало прямиком из бедлама.

— Позвольте мне оставаться в вашем присутствии! — не унимался Марсель, страстно прижимая к себе захваченный сапог. — Только поблизости от вас, прошу вас, ради всего святого!

Телохранитель герцога спрыгнул со своего коня и, ухватив Марселя за плечи, дёрнул его прочь от своего господина.

— Вы же меня знаете! — завопил Марсель в отчаянии. — Вы видели меня при дворе и у Марианны Капуль-Гизайль!

Окделл сделал жест, приказывающий слуге остановиться. Похоже, ему стало жаль несчастного сумасшедшего. Но ответить он не успел: тупик стал наполняться народом. Отряд, шум которого слышал Валме, повернул вслед за Окделлом в полном составе. Пятачок земли, куда выходец загнал Марселя, весь осветился заревом факелов.

— Что здесь происходит, сын мой? — спросил у Окделла пожилой человек в роскошной светло-серой сутане и мягкой широкополой шляпе. — Что вас задержало?

«Кардинал из Агариса!» — сообразил Марсель. — «Штанцлер говорил о нём сегодня! Как бишь его зовут?..».

— Ваше преосвященство! — воззвал он громко. — Я виконт Валме. Герцог Алва посылал меня с миссией в монастырь Святого Гермия, который в Граши. Вы наверняка наслышаны обо мне! Меня захватили эпинские мятежники.

— Этот человек уверяет, что он сбежал из Эр-Эпинэ, отче, — подтвердил Окделл. — Называет имя виконта Валме. Он странно выглядит, но мне кажется, что я узнаю его.

— Да-да, — отчаянно закивал Марсель. — Дело в том, что сегодня я убил графа Штанцлера.

По толпе пронёсся удивлённый гул. Окделл, нахмурившись, переглянулся с кардиналом. Марселю почудилось, что он без труда читает в их взглядах: «Сумасшедший!».

— Я кардинал Левий, сын мой, — мягко произнёс священник. — Мы вели переговоры с мятежниками и задержались здесь, чтобы отслужить в церкви всенощную по Святому отцу Юннию. Сейчас мы возвращаемся в ставку герцога Алвы и готовы забрать вас с собой.

— Я горячо этого желаю! — страстно согласился Марсель. — Но я хотел бы остаться в присутствии его светлости герцога Окделла, хотя бы даже закованный в кандалы!

— Вам не стоит так волноваться, сын мой, — попробовал урезонить его Левий ласковым тоном.

— Хорошо вам так говорить, святой отец, — возразил Марсель. — А за мной только что гнался выходец на Кладбищенской кобыле! Если бы не появление его светлости, я сам уже стал бы покойником и ехал к Алве с потусторонним визитом!

— Дитя моё… — начал кардинал, но Окделл мгновенно ухватил суть дела. В его серых глазах блеснул огонь понимания.

— Вы видели Пегую кобылу? — быстро спросил он, пытливо всматриваясь в Валме.

— Даю слово! — горячо подтвердил Марсель. — Ваша собака отогнала её, а ваш голос спугнул окончательно. Позвольте же мне, ваша светлость, больше не разлучаться с вами! Мне не хочется являться к Первому маршалу в обличье покойника.

Окделл кинул на Левия многозначительный взгляд. Теперь и кардинал посмотрел на Марселя серьёзно.

— Вы вполне уверены, что видели выходца? — уточнил он.

— Ещё бы! — отозвался Марсель. — Ведь это была королева Катар-р-р…

И он в испуге зажал себе горло рукой, просипев через силу:

— Не нужно называть её по имени!

Левий вздрогнул и бессознательно нащупал свой наперсный знак. Повернув голову, он вполголоса сказал Окделлу:

— Это возможно. Её величество пропала в Валансене при странных обстоятельствах. Наш горячо оплакиваемый Святой отец считал, что её конец был дурным.

Окделл, сильно побледнев, кивнул головой. Казалось, его замутило.

— И чего хотела от вас её величество? — обратился Левий к Марселю.

— Отправить меня к герцогу Алве, — ответил тот. — Она почему-то не могла ехать сама, хотя хотела. Кажется, ей запретили это. Сестра смерти.

Окделл мазнул по лицу Марселя расширившимися потемневшими глазами.

— Я понял вас, виконт, — сказал он отрывисто. — Понял лучше, чем вы думаете.

Марсель почему-то сразу обмяк и даже отпустил сапог, к которому прижимался до сих пор. Телохранитель Окделла подхватил его сзади, иначе он бы не устоял: от всего пережитого сегодняшней ночью ноги его больше не держали.

— Гиллалун, — приказал Окделл сдержанным тоном, — укутай виконта в свой плащ и посади на своего коня. Держись постоянно рядом со мною. Ты слышал: виконт боится оставаться в отдалении. Мы возвращаемся в ставку Первого маршала. Герцог Алва ждёт нас.