Ветер кружит листья (джен)

Ночь монах провел коленопреклоненно, в странных видениях. Перед ним развернулись серые холмы и равнины, чуждые солнечного света и состоящие как будто вперемешку изо льда и пыли. Он видел множество ходов, разверстых на поверхности и уводящих вглубь. Он видел царство белесых пауков, которых богоподобные люди (или боги, обликом схожие с людьми) называли бледными пауками. Среди них мощью и силой выделялась принцесса Зерет. Эта паучиха научила сородичей не бояться солнечного света и выползать на светлую сторону, постепенно отвоевывая ее у богов.

Затем видения монаха сделались тревожными. Один из юных богов по имени Ооцуцуки Нохара открыл охоту на бледных пауков, преследовал их и не давал покоя. Зерет охотилась на Нохару, Нохара выслеживал Зерет. Принцесса пауков не хотела отступать с позором в свое царство Мрака, она желала создать собственное, потеснив богов, под лучами завораживающего солнца. Эта мечта о новом царстве на границе света и тени, сотканном из ледяных подземных коридоров и бескрайнего пространства под лунным небом, не отпускала душу монаха до самого утра.

Утро выдалось ясным, солнце поднималось над горизонтом, придавая осенним краскам еще больше яркости. По тропке с обширного холма в долину спускалась какая-то женщина с дорожной сумкой, с головой закутанная в широкое темное покрывало. Подойдя к храму, она низко поклонилась, сложив руки, затем сбросила покрывало с лица, и монах узнал Нагаи Хоши. Красивое, благородное лицо выглядело изможденным и бледным. Темные волосы с рано пробивающейся сединой были собраны в узел, ясные глаза блестели от слез. Женщина, столько дней мужественно шедшая к своей цели, собрав волю и скрепив сердце, уже не в силах была сдержать эмоции, она упала на колени и заплакала, прикрыв лицо руками.

— Нобуо-сан… — горестно выдохнула она.

Монах помог женщине подняться и повел ее в маленькое помещение при храме, где жил и предавался размышлениям. Хоши села на циновку, сложив сумку рядом с собой, и выпила стакан воды, предложенный ей старым знакомым.

— Хоши-сан, что привело тебя сюда в такое время года? Обычно ты бываешь здесь в июне…

— Да, вот уже… двадцать лет, да, двадцать лет я прихожу сюда каждое лето и молюсь… — женщина вздохнула. — Вы ведь знаете, Нобуо-сан, что меня нарекли в честь упавшей звезды, а когда мне было пять лет, я имела честь узреть дух Великой Зерет, пришедшей к нам из другого мира, упавшей к нам с небес. Будучи ребенком, я быстро забыла об этом, и только повзрослев, узнала истину. Будь я мужчиной, я умоляла бы вас взять меня в свои ученики, но я ведь женщина… Моей сокровенной мечтой стало рождение сына, мальчика, который бы выполнил мой долг за меня, но…

Хоши отерла слезы и выпрямилась. Господин Нобуо был монахом и человеком в возрасте, но она не могла пересилить себя и рассказать о некоторых вещах. Прожив с супругом двадцать лет, но так и не забеременев, женщина пошла на крайние меры, рассталась с мужем и попыталась понести от другого мужчины.

— Не так давно я почувствовала, что моя мечта сбылась, но… медики в Деревне Звездопада сказали, что плод замер и мне нужна операция. Нобуо-сан! Мне уже сорок лет, я не могу больше ждать! А главное… я им не верю! Это мой ребенок, я чувствую жизнь внутри себя, я знаю, что ему суждено появиться на свет! И это будет мальчик… мальчик, который станет вашим преемником, если заслужит такую честь. Может быть… Великая богиня, богиня Зерет не отвернется от меня? Может быть…

Смутные сны и предчувствия порхали в голове монаха как вспугнутые птицы. Он знал, что должен делать, и сказал:

— Сегодня мы проведем обряд, которому научила меня Великая богиня, готовься, Хоши-сан. Я всегда чувствовал, что на тебе лежит ее благословение.

Летом, в начале июля в акушерском отделении больницы Звездопада Хоши родила тройню. Старший ребенок, мальчик, родился крепким и здоровым. У его сестры, появившейся на свет следом, на лице имелись темные пятнышки, расположенные симметрично вокруг глаз: две черные точки под нижним веком и еще по две пары точек сбоку от внешних уголков глаз. Со временем эти точки увеличились до размера горошины. Самый младший ребенок родился с большим трудом, обвитый вокруг шеи пуповиной и поначалу казался нежизнеспособным. На его затылке топорщились серебряные волосики, а глаза продолговатой формы были огромными.

Хоши очень быстро обнаружила разницу в складе характера у своих детей. Младший ребенок, Митсу, был ласков и привязан к матери, а двое старших отличались независимостью и некоторой холодностью. В то же время если Митсу злился, ему было сложно контролировать себя, тогда как Тсурэн и Мирэн заранее взвешивали свои поступки уже с ранних лет.

Жизнь семьи Нагаи в Звездопаде нельзя было назвать простой. Люди косились на Хоши из-за ее странной беременности и из-за того, что отцом ее детей был чужак. Бывший муж Хоши, Горо, не мог смириться с разрывом и был не в состоянии простить жену за ее поступок. Все чаще его видели в питейных заведениях и в непристойном виде, но женщину и ее странных детей он не тревожил.

Тсурэн, Мирэн и Митсу превосходили своих сверстников по умственному и физическому развитию, так что не искали их общества. Дети старшего возраста ими не интересовались. Хоши происходила из семьи с достатком, поэтому не нуждалась в заработке. В ее доме было много красивых вещей и книг, она сама обучала детей и любила рассказывать сказки. Младший сын с упоением слушал такие истории, а старшие предпочитали упражняться в управлении чакрой. В этом Хоши не могла им помочь, так как ее не растили как шиноби.

С детства она прививала своему потомству любовь к богине Зерет и часто говорила о том, что мальчики станут учениками монаха при Подгорном храме. Когда детям исполнилось по шесть лет, Хоши решила покинуть Звездопад и переселиться ближе к храму, а старый дом сдать в аренду вместе с обстановкой.

В июне, в конце шестого года своей жизни, тройняшки отправились вместе с матерью в путешествие. Им уже дважды приходилось бывать в храме, а теперь они уходили туда навсегда. Хоши несла тяжелую заплечную сумку, у каждого из детей была такая же, только поменьше. Тсурэн развлекался тем, что ловил по дороге бабочек и отрывал им крылья, Мирэн с любопытством следила за беспомощными насекомыми, за тем, как дергаются их лапки и шевелятся усики. Это не было актом жестокости, скорее любопытством. Митсу старался идти в ногу с мамой и не отставать ни на шаг. Его большие, черные глаза отражали солнечный мир как в зеркале.

Тропа вывела семью Нагаи к вершине нагорья, обрывавшегося крутым склоном. Она поворачивала и уходила в сторону, пока не заканчивалась пологим спуском в долину.

— Для первого дня пути совсем неплохо, — произнесла Хоши. — Давайте остановимся здесь на ночлег.

Семья устроилась за пышно разросшимся иглистым шиповником, в стороне от тропы. Разложили спальные мешки и скромно поужинали. Когда стемнело и на небе выступили звезды, дети уснули. Женщина потихоньку поднялась со своего места и отошла ненадолго. Когда она уже собиралась вернуться, послышались чьи-то шаги на тропинке. Хоши с замиранием сердца отодвинула ветки, чтобы посмотреть, кто приближается к ее детям, и едва не вскрикнула от ужаса, узнав своего бывшего супруга, но в страшном, неопрятном виде.

«Неужели он гнался за нами? Да ведь мы за целый день пути от дома…»

Сердце бешено колотилось, еще две минуты — и мужчина выйдет туда, где расположился их лагерь. Не зная его намерений, Хоши не могла позволить ему встретиться с детьми ненавистного ему человека. Она вышла из-за кустарника и деланно спокойным голосом спросила:

— Что ты делаешь здесь, Горо-сан?

Мужчина остановился, вздрогнув всем телом, и быстро обернулся. Его лицо исказилось от боли.

— Хоши, — хрипло сказал он. — Неужели ты хотела исчезнуть навсегда? Может, отправляешься к отцу своих выродков? Может, он все-таки решил жениться на тебе? — с каждым вопросом мужчина делал шаг вперед и в конце концов подошел вплотную к бывшей супруге.

— Нет, — ответила женщина. — Я не знаю, где отец моих детей, и не хочу знать.

— Эти дети… эти дети… — задыхаясь, произнес Горо. — Они всегда стояли между нами! Почему ты выбрала их?

— Разве может мать поступить иначе?

— Но ты сделала выбор еще до их рождения, до того, как узнала, что у тебя будет ребенок. И ты выбрала не меня… Двадцать лет мы прожили вместе, я любил тебя больше жизни, я делал все только для тебя, я молился на твою красоту, Хоши… Как ты могла оставить меня? Ради призрачной мечты, ради… — Горо сдавил свою голову руками, потом опустил их и стало видно, что пальцы его дрожат. — Я не мужчина, что так долго не мог принять решение, я не мужчина, что позволил тебе уйти… Но теперь я знаю, что должен делать. Хоши, ты пойдешь со мной, прямо сейчас. Мы вместе уйдем туда, где нас никто не знает, вдвоем, — Горо схватил женщину за руку и потащил ее к себе.

— Горо! Отпусти меня! Ты хочешь, чтобы я оставила детей? Здесь?! Не требуй невозможного, давай лучше поговорим…

— Сейчас не время для разговоров. Я груб? Ну прости, я буду груб, я сделаю то, что задумал. Представь сама: эта решимость копилась во мне больше семи лет! — Горо встряхнул Хоши, впившись руками в ее плечи, затем потянул упирающуюся женщину за собой.

Хоши испуганно оглянулась. Там, за шиповником, сладко спали два мальчика и девочка, свет ее жизни, часть ее души. С неожиданной силой она вырвала правую руку из стиснувших ее пальцев и бросилась назад, от страха будучи не в состоянии здраво мыслить. Горо схватил ее снова и началась борьба. Хоши разодрала ему кожу на лице, как дикая кошка, и вскрикнула:

— Никогда я не пойду с тобой! Никогда этого не будет! Я скорее умру, чем оставлю детей! А если ты причинишь им вред, клянусь, я убью тебя!

— Меня убьешь?! — прохрипел Горо. — Умрешь скорее, чем оставишь детей? Так умри! Умри! Сдохни! — он схватил ее за волосы и потащил к обрыву. — Может я так избавлюсь от тебя в моей голове!

В этот момент в голову Горо ударило что-то тяжелое, брызнула кровь. Он резко обернулся и увидел мальчика с серебряными волосам, который стоял в двух десятках шагов, зажав в руках камни.

— Отпусти мою маму, чудовище! — выкрикнул он.

— Я не хотел вас трогать, — с усилием сказал Горо. — Но теперь… — он часто задышал, а потом, дернув женщину за волосы, вытолкнул ее с обрыва.

Митсу закричал и бросился вперед. В этот момент он не владел своим телом. Мальчик подпрыгнул и нанес удар, казалось, он даже не достал до туловища Горо, однако вспорол своей чакрой его живот, а потом, подобно снаряду, ударился головой в его грудь и вместе с ним полетел вниз. Пролетев больше десяти метров, Горо упал на спину плашмя и в эту же секунду умер. Митсу лежал на нем сверху, совершенно невредимый, и рычал от боли. За застилавшими его взор слезами он разглядел лицо мамы в метре от себя. Ее губы шевелились, глаза испуганно смотрели на сына. Женщина была жива.

Монах вышел из храма и начал спускаться к хозяйственной постройке внизу, завернувшись в клеенку, чтобы не промокнуть. Вдруг он увидел странную процессию, спускавшуюся по тропинке в долину: это были хрупкие детские фигурки, тащившие на своих плечах самодельные носилки. Девочка шла рядом с носилками и держала над ними зонтик. Нобуо бросился им навстречу.

— Мама болеет, — произнес Митсу и отвернулся, задохнувшись от слез.

— У нее сломана спина, — сказал Тсурэн. — Она упала с высоты и ударилась о камни.

— Мы сделали, что могли, — добавила Мирэн. — Наверное, мать нельзя было двигать, но выбора не было.

— Хоши… Хоши-сан, ты в сознании? — спросил Нобуо.

— Она без сознания, — ответил Тсурэн.

— Нобуо-сан! — воскликнул Митсу. — Вы можете что-нибудь сделать, пожалуйста?! Умоляю вас, помогите маме…

— Нобуо-сан — не врач — хмуро сказал Тсурэн. — Брат, не вздумай упасть на колени, а то уроним носилки.

— Ваша богиня, Зерет, может помочь? — спросила Мирэн.

Монах переводил взгляд с одного ребенка на другого.

— Я и сам не могу сказать, до каких пределов простираются возможности Великой богини, они могут быть безграничны. Пойдемте…

Ритуал проводился в пещере за храмом. Хоши положили на пол, Нобуо начертил символы вокруг ее головы и вдоль туловища и молился, стоя на коленях, обратив лицо к северу, к части пещеры, заваленной камнями. В выемках стен горели свечи, создававшие благодаря резным панелям удивительные рисунки из тени и света. По правую руку женщины сидели Тсурэн и Мирэн, по левую — Митсу, который молился, сердцем подбирая слова, сжимал пальцы матери и время от времени наклонялся, чтобы прижаться к ним своим белоснежным лбом.

В какой-то момент Хоши тяжело и протяжно вздохнула, медленно подняла веки и начала мучительно ворочать головой, отыскивая глазами заветные детские лица.

— Вы здесь… вы живы, — едва слышно прошептала она. — Хвала богине!

— Мама! — плача, воскликнул Митсу.

Хоши крепко сжала его пальцы левой рукой, а правой отыскала ручки других двоих детей.

