Взаимовыгодное предложение (гет)

У Гермионы от волнения вспотели руки, а сердце, казалось, было где-то в горле — ведь ей никогда не приходилось читать чьи-то письма. Эта часть жизни считалась личной, закрытой за семью печатями, и потому, мысленно попросив прощения у покойников, миссис Снейп взялась за чтение. Открывшееся настолько поразило ее, что приковало к месту на целый день, заставив забыть про еду, отдых и всякую осторожность. Она не знала, что невольно послужила излишним поводом для беспокойства как для слуг, так и для супруга, который, не обнаружив ее в урочный час в гостиной, направился прямиком в библиотеку.

Из письма Альберта Шоу Эвелин.

Дорогая Эвелин, я понимаю твое беспокойство насчет будущего Северуса. Дух капитана Снейпа силен, но я тоже боюсь за мальчика, ведь он мне как сын (коего у нас нет). И если ты говоришь о бедных сиротах, что попадают в работные дома или приюты, то у меня перед глазами живой пример, как может семья сформировать человека со стержнем, но абсолютно беспринципного.

Я, помнится, говорил тебе о некоем майоре Риверсе (кажется, он был у нас на свадьбе). Человек очень неглупый, приятный каждому в общении, но алчный до денег и положения.

Мать прижила Риверса до брака с неким мужчиной, который мальчика не признал, но счел нужным устроить его в Индию, видимо, в надежде, что тот погибнет. Но Риверс показал себя сперва с хорошей стороны, однако чины не сыпались так, как ему бы этого хотелось. Так ему удалось избежать, благодаря хорошим сношениям, службы на передовой, после он подмаслил одному бригадному генералу, и тот отправил его подальше от сражений.

Разве это поведение патриота, Эвелин? Не думаю, что это даже достойно джентльмена или просто честного человека. Я осознаю, с чем нам приходится сталкиваться каждый день, знаю, насколько страшно смотреть в лицо смерти практически ежечасно, принимаю, что сложно мириться с несправедливостью в виде небольшой пенсии и отсутствием наград (даже если ты был честен и добросовестно исполнял свой долг), и вижу незавидное будущее любого потенциального калеки. Но таков наш нелёгкий хлеб, и мы, офицеры, должны с достоинством нести эту ношу.

Риверс же офицером не считается, ибо он изменил родине. Покуда честные люди набивают шишки, пытаясь пробиться по карьерной лестнице, Риверс делает все, чтобы устроиться потеплее. Ты спросишь, почему я так считаю? Ответ прост. Я заметил его в незаконной торговле оружием с сипаями, которые отдают ему свою долю опиума и драгоценностей, кои он продаёт на черном рынке. Не имея прямых доказательств, я решил потолковать с ним об этом прямо; он же сделал вид, что не понимает, о чем я. И я последовал его примеру, обратив все в шутку и наведя его подозрения на другого человека.

Но с тех пор я пристально слежу за ним, собирая все сведения о его махинациях. Мои дневники — главные свидетели моих наблюдений, и ты, моя дорогая.

Вот такой грустный пример я тебе живописал. Если мы не будем заботиться о Северусе в память о твоей сестре, в знак родственных чувств к капитану Снейпу, то получится подобный пример. Ведь Северус обладает характером, целеустремлённостью и незаурядным умом, будет грустно, если все эти дарования станут оружием человека наглого, беспринципного, эгоистичного...

Гермиона невольно нахмурилась, читая письмо. Судя по дате, Северус был еще совсем ребенком. По крайней мере, отроческая пора еще только наступила в его жизни. Значит, его родственники с самого начала боялись и стремились сделать из него человека честного…

Миссис Снейп задумчиво прикусила нижнюю губу и вытащила другое письмо:

Из письма Альберта Шоу.

Надеюсь, ты простишь меня, милая Эвелин. Я понимаю, что должен был оградить тебя от всех несчастий, как и обещал. Но я и подумать не мог, что простая простуда окажется так обманчива и что будет иметь столько печальных последствий.

