Маховик времени, или Новая история Гарри Поттера (джен)

Начало июля 1991 г. Чуть меньше двух месяцев до Распределения.

Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор, директор школы чародейства и волшебства Хогвартс, кавалер ордена Мерлина первой степени, верховный чародей Визенгамота, президент Международной конфедерации магов, как всегда, сидел в своем позолоченном кресле, обитом красным шелком с вплетением нитей акромантула и шерсти молодых единорогов, более проходившим на трон, в кабинете и мирно потягивал травяной чай, привезенный ему из самого Китая очередным полностью зависимым от него бывшим учеником, под успокаивающее жужжание множества разнообразных артефактов, назначения большей части из которых он и сам уже не помнил. Совсем скоро его привычную чайную церемонию должна будет прервать Минерва МакГоннагал, которая каждый год именно в этот день приходит к нему в кабинет, чтобы начать свою вечную тираду с оплатой обучения, нехваткой средств, ужасным состоянием коридоров замка, своеволием полтергейста и проблемой с зачислением магглорожденных и полукровок, письма которым не заполнялись эльфом, а писались каждому самой заместителем директора и доставлялись ей же лично в руки будущему ученику.

— Альбус, это просто неслыханно! — раздался треск двери, и в кабинет директора школы с криком и без стука ворвалась глава библиотеки Хогвартса — Ирма Пинс. Волосы у нее развевались словно змеи медузы Горгоны, а глаза горели адским пламенем, что обещало мучительную смерть каждому смельчаку, что подойдет слишком близко. Казалось, что еще секунда — и ты или обратишься в каменную глыбу, навеки оставаясь в замке на потеху будущим поколениям, или рассыплешься прахом, а потом станешь удобрением для очередного жутковатого творения Помоны. — Какого драккла ты снова распоряжаешься в моей библиотеке?! Тебе мало было прошлого раза? Надо напомнить для профилактики? Видимо, маразм уже подобрался слишком близко, раз ты снова за старое взялся. Учти, я не шучу про профилактику!

— Мисс Пинс… — начал было свою заранее приготовленную речь Дамблдор, но под ее пронизывающим взглядом запнулся.

— Заткнись, Альбус! Ты сегодня же вернешь все как было, иначе я так тебя прокляну, что прошлый раз ты будешь вспоминать с радостью и желанием повторить. Ясно тебе, козел бородатый?!

— Но… — Дамблдор не знал, что делать с этой склочной и очень сильной ведьмой. Ему для удачного воплощения плана необходимо было убрать эти книги из библиотеки, чтобы Поттер, не дай Мерлин, не нашел их и не понял, что к чему.

— Никаких «Но»! Сегодня же все книги будут на месте, иначе жди беды, Альбус. А ты меня знаешь, — Пинс прищурилась так, что у директора по спине пробежал табун мурашек, — беда будет такая, что ни один из твоих подопечных не спасет твою гадскую душонку. Даже Фламелев камушек будет бессилен… — она в последний раз зло зыркнула на директора и скрылась за дверью, хлопнув оной так, что несколько приборов с самой ближней к ней полки подпрыгнули и, приземляясь обратно, разлетелись вдребезги.

— Вот дрянная ведьма, вечно все планы портит… — скривился Дамблдор глядя на разрушенное библиотекарем имущество. — И кто ей только напомнил… — лицо директора на мгновение исказилось в гневе еще сильнее, но уже через секунду он снова стал улыбаться, ведь злосчастная дверь снова отворилась, являя его взору еще одну взбешенную чем-то женщину.

«У них что сегодня — обострение? Так и будут ко мне по одной ходить, пока я с ума не сойду? — задал Дамблдор вопрос Вселенной, однако та не стремилась ему отвечать. — А ведь еще Минерва ругаться придет… — от желания скривиться и сплюнуть директор отказался только потому, что в кабинете был не один. — Может, сказать, что опаздываю на собрание в МКМ?»

— Альбус! Какого Мерлина ты творишь?! — зашипела вошедшая не хуже змеи, и Дамблдору на мгновение показалось, что зрачки у нее стали вертикальными, а язык — раздвоился. — Куда ты дел «Сферу Пакира»?

