Сердце Скал. Зверь (джен)

Каталлеймена сказала правду: Блуждающая башня сама нашла Ричарда.

Она выросла перед ним внезапно, без зова. Ослепший от неистового сияния, которое билось в его руках, Дик не смог бы миновать её, даже если бы не утратил способности зрения. Она стояла у него на пути, куда бы он не повернул.

Он не видел её, но всей кожей чувствовал её холодное дыхание. Ноги сами ступили на каменную лестницу, и он стал подниматься на ощупь, неуверенно, натыкаясь на стены. Багровый жар плыл у него перед глазами — жар, переплавивший все цвета и формы в одно ревущее пламя. Ричард шёл вслепую в самом центре светового смерча, который неистово бушевал в его ладонях.

Ему казалось, что он поднимается целую жизнь.

Наконец, каменные стены отступили, и свежий воздух коснулся его лица. Зрение постепенно возвращалось — медленно, словно нехотя. Мир проступил вокруг Ричарда сумрачными контурами, как рисунок углём на багровой бумаге. Сердце Скал в его руках содрогалось, и с каждым биением выбрасывало в небо сноп тёмно-алого света.

Это кровоточила сама Кэртиана.

Ричард знал: он совершил непрощаемое преступление.

Он поднял Сердце Скал над головой и положил его в каменную чашу, свисавшую на тяжёлых цепях в центре смотровой площадки. На миг ему показалось, что он когда-то видел это во сне. Потом осторожно отступил и отвернулся, пытаясь рассмотреть окружающее. Глаза видели всё лучше, и Ричард заметил, что солнце, недавно поднявшееся над горизонтом, померкло в багровом свечении, словно его золотой диск заволокло кровью.

Утро превратилось в Закат.

Ричард подошёл к парапету и, ухватившись за один из каменных выступов, перегнулся вниз. Земля под ним лежала огромной живой картой: ему казалось, что он видит все Золотые Земли одновременно. Достаточно было лишь сосредоточить взгляд, чтобы рассмотреть детали. Блуждающая башня, молниеносная как мысль, мгновенно переносила его в нужную точку.

Он мог проститься со всем, что любил.

Прежде всего Ричард сконцентрировал взгляд на северо-востоке: там лежал Окделл. Вскоре перед ним вырос старый замок в скалах: суровый и древний, как сама земля. Здесь уже всюду лежал снег, а утреннее небо казалось почти белым, словно выцветшим от холода. Во дворе деловито сновали слуги; в комнатах правого крыла затапливали камины. Но хозяев не стоило и искать: матушка умерла, а сестёр ещё осенью увезли к новому опекуну. Жизнь надолго ушла отсюда, разве что дядюшка Ларак иной раз наведается в замок проверить, не заленился ли управляющий, и втихомолку поплачет о тех, кто больше не вернётся сюда никогда.

Ричард хотел махнуть рукой на прощанье, но не смог.

Направить Блуждающую башню в Маллэ, чтобы увидеть сестёр, он не осмелился: ему нужно было сохранить всё своё мужество.

Вместо этого он взглянул на запад. Там ещё стояло зарево пожара — слабеющее, но порой вспыхивающее багровыми сполохами, в которых время от времени проскакивали рыжие искры. Ричард разглядел Эр-Эпинэ: выгоревшие башни, сожжённые мосты, едва выстоявший под напором огня город. Ещё дымились пашни и леса, а крестьянские лачуги обратились в золу. Но всё-таки люди сдержали удар стихии: это был ещё не конец.

Эр Рокэ победил как везде и всегда: и мятежников, и магический огонь, вызванный луком Робера.

Рыжие искры, мелькающие по пожарищу, загипнотизировали взгляд Ричарда. Всмотревшись, он догадался, что это пирофоры — огненные кони, прекрасные почти как его Сона, которую он вывел ночью за пределы Гальтары. Они резвились на пепелище словно язычки пламени, которое разносили повсюду. Дик непроизвольно принялся считать их, постоянно сбиваясь из-за их быстрого мельтешения. В конце концов у него вышло, что их ровно одиннадцать. Двенадцатым, очевидно, был Дракко, новый конь Робера.

Значит, Повелители Молний потеряли четырёх спутников-астэр! Раттоны сожрали их, превратив в кошкоголовых тварей.