Мой ангел, мне и не искупить этой вины перед тобой. Я увозил тебя из дома с одной мыслью — спасение от тирана-отца, который отравил жизнь и тебе, и твоей сестре. Я понимал, что Индия опасное место, посему боялся, но ты уверила меня, что уверена и ни за что не пожалеешь о принятом решении. Ты очень стойко переносила все тяготы армейской жизни, и я никак не думал, что самой твоей большой бедой стану я.

Увы, то, что я считал простудой, обернулось страшной лихорадкой. Мне по сей день помнятся твои руки, утиравшие мой пот со лба, до сих пор слышится твой умиротворяющий шепот, до сих пор помнится твой светлый облик. Я чаял, что встану на ноги быстро, а ты не пострадаешь…

И вот, глядя на тебя, обессилевшую, бледную, метавшуюся по постели, я молил только об одном — чтобы ты осталась жива. И когда ты оправилась, я принял решение отправить тебя домой. Понимаю, ты обижена до сих пор, но я не могу тебя потерять.

К сожалению, мы уже потеряли наше дитя и утратили возможность и Божью милость на продолжение рода… Увы, я виноват в этом. Посему прошу тебя поселиться у сестры в обществе капитана Снейпа. Надеюсь, ты найдешь утешение в присмотре за любимой сестрой и горячо ожидаемым их первенцем.

Прошу понять меня и простить. Твой Альберт.

Гермиона невольно сморгнула подступившие слезы сочувствия. Чувства были смешанные: с одной стороны, она прикоснулась к чему-то непозволительно интимному, с другой — увидела воочию настоящую и искреннюю любовь двух людей, на чью долю выпали не самые легкие испытания.

Из письма Альберта Шоу.

…Моя милая, тебе не кажется, что ты слишком уж балуешь мальчика? Да, он единственный ребенок в нашей и без того небольшой семье, и я люблю его, как родного сына, но разве ты не чтишь заветов Господа?

Господь учит нас наказывать дитя розгой, чтобы искоренить зло в его душе. Господь говорит нам, чтобы мы не жалели времени на поучение Священным Писанием, указывали на недостатки, дабы взрастить неизменные достоинства…

Да, ты можешь мне возразить, мол, как я могу так горячо верить в заветы Бога? Ответ очень прост: когда на фронте часто видишь смерть, которая ходит рядом, поневоле обращаешься к религии. Так вот, вернемся к методам воспитания.

О, понимаю, что ты читала французских гуманистов, кои абсолютно противоположного мнения!

Гермионе даже почудится смешок и нарочное утрирование ценностей, что так яростно прививались современному человеку церковью.

Но только подумай о том, что сказал бы преподобный Альбус, узнай, что ты читаешь Вольтера, Ж.-Ж. Руссо и прочих просвещенных людей своего времени! Представь, что сказали бы соседи, кои узрели бы, как ты разговариваешь с Северусом, как игрой поучаешь его идти по этой сложной жизни, как с забавой и улыбкой делаешь из него человека образованного, а не лупишь за проступок и не ставишь лишний раз в угол…

Миссис Снейп хихикнула, ознакомившись с этим тонким, полным иронии над традиционными методами воспитания письмом. Вот почему Северус вырос таким вдумчивым, рассудительным и, самое главное, не слишком-то и склонным к насилию.

А ты, милая Эвелин, напрасно поощряешь дитя лишней конфетой за успешно выученный урок, напрасно приучаешь мальчика излагать свою мысль связно и точно, напрасно учишь доводам рассудка, напрасно вместе с капитаном Снейпом растишь из него человека чести, когда в мире царит право сильного — только тот, у кого власть, у кого достаточно денег, связей и прочих атрибутов могущества, считается правым.

Гермионе было интересно читать эти письма, узнавать незнакомую Индию и смотреть на все глазами честного бригадного генерала Альберта Шоу. Ей импонировал этот простой искренний тон, которым излагались все наблюдения и чувства мистера Шоу. Видимо, Альберт очень любил жену и питал недюжинное уважение к ней, коль писал обо всем честно и открыто.