— Тсурэн, — произнесла она, превозмогая слабость и глядя в прозрачные серые глаза сына, — позаботься о брате и сестре, ты — старший… Мирэн… будь умницей. Митсу, — называя это имя, Хоши не сдержала слез, и они закапали с длинных темных ресниц и покатились по щекам, — слушайся брата во всем! Теперь все будет хорошо, — женщина слабо откинулась назад и глаза ее закатились, но она успела произнести последние слова: — Дети… мои… посвящаю вас Великой Зерет…

Комната поплыла у Митсу перед глазами, ему показалось, что свечи погасли, выемки в стенах превратились в отверстия, сквозь которые льется холодный лунный свет. Эти лунные лучи робко ложились на каменный завал в северной части пещеры, и вдруг на камнях начал вырисовываться белесый силуэт, как будто огромное существо медленно поднималось с камней и выпрямлялось во весь рост. Это было величественное, страшное в своей неуловимости существо, напоминавшее гигантского паука, точнее, его призрак.

— Ми…тсу… — раздался шепот, от которого у мальчика начало сводить тело судорогами. — Митсу… впусти меня, таково последнее желание твоей матери.

— Впустить… впустить тебя? — пробормотал мальчик, дрожа и отступая на шаг назад.

— Протяни мне руку, вот так… Не бойся, дорогой, ведь ты меня знаешь, я — Зерет.

Теперь голос звучал чуть громче, это был странный, глубокий, нечеловечески-насыщенный голос, заполняющий голову слушателя целиком, вытесняющий все его мысли. Завороженный Митсу протянул руку и вдруг понял, что лежит на полу неподалеку от матери, а Нобуо отирает его лицо влажным полотенцем. Видение исчезло, свечи заливали комнату теплым светом, а бедная женщина была мертва.

Три подростка лет двенадцати на вид сидели у входа в храм. Старший брат, с длинными темно-русыми волосами пепельного оттенка, быстро выводил тушью символы, держа развернутый свиток на коленке. Сестра, хорошенькая, но бледная девочка с красивым разрезом темно-серых, почти черных глаз, с густыми угольно-черными волосами, забранными в тугой высокий хвост, лежала в траве у ног старшего брата и читала исписанную мелким почерком тетрадку. Младший брат сидел неподалеку и, казалось, медитировал. Его серебряные волосы были острижены на высоте подбородка, челка и короткие боковые прядки обрамляли молочно-белое прекрасное лицо, идеально симметричное, с продолговатыми глазами и благородными линиями носа и губ. Эти черты говорили о предках из клана Гинпатсу.

Все трое были облачены в одеяния монахов Подгорного храма — черные с белыми вставками.

— Ну?! — нетерпеливо произнес Тсурэн. — Будешь продолжать?

Митсу шевельнулся и отер пот со лба.

— Я пытаюсь, брат… Если честно, у меня уже совсем не осталось сил. Когда Истинная Мать говорит со мной, я все прекрасно понимаю с первого раза, но когда нужно расшифровывать рисунки и иероглифы из моих видений… Это все равно что пронизывать взглядом время и пространство — выжимает чакру почти целиком.

— Постарайся, — холодно, но с некоторым нажимом ответил Тсурэн. Он разглядывал брата, не испытывая к нему сочувствия, отстраненно. Странные мысли снова рождались в его голове.

Брат всегда был мягким, чувствительным человеком. Странно, что Великая Зерет именно его избрала сосудом для своих мыслей и воспоминаний. Конечно, дело в этом — в повышенной чувствительности. Но как сказала сама богиня посредством Митсу, в каждом из них находилась частица ее души и воли. Именно Зерет вдохнула в них жизнь, когда Хоши, чей образ потускнел в памяти Тсурэна, прибегла к ее помощи. Тсурэн всегда чувствовал себя особенным, он стоял выше обычных человеческих чувств, даже Мирэн избегала большинства позорных слабостей, а ведь ее воля охотно подчинялась его воле… Не зря же так легко давались старшему брату и сестре контроль над чакрой и знания о техниках Лунного мира. Это были не просто техники, а способности богов, отличавшиеся по форме и существу от обычных умений шиноби.

Тот человек в черном балахоне, однажды явившийся к ним, подтвердил, что все трое невероятно сильны. Он льстил им и увлекал на путь глубинного познания и обретения власти над человеческой природой. Эти беседы продолжались до тех пор, пока однажды странный человек в черном, представившийся как господин Орочимару, не остался наедине с Митсу. Подробностей их короткого разговора Тсурэн не знал, да и брат его, очевидно, впал в один из своих трансов и не мог дать объяснений. Но с тех пор человек в черном балахоне в окрестностях храма не появлялся.

Ясным летним утром с холма напротив храма спускались две фигуры, отягощенные походными заплечными сумками. Пожилая женщина и ее внучка приблизились ко входу, низко поклонились и вежливо приветствовали вышедшего им навстречу монаха.

— Мы возвращаемся из столицы в Звездопад, — сказала пожилая женщина. — И заходим во все храмы по пути, даже если приходится, как сейчас, свернуть с дороги. Скажите, уважаемый господин, кому посвящен этот храм?

— Богине по имени Теза Связующая, — ответил Нобуо. — Это великая богиня, которая привязывает сердца к родным или новым местам.

— О, тогда эта великая богиня покровительствует таким, как мы! Мы помолимся в этом чудесном храме, если позволите…

Нобуо пригласил путниц войти. Митсу, робко выглядывавший из-за его плеча, поспешно попятился и отпрянул в сторону. От смущения он не мог произнести ни слова, а когда девочка, проходя мимо него, подняла глаза и улыбнулась, юноша залился краской. Ей было лет двенадцать или тринадцать, светло-карие глаза излучали тепло, на щеках проступали веснушки, а непослушные кудрявые волосы были кое-как собраны под косынку и перехвачены лентой. Крепкая загорелая девочка казалась такой странной, как-то по-особому живой, так что Митсу некоторое время не мог оторвать от нее взгляд.

В помещении, скрытом от глаз, в это время занималась Мирэн. Она тщательно срисовывала со стены рисунок, оставленный младшим братом в состоянии транса, перенося его в тетрадь. Отставив в сторону широкую свечу, Мирэн поднялась и подошла к занавесу, отделявшему пещеру от храмовой залы. Сквозь небольшую щель она увидела коленопреклоненных женщину и девочку, воскурявших благовония и обращенных с молитвой к Тезе, личине, за которой скрывались от простых смертных истинный облик и сущность самой Зерет. Устоять было невозможно.

Мирэн подняла руки и начертила в воздухе множество линий, стремившихся к точке, в которой располагалось сердце девочки. На мгновение вспыхнул рисунок, между Мирэн и девочкой протянулась невидимая нить. Мирэн застыла, одна эмоция сменялась другой, пока все, что довелось за двенадцать лет пережить девочке, не пролетело перед ее мысленным взором за несколько мгновений. Глаза Мирэн не видели картин, но сердце ее с некоторым искажением передавало отражение этих картин в душе девочки. Это был своеобразный способ познания мира и человека. Тсурэн, медитировавший в дальнем углу, открыл глаза.

— Опять ты занимаешься этим, — с некоторым неудовольствием произнес он.

Мирэн глубоко вздохнула.

— Ты любопытен, брат, всегда требуешь от Митсу новых и новых знаний. Это тоже своего рода любопытство. Тот поток информации, который мне необходим.

— Я не против тренировок в любом виде, мне лишь не нравится, что ты становишься слишком мягкой после подобных упражнений. Неужели человеческое снискало сочувствие в твоем сердце? — Тсурэн задал свой вопрос небрежно, с усмешкой, но светлые глаза его пытливо смотрели на сестру.

Мирэн повернулась к нему, и он увидел, что следы чужих слез и улыбок совершенно исчезли с ее лица, не задерживаясь, глаза были холодными.

— Это всего лишь информация, — повторила девушка и начала приглядываться к старшей из путниц.

— А где Митсу?

Митсу выскользнул из храма и, вдыхая полной грудью аромат летних трав и цветов, пошел по тропинке, затем повернул к пригорку и растянулся на зеленом ковре, нагретом солнцем. Всем своим существом юноша ощущал безмятежность. Безграничное светло-голубое небо раскинулось над головой, солнце слепило, легкий ветерок раскачивал цветы, сдувая пыльцу и подхватывая бабочек. Вторые сутки не было слышно голоса Зерет, и Митсу впервые почувствовал себя самим собой, свободным от постороннего взгляда, тем более зловещего, что он был направлен изнутри. Конечно же, она вернется, но лучше не думать об этом и наслаждаться текущим моментом…

Ветер окреп и волнами прошелся по телу Митсу. Он гнал облака с юга и обещал дождь. Жизнь так огромна, а Митсу так мал… Вот бы ветер подхватил его, обращенного в зеленый листок, и унес прочь, куда-то далеко, к одному из домов Деревни Звездопада. Митсу-листок мягко опустился бы на подоконник, коснувшись золотисто-загорелой девичьей руки… Тогда милое лицо с веснушками озарила бы улыбка, и от теплого дыхания девушки Митсу снова обрел бы свой облик…

— Митсу, — голос старшего брата грубо оборвал поток этих мечтаний, и они растаяли без следа, оставив лишь несколько капель сладостной и горькой одновременно тоски в его смятенном сердце.

Митсу сел и увидел, что солнце померкло за пеленой туч, а ветер разошелся в полную силу. Темно-русые, с пепельным отливом волосы Тсурэна, как и его черно-белые одеяния, развевались и бесновались на ветру вокруг неподвижного белоснежного лица и фигуры, словно вырезанной из камня, со скрещенными руками на груди.

«Мой брат, должно быть, не человек, — думал Митсу. — Он непоколебим и сомнения ему чужды. Я скажу ему, что мечтал, и он ответит мне насмешкой. Если мой разум подобен музыкальному инструменту, из которого рождаются образы, тревожащие душу, то его разум — это инструмент инженера, преследующий конкретную цель».

— Как долго ты еще будешь сидеть под дождем и смотреть сквозь меня отсутствующим взглядом? — поинтересовался Тсурэн. Брат его выглядит почти счастливым, а значит, занят вовсе не делом.

— И правда, — ответил Митсу, запрокидывая голову и собирая легкие капли своим лицом, — вот и дождь.

— В храме чужие, поэтому давай поговорим здесь. Голос Великой Зерет молчит?

Митсу побледнел.

— Так. Она нужна мне, поэтому сосредоточься. Ты обратишься к ней — и она ответит.

— Тсурэн, я… Пожалуйста, позволь мне сегодня отдохнуть. Великая Зерет вернется завтра, и тогда ты сможешь поговорить с ней. А сегодня мне хотелось бы…

— Позови ее.

— Но брат!..

— Позови ее, — раздельно повторил Тсурэн.

Глаза Митсу погасли. Его лицо обрело обычное, усталое и отстраненное выражение.

— Как скажешь, брат, — тихо ответил он.

Митсу все еще сидел на траве. Он сложил ноги и выпрямился. Медитация продлилась около двадцати минут. За это время капли дождя стали падать чаще, вдалеке, где-то на краю черной пелены туч, прозвучал раскат грома. Тсурэн неподвижно стоял и внимательно изучал лицо брата. Наконец веки Митсу приподнялись, обнажив часть белков глаз.

— Чего ты хочешь, дитя? — спросил голос Митсу, но Тсурэн знал, что телом брата в обход его сознания управляет сама Истинная Мать.

Тсурэн вздрогнул и выпрямился. Впервые он говорил с Зерет напрямую и даже не знал, как ему обратиться к ней.

— Госпожа, в последнее время, вот уже несколько месяцев, видения Митсу содержат лишь обрывки истории Высших Пауков. Они завораживают, но не делают нас сильнее. До сих пор опосредованно ты была нашей наставницей, и мы все еще нуждаемся в твоих наставлениях.

— С тех пор, как мой дух отделился от тела, я лишилась способности лгать. Даже управляя этим хрупким сосудом, я лишь выражаю посредством его речи собственные мысли, которые не могу исказить. Знаешь ли ты, что заставило меня отказаться от воссоединения с предками и цепляться всеми лапами за этот мир? Влачить жалкое существование в виде призрака, эха моего прежнего облика и силы?

— Что же, Истинная Мать? — спросил Тсурэн. Волнение изменило его лицо, сделав еще более красивым, чем у брата, в холодных глазах зажглось пламя.

— Ненависть, — прошипел Митсу.

— Ненависть? Но я всегда думал, что Высшие Пауки отличаются от прочих разумных созданий холодностью и расчетливостью…

— О, да! Именно эти качества позволили моей ненависти сохраняться в неизменном виде веками. И сейчас, спустя почти шестьсот лет, я так же ненавижу Пурпурного охотника, истребившего мое потомство, как в тот момент, когда он пронзил мое тело каменными копьями, а затем дал уползти в эту пещеру умирать от моих ран в одиночестве, вдали от дома. Дитя, все мои надежды и чаяния погибли в тот день после мучительной агонии вместе с бренным телом. Но как мой дух мог расстаться с этим миром после такой несправедливости? Пурпурный охотник присвоил мои мечты и славу воительницы: он создал собственное царство, наплодил потомков и стал героем поэм. И никому нет дела до того, что свой боевой опыт и силу он приобретал, убивая моих детей!

— Мать читала нам эту поэму с невыразимой печалью. Она всегда говорила, что людям свойственно переиначивать прошлое, подчас меняя местами героев и злодеев. Значит, Ооцуцуки Нохара — Пурпурный охотник, о котором ты говоришь, а царство его — Деревня Звездопада, где мы когда-то родились и жили…

— Наконец оно приходит в упадок, а я нашла достойные орудия для своей мести. Да, время пришло. Дитя, цени своих брата и сестру, поверь, преданность и сила, слитые воедино — редкая драгоценность. Мне пришлось отдать часть своей души, чтобы обрести ее. Вы — мои последние потомки, мои наследники. Однако наследие это включает в себя не только дары, но и обязательства. И если вы их выполните, клянусь солнечным и лунным светом, я научу вас всему, что знаю сама, и помогу обрести силы, недоступные простым смертным. Кроме того, эти силы будут отличаться от земных, а значит, сделают вас менее уязвимыми.

Тсурэн улыбался, ясные, прозрачные глаза его блестели.

— В чем будет состоять твоя месть? — спросил он. — Что ты хочешь сделать нашими руками?

— Я хочу истребить род Ооцуцуки Нохары и лишить его незаслуженной славы. Пусть его царство опустеет и превратится в призрак! Пусть некому будет даже вспоминать о прошлом! Пусть люди трепещут и опускают глаза, заслышав имена Нохара или Звездопад! Воздаяние, а не жестокость, справедливость, а не бездумное уничтожение — вот мои цели.

