Взаимовыгодное предложение (гет)

Свадьба Мэри снова заставила миссис Снейп задуматься о вечном. Нередко ее мысли были поглощены анализом не только своих чувств, но и чужих. Наблюдения за Мэри и Шелдоном давали пищу для размышлений, и Гермиона все больше уверялась, что слуги вполне счастливы, не только доверяя, но и поддерживая друг друга. Разные бытовые задачи заставляли Шелдона и Мэри в одно время сближаться все больше и больше, и закончилось все это счастливым браком.

Гермиона терзалась невозможностью окончательно разобраться в своих чувствах. Она отдавала себе отчет в том, что дорожит обществом и вниманием супруга, ей интересны беседы с ним, ей приятны его прикосновения, но… от одной мысли об этом ее бросает в дрожь. Несмотря на всю силу своих желаний, миссис Снейп никак не могла сломать собственные предрассудки и решиться сделать небольшой, но значимый шаг навстречу супругу.

В канун Пасхи мистер Снейп отлучился в Лондон по делам, связанными с поместьем миссис Шоу, и ожидать его следовало только завтрашним днем. К вящему огорчению миссис Снейп полковник не вернулся на Пасху, и потому Гермиона отправилась на утреннюю пасхальную службу в компании матери. Миссис Грейнджер не была глубоко религиозной особой, но относилась с уважением к преподобному Альбусу и не позволяла себе острить по поводу веры или содержания проповедей преподобного.

По пути в церковь им встретилась разудалая компания молодых людей, просивших традиционный выкуп. Миссис Грейнджер не упустила случая подшутить над парнями, справиться о делах их возлюбленных, а где-то и сестер, дала откуп и величественно проплыла в своем новом горчичном платье, ведя за собой дочь. Миссис Снейп уже была не глубоком трауре, но все-таки в соответствующем случаю светло-лиловом платье с небольшим количеством черного кружева.

В церкви миссис Снейп держалась матери, что вызвало подшучивания в духе «будто бы и не замужем!», «ой, совсем как в давние времена!», «как отрадно видеть снова мисс Грейнджер!». Гермиона сносила все эти смешки терпеливо, лишь ненавязчиво поправляя полы индийской шали и демонстрируя обручальное кольцо.

Зайти к миссис Хёрд с родственным визитом предложила миссис Грейнджер, и дочь не стала ей отказывать. Все ж поневоле приходилось поддерживать дружеские отношения с людьми, которые тебе не слишком приятны, но имеют с тобой одно фамильное древо.

Уже в доме миссис Хёрд, известной местной сплетницы, мать и дочь на короткое время разъединились. Гермиона стояла у окна, рассматривая петунии на подоконнике и гадая, как бы вырастить такие же дома, как от мыслей ее отвлекла дочь миссис Хёрд.

— О, миссис Снейп! — мисс Хёрд, будучи подобием матери, была старой девой и не менее любопытствующей особой, любившей совать свой «утиный» нос во все дела, позвала Гермиону за собой в гостиную. — Садитесь сюда, здесь как раз свободное кресло.

Миссис Снейп, войдя следом, мельком оглядела присутствующих и села в указанное кресло. Расправив складки своего платья, она замерла, подняв взгляд на собеседницу напротив — к ней лицом, но спиной к дверям сидела на софе Лаванда Браун, точнее миссис Уизли. Гермиона вдруг осознала, зачем ее сюда вообще вовлекли: посмотреть на шоу, ведь и ее, и мисс Браун связывал печально известный мистер Уизли, о чьих любовных похождениях не толковал только ленивый и до замужества миссис Снейп, и после.

— Как хорошо, что мы здесь собрались! — провозгласила мисс Хёрд. — Ах, простите, миссис Уизли, я прервала вас… так как поживает малыш Шолто?

Умилительная улыбка появилась на округлом миловидном лице Лаванды, которая, словно и не было паузы, продолжила говорить о своем первенце. Гермиона тем временем получила возможность рассмотреть былую соперницу получше: в глаза бросились слегка поплывшие черты лица миссис Уизли, а также и то, что корсет жестко сковывал раздобревшее тело молодой матери. Украшения на ней не блистали изысканностью — простые серьги и кулон, с коими миссис Уизли не расставалась в девичестве, видимо, были лучшими в ее коллекции, но настоящей гордостью было простенькое обручальное кольцо, тонким обручем охватывавшее безымянный палец миссис Уизли. Миссис Снейп мало интересовали рассказы о Шолто Уизли, наполненные сентиментальной нежностью и материнской гордостью, вызывая какое-то глухое раздражение.