Я уже писал тебе о майоре Риверсе, мой ангел, как о примере ужасном и бесчестном. И пишу снова, так как ты единственная услышишь и поймешь меня. Я уже говорил тебе, что человек он беспринципный, но он снова удивил меня в своем бесчестии и жажде наживы.

Пусть торговля опиумом и некоторыми предметами роскоши из-под полы будут считаться пороком, коему предаются, к моему великому сожалению, многие высокопоставленные чины. Да, ты мне возразишь, что опиумная настойка снимает боли, и будешь права. Но я также скажу, что опиум — это коварный порошок, дурманящий разум и поглощающий волю человека.

Ты видела пьяниц, Эвелин? Наверняка видела тех пьянчуг на улицах Спайдершира, когда случался какой великий праздник и разрешено было всем бродить допоздна. Наверняка и помнишь, как к тебе приходила твоя Линда, вся побитая и в синяках из-за пропойцы-мужа. Так вот, ты поймешь, о чем я пытаюсь тебе сказать. Как алкоголь превращает человека в животное, так и опиум развращает человеческую натуру, только разрушительнее и стремительнее, чем вино.

Прости меня, я должен был тебе объяснить, насколько губителен этот порошок и почему стоит к нему прибегать с большой осторожностью. Пообещай мне, что коли будет острая нужда, употребишь единожды, а после запрячешь так далеко, чтоб никто не нашел сего заветного кисея, где хранится эта толика и целителя, и губителя в одном лице.

Так вот… о Риверсе. То, что делает он сейчас, торговля опиумом и оружием — это просто детские забавы. Как ты помнишь, я писал о борьбе с притонами при храмах тех язычников-индусов. Мы, как могли, вычищали эту скверну, разрушали эти островки грехопадения, но после затишья они сызнова каким-то образом открывались.

И стоило честным офицерам прийти с оружием и предписанием покинуть сей храм, где творились непотребства, как у держателей храма обнаруживалось письменное заверение о том, что-де, они служители при храме нашего Господа. На резонный вопрос, почему же они в языческом месте совершают богоугодные службы, служители обводили рукой место и уверяли, что храм перестраивают, а темным жителям гораздо проще объяснять нашу веру на примере их божеств. В одном из храмов я даже заполучил в свои руки то самое письменное разрешение.

Это позволило мне осознать, что видима лишь верхушка айсберга той преступной системы, коя творилась в Индоре. Руки нам связывало и то, что британское правительство и клан Холкар пошли друг другу на уступки. Мы не должны разрушать их храмы, а местные аборигены не будут злы так на нас, чужеземцев. И посему нам пришлось прекратить яростные гонения на этих язычников. Впрочем, все индусы, кто находился на службе в британской армии, принимали христианство и старались жить согласно нашим заветам.

Гермиона помедлила и перевернула лист, жадно вчитываясь в другие строки. Честный Альберт Шоу с горечью сообщал о том, что власть имущие прикрывали на это глаза, имея доступных женщин, наркотик и солидный доход с этих заведений. И что покровителем с британской стороны был, как и подозревалось, Майкл Риверс. А Альберт Шоу все продолжал с горечью:

…Мне было больно видеть то дитя, лет тринадцати, опоенное опиумной настойкой, и оно в припадке экстаза творило прилюдно всякие непотребства, отдаваясь именитым соплеменникам. Мне было страшно, Эвелин, видеть это детское лицо с пустым взглядом, отрешенным выражением лица во имя их странных богов. Мне было страшно разгонять эту толпу, разрушать этот храм разврата, приводить в чувство этого ребенка и передавать на поруки порядочным людям…

Слава богу, у нас нет дочери, Эвелин. Но и Северусу я не желаю видеть и знать того, что видел я.

Следующее письмо было не из Индии. Гермиона увидела адрес санатория, где был Альберт вдали от своей Эвелин. Он писал довольно бодро, что у него все хорошо, благодарил за письма и справлялся о Северусе, коему уже минуло целых девятнадцать лет.