— Они будут достигнуты, — спокойно ответил Тсурэн, — как только мы станем достаточно сильны.

Южный край небосклона разрывали молнии. Ветер внезапно смолк, и дождь полился в полную силу, прибивая траву и цветы к земле. Митсу устало поднялся на ноги и отер воду с лица, хотя она тут же залила его снова.

— О чем вы говорили с богиней, брат?

— Ты помнишь, что сказала перед смертью наша мать? — ответил Тсурэн. — Ты помнишь, что она посвятила наши жизни богине?

— Да…

— Мы выполним наш долг перед ней. И тогда ты будешь свободен, брат. Полностью свободен.

Митсу поднял голову, глаза его на бледном лице расширились от удивления. Неужели такое возможно?!

Отвесная часть горы у ее подножия — голый камень — была испещрена рисунком. Тсурэн стоял перед ним и размышлял, время от времени пальцы его, испачканные краской, подрагивали, вспоминая различные печати.

— Неужели ты понимаешь это, брат? — произнесла Мирэн, расположившаяся на траве с тетрадками и карандашами.

— А ты? — спросил Тсурэн, быстро повернувшись к ней.

— Я понимаю, что это не просто рисунок, ведь он не красив, не симметричен и не является частью большего. Значит, он содержит в себе некий смысл.

— Это что-то вроде формул Высших Пауков. В них заключена настоящая мощь. Однако… я не могу освоить эту технику. Именно эту — не могу. Хочешь попробовать свои силы, сестра?

Мирэн поднялась и подошла ближе.

— Я покажу тебе последовательность печатей. Эта техника воздействует на чакру противника.

— А тебе я не причиню вреда, если у меня получится?

— Нет, на чакру моего типа это не повлияет.

С детства ток чакры Тсурэна отличался от чакры брата и сестры. Его тело как будто имело особое поле, попадая в которое, другие люди получали повреждения: от головокружения до сбоя в работе важнейших органов. Со временем Тсурэн смог синхронизировать течение своей чакры с чакрой других людей, чтобы не причинять им вреда. Этому его научили объятия матери, которую он боялся поранить. Синхронизация отнимала силы, поэтому он пользовался ей лишь при неизбежности близких контактов, например, во время тренировок с братом или сестрой.

После нескольких часов попыток Мирэн смогла создать темный шар размером с яблоко, который требовалось все время поддерживать.

— Наконец-то, — сказал Тсурэн. — Теперь это твоя техника, так что можешь дать ей название.

— Черная… Звезда… — сорвалось с губ девушки, прежде чем она, совершенно обессилев, упала на колени.

Ночь была ясной, ветер раскачивал ветви деревьев и траву, ронял лепестки с душистых яблонь и слив, разливал сладковатый аромат по окрестностям Садов Масари. Ветер был холодным, влажным и время от времени нагонял быстрые облачка на растущую луну. В стороне от Садов, под сенью небольшого леса, три высокие фигуры в плащах бесшумно приближались к своей цели.

Тсурэн скинул капюшон и вдохнул ночную свежесть полной грудью. Ему шел двадцать первый год, но мужественное лицо с жесткой линией губ и пронзительными, почти прозрачными глазами выглядело старше этого возраста. Он волновался, чувствовал нетерпение и необходимость дать выход своей силе, но хорошо владел собой. Мирэн шла рядом и была почти спокойной. Ее волновал лишь успех миссии, осуществление замыслов старшего брата. Последним брел Митсу, низко склонив голову. В отличие от брата, он все еще напоминал подростка, глаза на печальном лице казались огромными, бездонно-черного цвета, контрастировавшего с мраморной белизной кожи и серебром волос. В последнее время Зерет была сильна как никогда, и ее присутствие подтачивало жизненные силы Митсу.

— Как ты себя чувствуешь, Митсу? — спросил Тсурэн. — Ты готов?

— Да, ее голос звучит во мне громче, чем когда-либо. Она мучит меня. Наваждает мой разум… Давайте покончим с этим быстрее, я хочу освободиться, хочу узнать, каково это — быть единственным хозяином самого себя.

— Монах Подгорного храма как-то сказал, что мама произвела нас на свет одного за другим, и с каждым разом паучьего становилось все меньше, а человеческого — больше. Но он, возможно, ошибался, ведь ты, младший из нас, единственный можешь слышать голос Истинной Матери, — Тсурэн испытующе посмотрел на брата и добавил: — Хотел бы я его слышать.

— Голос Матери не для ушей простого смертного, он ужасен… Наша Истинная Мать — чудовище. И мы чудовища, раз решились на то, что собираемся сделать!

— Мне не нравятся такие разговоры, Митсу, — тон Тсурэна сделался ледяным. — Не стоит оскорблять богиню.

Он поднял руки на уровне груди и начал складывать печати. У его ног закопошились пауки, сотканные из чакры. Они выросли почти в половину человеческого роста и вгрызлись в землю, разверзая подземный тоннель, оплетенный особой паутиной.

— Это скроет нашу чакру от сенсоров, — произнес Тсурэн. — Пока мы не окажемся в центре деревни, нас не должны обнаружить.

Все трое спустились в тоннель и какое-то время шли по нему, пригнувшись.

— Взбодрись, Митсу, — сказала Мирэн, слегка подталкивая брата в спину. — Скоро все закончится.

Девушка улыбалась: это ночное приключение давало ей новые впечатления и значительно обогащало скудный жизненный опыт. Митсу ужаснула ее улыбка, но он был слишком слаб духом, чтобы противиться. Юноша молился, мысленно обращаясь к Хоши. «Мама, — думал он, хотя мысли его путались, — неужели ты хотела именно этого? Мамочка, к чему твоя богиня нас привела? Должен ли я и теперь слушаться брата?» Но даже с матерью он не мог побыть наедине в своих мыслях, Зерет принялась нашептывать, уговаривать, обещать…

Молодые люди выбрались на поверхность посередине городской площади. Несмотря на время — близилась полночь — в некоторых домах горел свет, широкие улицы освещали фонари. Клены, окружавшие площадь, шумели, словно тревожно перешептывались друг с другом о только что появившихся из ниоткуда чужаках.

— Похоже, дежурные шиноби только на стенах, Звездопад совсем расслабился, — сказал Тсурэн. — Митсу, приступай!

Юноша сбросил с себя плащ и распахнул одеяние, обнажая испещренную символами грудь. Он наклонился и развернул у своих ног широкий свиток, дополнявший рисунок, и начал складывать печати. Эти печати отличались от тех, что обычно использовали шиноби. К тому же Митсу вполголоса призывал Великую Богиню на паучьем языке. Все произошло быстро: Митсу вскрикнул и, с искаженным лицом и широко распахнутыми глазами, подался вперед и вверх, раскинув в стороны руки. Рисунок на свитке и на теле юноши вспыхнул холодным светом, в груди появилась щель. Она раздавалась все шире, пока не захватила все пространство от плеча до плеча и от шеи до пояса, и из этого светящегося поля вдруг высунулась призрачная конечность — лапа паука. За ней показались еще лапы и паучье туловище, которое, пролезая через открытое в мир живых окно, сейчас же разрасталось до огромных размеров.

Заворожено наблюдая за этим явлением, Тсурэн все же сохранял самообладание.

— Мирэн, — произнес он, и его сестра начала быстро складывать печати. Ужасающая чакра, искаженная пребыванием в призрачном мире, словно занавесом окутала девушку и наделила ее тело невероятной мощью.

— Черная Звезда! -воскликнула Мирэн, воздев руки к небу и сотворив большую ртутно-черную сферу, набиравшую высоту.

В этот момент раздался возглас: «Режущий Ветер!» — и шиноби, притаившийся на одной из крыш, взмахнул рукой. Однако ничего не произошло, хотя двоим чужакам должно было снести головы.

— Что за… — пробормотал шиноби, отскакивая назад и с изумлением глядя на руки, покрытые липкой черной смолой.

Он попытался применить еще технику, но вязкой жидкости стало больше, она покрыла его шею и подступила к лицу. «Ясно, — подумал мужчина, — моя чакра, которую я пытаюсь высвободить, превращается в эту смолу. Я не могу применять техники. Нужно срочно объявить тревогу…»

Тсурэн как раз закончил складывать печати и воскликнул:

— Маски Древних!

Шиноби Звездопада с ужасом почувствовал, как вязкая жидкость сползается к его лицу, а потом она мгновенно затвердела, застыв черной маской, в то время как тело оказалось полностью парализовано. Всех шиноби Звездопада постигла та же участь: чакра превращалась в темную смолу на поверхности тела, попытки применить любые техники только ускоряли этот процесс, а бездействие все же не могло его остановить. Затем тело обездвиженно повисало в воздухе, запечатанное черной маской.

Тем временем призрачный силуэт Зерет, возвышавшийся над всеми строениями, шествовал по Деревне. Прозрачное тело скользило сквозь дома и постройки, леденя души обитавших в них людей, а из самого его центра протягивались незримые нити чудовищной паутины, оплетавшей сам город и его окрестности, пронзающие сердца всех живущих в нем. Сердца эти, нанизанные на паутину ненависти, болезненно колотились, а затем в один миг, когда Зерет обошла все владения Нохары и вернулась к площади, замерли в мучительном ожидании.

— Я, Принцесса Высших Пауков Зерет, жертвую свою бессмертную душу и отдаю ее всю, чтобы расколоть на части, и каждой частицей испепелить сердце моего смертельного врага. Исчезните навсегда, проклятые мною потомки Нохары! — ужасающий голос с невыразимыми интонациями волной раскатился по Деревне Звездопада.

Призрачное тело паучихи раскололось, на мгновение в лунном свете сверкнули растянутые нити, и тысячи вспышек, похожих на промелькнувшие между облаками звезды, разорвали ночь, а затем погасли. Мирэн вскрикнула и, развеяв свою технику, упала на колени. Тсурэн, часто дыша, опустил руки и сделал шаг вперед, оглядываясь по сторонам. Тело Митсу рухнуло на землю. Когда сестра кое-как подошла к нему, то закричала снова: прекрасное белоснежное лицо застыло навсегда, но не в страшной гримасе, а с выражением облегчения и наконец обретенного покоя.

Отделение морга и патологоанатомических исследований больницы Листа находилось ниже уровня земли и не имело окон. Искусственное освещение было ярким и создавало обманчивое впечатление разгара дня. После улицы помещение казалось даже теплым. На металлическом столе лежал Митсу в прозрачной черной оболочке, повторяющей каждый контур его тела и плотно прилегающей к коже. У изголовья стояла Ино, поеживаясь и с жалостью глядя на красивого, но мертвого молодого человека. Шикамару и Кенара тихо переговаривались, стоя в ногах трупа. Оба хмурились и выглядели напряженными.

— Суть вопроса заключается в том, насколько сильно успел пострадать его мозг после смерти. Если клетки мозга, отвечающие за память, мертвы, Ино не сможет найти в нем тень сознания, — сказал Шикамару.

— В том месте, где я его обнаружила, имелась надпись «Спи, Митсу», которую можно толковать двояко. Это была пещера, заваленная камнями. Сейчас мне кажется, что его не похоронили, а оставили на время, — ответила Кенара. — Не исключено, что брат и сестра надеялись его оживить когда-нибудь в далеком будущем.

Шикамару посмотрел на собеседницу из-под бровей.

— Кенара, а ты вообще уверена, что он мертв?

— Живых обычно не бросают под носом у врага.

— Ладно, допустим, он мертв и его заключили в оболочку сразу после смерти, так что клетки мозга не успели серьезно пострадать. Возникает два вопроса: как разрушить оболочку и как много у нас будет времени?

— Мне это неизвестно, — честно призналась куноичи. — Но если оболочка окажется слишком твердой, я могу применить Молот Земли. Буду целиться в ноги ниже колен. Если оболочка треснет хотя бы в одном месте, мы сможем добраться до тела.

— Но если вдруг окажется, что этот человек жив, ты его просто изуродуешь!

— Мне это тоже не нравится, — хмуро произнесла Кенара, — но других вариантов у меня нет.

— Так, допустим, мы добрались до его тела, Ино смогла проникнуть в остатки его сознания. Отражение сознания будет крайне слабым и начнет стремительно исчезать. Ино может просто исчезнуть вместе с ним, если не успеет вернуться в собственное тело…

— Я не так хорошо знакома с особенностями техник клана Яманака, учитывая, что он, подобно другим кланам, стремится сохранить их в секрете.

Шикамару покачал головой.

— Прости, Кенара, все это слишком опасно… — начал говорить он, но потом замер с широко раскрытыми глазами и резко обернулся.

Ино опрокинулась на стол и лежала рядом с Митсу, медленно сползая на пол. Шикамару быстро подскочил и подхватил ее. Кенара помогла ему усадить девушку на металлический стул у стены.

— Попроси ее транслировать мысли и мне, — произнесла куноичи.

«Я смогла проникнуть в его мозг через оболочку, — послышался голос Ино в сознании двух молодых людей одновременно. — Здесь осталось эхо, видимо, тело было сохранено сразу после смерти. Похоже, эта оболочка — чакра самого Митсу, пришедшая в такое странное состояние из-за внешнего воздействия, иначе я не смогла бы ее преодолеть. Кажется, мне удастся восстановить некоторые картины из прошлого, но они пойдут в обратном порядке, от момента смерти к рождению. Как только я освоюсь, передам вам, что смогу».

«Так будет лучше, — мысленно ответил Шикамару, — если только у тебя хватит сил».

Некоторое время молодые люди сидели в тишине, ожидая новостей от Ино, по обе стороны от ее стула. Внезапно в сознании вспыхнули видения из прошлого, странная смесь из реальности и особенностей восприятия самого Митсу, его эмоций и мыслей. Все началось с Той Ночи, с разговора братьев перед входом в подземный тоннель, выводивший на площадь Деревни Звездопада. В момент проникновения Паучихи в Нечистый мир живых душа юноши, очевидно, покинула тело или готовилась расстаться с ним, так как от воспоминаний остались лишь смутная картинка и звук — результат неосознанной работы органов зрения и слуха. Тысячи вспышек на мгновение озарили апрельскую ночь — так сила ненависти Зерет испепеляла сердца и тела ее врагов — а затем все померкло, вместе с остатками жизни Митсу.