— Поппи, чего ты злишься? — попытался сгладить обстановку директор, но голос его дрогнул, потому как перед глазами у него все еще стоял образ Помфри-змеи. — Эта сфера была внесена Министерством в перечень тёмных артефактов, которые подлежат немедленному изъятию и уничтожению. Так что они ее конфисковали, и Отдел тайн, скорее всего, уже занялся ее деактивацией. Я ничего не мог поделать, — он трагично развел руками и участливо вздохнул, — таков закон. Скажи лучше мне спасибо, что тебя не арестовали вместе с ней — за хранение и использование темного артефакта, — голос Дамблдора звучал так, будто он журил нерадивого ребенка за сделанную тем пакость, которую он еле-еле исправил.

— Это «Сфера Пакира» — тёмный артефакт, Альбус?! Тёмный артефакт? Серьезно? — Помфри была готова рвать и метать. Рвать тело директора на части и метать куски его бесполезной и даже опасно-ядовитой для нормальных существ плоти по всему Запретному лесу, да обитателей его было жалко — потравятся еще. — «Сфера Пакира» — уникальный медицинский артефакт, с помощью которого можно определить, воздействовали ли на магическое ядро пациента и подвергалась ли его душа изменению — разделению, модификации, переселению, подселению, дроблению, разрыву!

— Вот видишь, Поппи, этот артефакт воздействует на ядро юного несформировавшегося мага и на его неокрепшую молодую и чистую пока душу. Отдел тайн доказал, что это тёмный артефакт, который несет больше вреда, чем пользы, и Министерство решило, что ему не место рядом с детьми, — заученно ответил Дамблдор, а потом мягко и понимающе улыбнулся.

— Ты! — прищурилась мадам Помфри и стала шипеть, словно и правда была змеей. — Это ты так решил, Альбус! Мне уже сообщили, что инициатором изъятия артефакта был наш любезный председатель Визенгамота. Тебе напомнить, кто это? А то ты, видимо, забыл. Старость пришла? Капельки не принял? — Помфри плевалась ядом и прожигала директора взглядом. — И знаешь что, Альбус? Я устала! Это уже не первый раз, когда из-за тебя мы теряем оборудование, способное помочь детям. С сегодняшнего дня и до конца моей жизни нога твоя не переступит порог Больничного крыла ни с одним вопросом. И плевать мне на все. Будешь загибаться — обратись в Мунго, а я и пальцем не пошевелю, чтобы помочь. А то добью еще ненароком, — последнее прозвучало скорее как обещание, чем как предостережение.

— А ты не забываешься, Поппи? Думаешь у тебя есть на это право? — голос директора стал на несколько градусов холоднее. Он ненавидел, когда кто-то угрожал ему, а Помфри сейчас именно это и делала. И если Пинс реально могла воплотить в жизнь свою угрозу — уж он-то точно это знал! — то насчет колдоведьмы Альбус очень сильно сомневался. Не казалась она сильной ведьмой, что могла противостоять ему — Великому светлому волшебнику!

— О, малыш, не сомневайся, — глаза ее на мгновение полыхнули алым, а на пальцах мелькнули враз удлинившиеся коготки, — ты никогда больше не подойдешь к моей вотчине, как бы сильно этого ни хотел. А Сфера… Что же, создала один артефакт, вместо того, что ты забрал, создам и еще, мне не привыкать — не в первый раз такой ушлый гад попадается в моей долгой жизни. А вот ты, Альбус, ходи и знай, что своими действиями ты подписал себе смертный приговор. И вскоре придет тот, кто свергнет тебя с этого золотого трона, а я и пальцем не пошевелю, чтобы остановить твоё падение. Даже больше — дам пинка под зад для ускорения, — с последним ее словом часть артефактов за спиной Дамблдора взорвались, и запчасти от них разлетелись по всему кабинету, минуя только колдоведьму, которая, одарив директора напоследок холодным презрительным взглядом и эффектно развернувшись, пошла прочь из кабинета.

— Да что за день-то? — выдохнул ошарашенный проявлением такой силы Альбус, глядя на полуразрушенный кабинет и злую-презлую Помону, входящую в его кабинет с намерением разрушить то, что не успели ее предшественницы.

Тридцатое июля. Месяц и два дня до Распределения

Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор, великий светлый маг, который испугался праведного гнева взбешенных его действиями дам, что внезапно оказались очень сильными, к концу второго месяца лета все-таки вернулся в школу после своего тактического отступления и снова, как и в тот злополучный день, сидел в своем любимом кресле в кабинете. Почти месяц прошел с того момента, как темпераментные дамы разнесли его кабинет в пух и прах, а ему пришлось срочно прятаться в старом доме в Годриковой впадине, чтобы его не нашли и не добили. Причем памятуя о произошедшем, директор не очень горел желанием возвращаться в школу, но с Хагридом, который, согласно его плану, должен был познакомить юного Поттера с миром магии, можно было поговорить только в школе. Да и перед Минервой следовало извиниться, ведь из-за срыва Помоны он так быстро сбежал, что его заместителю пришлось справляться со всеми магглорожденными и полукровками самой. Да и кто бы не сбежал от дамы, которая сошла с ума и стала больше похожа на неадекватную маньячку, чем на преподавателя?