Из письма Альберта Шоу.

Эвелин, я понимаю твою тревогу и негодование насчет поступка Северуса. Ты рассчитывала пристроить его недалеко от дома (как и я, ибо уже имел счастье договориться со своим полковым другом, генералом в отставке, Д. Майлзом), но Северус принял решение сам.

Увы, разбитые мечты лечатся только активным делом. В случае Северуса это служба. Мне жаль, и я даже разделяю твое негодование насчет того, что некая мисс Э. смела выбрать не нашего мальчика, а некоего мистера П. Сдается мне, что тут замешаны деньги, кажется, мисс Э. имела весьма скудный запас приданого… Ты пишешь, что она обладала «ведьмовской красотой» в виде роскошных рыжих волос и «бесовских» зеленых глаз? Бог с нею, коль нет денег, но есть красота, почему бы этой женщине не распорядиться своим наследством по-своему? Она сделала свой выбор, и мы не должны ее корить. Эвелин, прошу, не тревожься. Нашего мальчика миновала участь жениться по незнанию на женщине меркантильной. Господь будет милостив, и он женится в срок на девушке порядочной и равной ему.

Ты боишься, что она будет недостаточно образована, умна и сдержанна? Уверяю тебя, мой ангел, Северус вопреки всему будет счастлив и найдет ту женщину, коя будет ему надежным тылом и другом.

Дай знать, в какой полк он попадет.

Твой Альберт.

Гермиона прикусила нижнюю губу — оказывается, Северус в прошлом тоже обжегся. Она испытывала легкую ревность к этой красивой девушке, которая предпочла другого, и в тоже время даже некое утешение и благодарность такту и спокойствию супруга, который не бередил ее раны ни до свадьбы, ни после… видимо, понимая прекрасно ее чувства. Но тот факт, что им обоим импонировали люди с рыжим цветом волос, очень уж настораживало, если не сказать, страшило. В уголках глаз уже снова щипало, и Гермиона отложила это письмо, взяв другое.

Из письма Альберта Шоу.

…Эвелин, прости меня. Я снова подвел тебя и твои чаяния. Я выехал в Лондон, как только смог, дабы остановить распределение или хотя бы встретиться с ним (хотя я надеялся забрать его). Но… опоздал. Северуса определили в Индию, в 77-й полк. Это все, что я узнал по приезде.

Я обивал пороги, ездил по немногочисленным друзьям, кои еще остались в добром здравии и при связях, исписал тонну писем и даже подал прошение о переводе Северуса в полк в окрестностях Чепетвилля. Я написал все толково, изложив просьбу последовательно и юридически грамотно. В моем прошении было указано, что Северус — сирота, еще не достиг совершеннолетнего возраста, является отличником Девонского училища, а данные факты дают возможность выпускнику льготу на службу, прибавил и тот факт, что в качестве родственников у него престарелые тетка и дядя, последний болен и требует присмотра. Но… Эвелин, я уже говорил тебе о праве сильного. Ты не думай, моя милая, я сорил деньгами — все, что ты мне выслала, было употреблено в дело, но… бюрократия — это неумолимая рука ломателя судеб.

Гермиона сглотнула подступивший комок, но упрямая слезинка уже выкатилась из уголка глаза. Как же его любили и оберегали эти двое, что всеми правдами и неправдами пытались определить ему лучшую судьбу…

Мне пришел быстрый, сухой ответ, кроме всего прочего я узнал, что сослуживцами Северуса могут стать некий Люциус Малфой, сын графа Абраксаса Малфоя, а также неизвестные мне У. Макнейр, Д. Эйвери, Э. Мальсибер. Официальный документ прилагаю, можешь его сжечь, как я сжег письмо к Риверсу. Да, Эвелин, я чуть не унизился до того, что хотел написать Майклу Риверсу, своему «тому самому» знакомому и сослуживцу! Забыл отметить, но он теперь не Риверс — отец перед смертью признал его, восстановил в наследственных и дворянских правах, и теперь у него другая фамилия. Когда же к нему обращаются по-старому, морщится и неизменно поправляет, мол, он теперь мистер такой-то!