Ино вдруг вздохнула и вздрогнула.

— Простите… мне надо отдохнуть, — пробормотала девушка, силясь прийти в себя после увиденного.

Шикамару поднялся и пошел за термосом с кофе. Кенара осталась сидеть на полу. Она видела и слышала достаточно, чтобы понять главное: ее Деревня стала жертвой отмщения лунной паучихи Зерет Ооцуцуки Нохаре. Так вот какое наследие оставил великий герой своим предкам! Кем они были и кем они стали… Наследники лунных шиноби, пепел, развеянный по ветру… Падающие звезды, сгорающие на лету… Все померкло, все исчезло. Слава растаяла, как дым, гордость втоптана в грязь, кровь предков иссякла и потеряла свою силу. «Моя ошибка заключается в том, что я не умерла вместе со своей семьей», — вспомнились слова Дэйки.

Хмурый Шикамару положил ей руку на плечо и протянул кружку с горячим кофе.

— Я плохо понял, что за чертовщина там творилась и кто эти парни с гигантским пауком-призраком. Но вижу, ты поняла куда больше моего.

Куноичи приняла кофе и расправила плечи. Шиноби Звездопада не были слабаками, так что ей стоило бы поддерживать память об этом посредством собственных действий. Она на секунду опустила глаза, а когда подняла взгляд, уже полностью владела собой.

— Главное, что мы узнали: Митсу мог вызывать призрак, который, в свою очередь, наделял чакрой и усиливал странные техники его брата и сестры. Паук мертв, как и его носитель, а это значит, что оставшиеся двое лишились большей части своей силы. Мне это на руку.

— Да уж, — ответил Шикамару. — Но мы пока почти ничего не знаем об их собственных возможностях.

Оба перевели взгляд на Ино. Девушка пила кофе, грея руки о кружку, и слегка дрожала. Кенара принесла ей плащ.

— Эти люди, которые убили всех в твоей деревне… — произнесла Ино. — Наверное, ты хочешь знать их имена?

— Я знаю их имена: Тсурэн, Мирэн и Митсу. Я даже поняла, зачем они напали на деревню. Теперь меня интересует их сила и планы на будущее.

— Я постараюсь найти эту информацию среди картин из прошлого, но это тяжело. Такое ощущение, что над сознанием Митсу постоянно довлела какая-то тень. Сейчас от нее остались лишь воспоминания, но очень тягостные.

— Понимаю. Твои способности уникальны, Ино, поэтому мне приходится просить тебя пойти на эту жертву.

— На жертву… — Ино вспомнила чудовищную паучиху и тысячи смертей как воплощение ее ненависти, глаза ее наполнились слезами. — Об этом не может быть и речи.

Набравшись сил, Ино показала Кенаре и Шикамару еще несколько событий из прошлого Митсу, делая иногда короткие перерывы. Было около шести часов утра, когда она добралась до переезда семьи из Звездопада в Подгорный храм. Обрывки ссоры Горо и Хоши пояснили некоторые обстоятельства появления троицы на свет, но когда Митсу бросился вперед, чтобы ударить мужчину, оболочка на его лице дала трещину. Шиноби, увлеченные видениями, поначалу этого не заметили. Перед их мысленным взором трое малышей тащили носилки с раненной матерью, затем монах начал проводить ритуал. Они видели прошлое глазами самого Митсу, так что, когда его мать умерла, узрели вместе с ним призрак Зерет и видели, как он протянул ей руку. На этом моменте все оборвалось.

— Оболочка треснула! — воскликнул Шикамару.

Трещины побежали по всей ее поверхности, а затем оболочка распалась на осколки и осыпалась. Молодой человек был мертв.

«Ино, возвращайся, — подумала Кенара, — пока клетки его мозга не начали отмирать».

— Что ж, это освобождает нас от моральной дилеммы, но мы теряем доказательства того, что видели, — заметил Шикамару.

— Кому они нужны, твои доказательства, — тихо ответила Кенара.

Нара Шикамару покривил душой, заявив, что месть за Деревню Звездопада — личное дело Кенары. На самом деле он так не считал. Лист был заинтересован в поимке преступников, во-первых, с точки зрения осуществления правосудия, во-вторых, в качестве превентивной меры во избежание потенциальной угрозы. Он хорошо помнил также слова Цунаде о том, что Звездопад являлся как бы младшим братом Листа с точки зрения их военной мощи и положения внутри Страны Огня. Так что информация, предоставленная Кенарой, имела большую ценность.

В принципе, Шикамару мог забрать свиток с телом, когда предлагала Кенара, и передать его АНБУ, но он знал, что в этой организации нет человека, способного считывать память с высокой скоростью и эффективностью. Раньше этим занимался Яманака Иноичи, но теперь он мертв, так что АНБУ, подобно самой Кенаре, вынуждены были бы искать помощи Ино. Плюс подобного варианта развития событий заключался в том, что все делалось бы с одобрения Какаши, Шестого Хокаге, минус — в Кенаре и ее реакции. Она, конечно, потребовала бы держать ее в курсе происходящего и в случае отказа пошла бы на разрыв с Листом. Винить ее за это трудно…

Молодой человек не смог удержаться от зевка и отвернулся, прикрыв рот рукой. Весь день после бессонной ночи он принимал отчеты с миссий генинов на пару с Шизуне-сан. В последнее время его все чаще привлекали к административной работе. Занятие было довольно скучным, так что мысли Шикамару бродили далеко. Он повторял про себя имя «Нагаи Тсурэн» и не мог избавиться от ощущения, что уже где-то его встречал, но где?

Зимние сумерки наступили рано, небо за окном казалось густого чернильного цвета. Кое-как разделавшись со своими обязанностями и вежливо попрощавшись с Шизуне, Шикамару начал медленно подниматься на самый верхний этаж резиденции, в отсек, куда приходила воздушная почта. Он постучался в комнатку с дежурным шиноби и попросил показать ему журнал входящей корреспонденции за последние два месяца под личную подпись.

«Да, вот оно — письмо из Страны Льда, пришло пять недель назад от имени Даймё, но за подписью советника Нагаи Тсурэна», — Шикамару по старой привычке почесал затылок, затем вернул журнал и вышел в коридор.

— Черт, — пробормотал он. — Вот и пришло время идти к Какаши…

Ровно в четыре утра прозвенел будильник в форме фарфорового грибочка в зеленых и коричневых красках. Кенара открыла глаза. В доме было холодно, но под одеялом — тепло. Ночь темная, морозная, как и полагается в четыре часа в декабре. Куноичи никогда это не смущало, если она планировала тренировку, но сегодня ей не хотелось вставать. Точнее, ей незачем было вставать. Она протянула руку, выключила будильник, перевернулась на другой бок и закуталась в оделяло с головой, оставив лишь небольшое оконце для лица. Сегодня, вчера, позавчера… Каждый раз она заводит будильник с целью начать тренировки, а потом выключает его и лежит без сна, пока не рассветет. И уже позднее, при дневном свете, засыпает снова.

Зачем вставать… А зачем она вставала раньше, до Той Ночи, до того, как ее первейшей жизненной задачей стало отмщение? Кажется, у нее было много желаний. С тех пор она потеряла семью, дом, друзей и единственного близкого по духу человека. Но ведь было же что-то еще, желание совершенствоваться, стать сильнее. Стать сильнее. Кенара усмехнулась. Она видела, как Наруто сражался с Мадарой. Их нечеловеческая, божественная сила была настолько далека от обычных ниндзюцу, что не оставляла ни единой надежды приблизиться к подобному мастерству. Невесело это — чувствовать себя карликом в мире великанов, занимаясь любимым делом.

Итак… с надеждой стать великим шиноби так же покончено, как и с остальными: прославить и вывести из состояния упадка родную деревню, доказать родственникам, чего стоишь, создать самую сплоченную, надежную и сильную команду в мире, завести семью. Да, то, чего она не собиралась делать — вступать в отношения и заводить семью — в какой-то момент стало одним из самых сильных стремлений в ее душе. Теперь можно признаться в этом. Ради Неджи она готова была поступиться своими принципами, но… кого это теперь волнует? Кенара даже не знает, был ли он настоящим при их последнем разговоре или являлся лишь частью иллюзии, мог ли он полюбить ее или это было невозможным с самого начала. Ей казалось, что вся жизнь ее — коридор с зеркалами, которые разбиваются одно за другим, оставляя лишь голые, непробиваемые стены, безнадежно отделявшие ее от остального мира.

Впрочем, таким и должно быть идеальное орудие отмщения. Ей будет не о чем жалеть, ставя на кон собственную жизнь, не о ком беспокоиться. Никакие жертвы не придется приносить в угоду мести. Неужели она наконец стала идеальным шиноби? Орудием, а не человеком. Когда-то давно, во время экзамена на чунина, думая о таком превращении, она цеплялась за свою личность, дорожила ей, не могла отказаться от человеческой части собственной натуры, хотя уже тогда за ее спиной стояли пепелище и опустевшая деревня.

Кенара высунула руку из-под одеяла и уставилась на собственную ладонь.

— Бесчувственное орудие, да? Хм…

Нет, это не сработает. Чувства у нее определенно есть. Особенно после того, что она увидела в прошлом Митсу. Остается лишь направить их в нужное русло, использовать в борьбе. А потом, наверное, ничего не останется. Да, возможно, уже ничего не останется.

Так зачем придумывать причину жить? Если жизнь — лишь короткий отрезок до выполнения поставленных задач, без всякого «потом».

Кенара спустила ноги на холодный пол и села в постели, сбросив одеяло с плеч. Так же, рывком, она отбросила лишние мысли, сосредоточившись лишь на том, как наилучшим образом выполнить свои задачи.

Не успел наступить рассвет, как на дощатом заборе, тянувшемся вдоль безлюдной улицы, появился рисунок: какие-то невнятные детские каракули. Эта улица была примечательна тем, что вела в центр города от здания без надписей и вывесок, стоявшего на отшибе. Здание являлось штаб-квартирой АНБУ и поблизости никогда не ошивалось никаких зевак, лишь дети иногда, заигравшись, прибегали в этот конец улицы.

Рисунок, сделанный неумелой рукой с помощью цветных восковых мелков, не представлял собой ничего особенного. Здесь были изображены и солнце, и тучи, и цветы. Из общего ряда каракуль выделялись лишь три рисунка, которые были подписаны. Неизвестный художник изобразил кошку над цифрой 6,5 и надписью «метр». Жалкое существо с неестественно искривленными лапами, очевидно, готовилось к прыжку и собиралось поставить рекорд в дальности перемещения собственного тела в пространстве. Второй рисунок изображал силуэт сгорбленного старца с длинной бородой и тростью в руке. Старец сидел на скамье над словом «ждать». Третий рисунок спрятался в нижнем углу и едва выступал над травой. Это было изображение ребенка в переносной заплечной корзине. Малыш выглядывал как бы из корзины и из травы, росшей вдоль забора, одновременно. На корзине было криво написано «мальчик за плечами».

Итак, шесть с половиной метров ждут мальчика за плечами.

На третий день после появления этих странных рисунков Кенара, как обычно, проснулась очень рано и отправилась за пределы деревни на тренировку. Она пробежалась без использования чакры и, достигнув своего полигона, расположенного среди холмов, приступила к разминке. Это место находилось примерно в двух часах пешего пути от новых Главных ворот и ничем особо не привлекало внимания, если не считать множественных следов разрушения и буйства стихий.

Кенара потянулась, наклонившись в сторону.

— Мальчик за плечами, значит? — недовольно произнес Руюга, появившись в нескольких шагах за ее спиной. — Ничего другого придумать не удалось?

Куноичи обернулась.

— Привет, Руюга, — сказала она. — Я искала факты, известные только нам двоим. Самыми надежными оказались воспоминания со времен экзамена на чунина. Сколько тебе понадобилось времени, чтобы заметить рисунок и догадаться о его назначении?

— Тебе повезло, что я был в городе. Привычка замечать мелочи, конечно, сыграла свою роль. Взгляд зацепился за шесть с половиной метров: я слишком хорошо помню, как убегал от червей-бурильщиков, а тебе нужно было приблизиться на такое расстояние, чтобы нанести удар врагу.

Кенара улыбнулась и подошла ближе. Руюга был выше нее на пару сантиметров и стоял так прямо, будто проглотил палку. Руки он держал в карманах пальто.

— Не стоит обижаться на «мальчика», ведь ты уже давно не ребенок, — серьезно сказала куноичи.

— Не думай только, что можешь указывать мне, что стоит, а что не стоит делать, — резко ответил юноша.

— Не могу. И я, кстати, нуждаюсь в твоей помощи. Хотя в нашу последнюю встречу ты сказал мне, что мы с тобой не друзья, я прошу тебя об услуге.

Кенара спокойно смотрела Руюге в глаза, но он отводил взгляд: то следил за птицей вдалеке, то, прищурившись, глядел на солнце.

— Что за услуга? — неохотно спросил он наконец.

— Мне нужна информация о двух людях. Если ваша организация владеет такой информацией, конечно.

— Твои враги?

— Да. Нагаи Тсурэн и Нагаи Мирэн.

Руюга опустил голову, как бы пряча от ветра нижнюю половину лица за широким шарфом. На самом деле он улыбался.

— Как только я передал тебе сообщение от Дэйки-сан, я сразу же проверил нашу базу персоналий на эти два имени. Я нашел человека по имени Нагаи Тсурэн, но не был уверен, что это тот самый, ведь я не знал их фамилии.

— Значит… этот человек в чем-то проявил себя? Чем он привлек внимание АНБУ? Совершил еще какие-то преступления?

Юноша покачал головой.

— У нас есть данные по всем высокопоставленным особам и чинам, имеющим политический вес. Твой противник — правая рука Даймё Страны Льда, господин Главный советник Нагаи Тсурэн.

Глаза Кенары на мгновение вспыхнули.

— Вот как, — произнесла она. Теперь Руюга пристально вглядывался в ее лицо.

— Что ты собираешься делать? — спросил он. — Не считаешь, что в таких условиях благоразумнее было бы отказаться от мести? Вряд ли Старейшины Деревни Листа одобрят конфликт со Страной Льда, который неизбежно вспыхнет, если мы затребуем голову советника. Впрочем, может, у тебя есть доказательства его вины?