Спраут разозлилась на Альбуса настолько, что, даже не говоря ничего своему начальнику, просто с порога подожгла невербальным беспалочковым Larcarnum Inflamarae все вырвиглазные мантии Дамблдора, причем одну из них даже не снимая с ее владельца, и с умиротворением и хищным блеском в глазах наблюдала за метаниями директора, судорожно пытающегося стянуть с себя мантию или погасить огонь, который ему не подчинялся от слова совсем. Но, к счастью директора, огонь его не обжигал и не наносил ему повреждений — Помона ведь решила его не убивать, хотя и очень этого хотела. Ее гнев выражался в другом: огонь причинял Альбусу невыносимую боль, неотличимую от боли вследствие сжигания заживо, и вызывал необузданный страх у того, против кого был использован.

Возможно, это жестоко, но у Помоны был мотив так поступить, и мотив железный — ей прислали флакончик воспоминаний с кадрами смерти ее мужа и дочери с печатью Гринготтса, заверяющей, что все, что находится внутри — правда. Маркус и Розалина — свет в окошке домика ее жизни — сгорели в их собственном коттедже, пока Помона была в школе. «Несчастный случай», как сообщили авроры, оказался поджогом. Альбус хотел чего-то от ее мужа, а тот послал его далеко и надолго. Этот белобородый козел вспылил и пообещал отомстить. И отомстил же, гад.

Анонимный отправитель прислал и записку, в которой рассказал, что это воспоминания одного наемника, которого искали в связи с другим делом, но увидев это, решили поставить ее в известность и сообщить, что исполнитель ликвидирован, а вот заказчик все еще жив, здоров и руководит школой.

И неизвестно, что было бы дальше, может, Помона перешла бы и к Непростительным, посчитав, что тот наказан недостаточно сильно, но Дамблдор наконец вспомнил, что является хозяином удивительной птички, и приказал ей перенести его домой, подальше от сумасшедших ведьм, которых даже после такого уволить он не сможет.

— Звал, Альбус? — скрипнула дверь, и в кабинет, вернее, в то, что от него осталось, зашла Минерва МакГонагалл и прервала минутку страшных воспоминаний.

Лицо заместителя директора застыло каменной маской, сквозь которую не просачивалась ни одна эмоция, руки у нее немного подрагивали, хотя из-за мантии с широкими рукавами этого видно не было, а все тело было напряжено, словно перетянутая струна, что вот-вот от напряжения должна лопнуть. Она словно была неживой, будто кто-то погубил бедную женщину, а потом постарался вернуть ее к жизни, но с чем-то напортачил и она осталась бездушной куклой, которая хоть и похожа на человека, но по сути является его бледной копией с пародией на жизнь.

— Да, звал, Минни, проходи, присаживайся, — директор улыбнулся своему заместителю, но из-за того, что все еще думал о поступке Помоны и о том, что та откуда-то узнала о поджоге, не заметил ее необычного состояния. — Чаю?

— Спасибо, Альбус, но мне некогда, я тороплюсь к Филиусу, не хотелось бы заставлять его ждать меня, хотя я уже и так сильно опаздываю, — МакГонагалл не могла находиться рядом с директором, поэтому готова была придумать любую отговорку, лишь бы поскорее уйти. Ей почти физически было больно смотреть на того, кто приложил руку к тому, чтобы она стала той, кто она есть сейчас — несчастная одинокая женщина, похоронившая любимого и потерявшая одного из родителей, а вскоре, возможно, и обоих, ведь ее мать тоже сильно больна — ей осталось не больше месяца.

Еще несколько недель назад Минерва МакГонагалл считала Дамблдора непогрешимым человеком, который печется обо всех в ущерб себе, и в упор не замечала, что он попутно делает несчастными всех остальных. Если бы не обстоятельства, то она бы не поверила ни Поппи, что чуть ли не ядом на него плевалась, ни Ирме, что заводилась от одного лишь упоминания о директоре, и проклинала того на чем свет стоит и не стоит, ни, тем более, Помоне, при которой о директоре говорить вообще было запрещено категорически. Она ведь не знала тогда ни историю Ирмы, которая уже много лет больше чем просто библиотекарь в школе, ни причин Помфри, что жила только тем, что спасала детей, не сумев когда-то давно спасти своих из-за таких вот манипуляторов, ни Помоны, что охраняла свои секреты лучше, чем гоблины охраняют свое золото.