Да, Эвелин, я хотел унизиться ради Северуса. Я знаю, ты поймешь меня… Но я не смог предать своих принципов и оказать своему племяннику медвежью услугу. Я прекрасно представляю, как издевательски-покровительственно мог бы мне ответить этот преступник чести и достоинства, прикрывающийся теперь маской добродетельного гражданина:

«Глубоко сочувствую Вашему горю, но ничем не могу помочь. Вмешиваться в дела государства не в моих силах, да и это преступление перед гражданским долгом; кому как не Вам, мистер Шоу, об этом знать. Отмечу, что Вы можете гордиться Вашим племянником, он отправляется исполнять свой долг перед Отечеством и Ее Величеством непосредственно в сердце врага Короны — в Индию. Вашему племяннику мистеру С. Т. Снейпу я желаю смелости не посрамить Ее Величество королеву и нашу славную Англию!

С наилучшими пожеланиями».

Вот и все, Эвелин. Молись, моя милая, чтобы Северус снес все тяготы жизни в Индии и вернулся к нам живым и невредимым. Ибо я хорошо представляю свирепую ярость сипаев, что обрушилась сейчас на англичан, и прекрасно понимаю, куда отправился наш мальчик.

Да хранит его Господь, Эвелин...

Твой Альберт.

Гермиона читала не в силах оторваться от этих проникновенных, таких простых и искренних писем Альберта. Она не видела ответов Эвелин Шоу, но прекрасно представляла их, она не видела слез, что пролила эта женщина в одиночестве, но чувствовала все от первого до последнего слова. Только кое-где пузырившиеся смятые уголки бумаги да отчасти размытые чернила были немым свидетельством убитой горем Эвелин Шоу.

Другое письмо уже было более оптимистичным — Альберт Шоу радовался, как дитя, письму Северуса, утешал супругу, приводя логичные доводы насчет скорости почты, и довольно оптимистично прогнозировал продвижение племянника по службе после известия о присвоении Снейпу звания майора, а также скорый конец войны. Гермиона шмыгнула носом, читая следующее:

Из письма Альберта Шоу.

…Не буду скрывать, Эвелин, мне лучше не становится. Врач рекомендует мне пока не возвращаться домой, а больше времени проводить у моря. Я покорен, как дитя, и даже не перечу своему доктору Ливси. Да-да, моя милая, у него такая фамилия! Впрочем, он не запрещает визиты родственников, чему я рад. Я пойму, если ты не сможешь приехать ко мне, ибо последние события подорвали твое здоровье.

Помяни мое слово, Северус вобрал все лучшее от нашего воспитания. Он отслужит достойно и нам не в чем будет его упрекнуть, ибо он честен и принципиален. То событие, кое ты описала, мне кажется надумкой, лишь бы опорочить семью Малфоев, а наш мальчик попросту оказался рядом!

Грейнджер перевернула страницу и невольно сглотнула, видя неровные, размашистые строки. Видимо, письмо писалось с перерывами.

…Увы, я не мог найти времени, так поразила меня эта новость! Все рассказанное оказалось правдой! Эвелин, прости, что я усомнился в правдивости твоих новостей. Но я не могу поверить, что Северус, которого мы воспитали как настоящего джентльмена, просто так избил своего командира. Увы, газетные вырезки не дают исчерпывающей картины, представляя все как пьяную потасовку и выставляя виноватым именно Северуса и Малфоя, а не другую сторону.

Для меня дико слышать и читать то, что Северус, будучи пьяным в карауле, избил начальника, сделавшего ему замечание. И при том Малфой все равно выглядит как свидетель, что не помешало командованию лишить и Северуса, и его сослуживца всех наград и чинов. Эвелин, не медля, я выехал в Лондон, дабы связаться с лордом Малфоем-старшим. Надеюсь, я смогу хотя бы здесь добиться правды.