— О, наверняка такой же рыжий, как и его батюшка? — умилительно проворковала мисс Хёрд.

— Да, мисс Хёрд! — живо кивнула Лаванда, стрельнув в Гермиону голубыми глазами. — И такой же своенравный! Давеча хотела уложить его спать, а он ни в какую! Весь надулся, пузыри пустил..! Ну чисто Бон-Бон, когда сердится!

Миссис Снейп с непробиваемо-вежливой улыбкой пила поданный чай, не вступая в разговор.

«Бон-Бон», надо же… какая аллитерация; наверняка мистер Уизли зовет свою лучшую половину «Лав-Лав». От этой мысли даже чай становился поперек горла. Все же нужно отдать должное Северусу, да и ее благоразумию тоже — их семейная жизнь избавлена от такого бестолкового проявления привязанности. Гораздо ценнее были для них поступки: вовремя принесенная чашка чая в его кабинет, тихо накинутый плед на нее заснувшую, даже простое молчание у камина, что единило гораздо больше, чем эти прозвища. Пройдя со своим полковником горечь утраты и узнав радость победы, пусть и небольшой, над людским коварством, миссис Снейп допустила немного тщеславную мысль, что даже в полковой жизни сумела бы стать верной поддержкой и опорой супругу.

— Ох, славный мальчуган, должно быть! — продолжала ворковать мисс Хёрд. — Я обязательно загляну к вам на днях, миссис Уизли! Вы ведь надолго?

Лаванда с достоинством отвечала, что задержится в родных пенатах еще на пару дней, а после уедет домой, в Норы. От миссис Снейп не укрылось, с каким вкусом произнесла это слово миссис Уизли, словно бросала ей вызов.

Миссис Грейнджер в свою очередь заняла место среди своих ровесниц рядом с миссис Бёрк и миссис Эббот, впрочем, даже из такого соседства она смогла извлечь достаточно выгодных и интересных ей сведений и прекрасно слышать весь разговор у дочери, дабы в нужную минуту вмешаться.

— О, а вы мисс… — начала было мисс Хёрд, но под холодным взглядом Гермионы быстро исправилась, — миссис Снейп, до сих пор в трауре?

Лаванда Уизли в свою очередь обратила внимание на наряд миссис Снейп, урожденной мисс Грейнджер. Ее платье было несомненно новым; судя по выкройке и тому, как оно ладно сидело на фигуре миссис Снейп, было сшито мадам Малкин, славившейся своим умением. Черное кружево на груди и на подоле напоминало о горе в семье Снейпов, о чем не знала Лаванда, редко появляясь в свете. Впрочем, Гермиона могла бы прийти в черном, но Пасха — светлый праздник, и черное предпочитали не надевать в этот день. Аметистовые серьги придавали живости всему наряду, особенно несколько бледному лицу миссис Снейп, и вызывали женскую зависть, как и индийская шаль на плечах, и добротной толщины обручальное кольцо на руке миссис Снейп. Все эти приметы наводили на мысль о материальном благополучии самого мистера Снейпа, который может позволить себе оплатить новое платье жене и не скупится на украшения, даже если это обручальное кольцо.

— Да, мисс Хёрд, — кивнула Гермиона. — Ведь прошло не так уж и много времени…

— О-о-о… а когда она умерла?

— После Рождества, — был короткий ответ.

— Значит, вы застали ее последний вздох! — театрально прошептала миссис Хёрд.

— Скажем так, ее смерть очевидно была у нас на глазах, — миссис Снейп с должным самообладанием поставила чашку на блюдце.

— Бедняжка, должно быть, для нее было большим утешением знать, что конец свой она встретила среди детей своих!

Миссис Снейп промолчала, что было воспринято как высший знак скорби. Все присутствующие в этом уголке гостиной синхронно вздохнули и с приличествующим ситуации скорбным выражением на лицах запили неприятный осадок подостывшим чаем.

— Вас не было видно долгое время, миссис Снейп, — мисс Хёрд с сочувствующим видом начала новый виток разговора. — Вас так поразило горе?

— И горе, и дела в доме в Спайдершире требовали внимания, мисс Хёрд, — Гермиона пожала плечами. — Три месяца положенного траура мы провели в доме, да еще и обильный снегопад отрезал сообщение с Визардширом.