— Нет. Свидетельств шиноби Листа явно будет недостаточно.

— Тогда… тогда тебе придется стать нукенином (ниндзя-отступником). Кто знает, может быть, мне вместе с моими товарищами из АНБУ однажды придется арестовать тебя и доставить в Коноху в качестве преступницы? — Руюга усмехнулся.

Ему пришлось бы оглушить или перебить отряд АНБУ, чтобы освободить Кенару и дать ей сбежать. Тогда она наверняка посмотрела бы на него другими глазами. «Руюга, зачем ты это сделал?» — спросила бы Кенара своим мягким голосом (Руюга уже слышал однажды, каким мягким может быть ее голос), а он бы благородно промолчал в ответ. Впрочем, нет, это на него не похоже. Конечно, он бы сказал, зачем это сделал.

— Нукенином? Ну уж нет, — ответила Кенара. — Я пока не собираюсь ничего предпринимать. Лишь сосредоточусь на тренировках.

— Рад слышать, что здравый смысл тебе не изменил, а значит, скоро ты поймешь, что без помощи Листа не обойтись.

— Да? И кто же, по-твоему, поможет мне? — хмуро спросила Кенара. — Может быть, ты?

— Я уже помог тебе. Дважды. При том, что мы не друзья, это очень много, — ответил Руюга. — Самым мудрым решением было бы откровенно поговорить с Шестым и принять любые его предложения.

— Спасибо за помощь и за совет. Мне пора возвращаться к тренировке, прости.

— Пока, Кенара. Думаю, мы скоро увидимся, — произнес Руюга, исчезая.

Шизуне сообщила Какаши, что Масари Кенара ждет в коридоре, когда он освободится. Шестой Хокаге вздохнул в предчувствии тяжелого разговора и попросил пригласить куноичи в кабинет.

— Здравствуйте, господин Какаши, — произнесла Кенара.

— Пожалуйста, называй меня как раньше, Какаши-сэмпай, — ответил Шестой. — Я, как можно заметить, немного скучаю по тем временам, когда был всего лишь сэмпаем.

Куноичи спокойно смотрела в лицо своему собеседнику, но его сонный, меланхоличный взгляд не выдавал никакой информации. Рассказал ему Шикамару или нет? Наверняка рассказал.

— Какаши-сэмпай, у меня будет к вам большая просьба, наверное, даже в каком-то смысле неприличная, если учесть вашу загруженность в последнее время.

Шестой приподнял брови.

— Я хочу попросить вас потренироваться со мной. Необходимо совершенствовать мое тайдзюцу, но мне стало трудно находить партнеров для спарринга. Гай-сэнсэй, к сожалению, пострадал во время сражения с Мадарой, а Ли, чтобы выкладываться по полной, нужно наносить вред собственному телу. Шиноби, равных им по скорости и мастерству, в деревне нет, за исключением вас.

— А ты, значит, усиленно тренируешься? — простодушно поинтересовался Какаши. — Странно, ведь война закончилась.

— Вы же знаете, что я собираюсь сразиться с теми, кто истребил жителей Звездопада. Для этого мне нужно стать намного сильнее, чем сейчас, — синие глаза смотрели прямо.

«Она не знает, что Нагаи в Стране Льда, — подумал Какаши. — Шикамару не сказал ей. Это хорошо, не будем торопить развитие событий».

— Знаешь, Кенара, я действительно очень занят, но думаю, смогу выделять по два-три часа каждую субботу для тренировок ближнего боя. Мне будет даже приятно отвлечься от всей этой бумажной работы, — Шестой улыбнулся под маской и хлопнул ладонью по стопке документов.

«Он знает про Митсу и остальное, — подумала Кенара. — Соглашается, чтобы держать меня на поводке».

— Спасибо большое, Какаши-сэмпай, это будет очень ценный опыт.

В коридоре куноичи не смогла удержаться от улыбки. Ни за что на свете ей не удалось бы получить такого партнера для тренировок, если бы Шикамару все не разболтал.

Январь, февраль и март стали самыми насыщенными месяцами для Кенары, как для шиноби. С раннего утра до позднего вечера она тренировала свое тело и совершенствовала техники, а ночи проводила в комнате за письменным столом. Первым делом она составила список способностей и техник Тсурэна, Мирэн и Митсу, которые удалось извлечь из памяти покойного, попыталась проанализировать их природу, разложив скудные данные по графикам и диаграммам, как это делалось обычно в личных делах шиноби. Остальные листы бумаги были испещрены схематическими изображениями поля боя и действий его участников.

Помимо тренировок по субботам, Какаши и Кенара играли в своеобразные кошки-мышки: Шестой старался завалить куноичи бесконечным количеством миссий, а она в свою очередь ставила рекорды по скорости их исполнения и антирекорды по скорости предоставления отчетности.

Сон, отдых, принятие пищи превратились в этапы тренировки, предназначенные для восполнения чакры. Девушка отстранилась от друзей и почти не находила времени для общения с ними. Набу, Рой и Футаба считали, что Кенара с головой ушла в тренировки, чтобы быстрее оправиться от смерти Неджи. Тен-Тен виделась с подругой чаще и даже обучала ее азам техники запечатывания и призыва.

Кенара совершенно иначе представляла себе осуществление возмездия. Она рассчитывала пять лет до истечения контракта служить Деревне Листа, набираться опыта и сил, затем подать в отставку и начать долгое путешествие и поиски виновников гибели Звездопада. Больше всего куноичи опасалась, что не готова бросить им вызов и столкновение произойдет слишком рано, но теперь, зная правду, медлить она уже не могла. Брат и сестра Нагаи, похоже, прочно обосновались при дворе Даймё Льда, но что будет, если до них дойдут слухи о двух выживших шиноби Звездопада или о новой деревне? Вдруг, опасаясь мести, они решат нанести превентивный удар? Конор и его поселенцы могут пострадать. Нужно действовать как можно быстрее и закончить эту историю хотя бы в течение полугода.

Посвящая все мысли собственной подготовке, Кенара позабыла о тех, кто будет сражаться в предстоящей битве вместе с ней, а между тем, ее товарищам тоже стоило бы подготовиться. Но… кто составит ее команду на этот раз? Первый человек, имеющий право на месть наравне с ней, это, конечно, Конор-сэнсэй. Однако он четко дал понять, что больше не хочет убивать, к тому же его жена ожидает ребенка. Конор не просто семейный человек, он — единственная надежда на возрождение Звездопада. Если с ним что-нибудь случится, его дело пойдет прахом, не говоря уже о страданиях Томико-сан, будущего ребенка, да и самой Кенары. Нет-нет, она не может потерять еще и своего учителя, это исключено.

Набу и Футаба тоже ждут малыша в ближайшее время, так что на них не стоит рассчитывать. Как, в общем-то, и на Роя и Тен-Тен. Если бы речь шла о спасении чьей-то жизни, Кенара, не раздумывая, обратилась бы за помощью к своим друзьям, так как доверяла им и знала их возможности, но отмщение… Это ее личное дело, и рисковать ради него чужими жизнями было бы верхом эгоизма и беспечности. Вот Руюгу она взяла бы с собой, но он уже и так оказал ей услугу, а затем намекнул на то, что лимит его дружеских чувств к ней исчерпан.

Хьюга… Конечно, первым человеком, у которого она искала бы поддержку, был Неджи. Неджи стал бы посредником между нею и собственным кланом. В конце концов, в Звездопаде проживали люди, имеющие родственные связи с некоторыми Хьюга. Кенара опасалась, что связи эти были непрочными и их было мало. Обычно люди мстят за близких родственников, и то не всегда. Случай со Звездопадом был вопиющим из-за массовых жертв, и в глубине души Кенара считала, что расследование и правосудие должно было совершаться Деревней Листа по приказу Хокаге, ведь сама Кенара — всего лишь человек. И теперь она боялась оступиться, так как не была уверена, что если погибнет, враги ее понесут заслуженное наказание. Допустим, она умрет в бою, разве это что-нибудь изменит? Заставит Хокаге пинать АНБУ до тех пор, пока они не найдут способа захватить преступников? Нет, вряд ли. Не изменится ровным счетом ничего. Кенара уверена, что Какаши уже знает о Нагаи то же, что и она сама. Шикамару, конечно, рассказал ему о Митсу, а сделать запрос в АНБУ для Хокаге — дело пяти минут. И разве Шестой что-то предпринял кроме слежки за ней?

Итак, Хьюга. Из уважения к Неджи, Дэйке и тем людям из клана, которые желали бы отомстить за своих родственников, Кенара должна была пойти к господину Хияши и объясниться с ним. Решиться на этот разговор было нелегко. Заранее назначать встречу она не стала, чтобы в каком-то смысле застать главу клана Хьюга врасплох и побеседовать со всей возможной в подобном случае прямотой.

Снег уже практически растаял, когда с севера внезапно подули ледяные ветра и за одну ночь заморозили все талые воды. Днем на Деревню Листа обрушился ливень вперемешку с градом, к вечеру небо прояснилось, но холодный ветер разгулялся с новой силой, сковав льдом лужи и потоки на мостовых. За пару кварталов от части города, заселенной кланом Хьюга, Кенара остановилась посередине узкой пустынной улочки и, плотнее завернувшись в плащ, произнесла, словно ни к кому не обращаясь:

— Мерзкая же нынче погода…

Прошло полминуты, а затем за ее спиной появился Руюга. Щеки его покраснели от ледяного ветра, волосы были взъерошены, а из кармана пальто торчала шерстяная шапка. Вытянув лицо над плотным шарфом, он сказал:

— Ты уже давно перестала разговаривать сама с собой, с тех пор, как почувствовала слежку, так что это твое замечание звучит подозрительно. Хорошо, что сегодня моя смена.

Кенара повернулась к нему.

— Я знала об этом.

— Каким же образом? — недоверчиво спросил юноша.

— Ты справедливо заметил, что я почувствовала слежку. А еще я обратила внимание, что две недели меня не оставляет чувство, что за мной следят, а затем на целую неделю оно исчезает, потом снова на две недели появляется. Я знаю только одного человека, который способен полностью скрыть следы своего присутствия. Поэтому я решила, что ко мне приставлены три человека, двое из которых справляются со своей работой чуть хуже, и один — настоящий мастер маскировки.

Руюга порозовел от удовольствия.

— Верные выводы, — усмехнулся он. — Так зачем я тебе понадобился?

— Похоже, АНБУ совсем нечем заняться после войны. Неужели не нашлось лучшего применения твоим способностям?

Руюга пожал плечами.

— Ладно, это ваше дело. Я хотела предупредить тебя, что отправляюсь в квартал Хьюга прямо сейчас, так что можешь взять отгул до завтра и вернуться в теплую постель.

— Да уж, там делать нечего…

Молодой шиноби избегал этого района города, так как его техники были бесполезны перед особым зрением Хьюга. Если его обнаружат и начнется переполох, он, пожалуй, станет посмешищем для своих товарищей из АНБУ. Кенара вставала в четыре, так что Руюга поднимался еще раньше, а ложился спать позднее нее и совершенно не высыпался. Мысль о теплой постели была невероятно соблазнительна, особенно в такую погоду.

— А ты дашь мне слово, что не станешь ничего предпринимать до завтрашнего утра? Ну, кроме визита к Хьюга?

— Даю слово. Это не уловка, чтобы сбежать из-под надзора.

Руюга кивнул.

— В таком случае, увидимся завтра. То есть, это я тебя увижу, а ты меня — нет. Спокойной ночи, — юноша исчез.

Кенара вдохнула холодный воздух поглубже и продолжила свой путь.

Если господин Хияши и был удивлен этим визитом, то не подал и виду. Дом Главной семьи был обставлен в традиционном стиле. Кенара была хорошо знакома с этикетом, так что не растерялась. Однако вместо четкого следования церемониалу какая-то вежливая девушка, служанка, няня или помощница по хозяйству, проводила ее в крытую беседку в саду. Через минуту появился и сам хозяин дома.

Кенара поклонилась и вежливо поздоровалась. Хияши ответил кивком и осведомился о цели ее визита.

— Хияши-сама, позвольте мне выразить соболезнования по поводу тяжких потерь, которые понес клан Хьюга в недавней войне, — серьезно сказала девушка.

Хияши молча склонил голову и с удивлением подумал о том, что прошло уже четыре месяца и соболезнования несколько запоздали. Потом он взглянул в лицо Кенары и понял, что для нее все было, как вчера. Похоже, для ее скорби времени не существовало, поэтому она не подозревала о некоторой неуместности своих слов.

Кенара не сразу смогла поднять глаза и открыто посмотреть в лицо главе клана Хьюга. Его бьякуган слепил и вызывал болезненные воспоминания. Но вот она решилась и произнесла:

— Я не хочу действовать за вашей спиной и переманивать кого-либо на свою сторону против вашей воли, поэтому спрошу прямо о том, что меня беспокоит. Хияши-сама, есть ли кто-то в клане Хьюга, кто хотел бы отомстить за своих родичей из Звездопада? Потому что время пришло.

— Кенара-сан, вам стали известны виновники произошедшего?

— Да. Это брат и сестра по фамилии Нагаи, ныне находящиеся на службе Даймё Страны Льда.

— Даймё Льда? Но ведь это все усложняет, точнее, делает невозможным. — Хияши задумчиво замолчал, подбирая слова. — Мы заплатили за мир дорогую цену, как вы и сказали, наш клан понес тяжелую утрату. Погиб не только мой племянник, но и другие молодые шиноби, на которых возлагались большие надежды. Хьюга не станут рисковать долгожданным воцарившимся миром ради старых обид. Я попрошу вас не бередить их едва затянувшиеся раны.

— Ради старых обид? Ведь это случилось два года назад… разве у Хьюга короткая память?

— Хьюга смотрят в будущее. Мы слишком долго жили прошлым, и в последнее время, не без помощи Неджи, я осознал, насколько может быть губителен этот путь. Звездопад — слишком дальние родственники, чтобы в память о них портить отношения с соседями.

Даже ледяной душ в сравнении с этими словами не произвел бы большего впечатления.