Что же изменилось? Что заставило ее переступить через себя и понять, что тот, кто был для нее всем, оказался тем еще эгоистичным и высокомерным гадом, и что являлся Великим только на словах? Ответ был прост до невозможности — в тот день, когда Альбус сбежал, Минерва в кои-то веки хотела попросить заменить ее кем-то другим, ведь у нее была железная причина для незапланированных каникул — ее любимый отец был при смерти, и только она могла ему помочь. Однако Альбус не только ее не принял, спешно куда-то удалившись, но и после своего отбытия через патронуса приказал не покидать школу ни под каким предлогом и тщательно следить за порядком. И из-за контракта она не смогла не подчиниться его прямому приказу, хотя безумно хотела этого.

Как она тогда рыдала! Столько слез она не проливала со школы, когда на выпускном бале застала любимого в объятьях своей соперницы — подлой ненавистной слизеринки, которая соблазнила его только для того, чтобы позлить ее. Их извечная борьба привела всех троих к печальному исходу. Минерва так и осталась одинокой, не простив измены любимого, ради которого готова была порвать отношения с семьей. Пусть после этого она и пыталась переключить свое внимание на Дугала МакГрегора, сына фермера, что жил неподалеку от них, но ее первая и единственная любовь была настолько сильной, что она так и не смогла принять чувства такого милого, но такого чужого ей мужчины, пусть он чем-то и напоминал ей любимого. Ее несостоявшийся жених взял в жены ее соперницу — слизеринку Магнолию, но не был счастлив с нею ни дня. Так что как только родился наследник — отослал жену к своим французским родственникам, где та тихонечко скончалась от неизвестного яда, а сам постарался отыскать Минерву. Однако все оказалось не так просто: на письма его она не отвечала, предпочитая сжигать их на подлете, а якобы случайно встретиться не представлялось возможным — она стала преподавателем Хогвартса и не покидала его стен. А когда он добился-таки места главы попечительского совета, чтобы беспрепятственно посещать школу, то сразу же поспешил на встречу к Минерве, которую заметил около озера, но потом просто развернулся и, не говоря ни слова, ушел. Пусть он и любил Минерву, но увидев, как Элфинстоун Урхарт на берегу Черного озера делал той предложение, посчитал, что она его предала и разлюбила. И ушел он, так и не узнав, что Минерва отказала сопернику, все еще безумно влюбленная в чистокровного сноба, который ради нее также готов был пойти против семьи и своих принципов, ведь она всего лишь полукровка.

И вот спустя столько лет она снова проливала горькие слезы, хотя даже на похоронах любимого она не плакала, а лишь скорбела, считая, что давно забыла, как это делать. И единственным человеком, который понял ее и решил помочь хоть чем-то, оказался нелюдимый декан факультета змей — Северус Снейп.

— Минерва, — Северус, как всегда, незаметно подошел к ней со спины и поприветствовал холодным безэмоциональным голосом и легким кивком головы. — Что вы тут…— прервался он на полуслове, заметив ее красные от слез глаза и опухший нос. — Что-то случилось? — поинтересовался он так же холодно, хотя в его голосе почувствовалось участие.

— Нет, Северус, я… — Минерва запнулась на мгновение и разрыдалась еще сильнее, уткнувшись лицом в ладони и падая на стоящий около нее стул.

— Что случилось? — еще раз, но уже настойчивее, спросил зельевар.

— Мой отец… — пробормотала Минерва между всхлипами. — Он умирает. И я должна ему помочь. Но не могу. И все из-за Альбуса, — МакГонагалл попыталась выровнять дыхание, но слезы против ее воли текли из глаз не переставая. — Он запретил покидать пределы школы. А я… Я и так его не вижу годами. Да и после смерти Абри я не могу потерять еще и отца, — после этой фразы она расплакалась еще сильнее, и зельевару ничего не оставалось, кроме как обнять ее, как одну из своих первокурсниц, что, бывало, рыдали от тоски по дому.

— Ну что вы как маленькая, Минерва. Не плачьте. Вот, — он отпустил ее и вытащил из кармана флакончик, — это успокоительное. Выпейте и идите к себе, раз уж вам нельзя покидать Хогвартс. И если вы ничего не можете сделать то и не стоит так убиваться, а то еще и вас откачивать придется, — недовольно проворчал он, глядя на пытающуюся возразить ему женщину. — И не спорьте, пейте сами, а то волью силой!