— Как я вам завидую, миссис Снейп! — воскликнула Сивилла Трелони, завсегдатая гостья у Хёрдов и слывшая натурой странной, экстравагантной и немного не от мира сего. Лаванда чуть не пролила чай, задетая ее локтем. — Это такая романтика… быть отрезанными от мира, быть соединенными знанием, что есть только вы двое!..

На лице миссис Снейп проступили явное смущение и замешательство, но все же она быстро вернула себе прежнее самообладание.

— Может быть, мэм.

— О, как это романтично! — экзальтированно вздохнула Сибилла. — Об этом стоит написать роман! «Одиночество в метели»!

— Безусловно, мэм, — кивнула Гермиона. — Не сомневаюсь, вам удастся со всей достоверностью и возвышенностью чувств рассказать эту историю.

Все это было сказано с безупречной вежливостью, в какой тонкой дымкой крылся убийственный, едкий сарказм.

Впрочем, Сивилла Трелони была слишком увлечена своими мечтами прославиться, как Джейн Остин или та же Шарлотта Бронте, чтобы заметить этот выпад, способный затушить искру подобного вдохновения. Гермиона с вежливым видом слушала соседку, потягивая остатки своего чая. Лаванда уже откровенно скучала, внимание к ее персоне порядком ослабело, и на этом крохотном пространстве остались она, миссис Снейп да Трелони. Миссис Уизли успела рефлекторно убрать руку с чашкой чая, когда Сивилла всплеснула руками:

— Ах, милые дамы! — ее огромные, слегка выпученные глаза блестели от экзальтированного вдохновения. — Каждая из вас имеет такой клад историй! Такую бездну переживаний!

— И каждая достойна романа, — хмыкнула миссис Снейп.

— Конечно! — Сивилла горячо закивала. — Ведь каждая из вас боролась за счастье!

— Но в такой борьбе победитель только один, — Лаванда намекающе улыбнулась.

— И не всегда равные силы, — Гермиона вернула ей улыбку.

Лаванда зло прищурилась, распознав намек на ранние именины малыша Шолто. Но миссис и мисс Хёрд были слишком далеко, чтобы насладиться разразившейся битвой взглядов, улыбок и вежливых слов. Все эти плоды достались Сивилле, внезапно растерявшейся от подобного проявления переживаний и чувств, о которых она так вдохновенно отзывалась.

— Вы намекаете на мужество пойти на риск? — миссис Уизли поправила прическу, как бы невзначай демонстрируя свое кольцо.

— Я намекаю на мужество вести честную игру, — отвечала холодно миссис Снейп. — Не каждому это под силу.

— Вы правы, — кивнула нагло Лаванда. — Не каждому под силу идти против чувств. Вот вы, мэм, — она круто повернулась к Трелони, — вы знаете, что такое сила любви?

Даже актриса королевского театра не повторила бы это чувственное придыхание и хрустальную слезу в голубых глазах, как и интимно-низкий голос. Миссис Снейп поджала губы, демонстрируя всем видом осуждающее равнодушие.

— О-о… э-э-э… — Сивилла от неожиданности уронила пенсне на колени и не сразу пришла в себя от такого резкого перехода на личности. — Когда-то я была замужем…

— И по любви?.. — Лаванда проникновенно заглядывала в некрасивое лицо Трелони.

— Э-э-э… у этой истории был не слишком счастливый конец, — у Сивиллы задрожали губы, а в голос проникла слезливая нотка.

— Зато какая буря чувств, — равнодушно заметила миссис Снейп.

— Не каждому дается возможность это прочувствовать! — Лаванда сделала явный выпад в ее сторону. — Ведь все — ничто перед истинным чувством!

— Точно так же, как и перед жизненными обстоятельствами, — Гермиона не сводила с нее тяжелого взгляда.

— Что вы имеете в виду, миссис Снейп?

— Я имею в виду разность взглядов, социального и материального положения, что для здравомыслящего человека будет иметь вес, — отвечала Гермиона. — Но… в фокусе романтических настроений — это ведь ничтожно перед настоящей любовью…

— Душенька, нельзя быть такой прагматичной! — всплеснула руками Сивилла Трелони, звеня своими многочисленными браслетами.

— Миссис Снейп очень образованная дама, как и ее супруг, — едко улыбнулась Лаванда. — И им чужды чувственные порывы.