— Неджи не призывал отвернуться от Звездопада, он лишь выступал против практики Проклятых печатей, — произнесла Кенара.

Куноичи смотрела на непроницаемое лицо Хияши и думала о том, как много у него схожих внешних черт с племянником: высокий лоб, правильные пропорции лица, светлая кожа. Можно было даже представить, каким мужчиной стал бы Неджи, если бы дожил до средних лет.

Вряд ли Хияши гордится собой, произнося подобное. Но он несет ответственность за свой клан и имеет обязательства перед Конохой. Может ли он пойти против интересов Страны Огня и позволить своим людям стать политическими преступниками? Хьюга должны подчиняться Хокаге. Глупо было рассчитывать на иной исход.

— Хьюга не помогут мне, — тихо сказа Кенара. Она не могла ненавидеть человека, так похожего на Неджи.

Господин Хияши смотрел на нее и думал о своем племяннике. Будь Неджи жив, кто знает, на какие безумства он бы пошел ради этой девушки… Невосполнимая потеря. Быть может, если Хьюга откажут ей в помощи, Шестому Хокаге удастся убедить ее действовать в рамках закона. Так будет лучше для всех.

— Кенара-сан, от лица всех Хьюга я вынужден отказать вам.

Куноичи поклонилась, и на этом разговор закончился. Ее проводили на улицу, уже темнело и мостовая, покрытая коркой льда, влажно блестела в свете фонарей, как чешуя свежевыловленной рыбы. Кенара покинула квартал Хьюга и свернула в одну из боковых улочек. За ее спиной послышались быстрые легкие шаги. Обернувшись, куноичи увидела Хинату и вспомнила, что обладатели бьякугана могут читать по губам с довольно большого расстояния.

— Кенара! — воскликнула Хината и поклонилась. — Прошу, прости моего отца! Прости за то, что мы отказались от наших родичей…

Кенара растерянно смотрела на склонившуюся перед ней девушку.

— Я никого не могу за это винить, — наконец сказала она. — Вопросы чести всегда довольно запутанные. В первую очередь, это мое дело, и если оно будет сделано, никто и не вспомнит о сегодняшнем разговоре.

Хината выпрямилась. Взгляд ее выражал сочувствие и решимость.

— Тогда… я пойду с тобой! Это мой долг. Неджи пошел бы с тобой…

Кенара улыбнулась, глядя в прозрачные серые глаза, излучавшие свет.

— Вспомни о том, что у тебя есть также долг перед отцом и твоим кланом. По этой причине я не могу принять твою помощь, — куноичи протянула руку и сжала маленькие белые пальчики девушки из клана Хьюга. — Спасибо тебе, Хината.

— Но… Неджи… — Хината опустила глаза. — Ему бы все это не понравилось…

— Я не поблагодарила тебя еще за его вещи, которые ты принесла мне тогда. Не могу выразить словами, насколько они мне дороги, — Кенара отвела взгляд и набросила на голову капюшон. — Неджи был лучшим человеком, которого я знала. У него не было сомнений в том, что касалось чести. Думаю, он бы пошел со мной даже вопреки воле господина Хияши, но он получил бы за это… меня.

Хината, смутившись, окончательно усомнилась в правильности своего решения.

— Прощай, Хината. Ты сделала то, что должна была, из любви к Неджи предложив мне свою помощь. А я по той же причине должна отказать тебе.

Через пять дней после визита Кенары в квартал Хьюга наступила суббота. Стояла весенняя погода, земля прогрелась быстро, повсюду зеленела молодая трава, а на деревьях — листва. Даже не верилось, что еще недавно мир был скован льдом.

Кенара разминалась на площадке в ожидании Какаши-сэнсэя. Какаши всегда опаздывал. Он мог опоздать на час или полтора и появиться с извинениями, ссылаясь на обязанности Хокаге, хотя было довольно очевидно, что если он и занимался какими-то делами, то явно не в Резиденции.

На этот раз Шестой опоздал всего на тридцать минут и, видимо, по его часам это означало «вовремя», так как он даже не стал извиняться. Куноичи смотрела в его чуть прищуренные от улыбки глаза и думала о том, что Хокаге, конечно же, доложили о ее разговоре с Хияши.

— Доброе утро, сэнсэй, будете разминаться или сразу начнем бой?

— Пожалуй, я достаточно размялся, пока шел сюда…

Для Какаши самый первый поединок с Кенарой стал своеобразным открытием. До тех пор ему не приходилось иметь с ней дела. Он помнил ее еще подростком, явившимся в Деревню Листа два года назад. Цунаде обратила внимание на девушку, разглядев в ней какой-то потенциал. Почти сразу же Кенара стала чунином, отличившись на экзамене, затем командиром команды. Если не считать эпизода с Итачи и Кисамэ, ее миссии всегда выполнялись наилучшим образом. Кажется, у них было какое-то соревнование с Хьюга Неджи, и Кенара не отставала. Техники стихии Ветра и Земли, предпочтительно ближнего боя. Экстраординарная скорость, необычайная выносливость… Но только столкнувшись с ней в тренировочном бою, Какаши осознал, насколько Кенара была сильна, и это заставило его насторожиться. Он думал, что ей предстоит еще долгий путь, прежде чем она решится напасть на своих врагов, но убедился, что развязка может в значительной мере опередить ожидания.

— Не сдерживайся, — произнес Какаши, отскочив на несколько шагов. — Думаю, я не ошибусь, предположив, что это не максимальная твоя скорость?

— Идеальная скорость для тренировки, — ответила Кенара. Она вовсе не собиралась производить на сэнсэя впечатление. — Жаль, что вы потеряли свой шаринган на войне.

Какаши был человеком, к которому Кенара относилась с глубоким уважением. Он был одним из самых сильных и талантливых шиноби Листа, с внушительным боевым опытом, в том числе и в рядах АНБУ, а также героем войны. Кроме того, именно он обучал в свое время Наруто, Сакуру и Саске, достойных преемников Легендарной Троицы. Наконец, Какаши отличался спокойным, уравновешенным характером и был вежлив со всеми, если, конечно, не считать его вопиющих опозданий. Трудно скрывать свои мысли от такого человека. Если бы не титул Хокаге, Кенара могла бы довериться ему, но… Сейчас Какаши обязан думать и действовать именно как глава Деревни, а не как понимающий наставник или боевой товарищ. Обманывать вообще неприятно, а обманывать симпатичного тебе человека неприятно вдвойне. Но что поделаешь?

В глубине души Какаши надеялся, что Кенара будет с ним откровенна, но она вообще была не очень разговорчива, а глаза ее зачастую становились просто непроницаемыми.

— Довольно на сегодня, — произнес Шестой. — Если ты не против, давай отойдем в сторонку и побеседуем немного.

Девушка пожала плечами и последовала за учителем.

— Кенара, должен признаться, что Шикамару мне все рассказал.

— Я и не надеялась, что он станет хранить мои тайны.

— Тебя оправдывает только то, что ты — наполовину шиноби Звездопада.

Куноичи с удивлением подняла глаза на собеседника.

— Хоть кто-то это понимает, — сказала она.

— Но тебе не обязательно действовать в одиночку. Помнишь, о чем говорила Пятая два года назад? Деревня Листа изобличит и накажет виновников произошедшего. У нас были серьезные причины заморозить расследование по этому делу, но я хочу, чтобы ты знала, что оно возобновлено. На данный момент несколько лучших агентов АНБУ занимаются поиском улик против братьев и сестры Нагаи.

Нужно было изобразить радость, но Кенара не смогла.

— Вы — один из самых умных людей, которых я знаю, Какаши-сэнсэй. Как вы оцениваете шансы найти такие улики?

Какаши произнес после короткого раздумья:

— Мне трудно ответить на твой вопрос.

— Ясно. Ну что ж, будем жать результатов расследования. Спасибо вам за тренировку, до свидания, Какаши-сэнсэй.

— Кенара…

Куноичи обернулась.

— Скажи, ты считаешь, что готова вступить в схватку с этими людьми?

— Нет, — честно ответила девушка.

«Значит, время еще есть», — подумал Какаши.

Однажды одним поздним мартовским вечером Рой принес Кенаре новость о том, что у Набу и Футабы родился ребенок, здоровый мальчик. Молодые люди сидели в гостиной на диванчике. Между ними было расстояние не больше двух шагов, но у обоих складывалось впечатление, будто они находятся очень далеко друг от друга. Кенара вот уже три месяца принадлежала другой реальности, реальности, в которой не рождаются дети, а возможна лишь смерть, реальности, в которой нет места надеждам и привязанностям, а существуют лишь долг и воздаяние, жалкое эхо истинной справедливости. И сейчас она с удивлением вспомнила о том, что кто-то может быть по-настоящему счастлив.

«Она никогда его не забудет, — думал Рой, — как я не смогу забыть Мэй. Странно, ведь мы должны хорошо понимать друг друга, а вместо этого неловко молчим и пытаемся подобрать слова».

— О, смотри, — словно только что вспомнив о чем-то, воскликнул Рой, — я добавил еще одну карту.

Молодой человек достал из кармана колоду, порылся в ней и извлек одну карточку. Он протянул ее Кенаре.

— Это что, я? — девушка не сдержала усмешки.

— Да, это самая сильная карта в «Пути ниндзя», после Наруто, хвостатых и Каге, конечно. Нравится?

— А что с моим лицом? Боевое ранение?

— А, это… у меня просто тушь тут смазалась немного, потом перерисую.

— Не надо, оставь так. Мне правда нравится.

Помолчав полминуты, Кенара спросила:

— Рой, как ты думаешь, Набу теперь с головой уйдет в семейные дела и забросит тренировки?

— Сложно сказать. Ведь ему нужно содержать семью, значит, выполнять больше миссий.

— Знаешь, я скоро покину вас на какое-то время. Я получила письмо из Деревни Звездопада: у моего учителя тоже родился ребенок, еще неделю назад, как раз в день весеннего солнцестояния. Я хочу, чтобы вы продолжали тренировки. Ты и Набу — сильные шиноби, но вам нужно больше практиковаться. У Набу неплохие аналитические способности, он сможет заменить меня, как командира, если придется, но ему не хватает энергии. Без тебя и твоей поддержки ему не обойтись, так что, пожалуйста, стань для него силой, побуждающей к действию.

Рой молчал и внимательно слушал, так как Кенара была еще серьезнее, чем обычно. Ему даже стало немного не по себе.

— Хорошо, — ответил он. — Не беспокойся, мы как-нибудь справимся без тебя.

— Я хочу, чтобы вы справились не «как-нибудь», а наилучшим образом.

— Постараемся, — Рой улыбнулся. — Передавай приветы и поздравления Конору-сан.

Кенара получила десять дней отпуска, чтобы наведаться в Деревню Звездопада. Следить за ней было поручено Руюге, так как только он мог скрыть свою чакру от Конора. Впрочем, куноичи не чувствовала его присутствия, так что быстро забывала о том, что за ней следят. В конце первого дня пути, раскладывая спальный мешок на траве, Кенара сказала:

— Можешь показаться, поужинаем и поспим по-человечески. Наверное, нелегко все время поддерживать этот режим?

Прошло двадцать или тридцать секунд, прежде чем неподалеку возник Руюга в плаще и с походной сумкой, переброшенной через плечо.

— Нелегко было бежать все время с твоей скоростью, — проворчал он, отстегивая от сумки тугой рулон, превратившийся при развороте в нечто среднее между одеялом и спальником.

Какое-то время они молча сидели друг против друга, сосредоточившись на скромном ужине, достойном скорее именоваться легким перекусом.

— Выглядишь уставшим, — сказала Кенара.

— Еще бы. А ты сама-то не устала?

— Да ведь это первый день пути…

— За эти месяцы ты не устала? Трое агентов АНБУ, включая меня, уже воют от этой работы, так ты их задолбала своей непомерной активностью с раннего утра до поздней ночи. Признайся, ты — не человек?

Кенара с легким удивлением смотрела на Руюгу. Чаще всего он стремился казаться равнодушным, держался отстраненно, но потом, задетый чем-либо за живое, внезапно вспыхивал.

— Кажется, я не помню, что такое усталость, — тихо сказала она.

Следующие три дня пути Руюга то появлялся, то исчезал, никак этого не объясняя. Неподалеку от Деревни Звездопада он исчез в очередной раз, не желая кому-либо попадаться на глаза. Кенара подошла к Главным воротам в одиночестве. Раньше здесь дежурили шиноби, а теперь ворота были распахнуты настежь и их никто не охранял. Первые дома вдоль центральной улицы стояли пустыми. Боковые улочки выглядели неухоженными, их покрывали прошлогодние листья. Деревня поначалу производила впечатление запустения.

Кенара медленно шла по центральной улице, оглядываясь по сторонам. Наверное, она не слишком удивилась бы, увидев призраков, для нее они и так существовали. Ей казалось, что ее не было здесь много-много лет, что без нее произошло множество важных событий, приведших к такому печальному итогу. Странно было осознавать, что все случилось за одну ночь. И странно было думать о том, что дожди бьют в стекла этих окон, снега заносят крыши и дорожки, солнце иссушает краски, а людей здесь нет. Жизнь идет своим чередом, времена года сменяют друг друга, хотя столько людей погибло. Их нет, а дома стоят и простоят еще очень долго.

Она видела себя словно со стороны — девчонку, которой только-только исполнилось шестнадцать, бегающую с потерянным видом от дома к дому в поисках живых людей. «Есть здесь кто-нибудь?» — послышалось ей странное эхо из прошлого. Кенара вздрогнула и зашагала быстрее.

Сначала она услышала, а потом увидела, что попала в заселенную часть города. Население всегда создает своеобразный гул, складывающийся из голосов людей всех возрастов, шагов, лая собак или взвизгивания кошек, из скрипа дверей, стука и лязга посуды, инструментов, мебели. Самые звонкие звуки — это, конечно, детский смех и крики. В общем-то, привычный человеческому уху фоновый шум, который поражает лишь своим контрастом с внезапно обрывающейся мертвой тишиной.