«А мои литтэны?» — подумал Дик с беспокойством. Сколько спутников осталось у него самого?

Блуждающая башня словно подслушала его мысли. Она вновь повернулась на север, и перед Ричардом в один миг предстали зимние Надоры — величественный горный хребет, давший имя его вотчине, и болота в низинах, покрытые льдом и снегом. Тяжёлые гранитные валуны дремали там — вросшие в землю настолько, что казались тёмными тенями на снежной белизне. Прежде Ричард не обратил бы на них внимания, но теперь он явственно ощутил, что они выделяются среди других камней подобно золотоносной породе. На каждом из них словно стояло особое тавро.

Ричард насчитал семь таких глыб.

Он ещё не успел закончить, как башня переместилась. Теперь перед Диком предстал богатый пригород, похожий на окрестности столицы; ему понадобилась целая минута, чтобы опознать дорогу, ведущую в Лаик.

Здесь тоже были валуны — всего три, застывшие один за другим, словно окаменевшие в прыжке литтэны. Громоздкие, неуклюжие, они казались настолько чуждыми окружающему пейзажу, что никто из жителей даже не подумал использовать их для обустройства моста, дороги или дома. Ни одному каменотёсу не пришло на ум попытаться разбить их.

Башня переместилась в третий раз, и теперь Дик увидел заброшенные гальтарские выработки, памятные ему по приключению с разбойниками. Здесь, в давно забытых каменоломнях, прятались ещё четыре глыбы.

«Значит, всего четырнадцать!» — радостно подумал Дик, почувствовав глубокое облегчение. Рамиро, вожак его найденной своры, прежде тенью лежавший у его ног, теперь поднялся и приветственно рыкнул.

Удивительная удача! Повелители Скал потеряли только одного спутника.

Ричард мысленно потянулся к найденным валунам и позвал их, как обычно звал Рамиро. Они откликнулись, медленно и тягуче, пробуждаясь после долгого сна. Огромные глыбы зашевелились, задвигались; гранит их тел словно потёк, принимая форму изящных поджарых гончих. Дик видел, как из камней медленно выступают лапы и длинные узконосые морды; чёрные дейты вставали в Надоре и в Лаик, отряхиваясь от снега; они гибко выпрыгивали из гальтарских пещер, потянувшись всем телом.

Ричард позвал их снова, и литтэны побежали — сначала тяжело, как двинувшиеся с места камни, потом легче и быстрее и в конце концов понеслись к своему Повелителю как четырнадцать чёрных молний.

«Благодарю тебя, отче Лит!» — произнёс Дик мысленно, чувствуя, как отступает сковывающее его страшное напряжение.

Он будет не один. Перед смертью он не останется без друзей.

А как же спруты?.. Остались ли спутники у Повелителей Волн?

Бр-р! Холодные скользкие твари.

Дик подумал о морских астэрах неохотно — он питал инстинктивное отвращение к медузообразным существам, похожим на студенистое желе. Однако когда башня повернула к морю, открывшийся вид поразил юношу. Он никак не ожидал увидеть такого.

Он оказался посреди безбрежного океана. Водная гладь простиралась во всю ширь; нигде не виднелось ни островка земли. Однако прямо перед ним, поднимая в воздух мириады серебряных брызг, резвилась стайка чёрно-лиловых, сверкающих влажными боками дельфинов.

Ричард даже протёр глаза. Дельфины! Не может быть!

Однако разве не их запрягала в свою морскую повозку Ойдма?..

Ричард смотрел как зачарованный: гибкие и сильные, морские астэры были не менее прекрасны в своей стихии, чем пирофоры Робера или его собственные дейты.

«Так вот кого видел принц Альдо перед самой смертью!..» — догадался Дик.

Он торопливо посчитал: в стайке оказалось одиннадцать дельфинов. Это означало, что Повелители Волн потеряли сразу пятерых своих спутников.

Пятеро морских красавцев превратились в безобразных змеехвостых русалов! Раттоны погубили их.

Оставался только Дом Ветра. Ричард задрал голову в постепенно багровеющее из-за кровоточащего Сердца небо. Он надеялся найти белых ласточек — вопреки словам Каталлеймены ему не хотелось верить, что все они погибли, когда прервался род Анэма. Однако небо осталось пустым на всём пространстве от горизонта до горизонта. Спутники Повелителя Ветра сгинули следом за вымершим Домом.