Гермиона стиснула зубы, отчаянно подавляя в себе яростное желание задушить эту глупую выскочку. Пусть она смеет поддевать ее, указывая на ее любовь к книгам, на ее очень здравый подход ко многим жизненным обстоятельствам, пусть даже кичится своей радостью материнства, но трогать ее мужа?..

— В чем-то это… неоспоримый плюс, — робко вставила свои пять пенсов Сивилла. — Хоть и наблюдается некая… сухость души...

— Но зато открывает горизонты дальше и шире домашнего огорода.

От острого замечания миссис Снейп Лаванда сменилась с лица и густо покраснела, поспешив упрятать свои руки в складки платья. Гермиона с довольным видом поправила полы своей шали, давая возможность Сивилле оценить ухоженность ее рук. Трелони невольно обратила взгляд в пенсне на руки Лаванды, и человеку наблюдательному открылась бы суровая правда — миссис Уизли приходилось работать. Впрочем, миссис Уизли было впору проклинать и свой язык, а также цепкую память миссис Снейп, которая накрепко запомнила и расшифровала ее словесный опус насчет кротов в огороде, высказанный ранее.

— И все ж вы не сможете не согласиться, что некие трудности закаляют… — попыталась увести в сторону разговор Трелони.

— Где-то и закаляют, а где-то и разобщают в равной степени, мэм, — Гермиона выдохнула, ощутив хоть немного себя отомщенной. — Все зависит от силы чувств.

Ядом в голосе миссис Снейп можно было поморить всех кротов в огороде Молли Уизли и осталось бы на саму Лаванду.

— Никто ведь не будет спорить, что вы в равной степени любите своих супругов, — нерешительно улыбнулась Сивилла Трелони, несколько поежившись от холодной напряженной атмосферы, воцарившейся в этом маленьком пространстве.

Эту фразу Лаванда восприняла как возможность отыграться.

— Как вы правы, мэм! — горделиво поддакнула она. — И эту силу любви можно измерить только детьми!

— О, конечно, дети — ведь плод любви! — вторила ей Трелони. — Большая радость, не так ли, миссис Снейп?

Лаванда вся подобралась, ожидая от Гермионы ответной колкости, которая дала бы ей повод ославить миссис Снейп как особу весьма завистливую, гадкую и злоязычную.

— Как говорит преподобный Альбус, дети есть великое благо и не менее великая головная боль, — кротко ответила миссис Снейп. — Да поможет вам Господь, миссис Уизли, вынести это… счастье.

Лаванда настолько растерялась, что так и застыла на вдохе с открытым ртом. Сивилла лишь направила на нее свое пенсне, словно ожидая подтверждения озвученному.

— Б-благодарю, миссис Снейп, — пролепетала миссис Уизли, вынужденная ответить на это пожелание.

Миссис Грейнджер, до сего момента терпеливо выжидавшая, чем закончится вся эта партия, поднялась и подошла к дочери. Гермиона лишь сухо кивнула, поправив сползшие полы шали, и встала из кресла. Трелони и Лаванда также встали, любезно распрощались с миссис Снейп и миссис Грейнджер, не забыв поздравить друг друга с праздником, и вскоре дамы разошлись, окончательно укоренившись в намерении не пересекаться более.

Уже на улице миссис Грейнджер глянула на несколько сердитую дочь и вздохнула:

— Мне стоило вмешаться?

— Нет, я справилась сама, — покачала головой Гермиона.

— А что тебя так гложет? Я же вижу…

— У меня смешанные чувства, — честно призналась миссис Снейп. — С одной стороны я ничего не чувствовала, ни ревности, ни ненависти, когда увидела ее. Но с другой… я хотела ее облить чаем, когда она стала меня цеплять и... мужа.

— Этого стоило ожидать, — пожала плечами миссис Грейнджер. — В конце концов, лучше было указать ее место сейчас, чем спустя время.

— Наверное. Но… победительницей я себя не чувствую.

— Отчего же?

— Она любит, любима и… у нее есть ребенок!

— Эка невидаль! — рассмеялась миссис Грейнджер. — Как говорила твоя бабушка, любовь — это развлечение для бедных, а дети дело нехитрое. А насколько я успела узнать кой-чего об этих Уизли, то Рональд Биллиус Уизли самый никчемный из шести сыновей!

— Это еще почему? — удивилась Гермиона.