Постараюсь написать при первой возможности.

Твой Альберт.

Миссис Снейп потрясенно глядела на письмо — ее супруг в свое время был лишен всех наград и даже чинов за такой проступок? Но… разве он мог потерять контроль и совершить столь преступное деяние?.. Гермиона в это не верила — полковник Снейп был для нее образцом сдержанности, такта и истинно джентльменского поведения. И тут такое… Она жадно схватила следующее письмо:

Из письма Альберта Шоу.

Эвелин, спешу пролить свет на эту ситуацию. Северус, как я и предполагал, не поступился своими принципами и действовал пусть и жестко, но сообразно сложившейся ситуации. Отмечу, что лорд Малфой пусть и несколько высокомерный, но порядочный человек, более осведомленный, властный и обеспеченный в силу своего высокого положения.

Нам удалось узнать, что дело обстояло несколько иначе: Северус и Малфой еще не ложились спать, когда услышали странные звуки, похожие на крики. Долг любого офицера велит взять оружие и узнать, что творится, что и было сделано. Когда же Северус и Малфой подбежали к источнику криков, то увидели индусского ребенка, девочку, лет двенадцати, полуголую, в крови, а с ней был их непосредственный начальник. Думаю, ты догадываешься, что за непотребства творил тот человек.

Дитя к тому времени успело вырваться и бежало к ним, Северус окликнул ее на ее родном языке. Ребенок нашел защиту в лице Малфоя и Северуса, и они решили вразумить надвигавшегося на них разъяренного офицера. Малфой загородил ребенка собой, а Северус выступил вперед, надеясь словами образумить своего начальника. Тот не внял просьбам (мы полагаем, он был под опиумной настойкой), рвался отнять ребенка у Малфоя. На крики и ругань вышли и другие офицеры и солдаты — свидетелей к тому времени собралось достаточно, чтобы видеть, как тот офицер замахнулся на Северуса, а тот упредил его, ударив первым. Удар вышел сильным, а офицер нетвердо стоял на ногах — весь их отряд видел, как он упал и потерял сознание. Тем все и кончилось бы, не завидь это все гнусный товарищ того офицера, который и совершил донос на Северуса и Малфоя, преподнеся все это в таких красках, что их лишили офицерских чинов и наград без разбирательств.

Я посоветовал лорду Малфою подать прошение об обжаловании сего решения, а Люциусу подать рапорт и досрочно завершить службу. Северус, надеюсь, получил мое письмо и последовал моим рекомендациям. Но лорд Малфой пребывает в такой ярости, что ему мало просто обжаловать это решение. Более всего его возмущает то, что из-за чьих-то пороков виноватым стал его сын, человек уже семейный. Надеюсь, и нашего мальчика помилуют, как и лорда Люциуса.

Я горячо молюсь об удачном исходе дел, Эвелин. Молись и ты.

…Мне уж не терпится обнять нашего мальчика, Эвелин! Мы добились правды — Северусу и его другу, Малфою, вернули все привилегии, а также пожаловали чины полковника и бригадного генерала соответственно. Но им придется распрощаться со службой, ибо с такой историей им не место среди офицеров. Думаю, Малфой рад, а Северус… пусть едет домой, залечивает раны и просто живет.

Надеюсь, по пути домой он заглянет в Оксфорд, где я гощу у своего старого друга, коему мы отчасти обязаны таким счастливым окончанием. Я рад, что все свершилось благополучно — пусть Северус обустраивает отчий дом, гостит у нас, в конце концов, ищет достойную жену и… просто живет, Эвелин.

Обещаюсь приехать через неделю до начала дождей, покуда не размыло дорогу. Не волнуйся, моя милая, я в добром здравии, вскоре смогу обнять и тебя, и Северуса.

Твой Альберт.