Эр Рокэ остался один. Все шестнадцать ласточек превратились в крылатых ведьм.

— Я подарю вам своих дейт, монсеньор! — поклялся Дик про себя. — Они перейдут к вам по наследству вместе с моим повелительством.

Пора было пересчитать врагов.

Башня вновь повернула на север. На сей раз Дик увидел перед собой не дорогу, а сам Лаик: здание школы, пруд и парк. Однако башня понесла его ещё дальше, в бывший монастырский сад. В его глубины унар Ричард никогда прежде не заглядывал. Там, у самой дальней ограды, в конце аллеи из старых дубов, наверняка ещё помнивших абвениатских жрецов Лита, лежал у родника каменный человекобык. Тело его, высеченное из мягкого песчаника, почти развалилось, но огромная голова, увенчанная тяжёлыми рогами, казалась целой и живой. Подняв морду к небу, минотавр раздувал ноздри, словно учуяв запах крови. Столкнувшись с его мутным каменным взглядом, Дик невольно попятился от края смотровой площадки, но тут же сообразил, что раттон смотрит не на него, а на истекающее багровым сиянием Сердце Скал у него за спиной.

Магия Кэртианы, её кровь, в изобилии разливалась по небу.

Человекобык поднялся. Видимое разрушение его тела оказалось лишь иллюзией, мороком, который наводил раттон! Он выпрямился во весь рост, крепко упираясь копытами в землю; глаза его вспыхнули тускло-зелёным светом, как болотные гнилушки. Он почуял пищу — самую лучшую пищу в этом мире.

Камни, которыми была вымощена аллея, содрогнулись под шагами минотавра. Он двинулся за добычей, и Ричард почувствовал, что он не отступится, пока не получит своё.

Серые слуги Лаик выбежали навстречу, но на их лицах не отразилось ни удивления, ни испуга. Их угодливые, вытянутые, как у мышей, мордочки были одинаковыми словно горошины в стручке. Ещё во время обучения Ричард замечал эту странную похожесть, но не придавал ей значения. Теперь же он по-настоящему поразился выражению их пустых, блестящих, как оловянные пуговицы, глаз. Их съёжившиеся тела, их невыразительные черты теперь показались ему нечеловеческими — неживыми. Только теперь Ричард понял, что в них осталось ровно столько существования, сколько было нужно для служения раттону.

Слуги Лаик были давно мертвы.

Человекобык неожиданно издал высокий, вонзающийся в уши визг. Прошла минута, другая, — и к его ногам начали стекаться жирные лаикские крысы. Ричард уже видел похожую картину в Нохе, на Дороге Королев, где ему удалось уничтожить двух раттонов. Как и тогда, он вздрогнул от омерзения. Полчища тварей спешили за своей долей добычи.

Во главе тёмно-серого воинства Ричард разглядел нескольких вожаков — слишком крупных и гибких, чтобы быть обычными крысами. Дику показалось, что в одном он узнаёт своего лаикского врага — того, кто укусил его перед Фабиановым днём. На хребте серой твари виднелся глубокий шрам: тогда он перебил ей позвоночник каблуком сапога. Но это существо нельзя было убить так просто.

«Неужели так выглядят раттоны в собственном обличье?» — спросил себя Дик.

Но почему они прятались именно в Лаик?

Башня отреагировала мгновенно: перед глазами Ричарда развернулась Старая галерея — та самая, в которой капитан Арамона некогда запер шестерых Суза-Муз. Здесь им, полузамёрзшим голодным унарам, явилась процессия давно умерших монахов; здесь Дик увидел тень отца и едва не ушёл в неизвестность за нею следом.

Башня остановилась над чёрной квадратной плитой, спрятанной в холодном камине. На ней все они ужинали в ту памятную ночь, обратив её в подобие стола. Здесь бедный Паоло Кальявэра открыл бутылку вина, присланную таинственным доброжелателем, и случайно поранился скрытым в пробке осколком. Плита блестела как полированная, и Ричард испытал странное чувство узнавания. В своей короткой человеческой жизни он видел её только раз, но теперь ему чудилось, словно он всегда знал этот тяжёлый квадратный куб.

Это был алтарь Лита.