Миссис Грейнджер с торжествующим видом поведала все, что разузнала обо всех Уизли: и что самый старший, Чарли, устроился смотрителем заповедника аж самого австро-венгерского императора, а Билл — работал клерком в Гринготтсе, в прошлом году женился на француженке и уехал в Европу, открыл там свое дело; и что Перси — служащий в мэрии, на хорошем счету; и что Фред и Джордж снова открыли бакалею, торгуют всем, что можно продать, и тоже преуспевают...

— А вот Рональд… — мать сделала паузу. — Ничем примечательным занят не был. Кроме сомнительных брачных предприятий, конечно.

Миссис Снейп поджала губы, размышляя, потом фыркнула:

— И все же его переиграла мисс Браун.

— О, Гермиона! Можно ли это назвать победой? — миссис Грейнджер даже всплеснула руками. — Я сидела неподалеку и смогла рассмотреть вас как следует.

— И что же там можно было увидеть? — уже улыбнулась Гермиона.

— А то, что Лаванда Браун ничего не выиграла из замужества с Уизли! — воскликнула миссис Грейнджер с видом «это же очевидно». — Ты заметила, какие на ней украшения? Все, что она носила и до замужества! А платье? В этом платье она появлялась на мало-мальски значимых праздниках в прошлом году. Помнится, весенний фестиваль, день рождения королевы… и все это в один год!

— Я не помню, мама…

— Зато помню я! И другие дамы, что знают ее, — веско заметила миссис Грейнджер. — И оно ей мало, все ж мисс Браун…

— Миссис Уизли.

— Боже, какая разница! — отмахнулась миссис Грейнджер. — Это не отменяет того факта, что Лаванда Уизли располнела и порядком подурнела, что не влезает в свое лучшее платье.

Миссис Снейп безразлично пожала плечами, хотя слова матери и собственные наблюдения подтвердили ее вывод о незавидном положении бывшей соперницы.

— А теперь посмотри на себя, — с достоинством окинула ее взглядом мать. — Ты можешь позволить себе не только новое платье, но и даже книги, не говоря уже о таких необходимых вещах, как булавки и шпильки.

Гермиона молчаливо согласилась с доводами матери: Северус не ограничивал ее в тратах и желаниях. Новое платье обошлось ей в несколько десятков фунтов, но Снейп и глазом не моргнул, расписываясь в чеке, где также в числе покупок фигурировали и книги суммой в тридцать один шиллинг.

— Пусть это и не королевский доход, который вы имеете с дома в Спайдершире, но он позволит дать ребенку достойное образование и даже положит приличное приданое дочери, — продолжала миссис Грейнджер, неторопливо идя по чистым улицам маленького Хогсмида. — А что даст тот же Уизли своим детям?

— Не знаю, — вздохнула Гермиона. — Может быть, жизнь?

— И только? — хмыкнула ее мать, скользя взглядом по украшенным домам и озорным группкам детишек. — Детей еще и кормить нужно, моя милая…

— Я не думаю, что его братья и даже сестра бросят его детей на произвол судьбы, — отвечала ей миссис Снейп.

— Его сестра все еще не замужем, и если ей достанется прекрасная партия, то это будет чудом господним, — покривила краем рта миссис Грейнджер. — Ума не приложу, что они будут ей давать в приданое!

— Опять-таки если найдется человек, который ее полюбит совершенно искренне, ему будет плевать на ее материальное благополучие, — улыбнулась Гермиона и посторонилась, пропуская толпу детишек. — Так что кто знает, что ожидает Джинни Уизли…

— Не знаю-не знаю, — поцокала языком миссис Грейнджер. — А вот на многочисленную родню много надежд возлагать все равно не нужно, в конце концов, у братьев мистера Уизли будут свои дети, которых тоже нужно кормить и учить!

Гермиона вздохнула и промолчала, щурясь на солнце. С одной стороны мать была права, да и собственные наблюдения уверяли ее во всех перечисленных доводах. Но… в этом ли счастье? К великому сожалению, миссис Снейп признала, что материальные блага — важный фактор по формированию семейного благополучия, который продлевал жизнь влюбленности, а также и заронял то самое зерно любви.

Она не знала, что Лаванда Уизли, стоя перед зеркалом, досадливо осматривала свой наряд, перебирала пожитки и сетовала на несправедливость — отчего таким, как миссис Снейп, достается недурственное наследство, а ей приходится делить комнаты в доме со свекровью, свекром и золовкой? Но взгляд, брошенный на спящего Шолто, заставил позабыть досаду на судьбу — ни одни деньги не заменят счастье материнства… Пусть миссис Снейп и богата, но в богатстве счастья мало — таков баланс.