Да, центр города был заселен, как и улица, ведущая к боковым воротам по направлению к Садам Масари. Нельзя сказать, что раньше Кенара знала всех и каждого в лицо в Деревне Звездопада, но лица новых поселенцев показались ей совсем чужими. Куноичи помнила, как располагались магазины и вывески, помнила завсегдатаев этих мест. Например, вон в том сквере на лавке всегда сидел старик с палкой, который играл с ручным хорьком и еле передвигал ноги. Он был как достопримечательность, всегда на своем месте. А теперь его нет. Не потому, что он мирно умер своей смертью в постели в окружении детей и внуков, а потому, что такое решение принял Нагаи Тсурэн. Его решение убило девочку, которая вот на этом самом месте два года назад ткнула в Кенару пальцем и закричала маме, что хочет такие же штаны, как у нее. Да, это были смешные штаны… Он убил и мать этой девочки, и всю семью. В доме на соседней улице жили семьи Рики и Таюши — они были соседями. Похоже, там и сейчас кто-то живет, но это уже другие люди. А Рики и Таюши уже никогда не будут вместе, никогда не будут дышать, бегать, использовать свои техники. Их просто больше не существует. Потому что так решил Нагаи Тсурэн.

Кенара не питала ненависти к Принцессе пауков. Точнее, ее чувства не были ненавистью в полном смысле этого слова. Разве человек ненавидит медведя, который рвет его плоть, или тигра, вцепившегося в его горло? Он просто желает спастись. Но человек ненавидит другого человека, по чьей вине происходят подобные вещи. Только человек мог впустить в этот мир демона и позволить ему резвиться на воле. Это Нагаи Тсурэн дал возможность ненависти Зерет найти воплощение в их мире. Всего лишь потому, что пожелал стать сильнее.

Она никогда не проиграет человеку, который пытается стать сильнее подобными методами.

Ход мыслей Кенары оборвался, когда она заметила на себе удивленные взгляды. Похоже, здесь каждое новое лицо встречали с любопытством. Плащ куноичи был распахнут, талию опоясывала повязка шиноби Деревни Листа. В разных ситуациях она носила ее то на лбу, то на поясе. Некоторые люди вежливо кивали ей или даже махали рукой. Конечно, к Листу местные жители питали самые дружеские чувства. Кенара невольно искала среди них знакомые лица лавочников, мастеров, торговцев. Искала людей с символами Звездопада. Это получалось неосознанно, и тем более необъяснимым было разочарование.

Иногда людям снятся сны, в которых они приходят в свой дом, но дверь им открывают незнакомцы. Тогда люди покрываются холодным потом при мысли о том, что оказались в какой-то параллельной реальности, где им нет места, где им не положено быть.

Именно с таким чувством Кенара подошла к Ратуше, в которой обычно решались административные дела и заседали Старейшины. Теперь Старейшиной был Конор, но помимо бумажной работы у него было множество других дел, так что застать его здесь казалось почти невозможным. Куноичи собиралась отыскать секретаря и получить у него сведения о месте пребывания Конора, но дверь оказалась заперта. Кенара развернулась и увидела своего наставника, который мчался ей навстречу вдоль по одной из боковых улиц. Поневоле она улыбнулась. Наверное, уже никто и никогда не будет так рад ее видеть, как этот человек.

Конор крепко обнял ее, потом отстранил от себя и посмотрел ей в лицо своими сияющими зелеными глазами. Конечно, радость его была более глубокой, чем просто радость встречи с дорогим другом. Конор недавно стал отцом чудесного пухлощекого мальчика.

— Поздравляю тебя, сэнсэй, — сказала Кенара. — Тебя и Томико-сан от своего лица и от наших общих друзей. Знаешь, Футаба тоже родила ребенка всего четыре дня назад.

— Ну, мой-то родился первым, — чуть прищурившись, заметил Конор. По прогнозам, Футаба и Томико ожидали малышей примерно в одно и то же время.

Последующие два дня Кенара провела как во сне. Сначала она наконец-то свела личное знакомство с Томико-сан, разглядев в ней не только красивую, но и приятную, умную девушку. Томико, кстати, и выполняла обязанности секретаря до самых родов, поэтому Ратуша в отсутствие счастливых родителей была заперта. Затем ее познакомили с малышом Сэндзуро, даже разрешили несколько раз подержать его на руках. Кенара ничего не почувствовала, кроме страха уронить ребенка или причинить ему вред, а также (хоть ни за что не призналась бы в этом, чтобы не задеть родительскую гордость) ужас от того, какой он маленький, жалкий и уязвимый. При этом счастливые родители утверждали, что он крупный и здоровый в сравнении с другими младенцами. Кенара вежливо кивала.

Томико уже была на ногах и пыталась окружить гостью вниманием, чем еще больше ее смущала. Кенара не привыкла быть центром, вокруг которого все вращается, так что радовалась, что есть младенец, который перетягивает больше половины всего внимания и заботы на себя. Она смотрела на Конора и Томико, как на Набу и Футабу, словно из-за толстого стекла. Они жили, несомненно, в каком-то другом мире, в мире, где возможно полюбить, создать семью и жить счастливо. Кенара принадлежала другому миру.

Первый раз, когда девушка и молодая женщина остались наедине друг с другом, обе почувствовали некоторую неловкость.

— Хорошо, что ваш дом рядом с Ратушей, наверное, очень удобно, — сказала Кенара.

— Да, — Томико улыбнулась, а потом подумала, вдруг здесь раньше жили люди, которых Кенара знала… — Конор очень много работает, я его вижу только по ночам… — женщина запнулась и слегка покраснела.

— Не удивительно, — ответила Кенара. — Конор-сэнсэй взвалил на свои плечи непосильную ношу. Точнее, если кто-то и может ее осилить, то только он.

Обе, улыбнувшись, посмотрели на дверь, затем друг на друга. Кенара вдруг поняла, что Томико-сан робеет перед ней, ведь она была шиноби, джонином, а Томико считала себя простой девушкой, которая любила тишину, уединение и книги. В Стране Снега она работала библиотекарем и учительницей младших классов, а теперь исполняла обязанности секретаря.

— Какое счастье, что вы полюбили моего учителя, — просто сказала Кенара. — Он замечательный человек и я рада, что он не один.

Томико улыбнулась и опустила глаза. Когда она слышала о Кенаре из рассказов своего мужа, то относилась к ней как к девочке, которая осталась без дома и семьи, к сироте, как она сама. Но теперь перед ней находился взрослый человек, проживший целую жизнь. Горечь этой жизни отражалась в глазах девушки, и взгляд ее глаз мог выдержать не каждый.

— Вы такая взрослая, — произнесла Томико. — Я вас иначе представляла себе.

— Мне кажется, я всегда была взрослой, — ответила Кенара.

— Муж увидел в вас ребенка, когда вы впервые познакомились с ним.

— Да, у учителя есть удивительная способность видеть в людях детей.

— Это правда, — согласилась Томико. — Он так ласков и терпелив с людьми, что мне иногда бывает стыдно за себя. У меня так не получается. Но даже если я буду стараться, мое сердце никогда не станет таким щедрым, ведь это будет побуждением разума.

Кенара посмотрела на молодую женщину с легким удивлением, ведь та озвучила некоторые ее мысли.

— Томико-сан, что вы думаете о возрождении Звездопада?

— Мне приятно принимать участие в таком благородном деле. Нам, конечно, приходится много трудиться, но разве не для этого мы живем?

— В таком случае, я попрошу вас кое о чем. Однажды может наступить такой момент, когда Конор-сэнсэй засомневается в себе, разочаруется в чем-то или в ком-то. Пожалуйста, поддержите его. Только он может вдохнуть жизнь в эту деревню, но, конечно, не в одиночку. А я позабочусь, чтобы у вас для этого было все необходимое. Все средства семьи Масари будут к вашим услугам и тех людей, которые к вам присоединятся.

Томико-сан с удивление смотрела на Кенару.

— Я обязательно выполню вашу просьбу, — сказала она.

Когда Конору понадобилось срочно отлучиться по делам, Кенара покинула его дом и отправилась к Особняку Масари. Добираться до него пришлось по безлюдным заброшенным улицам. Пепелище, как и сообщал ранее Конор в своем письме, было сровнено с землей.

Кенара опустилась на колени, наклонилась вперед и прижалась лбом к земле, на которой раньше стоял ее дом. Она до сих пор не верила, что ее тетя и сестра, более приспособленные и привязанные к жизни, чем она сама, мертвы. Ей казалось, что где-то существует настоящая Деревня Звездопада, застывшая в том мгновении, когда Кенара покинула ее в день своего рождения, отправившись на миссию. Просто она навсегда потеряла дорогу туда.

Но что здесь произошло, почему дом сгорел? Может быть, Нинаки увлеклась своими ароматическими свечами? Или тетя Инари молилась у домашнего святилища и зажгла огни? Ведь было много покойных, которых она могла поминать в тот день. Так ли это важно? Даже к лучшему, что Особняк сгорел. Каково было бы войти в него теперь? К лучшему, что ее дом не стал слепым призраком, как другие, а погиб в огне вместе с хозяевами.

Конор встретил Кенару, когда она брела обратно, засунув руки в карманы своей куртки.

— Не хочешь продемонстрировать мне свои успехи в техниках? — спросил он, чтобы отвлечь ее от мрачных мыслей.

Кенара покачала головой. Девушка боялась, что ее проницательный учитель заподозрит неладное, осознав, какой прорыв она сделала за последнее время. Пусть лучше думает, что у нее нет настроения для тренировок.

Конор пошел с ней рядом.

— Томико-сан тоже кажется, что ты считаешь меня ребенком, — произнесла Кенара.

— Это удивительный парадокс, — ответил учитель. — Я считаю тебя взрослой, но также ты навсегда останешься моей ученицей, моим ребенком, и ничего тут не поделать. Когда мы встретились, меня поразил контраст твоего лица: по-детски полные щеки и губы, при этом тяжелый, хмурый взгляд. Котенок, которого оторвали от матери, но не потерянный и испуганный, а уже готовый драться за свою жизнь.

Кенара вздрогнула.

— Странные ассоциации, учитывая тот факт, что я могла тебя убить.

Конор рассмеялся.

— Нет, не смогла бы. Хотя сейчас, возможно, все иначе.

— Значит, ты просто пожалел меня, в этом все дело?

— А ты — меня, — глаза Конора сделались серьезными. — Такие были обстоятельства. Наши судьбы связаны, возможно, поэтому мы оба выжили, чтобы встретиться.

Кенара кивнула.

— Ты прав, наши судьбы связаны. Мы должны защитить память о нашей деревне, каждый по-своему. Сейчас моя задача кажется мне более легкой, чем твоя.

— Кенара, ты же знаешь, что я хочу быть рядом с тобой в решающий момент? — серьезно спросил учитель.

— Да, я знаю.

— Вместе мы справимся. Я, правда, давно не тренировался, но готов приступить к тренировкам, как только ты скажешь, что напала на след.

— Спасибо тебе, сэнсэй. Надеюсь, я не последняя твоя ученица, потому что ты заслуживаешь лучших учеников.

— Почему это? — с подозрением спросил Конор.

— Потому что моя Взрывная волна так и не вышла за пределы семи метров, — тихонько рассмеялась Кенара.

Распрощавшись с семьей Ио, Кенара отправилась в обратную дорогу. Ей нужно было немного отклониться от намеченного пути и обыскать сопку Юяке. Во время сражения с Луноликой Суё Кенара узнала о существовании некоего Наследия Нохары. Ей хотелось проверить, существует ли еще камень, заключающий договор с ниндзя и позволяющий войти в особый режим Лунного шиноби. Стоит ли говорить, насколько привлекательной была мысль обрести бьякуган хотя бы на время и хоть раз взглянуть на мир глазами Неджи? Эта силы была бы полезна в предстоящей битве. Кроме того, покончить с врагом с помощью силы самого Ооцуцуки Нохары казалось символичным и правильным. Единственное, что смущало Кенару, это то, что режим Лунного шиноби забирает жизненные силы. Не то, чтобы она беспокоилась из-за сокращения отпущенного ей срока — разве он и без того не подходит к концу? — просто ей не нравились подобные сделки в стиле Орочимару.

Пещера была расположена не за водопадом, как говорила Суё, а за плотной завесой дикого винограда. Кенара разрезала запутанные стебли и вошла, освещая пространство фонариком. Стены небольшой пещеры были голыми и мокрыми, на каменном полу лежал небольшой валун породы, которую Кенара не смогла идентифицировать. Камень был цвета светлого серого шелка и испускал равномерное едва приметное сияние. На верхней стороне его четко выступал отпечаток огромной ладони с длинными, изящными пальцами, вырезанные в камне иероглифы складывались во фразу: «Потомок, подумай дважды».

Кенара невольно протянула руку, испытывая желание прикоснуться к сияющей поверхности и ощутить чакру своего первопредка.

— Какой ты странный человек, Нохара, — произнесла она, сдерживая свой порыв. — Должно быть, ты думал, что это сможет нас защитить. Но… какого же плохого мнения ты был о собственных потомках, если решил предложить им эхо своей силы. Откуда ты знал, что мы будем слабаками? Почему мы не стали лучше и сильнее, а лишь выродились, с каждым поколением неся в себе все меньше твоей крови и твоего духа и ничем их не возместив? Зачем все это, если мы не становимся лучше? Почему мы живем и умираем, позволяя себе быть жалкими, быть лишь эхом героев? — Кенара на мгновение замолчала, пытаясь успокоиться, но это ей не удалось. — Нет смысла в такой жизни! Может быть, мы заслуживали смерти, может быть, нам стоило умереть?! — воскликнула она, опустив голову и руки. — Ты должен был верить, что мы будем лучше, сильнее тебя, — тихо сказала она, начиная складывать печати. — Я докажу, что мы заслуживали жизни. Мне не нужна твоя сила, предок Нохара, я справлюсь сама! Молот Земли! — Кенара вложила в этот удар всю свою мощь и максимум чакры. Она вырвала кусок камня позади себя и перекинула его вперед взмахом руки, словно ударив гигантским молотом по лежащему перед ней камню.

Камень раскололся и вспыхнул, испустив взрывную волну чакры и вышвырнув Кенару из пещеры прямо в ручей. К ней подскочил Руюга, появившись из ниоткуда. Куноичи смеялась, хотя глаза ее блестели от слез. Она поднялась из воды, мокрая по пояс, и посмотрела на свои дрожащие руки.

— Что это было? — спросил ошеломленный Руюга.