Дальше письма заканчивались, и Гермиона поняла, что все завершилось со смертью Альберта Шоу. Миссис Снейп утерла слезы платком и принялась перебирать отложенные письма о мистере Риверсе. В душе же был раздрай — в один день увидеть столько много, прожить целую жизнь, познать высшую человеческую любовь, открыть столько тайн… Гермиона шумно высморкалась, с ужасом осознавая, что узнала о муже столько непозволительно много и без разрешения, и теперь не знала, как взглянуть ему в глаза. И все же она надеялась, что Северус ее поймет и не осудит.

Уже близилось время ужина, а Гермиона не могла просто взглянуть на часы. Она попросту сидела среди писем, заплаканная и несколько подавленная. Такой ее и нашел супруг.

— Что с вами? Вас кто-то обидел? — в несколько стремительных шагов он оказался рядом с ней.

Миссис Снейп вымученно улыбнулась и покачала головой.

— Нет. Просто… кажется, я нашла то, что вам нужно, — тихо сказала Гермиона и продемонстрировала ларец и разобранные письма.

— О чем вы? — Северус встревоженно вглядывался в ее лицо. Ее не было видно весь день, и вот он находит ее в библиотеке, всю заплаканную и среди вороха писем…

— Это письма Альберта Шоу его супруге, — Гермионе вернулось ее самообладание. — Здесь написано о каком-то мистере Риверсе, достаточно, как мне кажется. Вот эти письма… Майкл Риверс, служил с вашим дядей. Моложе его примерно лет на тринадцать. Добился чинов и положения благодаря нечестным спекуляциям в Индии… — она шмыгнула носом. — Был незаконнорожденным, после сменил фамилию… так как отец восстановил его в наследственных правах. Благодаря обширным связям устроился где-то на политическом поприще… — миссис Снейп вздохнула и снова суетливо принялась перебирать письма. — Вот, прочтите. Думаю, нам все-таки улыбнулась удача.

Северус тем временем просто сел рядом, не сводя с нее глаз. Он слушал и не слышал ее, несколько пораженный беспорядком и ее срывающимся голосом. Когда Гермиона протянула ему листы, он машинально взял их, сложил вдвое и сунул за пазуху, затем взял ее за руку.

— Я… я рад вашей находке, но куда важнее сейчас ваше самочувствие, — все же проговорил Северус.

Миссис Снейп вскинула голову, глядя прямо ему в глаза. На ресницах ее еще подрагивали капли слез, тонкий нос слегка опух, а рот слегка недоуменно был приоткрыт, но эти легкие недостатки внешности показались Северусу каким-то неведомым доселе совершенством.

— Я в порядке, — слабая улыбка была полна смущенной радости. — Просто… я так расчувствовалась, читая эти письма… Целая жизнь мне открылась, понимаете?

Северус смотрел на нее, держа в своих теплых ладонях ее холодные руки, и невольно пытался справиться с душившими его нежными порывами: прижать к себе, как-то поддержать, успокоить эту мелко дрожавшую женщину лаской… Но вместо этого он чуть улыбнулся и бережно коснулся кончиками пальцев мокрой щеки Гермионы:

— Понимаю, миссис Снейп. Я понимаю, что вам открылись совсем другие люди, как и мне… — он помолчал и прибавил. — Вы проделали огромную работу. Спасибо вам.

Ее немало смутил предыдущий порыв, но первым ее побуждением было прижаться к этой теплой ладони и попросту обмякнуть в уверенных объятиях супруга.

— Я рада, что смогла… помочь вам.

Вот и все, на что ее хватило. Но от нее большего не ожидали, Северус вздохнул и вытащил письма, бегло просматривая содержимое. Некоторые отдельные куски в виде беспокойства о нем самом заставляли Снейпа едва заметно скрипеть зубами. Но все сходилось: и биография, и качества, и деяния…

— Значит, Риверс… — ожесточенно пробормотал он, сжав последнее письмо в руках, где говорилось о его зачислении в индийский полк. — Вот он каков — Хищник.

Гермиона уже привела себя в порядок, отвесила шторы, подбавила свету и замерла, так и не приколов шпильку к волосам.

— Простите?

Вместо ответа Снейп встал с софы и протянул ей руку, приглашая следовать за ним.