Некогда Лаик служил храмом Ушедшего предка. Значит, монахи сберегли алтарь; они спрятали его в камине, желая выдать за обычную плиту. Несомненно, что если бы её удалось повернуть — а для этого требовалась значительные усилия, на ней обнаружился бы знак Скал.

Алтарь по-прежнему хранил в себе магию. Забытый и заброшенный ревнителями абвениатства, он стал пристанищем для враждебных существ. Алтарь кормил их, но алтарь их и сдерживал; поэтому все литтэны, кроме одного, остались целы.

Ричард был уверен: он угадал правильно.

И в самом деле: призрачная процессия монахов и тень отца — какая сила могла вызвать всё это, если не магия алтаря? Вероятно, его пробудила кровь Паоло: Ричард припомнил, что его бедный товарищ состоял в отдалённом родстве с прежними Повелителями Ветра. Паоло был эорием. Это всё объясняло.

«Итак, алтарь Лита здесь! — прошептал Дик одними губами. — Но тогда где же все другие?».

Миг — и Блуждающая башня повернула на юг. Перед взором Ричарда появился разорённый наводнением, почти обезлюдевший Агарис. Здесь хранились целых два алтаря: один в виде роскошной аквамариновой колонны возвышался на гробнице Эсперадора Адриана под базиликой «Ожерелье миров», второй, имевший форму золотой пирамиды, таился в глубине дома какого-то гоганского купца. Первый, несомненно, был посвящён Ойдме, Повелительнице Волн, второй — Астрапэ, Повелительнице Молний. Правда, пирамида казалась несколько пострадавшей: на её поверхности виднелись отпечатки, похожие на следы кошачьих лап. К счастью, они постепенно исчезали, словно алтарь исцелял сам себя.

Агарис пропал, и вместо него выросла Кагета. Алтарь Повелителей Ветра оказался треснувшим шаром из горного хрусталя, сваленным в кучу вместе с другими предметами ремесла какой-то бирисской гадалки.

Но помимо этих четырёх, имелся ещё один, пятый. Каменный, как и алтарь Лита, он был похоронен высоко в Саграннских горах. Именно его нашла некогда Премудрая Гарра и именно на нём она предсказала судьбу самому Дику и Алве. Прямоугольный, как надгробная плита, и чёрный, как зёв Лабиринта, он, вероятно, был создан в честь погибшего Антемиона, прародителя Раканов.

Пять алтарей и пять реликвий! Вот что оставили Ушедшие своим потомкам. Меч с кинжалом, огненный лук, морской жезл, охотничий рог и корона Раканов соответствовали гранитному кубу Лита, золотой пирамиде Астрапэ, аквамариновой колонне Ойдмы, хрустальному шару Анэма и прямоугольной плите Антемиона. Ричард словно воочию увидел мысленным взором далёкое прошлое: плиту спрятали в Саграннах последние жрецы абвениатов; пирамидой тайно завладели гоганы; жезл нашли и схоронили эсператисты; шар хранился у Каталлеймены, но она потеряла его, как и охотничий рог. И только алтарём Лита завладели раттоны, выев изнутри человеческих служителей Ушедшего бога.

«Я должен сообщить об этом монсеньору!» — подумал Дик, встрепенувшись, но тут же опомнился и похолодел.

Ему больше никогда не доведётся разговаривать с эром Рокэ. Они расстались навсегда. Возможно, ему удалось бы передать Ворону записку в ошейнике Рамиро, но писать было не на чём да и некогда.

Минуту Ричард напряжённо размышлял об этом. Потом ответ пришёл сам.

«Блуждающая башня! — сообразил он, ласково проведя рукой по камням кладки. — Она наверняка найдёт монсеньора в нужный момент и позволит подняться. Тогда он узнает обо всё сам».

Следовало торопиться. Время шло, а он ещё не видел всех своих врагов.

Сколько их? Если он считал правильно, то их должно было быть двадцать шесть.

Башня повернулась на юго-запад, к морю. Теперь Ричард видел не океан, а извилистую линию побережья. Тощие русалы со змеевидным хвостом и узкими стрекозиными крыльями словно бы плыли оттуда по воздуху, устремляясь к Гальтаре. «Птицерыбодевы!» — вспомнил Дик словечко, которое употреблял виконт Валме. Их бледные лица искажала алчность.