— Конец Наследия Нохары, — засмеялась Кенара. Успокоившись, она добавила: — Лучше бы он нам ничего не оставлял.

Мощные порывы ветра сотрясали толстые ромбовидные стекла в окнах, сквозь которые лился скудный свет зимнего солнца. На чашеобразном кресле, покрытым меховым пледом, сидела молодая девушка, почти подросток. Бледное лицо с чуть заостренным носом, круги под глазами, хрупкая фигура создавали впечатление болезненности, дополненное привычкой кутаться в теплые покрывала. Светлые волосы девушки были убраны назад, а на лоб спускалась платиновая цепь с россыпью мелких бриллиантов. Это украшение в обычной обстановке девушка всегда предпочитала любым другим общепринятым символам титула Даймё, который лег тяжелым грузом на ее плечи всего два года назад. Близким людям было позволено по старой привычке называть ее Принцессой или госпожой Элеонорой.

Одной из таких приближенных была госпожа Глория, девушка, стоявшая у окна. Она заменила принцессе старшую сестру и чаще других скрашивала ее одиночество. Кроме незаурядного склада ума и приятного голоса Глория обладала яркой и запоминающейся внешностью. Облако прекрасных черных волос было безжалостно собрано в тяжелую косу, спускавшуюся на лопатки. В обрамлении темных ресниц ярко-синие глаза казались чистыми озерами. Аккуратно очерченный рот с полными яркими губами и тонкий нос с едва приметной горбинкой производили впечатление не идеальной, но оттого более притягательной красоты. Девушка была высока, хорошо сложена и держалась с достоинством.

— Кажется, господин советник забыл одну из своих бумаг среди моих свитков, — произнесла Элеонора, указывая на стол, заваленный книгами, картами и тетрадями. — Впрочем, это неудивительно, учитывая, какой у меня царит беспорядок.

Глория быстро обернулась, жадно взглянула на бумагу и тотчас же постаралась сделать вид, что не интересуется ею.

— Вы ведь запрещаете слугам притрагиваться к вашему рабочему столу, — с улыбкой произнесла она, переводя взгляд на принцессу.

— Да, это правда, — задумчиво ответила Элеонора. — Знаешь, каждый раз после встречи с советником я пытаюсь понять, чем меня так тяготит и одновременно привлекает его общество, и не нахожу ответа. Я никогда не встречала человека более умного и талантливого, с моей стороны было бы черной неблагодарностью жалеть о том, что я приблизила его к себе. Но…

— Что, госпожа?

— Я не чувствую себя свободной в его обществе. Мне кажется, что я не имею собственной воли и не могу принимать решения. Поэтому я снова и снова прибегаю к его помощи.

— Разве это плохо?

Элеонора с удивлением посмотрела на подругу.

— Плохо, если только я не желаю через какое-то время полностью оказаться в его власти.

Глория тихо вздохнула.

— Вы видите в господине советнике какие-то недостатки? — спросила она.

— Ну, конечно. А ты разве не видишь? За те полтора года, что он находится на службе, я ни разу не видела в нем проявления жалости, мягкости, сердечного отношения к кому-либо. Мне приходится напоминать ему о человечности, когда он заводит речь о прогрессе.

— Просто господин Тсурэн — прагматик. Он хладнокровный и спокойный человек, увлеченный своими задачами.

— Защищая его, не забывай… Глория, дорогая, ты покраснела? Пожалуйста, скажи мне, что ты не увлечена им, — Элеонора выпрямилась в кресле, вцепившись тонкими пальчиками в шаль.

— Должна признаться, что остальные в его обществе кажутся мне лишь призраками, а не людьми, — произнесла ее подруга. — Он так выделяется среди других глубоким умом, познаниями, внутренней силой…

— Но что ты собираешься с этим делать?

— О, если я соберусь что-либо предпринять, я обязательно расскажу вам, — Глория улыбнулась, пытаясь за улыбкой скрыть свои истинные чувства. — Отдохните немного, госпожа, а я пойду к себе.

Принцесса вздохнула и опустила голову. Ее подруга, направляясь к дверям, незаметно взяла со стола бумагу, оставленную советником, и спрятала ее в широком рукаве, испытывая, впрочем, некоторые угрызения совести за свой обман.

Темная фигура, закутанная в плащ с широким, отороченным мехом капюшоном скользила по коридору и остановилась, оглядываясь по сторонам, у двери в комнату советника.

Господин советник сидел за столом, лицом ко входу и сбоку от камина. Теплый, мягкий свет разливался по комнате от нескольких светильников на стенах, достаточный для работы с бумагами, но не слишком яркий. Тсурэн откинулся в кресле, перебирая собственные чертежи и записки. Стук в дверь отвлек его от этого занятия. Советник встал, оправил халат, подошел к двери и распахнул ее. Несмотря на капюшон, прикрывающий половину лица, и густую тень, он сразу же узнал Глорию.

— Пожалуйста, позвольте мне войти, не хочу, чтобы меня видели в такой час в коридоре у вашей двери.

— Прошу вас.

Глория вошла, сбросила капюшон и распахнула плащ. Прекрасные волосы ее были распущены и слегка перехвачены лентой. Шелковое светло-лиловое платье, запахнутое на груди, напоминало кимоно с широкими рукавами, но пояс, обвивавший талию, был завязан спереди, и длинные концы его заканчивались бахромой из серебряных нитей.

Тсурэн закрыл дверь на задвижку и повернулся к своей гостье. В один миг он охватил взглядом ее нежное лицо и стройную фигуру. В руке Глория сжимала бумагу, свернутую в свиток. Она показала ее советнику и произнесла:

— Вы забыли это сегодня в кабинете госпожи Даймё. Я хотела передать эту бумагу вам лично.

— Почему же вы решили затруднить себя этим, госпожа Глория? — спокойно спросил Тсурэн, внимательно наблюдая за девушкой.

— Если вас беспокоят приличия, то я была осторожна: удалила слуг и убедилась, что меня никто не видел сегодня ночью, — голос девушки срывался от волнения.

— Но вы ведь не за этим пришли. Давайте присядем, и я выслушаю вас.

Девушка опустилась на стул возле рабочего стола, Тсурэн вернулся в кресло. Кое-как совладав с собой, Глория сбросила плащ на спинку стула и взглянула в лицо собеседнику. Тсурэн выглядел спокойным, хотя ощущал непонятное смятение. В предчувствии чего-то странного и неизбежного он поменял режим чакры на совместимый с человеческим. Вдруг Глория вскочила со стула и опустилась на колени у ног советника.

— Пожалуйста… — запнувшись, девушка закрыла глаза и прижала руку Тсурэна к своей горячей щеке, наполовину скрыв лицо от его взгляда. — Сжальтесь надо мной. Любовь к вам сводит меня с ума, заставляя забыть о гордости и чести, о добром имени. Я могу лишь просить вас… распоряжайтесь моим телом и моей душой, ведь они и так навсегда и безраздельно принадлежат вам!

Под пальцами Тсурэна горела нежная бархатистая кожа — на щеке, на шее и ниже, над складками платья, сходившимися на груди. Вздрогнув и пытаясь сохранить остатки хладнокровия, советник сказал:

— Встаньте, Глория…

Девушка поднялась, и Тсурэн, по привычке соблюдая этикет, поднялся вместе с ней. Молодые люди оказались очень близко друг к другу, лицом к лицу, и почувствовали, как земля медленно уходит у них из-под ног.

Тсурэн, до пояса завернутый в простыню, сидел на краю кровати, опустив голову на руки. На широкой постели среди шелковых покрывал и подушек приподнялась на локтях молодая женщина, с телом, теплым и розовым от недавних ласк. Она улыбнулась, пряча лицо за прядями волнистых черных волос, и, ловко обернувшись простыней, скользнула к мужчине.

— О чем ты думаешь прямо сейчас? — спросила она. — Надеюсь, ты счастлив, как я, хотя это невозможно, ведь мне…

Сильная рука Тсурэна быстро, как молния, вытянулась в сторону и вцепилась девушке в шею. Сдавливая ее горло пальцами, советник повернулся к ней. На прекрасном девичьем лице отразились боль и удивление. Глядя в ясные светло-синие глаза, Тсурэн произнес:

— Не думай, что я делаю это, потому что равнодушен к тебе. Напротив, если бы я мог кого-то полюбить, то это была бы такая девушка, как ты: очаровательная и смелая. Но, видишь ли, мне не полагается иметь слабости.

Губы Глории шевельнулись.

— Ты хочешь спросить, человек ли я? Благодарю, этим вопросом ты доставила мне еще одно удовольствие. Дело в том, что со всем человеческим в себе я собираюсь покончить прямо сейчас…

Тсурэн сжал пальцы сильнее и смотрел, как девушка задыхается, в отчаянии вцепившись в его руку. Вскоре руки ее упали, плечи опустились, а ясные глаза застыли, неподвижные, как два голубых сапфира. Покрывало сползло, и прекрасную грудь прикрывали лишь длинные пушистые пряди темных волос. Советник отбросил в сторону тело, невольно в последний раз любуясь его красотой, и начал складывать печати.

— Не волнуйся, Глория, — произнес он, — твою душу я заберу тоже.

По возвращении в Коноху Кенара сразу же отправилась в Резиденцию Хокаге. Шестой был занят, и ей предложили прийти позднее, после девяти вечера. Девушка потратила это время на то, чтобы привести себя в порядок, собрать походные вещи и запечатать их в свиток (уроки Тен-Тен не прошли даром). Затем она села к столу, просмотрела свои бумаги и написала короткое письмо. Сложив листок пополам, Кенара подписала его «Тен-Тен» и спрятала на полке между книг. Это письмо обязательно найдется, если начнут разбирать ее вещи.

Теплый апрельский вечер был напоен запахами цветущих деревьев. Еще не стемнело, но небо окрасилось в ярко-синий цвет. Кенара вдыхала душистый свежий воздух и думала о стране вечного льда.

Какаши сидел один в своем кабинете, устало потирая глаза.

— Ты хочешь сообщить мне нечто срочное? — спросил он Кенару.

— Да, — куноичи подошла к столу и положила на него свою повязку шиноби.

Шестой поднял на нее глаза.

— Я знаю, что до окончания моего срока службы осталось еще три года, — произнесла Кенара. — Но вы, как Хокаге, имеете право расторгать контракты, заключенные с шиноби. Я прошу вас отпустить меня. Так будет лучше для всех.

— Это исключено, — Какаши поставил локти на стол и соединил кончики пальцев. — Когда ты вступала в новую должность, то должна была узнать, что служба джонина Деревне имеет бессрочный характер.

— Так разжалуйте меня. Никакими особо ценными сведениями я не обладаю, да и теперь, после войны, многое потеряло смысл.

— Не все так просто, Кенара. Договоры Деревни с ниндзя — это обычная формальность. В редких случаях, когда они расторгаются, бывший шиноби не покидает пределы деревни или страны и находится под рукой. Но это не твой случай. Бывших чунинов или джонинов не бывает, можно лишь уйти в отставку по состоянию здоровья или умереть.

Кенара нахмурилась и упрямо сложила руки. Какаши вздохнул и сказал мягче:

— Кроме всего прочего, у меня есть на тебя планы. Я уже говорил тебе, что возобновил расследование по делу о Деревне Звездопада, так вот… Я хочу, чтобы этим расследованием руководила ты. Тебе будет предоставлена известная свобода действий, а также три агента АНБУ перейдут в твое полное подчинение, включая Руюгу. Думаю, ты помнишь его со времен экзамена на чунина и знаешь о его необыкновенных способностях? Когда-то ты выражала желание иметь его в своей команде.

Кенара молча кивнула. Трудно было сказать, что она чувствует в этот момент.

— Пожалуйста, подумай об этом, — произнес Какаши. — Вспомни о том, как тяжело было бы порвать нити, связывающие тебя с Деревней Листа.

— Листья отрываются от веток, взрастивших их, и живут лишь до тех пор, пока ветру угодно играть с ними, — произнесла Кенара. Лицо ее побледнело, а губы дрогнули.

— Я когда-то назвал тебя наполовину шиноби Звездопада, но ты также наполовину шиноби Листа, и твои слова — замечательное свидетельство того, что ты сама считаешь себя шиноби Листа. Ты — одна из нас, и мы не откажемся от тебя.

Кенара зажмурилась, чтобы не расплакаться, отвернулась в сторону и прижала руку ко рту. Какаши вскочил, обошел стол и осторожно приобнял ее. Бедное одинокое сердце Шестого было чувствительно к слезам хорошеньких девушек.

— Я так устала быть одна, — тихо сказала Кенара, с ресниц ее закапали слезы и покатились по щекам.

Какаши с удивлением смотрел на нее, он никогда не думал о Кенаре как о мягкой, уязвимой девушке, и, видимо, в этом заключалась его ошибка.

— Все это время мне так хотелось довериться вам, ведь я готовилась в одиночку отправиться в Страну Льда, — Кенара улыбнулась сквозь слезы. — Так глупо, правда?

Шестой, тронутый до глубины души, осторожно коснулся ее лица, пальцами, как ребенку, отирая горячие слезы.

— Я знаю, что ты добьешься всего, чего захочешь, — сказал он, обняв девушку за плечи одной рукой, а другой подавая ей повязку шиноби. — Только тебе под силу закончить это дело. Поэтому ты, и никто другой, должна возглавить это расследование.

— Спасибо, Какаши-сэнсэй, — произнесла Кенара, поднимая на учителя чистые темно-синие глаза. Пальцы ее крепко сжали повязку.

— Тебе придется вернуться в Звездопад и провести там какое-то время.

— Когда мне приступать к делу?

— Через неделю вернутся два агента АНБУ с отчетом. Ты сможешь отправиться обратно вместе с ними.

Какаши почувствовал, как девушка осторожно высвобождается из его объятий, и опустил руку. Кенара уже хорошо владела собой и, очевидно, ощущала некоторую неловкость.

— Спокойной ночи, — сказал Шестой на прощание. После нескольких месяцев тяжелых раздумий на душе у него полегчало.

Как только девушка вышла за дверь, ее лицо за одну секунду преобразилось, утратив всю свою мягкость.

— Теперь я готова, Какаши-сэнсэй, — беззвучно прошептала она.