Заплаканная и уставшая Минерва обессиленно опустилась обратно на стул, с которого вскочила, услышав слова Снейпа, открыла флакон и так быстро осушила его, что не заметила подвоха. А после было уже поздно — она отключилась. А утром, проснувшись в своей кровати, на прикроватной тумбочке МакГоннагал обнаружила записку:

Минни! Спасибо за то, что позаботилась о старике и принесла эти свои волшебные лекарства для меня. Они наверняка бы помогли мне, если бы я их принял, хотя твоя мама все еще сомневается, что они действуют на магглов. Не говори ей, что они могли помочь. Я отдал их Розе, моей соседке по палате, которой всего двадцать три. Ей они нужнее, чем мне, старику.

Моя дорогая Минни. Моя малышка. Моё маленькое солнышко. Ты так быстро ушла, что я и слова не успел тебе сказать, хотя очень хотел перед смертью исповедаться тебе. И не думай сейчас о том, что не в чем. Поверь, есть. Но раз уж не вышло лично, то напишу в письме, жить-то мне осталось всего два часа, если я правильно рассчитал дозу.

Ты похудела, дочка. Синяки под глазами, лицо бледное. Это из-за твоего павлина, да? Не думай, что я не знал о твоей влюбленности в этого аристократа. Он приходил ко мне за месяц до выпускного — руки твоей просил. Ты веришь, у меня — у маггла! Я тогда выгнал его из дома и сказал не приближаться к тебе, если он не хочет лично узнать обо всех способностях средневековых инквизиторов и испробовать часть из них на себе.

Прости меня. Наверное, это я испортил тебе жизнь, но после того, как мистер Дамблдор рассказал мне о том, как такие как он относятся к полукровкам, а твоя мать подтвердила, я не хотел тебе такой жизни. Я думал что так будет лучше, ведь твоё благо для меня превыше всего. Прости. Я не знаю, как искупить эту вину перед тобой.

Когда я только слег, то постоянно и думал о том, какую же ошибку совершил. Каким глупым был, когда попросил помощи у твоего учителя и согласился на отворот. Он что-то сделал, и этот твой блондинчик переключился на другую. Я не подумал, что своим поступком сделаю больно нескольким людям. Оказывается, он очень сильно тебя любил.

За день до известия о его смерти мне пришло письмо. В нем были две фотографии разных мальчишек в возрасте шести лет и записка. Первая фотография, что была постарше, показывала светловолосого малыша с серьезным видом и в оправе для очков без линз, держащего вверх ногами книгу по трансфигурации за седьмой курс, а вторая — веселого беззаботного ангелочка с венком на голове и озорным взглядом, гоняющегося по лугу за бабочкой. Записка же гласила: «Это могли бы быть ваши внук и правнук».

В тот самый момент я понял, как сильно оплошал. Понял, что сколько бы ни просил прощения, исправить содеянное я уже не смогу. Я согрешил. Я разбил пару, любовь которых была прописана свыше. С тех самых пор я не мог спокойно думать, есть, спать. Я все винил себя в твоей судьбе. И теперь единственное, что я могу сделать — это отправиться на тот свет поскорее, чтобы попросить прощения и у твоего любимого.

Еще раз прошу — прости меня и не кори себя в моей смерти — я сам так решил.

С любовью, твой покойный отец-идиот.

— Ну хорошо, тогда я не буду тебя задерживать, — вырвал Минерву из тяжелых воспоминаний голос Дамблдора. — Я лишь хотел узнать все ли в школе в порядке, и извиниться за то, что так спешно ушел. Меня срочно вызвали в МКМ, так что пришлось ехать незамедлительно, а оставить школу без присмотра я не мог. Ты же понимаешь меня и не обижаешься? — взглянул он на свою заместительницу через очки-половинки и мягко по-отечески улыбнулся.

— Конечно нет, Альбус, о чем речь, — ответила Минерва, внутри которой уже клокотала безумная ярость. — Что-то еще? Меня просто ждут.

— Это все, Минни, — от того, как обратился к ней директор, МакГонагалл слегка вздрогнула. — Но если вдруг увидишь Хагрида — скажи, чтобы зашел, он мне нужен для одного важного дела.

— Хорошо, — только и сказала Минерва, перед тем как вылететь из кабинета директора и направиться в подземелье — ей нужен был совет, а Северус — самый что ни на есть подходящий для этого человек.