Однако Ричард насчитал только трёх тварей, хотя среди дельфинов недоставало пятерых. Но сколько он не убеждал башню показать ему двух оставшихся, картина никак не менялась.

Значит, двоих русалов уже уничтожили: или Робер со своим луком, или выходцы!

Обнадёженный этим открытием, Ричард велел башне двигаться дальше. Она повернула на юг. Бросив быстрый взгляд, Ричард узнал Алат. Две кошкоголовые твари с львиными гривами бежали оттуда, делая огромные прыжки, и их глаза светились зеленью. Стая крыс неслась за ними следом, постоянно нарастая, как снежный ком.

Но ведь недоставало четверых пирофоров!

Ричард едва сдержал радостный вскрик: с этой стороны тоже погибли два раттона. Но мысль о крылатых ведьмах остудила его: они составляли самый большой отряд врагов.

Их действительно сохранилась целая стая. Они летели к кровоточащему Сердцу Скал со всех сторон света: из Эр-Эпинэ, из Хексберга и из Нохи, где Ричард сам убил двоих. Как и остальные раттоны, они издавали на лету пронзительный визг, созывая своё серое воинство.

Однако их было не шестнадцать, а только десять!

В войне против Кэртианы раттоны тоже понесли потери. С десяток чужаков нашли свой конец ещё до последней битвы.

Ричард сжал рукоятку отцовского кинжала. Сегодня ему, как и Ушедшим предкам, придётся заняться травлей хищников. Но ему не впервой травить волков в зимний сезон. Он будет не один: вокруг него уже собралась его свора, а Изначальные твари только и ждут, чтобы их выпустили из Лабиринта.

— Славная забава, отче Лит, клянусь святым Гермием! Такая, какая и подобает Повелителю.

Один человек против шестнадцати врагов, не считая миллиарда крыс.

Дик едва успел подумать об этом, как внезапно заметил в Гальтаре, в двух шагах от Восточной башни две крайне неуместные здесь фигуры. На одной красовалась чёрно-белая форма унара Лаик, а на другой — тёмная ряса олларианского священника. Обе фигуры показались Дику до странности знакомыми и одновременно полузабытыми — такими иногда бывают люди, явившиеся нам во сне.

— Святой Алан! — невольно воскликнул он.

Новоприбывшие разом обернулись, и Дик, озарённый ослепительной догадкой, едва не позвал в полный голос:

— Паоло! Отец Герман!

Но Паоло быстро поднял руку и так повелительно приложил палец к губам, что Дикон подавился своим восклицанием, удержав за зубами рвущиеся наружу имена.

Разве Каталлеймена не предупреждала его, что Паоло и лаикский священник стали выходцами?..

Отец Герман скупо улыбнулся Дику и сдержанно кивнул головой. Так перед боем один солдат кивает другому. Может быть, мелькнуло в голове у Дика, то, что раттонов в итоге оказалось не двадцать шесть, а всего шестнадцать — заслуга в том числе и этих двух людей?

Несомненно!

«Только осколок человеческой души не позволяет выходцам умереть окончательно, — всплыл в памяти Ричарда голос Каталлеймены. — Память о собственном “я” и бесконечные дурные желания — такова её природа».

Но если желания не были дурными, а душа сохранила память о человеческом достоинстве? Тот, кто являлся честным при жизни, останется таким и после смерти. Паоло и отец Герман сохранили себя и смогли стать истинными воинами Кэртианы.

Но знают ли они, пронеслось в голове у Дика, что они скоро умрут, если Каталлеймена сдержит своё слово, исполняя их договор?

Ричард вгляделся в молодое лицо однокорытника и усталое — священника. «Знают», — понял он.

Однако мысль о смерти после смерти явно не печалила их — они ждали её как избавления. Сегодня их путь подойдёт к концу, и им ничего стыдиться. И живыми, и мёртвыми они всегда оставались людьми.

Их спокойное мужество воодушевило Дика.

Он взмахнул рукой, приветствуя их, и его бывший однокорытник расплылся в широкой улыбке, радостно махая ему в ответ. Затем он указал на запад, словно желая к чему-то привлечь внимание Дика.

Ричард взглянул в указанном направлении и едва не ахнул.

Со стороны Эр-Эпинэ, по той же дороге, по которой приехал он сам, к Гальтаре на полном скаку приближалась целая процессия. Впереди на полузагнанном Моро летел Рокэ Алва. Он смахивал на яростный ураган — неумолимый и пугающий. При виде взбешённого эра Дик испытал смешанные чувства: внезапное облегчение и такой же внезапный страх, словно он всё ещё был тем глупым мальчишкой, который вмешался в семерную дуэль, а после невольно обрадовался появлению Ворона на месте драки.

Алва всё-таки выследил своевольного оруженосца и помчался ему на выручку! Виконт Валме сдержал слово, дав Дику два дня, но большего он сделать не смог.

«К счастью, — подумал Ричард, прикидывая расстояние, — до Гальтары ещё неблизко».

Рокэ, разумеется, откажется принимать жертву своего оруженосца. Но договор с Каталлейменой уже заключён, и смерть Ричарда уже продана. Герцог Окделл принял своё решение, и этого не в силах изменить даже герцог Алва.

Рокэ должен жить. От него зависит судьба всей Кэртианы. К тому же только Ракан способен заменить собой погибшего Повелителя Скал. Пусть будущий сын Ворона займёт место Окделла, когда наступит срок.

Следом за Алвой скакал Робер, удивительно похожий на Астрапэ, оседлавшую живой огонь. За его плечами болтался лук, сверкающий солнечным золотом даже в багровом сиянии Сердца Скал. Лицо герцога Эпинэ казалось встревоженным и напряжённым.

Увидев Иноходца, Дик успокоился: Робер заступится за него, даже за мёртвого.

Следом за обоими герцогами поспешал рей Суавес, чей несчастный конь едва дышал, догоняя Моро и Дракко.

«Хорошо, что Хуан здесь, — сказал Дик самому себе. — Он сможет позаботиться о монсеньоре».

Однако арьергард небольшого отряда привёл Ричарда в полное изумление.

В самом хвосте процессии уныло и неохотно плелась Пегая кобыла, хмуро свесив крупную морду до самой земли. А верхом на ней, постоянно понукая её каблуками, гордо сидел капитан Арнольд Арамона.

Капитан Свин! Вот так история!

Ричард так удивился, что не знал, что и думать. Он, конечно, слышал об исчезновении начальника Лаик, но никогда толком не задумывался об этом. Особа Арамоны не занимала его мыслей. А между тем Свин, оказывается, угодил в выходцы! Но зачем Каталлеймена приставила этого мёртвого дурака к Ворону и Роберу?

— Мои создания защищают Рокэ от раттонов! — произнесла Оставленная в его памяти.

Арнольд Арамона — защитник?.. Что за извращённая ирония, кузина!

«А ведь верно! — чуть не хлопнул Дик себя по лбу. — Я и сам только что едва не назвал Паоло и отца Германа по имени. Эр Рокэ, Робер или даже рей Суавес могли совершить такую ошибку, тем более, что Паоло родич Ворону. Каталлеймена не могла так рисковать. А Арамона никому не интересен. Иначе как Свином его никто не называет».

Но это означало, что других выходцев у Каталлеймены не осталось.

Пронзительный визг прервал мысли Ричарда. Раттоны уже добрались до Гальтары. Ричард увидел, как стая ведьм несётся навстречу Блуждающей башне, как саранча, а к северным воротам приближается каменный человекобык. С юга наступали русалы, а за ними следом львиными скачками неслись кошкоголовые раттоны. Крысы лезли отовсюду.

Пора было выпускать Изначальных тварей.

Ричард велел Блуждающей башне найти ближайший вход в Лабиринт. Он оказался совсем рядом — не в забытых каменоломнях или заброшенных выработках, а недалеко от Холма Ушедших, возле Северной башни. Каменная плита, серая, как окружающий её песок, закрывала зёв подземного колодца.

Ричард внимательно осмотрел запирающий камень: внутри у него скрывался магический замок, скреплённый кровью Ракана. Дик чувствовал это так явственно, словно сам делал его. Отпереть его было невозможно. Любая отмычка освободила бы защитную магию, которая превратила бы самонадеянного глупца в живую статую, навеки заперев взломщика в каменном саркофаге.

Но Повелителю Скал незачем было отпирать замок: ему было достаточно разрушить его.

Ричард напрягся и отдал камню мысленный приказ. Медленно, как сквозь загустевшую льдом воду, пришёл ответ: его услышали, но подчиняться не торопились. Старый камень был упрям — дремотный, суровый, он почти забыл о потомках Ушедших. Рассердившись, Дик мысленно ухватил строптивца за все четыре угла и затряс что было силы. Камень пробудился окончательно, упираясь и артачась. Он хотел, чтобы его оставили в покое!

Их возня привлекла внимание обитателей Лабиринта. Дик почувствовал, как глубоко под землёй зарождается осторожное копошение, мягкий тяжёлый топот — это Изначальные твари, неуклюже переваливаясь, спешили к месту их схватки. Ричард поднатужился и мысленно нащупал замок. Удар! Под его бесцеремонным натиском широкий каменный язык хрустнул и рассыпался; казавшаяся до этого цельной плита неожиданно разъехалась надвое, обнажив под собой зияющую дыру.

Это был вход в Лабиринт.

Ещё немного, подумал Ричард, утирая пот, и из этого глубокого колодца выберутся на поверхность самые страшные хищники Кэртианы — само воплощение голода.

Создания его предка Лита.

На мгновение его охватило ужасное сомнение: сумеет ли он справиться с ними? Однако первое посещение Лабиринта пришло ему на ум, и он повторил следом за Литом, воскресшим тогда в его памяти:

— Мой Лабиринт и мои все твари, живущие в нём!

Хищники словно только и ждали этих его слов. Они стали высовываться из дыры, блестя опасными лиловыми глазами.

Скоро раттоны станут им пищей.

Он тоже скоро станет пищей, подумал Дик отстранёно. Его смерть искупит преступление, которое он совершил, вырвав Сердце Кэртианы из тела земли и выставив его как приманку. Его собственная кровь напоит и успокоит Зверя.

Теперь, подумав о Звере, Ричард осознал то, что уже давно тревожно билось на краю его сознания. Земля под Блуждающей башней качалась словно палуба корабля. Первые её толчки были слабыми и едва заметными, но теперь пески пошли волнами, а камни вздрогнули и сдвинулись с места. Земля застонала как раненный зверь. У неё отняли сердце, и она потянулась за ним вверх, к небесам. Зарево над Эр-Эпинэ полыхнуло свежим огнём, словно почва там треснула и из глубины вырвалось подземное пламя. Со смотровой площадки Ричард увидел, как на северо-востоке, в Саграннских горах рождается чудовищный сель, а на юго-западе по поверхности моря пробежала первая гигантская дрожь.

Зверь выходил из недр, чтобы покарать преступного Повелителя.

Ричард отступил и бросил взгляд вокруг себя. Вся его свора уже собралась наверху Блуждающей башни: гончие Лита взбегали сюда прямо по стенам, скользя по ним тенями. Они ждали только приказа. Повинуясь жесту Ричарда, они окружили каменную чашу, где истекало багровым светом Сердце Скал. Их было ровно пятнадцать — пятнадцать чёрных литтэнов, огромных, как медведи, и яростных, как вепри.

Ричард расстегнул портупею и сбросил бесполезную шпагу вниз. В грядущей схватке единственным действенным оружием оставался только его кинжал. Рукоять привычно легла ему в руку, и он встал среди своей своры шестнадцатым, закрывая брешь, созданную когда-то раттоном.

Стая крылатых ведьм, визжа и скалясь, неслась из облаков прямо на него.

В последний раз Дик бросил беглый взгляд на далёкую дорогу из Эр-Эпинэ. Алва, Робер и рей Суавес продолжали мчаться к городу, но капитана Арамоны больше не было с ними. Он пропал, как пропадает предутренний морок, вместе с Пегой кобылой, которую так рьяно понукал совсем недавно. Вместо них на дороге виднелось лишь большое тёмное пятно, покрытое налётом плесени.

Ричард перевёл взгляд на Восточную башню, возле которой ему недавно привиделись Паоло и отец Герман. Сердце его сжалось: его друзья исчезли. Только кладка в том месте, где они стояли, сделалась сырой, будто сами камни плакали по ушедшим людям.

Все выходцы сгинули в небытие, как и обещала Каталлеймена. Огонь Этерны, дарованный им Оставленной Сестрой смерти, погас для них.

Агапэ сдержала своё слово.